CC BY
103
ют Всеотец, но в древнем Асгарде было у него двенадцать имен <...> Живет он от века и правит 6 своих владениях, а властвует надо всем на свете, большим и малым <...> Он создал небо, и землю, и воздух, и все, что к ним принадлежит <...> Он создал человека и дал ему душу, которая будет жить вечно и никогда не умрет <...> и все люди, достойные и праведные, будут жить с ним вместе») [11]. Однако частотность употребления архисемы ЛИЦО (69) выделяет его человеческое происхождение, нежели божественное.
Таким образом, верховный бог древних скандинавов, Один, является сложным и противоречивым референтом, характеризующимся, главным образом, через его социальные отношения, а также его состояние и действия в настоящее время.
Примечания
1. Левковская К. А. Теория слова, принципы ее построения и аспекты изучения лексического материала. М., 2005. 119 с.
2. Селиверстова О. Н. Контрастивная синтаксическая семантика: Опыт описания. М., 2004. 152 с.
3. Суперанская А. В. К проблеме типологии ант-ропонимических основ // Ономастика. Типология. Стратиграфия. М., 1988. С. 8-19.
4. Никитина А. А. Некоторые аспекты функционирования имени собственного в рекламном тексте. СПб., 1996. С. 110-112.
5. К изучению альтернативных способов номинации. Режим доступа: http:// www.russian.slavic.org/ articles640.html, свободный.
6. Дронова Е. М. Семантические характеристики аллюзивных имен собственных // Язык. Коммуникация и социальная среда. Воронеж: ВГУ, 2006. С. 184189.
7. Топоров В. Н. Исследования по этимологии и семантике // Теория и некоторые частные ее приложения. М., 2005. С. 372-373.
8. Ефремова Т. Ф. Толковый словарь русского языка. Режим доступа: http:// www.zipsites.ru/ slovari_enc/ filologicheskie/ tolkovyi_slovar_efremovoi/, свободный; Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М., 2004. 944 с.
9. Стернин И. А. Лексическое значение слова в речи. Воронеж, 1985. 35 с.
10. Корсун А. И. Старшая Эдда: древнеисландс-кие саги о богах и героях. СПб., 2006. 185 с.
11. Младшая Эдда. Режим доступа: http:// norse.ulver.com/Mladshayaedda/html, свободный.
УДК 811.161.1'0(045)
О. В. Зуга
ИЗ НАБЛЮДЕНИЙ НАД ХАРАКТЕРОМ
ЯЗЫКОВЫХ РАЗНОЧТЕНИЙ В СЛАВЯНСКИХ СПИСКАХ ЕВАНГЕЛИЯ XII-XIII вв. (НА МАТЕРИАЛЕ «ПРИТЧИ О БЛУДНОМ СЫНЕ»)*
Статья посвящена исследованию языковых разночтений в русских евангельских списках XII-XIII вв. Анализ позволил увидеть в тексте рукописи Пантелеймонова Евангелия особенности, сближающие его с другими древнерусскими и старославянскими списками, а также обнаружить уникальные черты рукописи, которые отличают Пантелеймоно-во даже от тех евангелий, которые объединены с ним в одну текстологическую группу.
The author studies linguistic peculiarities of alternative versions in the Gospels of the 12-13th centuries. This analysis has made evident that the manuscript of Panteleimon Gospel has features which make it closer to the other Old Russian and Old Slavonic Gospels; some unique manuscript features have been revealed which distinguish Panteleimon Gospel from the similar ones.
Ключевые слова: Пантелеймоново Евангелие, Типографское Евангелие тетр, языковые разночтения, притча о блудном сыне, лингвотекстология, корпусная лингвистика.
Keywords: Panteleimon Gospel, Typographical Gospel book, "The Parable of the Prodigal Son", textual differences, linguistic textual criticism, corpus linguistics.
1. Материалом для данного исследования послужили рукописи Пантелеймонова Евангелия (РНБ, Соф. 1) (далее - ПЕ) и Евангелия тетр (РГАДА, ф. 381 (Син. тип.) № 1) (далее - тетр), написанные примерно в одно время (XII в.) и, возможно, на одной территории (Новгород) [1]. Отличаются памятники составом и порядком следования чтений. Выбранный нами для анализа текст Притчи о блудном сыне (Лк. XV. 11-32) принадлежит чтениям на воскресный день цикла Нового лета, то есть восходит к первому переводу Кирилла и Мефодия и, казалось бы, в силу неприкосновенности божественного текста, текста с «контролируемой текстологической традицией» [2], не должен иметь существенных разночтений. Тем не менее проведенный анализ показывает, насколько многочисленными и существенными могут быть расхождения в одном и том же тексте по русским спискам XII-XIII вв.
* Работа выполнена в рамках научного проекта «Линг-вотекстологические и корпусные исследования грамматической семантики древнерусского текста» (регистрационный номер 2.1.3/2987) (аналитическая ведомственная целевая программа «Развитие научного потенциала высшей школы» (2009-2010 гг.) Федерального агентства по образованию РФ) © Зуга О. В., 2009
Анализ языковых разночтений проводился с привлечением языкового материала других евангельских списков, различных по составу и времени создания. Это старославянские и древнерусские памятники: Зографское и Мариинское Евангелия -глаголические тетры X-XI вв.; Ассеманиево Евангелие - глаголический краткий апракос XI в.; Ос-тромирово и Архангельское Евангелия, Саввина книга - краткие Апракосы XI в.; Музейное и Симоновское Евангелия - полные апракосы XII-XIII вв. [3] Выбор этих памятников не случаен. Согласно группировке рукописей славянского Евангелия XI-XV вв., предложенной Н. Л. Гориной, Пантелеймоново Евангелие входит в группу рукописей, условно названную исследователем «Группой Остромирова Евангелия». В эту же группу, по мнению ученого, входят Зографское и Мариинс-кое Евангелия, которые вместе с Остромировым составляют ядро группы. Пантелеймоново Евангелие находится на «первом уровне периферии» вместе с Радомировым. Второй уровень периферии составляют списки Софийский № 2, Ассеманиево Евангелие и Евангелие Кохно. Как отмечает Н. Л. Горина, «показатель текстовой близости списков данной группы - 91%...» [4]. Списки Музейного и Симоновского Евангелий интересны для нас тем, что так же, как и анализируемые памятники, они являются рукописями новгородского происхождения и написаны в XII в.
В статье показаны наиболее яркие и показательные языковые разночтения, следовательно, приводятся не все стихи притчи. Анализ графических разночтений нами не проводился. Текст притчи приводится в соответствии с разделением на стихи. Первым дается пример из рукописи ПЕ, вторым - из рукописи тетра. Знаком «/» показан конец строки (границы строк). Для передачи титла используется условный значок.
2.1. Лк. XV.11. ХЛЬКЪ Н^КЫН Huh ДЪЖЬА CNA
yak етеръ Huh Дьа cna
Лексическое разночтение н^кын - етеръ сближает рукопись тетра со старославянскими и ранними древнерусскими списками: «Слово етеръ является характерным признаком старших памятников... Оно довольно хорошо сохранилось в Зографском и Ассеманиевом Евангелиях.., реже встречается в Мариинском Евангелии, в Саввиной книге представлено всего тремя примерами, а в Супрасльской рукописи - восемью. Оно заменяется местоимением единъ, нЬкыи, а также дроугыи или инъ» [5]. В рукописях полноапра-косных памятников - Пантелеймонова и Симоновского Евангелий - используется лексема и^кын. В Музейном Евангелии местоимение в анализируемом контексте вообще отсутствует.
2.2. Лк. XV.12. н рехе mlnhh сы/нъ км оцеьн oye ДАжт uh достониоум yacт m/ hmínha н pfpihkH hua нм^ннк
н ре оуи^н км/ оцм oye ДАждт uh до/стониоум YACTm Huh/ НН4 Н pfpihkH hua i/uhNHK
В данном отрывке наблюдаем несколько типов языковых различий.
Фонетические различия связаны с употреблением русизма в ПЕ (дАжт) и старославянизма в тетре (дАждт).
Лексико-грамматические разночтения связаны с употреблением
(а) прилагательных: в рукописи ПЕ используется форма сравнительной степени ulnhh (от малъ) - в тетре форма сравнительной степени оуи^н (от мнъ). Лексема ulnhh в анализируемом отрывке встречается также в Зографском, Остромировом, Музейном и Симоновском Евангелиях. В Мариинском Евангелии - оуи^н;
(б) падежных форм существительных: в рукописи ПЕ в форме дательного падежа писец использует вторичное окончание -оьн/-еьн (оцеьн), появившееся под влиянием существительных *и-основ [6]. В других древнерусских рукописях (Музейном и Симоновском Евангелиях) данная словоформа отсутствует, а в старославянских памятниках (Зографском и Мариинском Евангелиях) так же, как в тетре, используется форма оцм.
Более того, выходя за рамки анализируемой притчи, мы проверили употребление существительного оттцт в форме Д. п. ед. ч. в списках анализируемых нами древнерусских рукописей и, сделав сплошную выборку, увидели, что в тетре, Саввиной книге, Остромировом, Архангельском, Симоновском и Музейном Евангелиях эта лексема употребляется исключительно с флексией -м. Конечно, нельзя не сказать о том, что и в ПЕ большинство форм передается с этим окончанием.
Наличие форм существительных Д. п. ед. ч. с окончанием -оьн/-еьн уже в ранних памятниках фиксируют и анализируют такие лингвисты, как
A. Вайан, А. X. Востоков, С. В. Фролова,
B. М. Марков, И. Э. Еселевич, В. В. Колесов и др. [7]. В своих работах ученые отмечают, что в целом ряде случаев формы с -оьн/-еьн и -у/м от одних и тех же слов выступают в полностью тождественных условиях, но вместе с тем говорят об известной дифференциации этих форм. Однако условия такой дифференциации исследователи определяют по-разному. Так, А. X. Востоков в «Словоуказателе» к изданному им Остромирову Евангелию писал: «Заметить должно, что богоу употреблено перед прилагательным моемоу, вашемоу, а богови без прилагательного в конце предложения» [8]. С. Ф. Фролова приходит к выводу о возможной связи между формами на -оьн/-еьн и «соответствующими именами существительными притяжательными прилагательными с суффиксом -ов» [9]. В. М. Марков отмечает преимущественное использование спе-
циализированной флексии -оьн у имен существительных со значением лица [10]. Не соглашаясь с этой точкой зрения, В. В. Колесов связывает дательный падеж существительных с окончанием на -оьн/-еьн со значением принадлежности [11]. О значении «владельца (принадлежности)» говорит также в своем исследовании И. Э. Еселе-вич, которая в пестроте картины, представленной в ранних памятниках при употреблении окончаний -оьн/-еьн или -у/м. в формах Д. п., видит «указание на определенную неустойчивость этих форм» [12].
Сделать вывод об условиях использования флексии -оьн/-еьн в рукописях ПЕ и тетра еще предстоит, так как для этого, безусловно, необходимо проанализировать все существительные в форме Д. п. ед. ч. На данном этапе исследования можно отметить лишь то, что наличие анализируемой лексемы со вторичным окончанием (оцеьн) только в тексте ПЕ и отсутствие ее в других старославянских и древнерусских памятниках дает нам право говорить об уникальности языковых особенностей рукописи ПЕ, отличающих ее от остальных евангельских списков.
2.3. Лк. XV. 13. н N6 по ANt[l съктрдьъ ьтсе мьньш|/н CN] от]на6 na стрд/ ноу AfAtve н тоу рАСто/ун нм^ннк сьое ;н/ ьын ЕАоуАЕУо
н Nt по мнор^/[] ANm[] съктрАьъ ьсе/ меннн сн] отнАе na стрА/уоу аааtve н тоу рАсто/ун сьок ж1ьы/н ЕАоуАЕУо
Отметим использование разных форм сравнительной степени прилагательных: «новая» [13] форма в ПЕ (меуеш|/н) и более ранняя форма в тетре (мьннн). Однако в ПЕ встречается и форма меннн (см., например, стих № 12: н peve
MI-.HIIII см/ni).
В передаче напряженных редуцированных гласных ПЕ отражает древнерусское написание (нм^ннк), а тетр - старославянское (нм^нек).
2.4. Лк. XV.14. нжнь]/шм же кмоу ысе ем/ сТЕ ГААА] кр^пъкъ/ na стрАУ^ тон н T]/ nava ан[оьатнса
нжань]/шм же кмоу ьст емсте/ гааа] Кр^П]К] NA сТрА/yh Тон н T] NAvAT] А |/ШАТнст
Лексическая синонимия ан[оьатнса -а|/шатнсм. В древнерусских Симоновском и Музейном Евангелиях также отмечается лексема андоьатнса. В старославянских Зографском и Мариинском Евангелиях - а!шатнсм. Вновь наблюдаем близость тетра к ранним старославянским памятникам и сходство ПЕ с древнерусскими Музейным и Симоновским Евангелиями.
Вариативность в употреблении грамматических форм: ПЕ ед. ч. ср. р. (ысе) - тетр мн. ч. ср. р. (ьст) и без буквы редуцированного [14]. Аналогично в стихе 15: ПЕ ед. ч. (сеАо сьок) -
тетр мн.ч. (сеАА сьот). Симоновское и Музейное вновь передают формы, аналогичные формам ПЕ.
Аорист без наращения в рукописи ПЕ (nava) -с наращением в тексте тетра (navat]).
2.5. Лк. XV.15. ше/а] прнА^пнст канно/ме
от] жнтеАЕ тот/ стрАнм н пос]аа н na/ сеАо сьок паст] сьннн|/
н шеа] прн/а^пнса канноме w ж |/те а е тот сТрАУЫ н по/с]АА н NA сеАА сьот па/сТ] сьнннн
Обнаруженное противопоставление по числу описано выше (см. анализ стиха 14).
2.6. Лк. XV.16. н ммшАтдше УАсм/тнтнст от] рожЕЦЕ тже ААтА[оу сынна/ н ннкъто же n6 АААт/Аше кмоу
н жеААше/ насмтнтн vphьо сьо/к W рожтцт ар^ьенаа/го паоаа тже ^Атдоу/ сьнннт | ннкто же не/ аа4аш6 кмоу
Лексические разночтения представлены вариантами ммшамаш6 - жеААше. Интересно отметить, что глагол жеААтн, обнаруженный в тетре, передается и в древнейших древнерусских - Остромировом - и старославянских рукописях -Зографском, Ассеманиевом и Мариинском Евангелиях. Иными словами, во всех рукописях, входящих в группу Остромирова Евангелия, последовательно используется глагол жеААтн, и только рукопись ПЕ передает анализируемый отрывок с лексемой ммшамаш6. Тетр группе Остро-мирова Евангелия не принадлежит, но в данном случае близок к ней. Это объясняется тем, что «рукописи объединяются в группу (Остромиро-ва Евангелия. - О. 3.) благодаря большому количеству общих чтений, разделяемых всеми членами группы, но известных также и за ее пределами» [15]. Музейное и Симоновское Евангелия вновь поддерживают ПЕ - в них представлен вариант ммшааш6.
Кроме того, следует отметить вариативность в употреблении грамматических форм: в ПЕ используются формы нестяженного, а в тетре -стяженного имперфекта: ААтА[оу - ^Атдоу; ммшАтАше - жеААше. Употребление в ПЕ форм нестяженного имперфекта, с одной стороны, сближает памятник с рукописями группы Ост-ромирова Евангелия и свидетельствует об архаичности текста, а с другой - эти формы, возможно, возникли в результате исправления текста на русской почве, то есть связаны с так называемой «вторичной архаизирующей правкой», в которой выражалось стремление писца ПЕ (или предшествующего списка) к замене стяженных форм имперфекта нестяженными [16].
2.7. Часто при сопоставлении ПЕ и тетра наблюдаются случаи добавления, уточнения смысла фразы, развертывания текста или, напротив, пропуска какого-либо компонента. Так, в ПЕ отсутствует словосочетание ар^ьенаа/го паоаа,
обнаруженное в рукописи тетра. Нет этого словосочетания и в указанных нами старославянских и древнерусских памятниках (Симоновском и Музейном евангелиях). В тексте ПЕ используется лексема nacs/ththcm (аналогично в Зог-рафском и Ассеманиевом; Симоновском и Музейном Евангелиях), а в тексте тетра (и Мариин-ского Евангелия) - конструкция nacsthth vphbo сьо/к. В данном случае наблюдаем различия в передаче текста не только между ПЕ и тетром, но и в пределах рукописей, объединенных в группу Остромирова Евангелия.
Различие в написании слов лдмА[оу - 'Ъдмдоу (z - h), очевидно, можно отнести к графическим. По словам А. Вайана, «долгой гласной а соответствуют в качестве ее мягких вариантов h и т. Глаголица обозначает h и м одним знаком, передаваемым обычно в кирилловской транскрипции посредством h; кириллица последовательно различает h внутри слога и м в начале слога: chihTH, но стомтн (глаголическое cTohTH)» [17]. Последнее положение не подтверждается примером из анализируемого нами тетра - в начале слога (слова) в нем используется h.
2.8. Лк. XV.18. ьгстАьг ндоу кг/ оцоу могемоу н рекоу ге/моу охе cbrphiH[b/ кг коу н предъ током/
ьгстАьг ндоу кг оцм мо/гемоу н рекоу моу охе/ cbrphiH[b na ибо н пре/дг током
В этом контексте в ПЕ используется существительное когг в форме дательного падежа с предлогом, в тетре - существительное иеко в форме винительного падежа (cbrphiH[b/ кг коу -cbrphiH[b na ибо). Вновь данное разночтение выделяет ПЕ в ряду других древнерусских и старославянских памятников как в пределах группы рукописей Остромирова Евангелия, так и за ее пределами: в таких списках, как Саввина Книга, Зографское, Ассеманиево, Мариинское, Симоновское, Остромирово и Архангельское Евангелия, последовательно используется конструкция ^rphiH^ na ибо. Возможно, зафиксированная особенность принадлежит писцу ПЕ (или предшествующего списка). Правда, с ПЕ, как и в большинстве случаев, сближается рукопись Музейного Евангелия, в которой тоже выписана форма кг ,оу.
2.9. Лк. XV.21. н peve же ге/моу сиг охе ^^hiH/H^ na ибо н пpедг то/ком н оуже иесмт до/стониг NApeoHez сиг/ тьон атворн
vz мко/ КАНИОГО от] NAHUh/NHK] CdOH[]
н peve же №мв/ сиг охе ^^hiH^^ na/ ибо н пphдг током оу/же NhcMm достоннг NA/peфнсm сиг тьон
Вновь наблюдаем развертывание текста / пропуск строевого элемента: синтагма, выделенная курсивом в ПЕ (эта синтагма представляет собой часть текста 19-го стиха), в тетре отсутству-
ет. Нет ее и в тексте рукописи Остромирова Евангелия, и старославянского Мариинского Евангелия. Она используется в Саввиной книге, в Архангельском, Зографском и Ассеманиевом Евангелиях, а также в греческом тексте. В данном случае различия опять касаются не только древнерусских памятников (ПЕ и тетра), но и ранних старославянских текстов, составляющих ядро группы Остромирова Евангелия - Зографского и Мариинского Евангелий. Однако вновь наблюдаем поразительное сходство между ПЕ и рукописями Симоновского и Музейного евангелий -в них анализируемая синтагма присутствует. Очевидно, её наличие в текстах полноапракос-ных рукописей (ПЕ, Музейного и Симоновского евангелий) и отсутствие в списке тетра связано с отражением в них различных протографов, что вполне закономерно, так как рукописи отличаются по составу (полные апракосы - тетр).
2.10. Лк. ХУ.22. реуе же/ оцт кг рлЕОмг сьонмг/ нриес^те одеждм пт/рьоум н ОЕл^ц^те н н/ длднте птрстеит ил роук/оу 5го н слпогы
иА ио/гоу 5ГО
реуе/ же оцт кг рлЕОмг сьон/мг нриес^те одеждм/ птрьоум н ОЕл^ц^те 1/ н длднте птрстеит ил/ роукоу 5го н слпогы/ ил юр^
В рукописи ПЕ обращает на себя внимание словосочетание слпогы ил ио/гоу 5го, в котором существительное иога стоит либо в форме Р/М. п. дв. ч., либо в форме В. п. ед.ч. - иогоу.
В пользу интерпретации этой формы как формы М. п. дв. ч. говорит тот факт, что смешение форм парадигмы двойственного числа в памятниках действительно наблюдалось. Так, В. В. Коле-сов отмечает: «...В памятниках Х1У-ХУ вв., как и позже, характерно смешение форм парадигмы двойств. ч., причем также в одностороннем порядке: все формы двойств. ч. используются для передачи смысла вин. п. (обычно в прямом объекте); ср. примеры типа паду на колену (род. п. - местн. п. в значении вин. п.).» [18]. В таком случае мы можем говорить о том, что подобное явление было отражено уже в памятниках рубежа Х11-Х111 вв., хотя и единичными примерами, а к периоду Х1У-ХУ вв. стало более частотным и системным.
Анализируя этот контекст, В. М. Марков говорит о том, что «в некоторых случаях, по-видимому, сказывались случайные ассоциации, которые могли стать причиной ошибочной передачи текста» [19]. Действительно, такое объяснение возможно, так как рядом и в аналогичной конструкции (ср.: птрстеит ил/ роукоу и сапогы ил ио/гоу) находится существительное роукл в форме В. п. ед. ч. Иными словами, происходит контекстуальная поддержка одной формы со стороны другой. Такое объяснение, на наш взгляд, могло бы привести нас к выводу о том, что эта особенность принадлежит писцу Пантелеймонова Еван-
гелия. Однако наличие аналогичных форм (иогоу) в Музейном и Симоновском евангелиях не позволяет нам сделать этот вывод, но дает возможность говорить о том, что эти памятники имеют общий протограф (см. также близость этих памятников и в других чтениях).
О возможном влиянии форм ед. ч. на парадигму дв. ч. говорит и М. Л. Ремнева, анализируя Изборник 1076 г.: «при том, что имена существительные в форме двойственного числа употребляются достаточно правильно, есть ряд ошибок и отступлений, формирующих вариантные окончания, заимствованные из форм единственного и множественного числа» [20] (курсив наш. - О. 3.). Автор приводит таблицу, в которой для существительных *а-основ в форме И/В. п. указывает окончания -^/-у (В. п.) [21].
Важно отметить, что в данном контексте и второй анализируемый нами памятник (тетр), и другие древнерусские и старославянские рукописи последовательно дают написание указанного существительного в форме В. п. дв. ч. (иор^).
Вслед за В. М. Марковым все же следует признать тот факт, что это разночтение не может быть истолковано «как отражение происшедших морфологических сдвигов и вместе с тем передает отношения, повлиявшие на дальнейшую грамматическую историю» названий парных предметов [22]. Об этом же говорит и О. Ф. Жолобов: «Отклонения от идеального образца-реконструкции при употреблении форм дв. ч., статистически незначительные в древний период и обнаруживающие процессы семантической дифференциации, нельзя считать свидетельством распада тройственной числовой парадигмы в живом языке. "Ошибки" подлежат текстовому и стилистическому анализу...» [23]. И далее: «Значение парности ассоциировалось с различной степенью интенсивности проявления: если одни имена (очи, уши, плечи и др.) употребляются почти исключительно как слова-формы дв. ч., то другие (руцЕ, нозЕ) чередуются с формами мн. и ед. ч.» [24].
Существительное сдпогъ во всех рукописях последовательно приводится в форме множественного числа винительного падежа (сдпогы) и только в Саввиной книге - в форме родительного падежа множественного числа - сдпогъ ид иор^. Возможно, в данном случае речь идет о частичной гаплографии: левая стойка буквы и принадлежит и букве ы, и букве и.
Что касается употребления данного существительного в форме мн. ч., а не дв. ч. (несмотря на обозначение парности), то эта форма вполне закономерна, так как «названия обуви в древнейших текстах тяготели к обозначениям р1игаНа 1апгиш» [25].
2.11. Лк. ХУ.26. н прнръ/ьдьъ кдниого отъ рд/къ ьъпрдшдше н утто/ оуко се соутт
н/ прнръьдьъ кдниого/ Ф рдкъ ьъпрдшддше/ утто оуко снн соутт
В ПЕ отмечаем использование стяженной формы имперфекта (ьъпрдшдше), а в тетре - не-стяженной (ьъпрдшддше).
Указательное местоимение ст представлено в рукописи ПЕ в форме И. п. ед. ч. ср. р. - се, а в рукописи тетра в форме И. п. мн. ч. м. р. - снн.
Во всех остальных параллельно рассматриваемых нами рукописях: Мариинском, Ассемание-вом, Зографском, Архангельском, Остромировом и Симоновском евангелиях - в анализируемом чтении используется форма сн, то есть форма И. п. мн. ч. ср. р. В Музейном Евангелии местоимение отсутствует.
О существовавшей тенденции к замене местоимения мн. ч. формой ед. ч. говорит, например, А. Вайан: «Множественное число среднего рода местоимений в роли существительного, обычное для греческого и латинского языков, сохранилось и в славянских текстах: сн еыша Лука XXIV, 23, но с тенденцией к замене его средним родом единственного числа, более свойственным славянскому языку: се коудетъ» [26].
Очевидно, форму се в ПЕ можно объяснить, во-первых, отмеченной тенденцией А. Вайана, а во-вторых, стремлением писца снять нейтрализацию форм, которая отмечалась в парадигме множественного числа (И. п.: м. р. снн [сн]; ср. р. сн) [27], в пользу маркированной формы местоимения-подлежащего ср. р. А значение числа писец передает формой глагола-сказуемого соутт, так как в древнерусском языке именно глагольные формы формировали синтаксическую структуру высказывания [28].
Форму снн в тетре, видимо, тоже можно объяснить ранней унификацией типов склонения. В таком виде местоимение ст в форме мн. ч. ср. р. передается и в более ранних памятниках, например, в Ассеманиевом Евангелии (но не в анализируемом нами чтении): «...форма им.-вин. мн. ч. ср. р. в Ассеманиевом Ев. является в виде снн » [29].
2.12. Лк. Х^28. рд/рги^ьдьъжесм н ие/ [отлдше ьъинтн оцт/ же 5го нштдъ молндше
рдрги^ьдьъжес а н/ ие [отмдше ьъинтн/ оцт же 5го нштдъ мо/ллше н
В ПЕ видим нестяженный имперфект (молгадше) - в тетре стяженный (мо/ллше). Ср. со стихом 26, где наблюдаем обратную ситуацию.
2.13. Лк. Х^30. 5гдд же сиъ/ тьон нр^дын тьое/ нм^инге съ лмкод^/нцдмн прнде н рд/клд 5моу телтцт оупн/тдиын
5гдд же сиъ тьон ст/ нр^дын тьоге нм^ш/ге съ лмкод^нцдмн прг/де н рдклд 5моу телтцт/ пнтомын
Лексические варианты оупн/тдиын -пнтомын отражают и грамматическую вариатив-
ность - в обеих рукописях употребляется форма страдательного причастия, но в тексте ПЕ это страдательное причастие прошедшего времени (аналогично в Симоновском и Музейном евангелиях), а в рукописи тетра - страдательное причастие настоящего времени.
2.14. Лк. XV.31. онг же peve ге/моу хадо ts ьтсегдА/ сг миом 5сн н ьтсе мо/ге тьоге 5стт
онг же ^е ге/моу хадо ts ьсбгда/ сг миом 5CH н ьсм мо/м тьом соутт
Различия связаны также с выбором формы числа: в ПЕ местоимение ьтст и согласующиеся с ним формы передаются в форме ед. ч. И. п. ср. р., в тетре - в форме мн. ч.
Наречие ьтсегдА в ПЕ передается этимологически верно, в тетре - с пропуском этимологического глухого и ерем на месте этимологического е.
2.15. Лк. XV.32. н ьгpдpAдo/ьATн подокААше мко/ ,pat] тьон ст м^ть]/ ,h н ожнье нргыБлг/ ,h н OБphтe см
ьгрьесе/лнтн же см н ьгpдpAдo/ьATн подокддше мко/ ,pat] тьон ст м^ть]/ ,h н ожнье нргыклг/ ,h н OБphтe cz
Лексема ьгрьесе/лнтн же см в тексте ПЕ отсутствует (в Симоновском и Музейном она есть).
3. Таким образом, даже анализ небольшого отрывка, выделенного на основании имеющихся в рукописях разночтений, позволяет, с одной стороны, увидеть в Пантелеймоновом евангелии особенности, сближающие этот список с другими древнерусскими и старославянскими Евангелиями, с другой - обнаружить уникальные черты списка, которые отличают Пантелеймоново и от тех Евангелий, которые объединены с ним в одну группу.
Исследование показало, что Пантелеймоново Евангелие и Евангелие тетр, несмотря на сходство по времени и месту создания, являются списками с различными языковыми традициями: пол-ноапракосный список Пантелеймонова Евангелия отражает особенности более позднего этапа развития языка, чем Евангелие тетр. (По крайней мере, об этом свидетельствует анализ языковых разночтений проанализированного отрывка.) Не входя в группу Остромирова Евангелия, рукопись тетра сближается со списками Мариинского и Зограф-ского Евангелий, составляющих ядро указанной группы. Близость этих списков, безусловно, объясняется тем, что памятники имеют одинаковую структуру и состав - являются четвероевангелиями. Рукопись Пантелеймонова Евангелия очень близка к спискам Музейного и Симоновского Евангелий, которые также написаны в Новгороде в XII в. Сходство между этими памятниками было обнаружено нами и при анализе повторяющихся чтений [30]. Это, на наш взгляд, может свидетель-
ствовать о том, что рукописи создавались писцами одной школы и / или имели один и тот же / одни и те же исходные списки.
Нахождение аналогичных особенностей в однозначно новгородских списках, противопоставленных особенностям рукописей той же группы - группы Остромирова Евангелия, позволяет ставить и решать вопрос о более точной группировке рукописей, которая должна быть основана не только на структурно-текстологических приметах или отдельных лексических расхождениях, но и на всех значимых языковых противопоставлениях разных уровней, осмысленных как в совокупности, так и отдельно по каждому текстологически значимому фрагменту компилятивного текста. Именно это является задачей линг-вотекстологии в области древнейших и средневековых богослужебных текстов в настоящее время.
Источники
1. Архангельское Евангелие 1092 г. (РГБ, М.1666) / / http://manuscripts.ru/mns/main?p_text=15843750
2. Ассеманиево Евангелие // http://www.slav.hel-sinki.fi/ccmh/assemanianus.html
3. Новый Завет на греческом языке с подстрочным переводом на русский язык / под ред. А. А. Алексеева. СПб., 2001. 1405 с.
4. Зографское Евангелие (РНБ, глаг 1) // http:// www.slav.helsinki.fi/ccmh/zographensis.html
5. Мариинское Евангелие (РГБ, ф. 87, № 6) // http:// www.slav.helsinki.fi/ ccmh/ marianus.html
6. Музейное Евангелие XII -нач. XIII (?) в. (РГБ, Рум. 104)// http://manuscripts.ru/mns/ main?p_text=42096819
7. Остромирово Евангелие 1056-1057 г. (РНБ, F.n.1.5.) // http://manuscripts.ru/mns/main?p_text=40921436
8. Пантелеймоново Евангелие XII-XIII вв. (РНБ, Соф. 1.)// http://manuscripts.ru/mns/portal.ma-in?p1=21&p_lid=1
9. Саввина книга. Древнеславянская рукопись XI, XI-XII и конца XIII века. Рукопись. Текст. Комментарии. Исследование / О. А. Князевская, Л. А. Ко-робенко, Е. П. Дограмаджиева. М.: Индрик, 1999. 704 с.
10. Симоновское Евангелие 1270 г. (РГБ, Рум. 105) // http://manuscripts.ru/mns/main?p_text=43532484
11. Типографское Евангелие тетр, XII в. (РГАДА, ф. 381 (Син. тип.) № 1), 193 л. Фотокопия.
Примечания
1. См., например: Марков В. М. Из наблюдений над языком Пантелеймонова евангелия (XII век) // Избранные работы по русскому языку / под ред. Г. А. Николаева. Казань: Изд-во «ДАС», 2001. С. 33; Сводный каталог славяно-русских рукописных книг, хранящихся в СССР. XI-XIII вв. М.: Наука, 1984. С. 112.
2. Алексеев А. А. Опыт текстологического анализа славянского Евангелия (по спискам из библиотек Болгарии) // Paleobulgarica. Старобългаристика. София. 1986. № 6.
3. Тексты анализируемых памятников (кроме глаголических) опубликованы в виде электронного мно-
готекстового издания «Коллекции славянских евангелий Х1-Х1У вв.» на портале «Манускрипт: славянское письменное наследие» (http://manuscripts.ru/).
4. Горина Н. Л. Опыт оценки текстологической значимости разночтений // Труды Отдела древнерусской литературы. ХЬ IX. СПб., 1996. С. 237.
5. Вайан А. Руководство по старославянскому языку: пер. с фр. / отв. ред. В. Н. Сидоров. Изд. 4-е. М.: Изд-во ЛКИ, 2007. (Лингвистическое наследие XX века.). С. 181.
6. Еселевич И. Э. К истории форм дательного единственного мужского рода с окончанием -ови в русском языке // Вопросы теории и вузовского преподавания русского языка. Ученые записки, серия лингвистическая. Вып. 68. Горький: Волго-вят. кн. изд-во, 1964. С. 252; Марков В. М. Историческая грамматика русского языка. Именное склонение: учеб. пособие для филол. ф-тов ун-тов и педвузов. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1992. С. 23; Селищев А. М. Старославянский язык. 2-е изд. М.: Эдиториал УРСС, 2001. С. 94.
7. Вайан А. Указ. соч. С. 113; Остромирово евангелие 1056-1057 г. по изданию А. X. Востокова. М.: Языки славянских культур, 2007. (Памятники славяно-русской письменности. Новая серия). С. 47; Фролова С. В. Об одной грамматической особенности древнерусского языка // Ученые записки Куйбышевского пед. института. Филологические науки. Вып. 13. Куйбышев, 1955. С. 275-283; Марков В. М. Историческая грамматика русского языка. С. 23; Еселевич И. Э. Указ. соч. С. 252-270; Колесов В. В. История русского языка: учеб. пособие для студ. филол. ф-тов высш. учеб. заведений. СПб.: Филол. ф-т СПбГУ; М.: Изд. центр «Академия», 2005. С. 255.
8. Остромирово евангелие 1056-1057 года. С. 47.
9. Цит. по: Еселевич И. Э. Указ. соч. С. 266.
10. Марков В. М. Историческая грамматика русского языка. С. 23.
11. Колесов В. В. Указ. соч. С. 255.
12. Еселевич И. Э. Указ. соч. С. 269.
13. См. Вайан А. Указ. соч. С. 151.
14. В начале работы нами было заявлено, что графические особенности не являются предметом анализа в данной статье, однако в связи с тем, что в наличии/отсутствии буквы глухого мы видим явление не столько графическое, сколько фонетическое, считаем необходимым указывать разночтения подобного типа.
15. Горина Н. Л. Указ. соч. С. 237.
16. См., например: Зуга О. В. Может ли архаизация быть инновацией: формы имперфекта в Панте-леймоновом евангелии Х11-Х111 вв. (РНБ, Соф. 1) // Языковая система и речевая деятельность: лингвокуль-турологический и парадигматический аспекты: м-лы междунар. науч. конф. Ростов н/Д, 2007. С. 24-26.
17. Вайан А. Указ. соч. С. 35.
18. Колесов В. В. Указ. соч. С. 328.
19. Марков В. М. Из наблюдений над языком Пантелеймонова Евангелия. С. 36.
20. Ремнева М. Л. Пути развития русского литературного языка Х1-ХУ11 вв.: учеб. пособие по курсу «История русского литературного языка». М.: Изд-во Моск. ун-та, 2003. С. 63.
21. Там же.
22. Марков В. М. Заметки по истории русского языка // История русского языка: среднерусский период: межвуз. сб. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1982. С. 45.
23. Жолобов О. Ф. Развитие категории числа: динамика отношений двоичности // Имя и глагол в исторической перспективе: науч. тр. Рига: Латв. ун-т, 1991. С. 40.
24. Там же. С. 41.
25. Историческая грамматика древнерусского языка / под ред. В. Б. Крысько. М.: Азбуковник, 2000. Т. II: Двойственное число. 2001. С. 64.
26. Вайан А. Указ. соч. С. 198.
27. Селищев А. М. Указ. соч. С. 123; Колесов В. В. Указ. соч. С. 312.
28. См. об этом, например: Колесов В. В. Указ. соч. С. 634.
29. Кульбакин С. М. Грамматика церковно-славян-ского языка по древнейшим памятникам / вступ. ст.
B. К. Журавлева, Т. А. Журавлевой. Изд. 2-е. М.: КомКнига, 2005. (Лингвистическое наследие ХХ века.).
C. 72.
30. См., например: Зуга О. В. Многотекстовый модуль выборок и запросов системы «Манускрипт» и лингвотекстологические исследования рукописей традиционного содержания // Современные информационные технологии и письменное наследие: от древних текстов к электронным библиотекам: м-лы междунар. конф. Казань, 2008. С. 118-122.
УДК 811.111'373:27-526.62
Л. Ю. Дудченко
ПРАВОСЛАВНЫЙ КОМПОНЕНТ В АНГЛОЯЗЫЧНЫХ НАИМЕНОВАНИЯХ РУССКИХ ИКОН
Статья посвящена проблеме формирования языка межкультурного общения в сфере православия и определения критерия адекватности передачи православного явления в англоязычном наименовании русской иконы.
The article focuses on the problem of the formation of the inter-cultural-communication language in the sphere of Russian Orthodoxy and defining of the criterion of adequate conveying of the Russian Orthodox concept in the English titles of Russian icons.
Ключевые слова: язык межкультурного общения (ЯМО), православный компонент, икононим, идио-ним-прототип, критерий адекватности.
Keywords: inter-cultural-communication language (ICL), Russian Orthodox component, icononym, prototype idionym, criterion of adequacy.
Процессы глобализации вызвали интенсивный контакт культур, который потребовал создания адекватных средств их описания, в том числе средств их иноязычного описания, что привело к появлению особой разновидности языка - языка межкультурного общения (ЯМО). В рамках англоязычного описания православной культуры возникла необходимость адекватной переда-
© Дудченко Л. Ю., 2009
