CC BY
54
ИСТОРИОСОФИЯ КОРРУПЦИИ -НЕКОТОРЫЕ РОССИЙСКИЕ АСПЕКТЫ
В. А. УСКОВ
Коррупционная угроза национальной безопасности современной России заставляет задаться вопросом «почему это социально-экономическое и государственное явление столь живуче и как его преодолеть?» Ответ может корениться в исследовании практики коррупционноантикоррупционной деятельности российского государства и общества на протяжении второго тысячелетия нашей эры. Общая тенденция этой практики имеет два измерения - официальное и реальное, которые зачастую не совпадают во времени и пространстве. Исследование этой многомерной и многозначительной практики позволяет вычленить суть и методики всех содействий и противодействий коррупции и ответить на вопрос «Чего не делать?».
Ключевые слова: коррупция, корруптор, антикоррупционное сознание, золотой век российского государственного управления, диссонанс уровней общественного сознания.
Понимание истории, выраженное в символах, смыслах, экзистенциалах и смыслообразах, которое методологически пытается ответить на вопросы «Почему?» и «Чего не делать?», будет использоваться в нашей статье как Историософия - историософский подход к объяснению такого все-временного социально-политического и экономического явления как коррупция. Историософия претендует на познание тайны истории, являясь в этом плане ее мистикой и требует от познающего переживания истории как своей личной духовной судьбы. К осознанию того, что Россия - это судьба, пришли в золотой век Русской культуры Ф. М. Достоевский, В. С. Соловьев, М. Е. Салтыков-Щедрин и многие другие Великие.
Современная ситуация в Российской Федерации с проблемой коррупции нашла свое официальное отражение в Национальной стратегии противодействия коррупции и национальном плане противодействия коррупции на 2010-2011 гг. В нем акцентируется внимание на том, что «...коррупция, являясь неизбежным следствием избыточного администрирования со стороны государства, по-прежнему серьезно затрудняет нормальное функционирование всех общественных механизмов, препятствует проведению социальных преобразований и повышению эффективности национальной экономики, вызывает в российском обществе серьезную тревогу и недоверие к госинститутам, создает негативный имидж. и правомерно рассматривается как одна из угроз безопасности РФ». Эта констатация рациональна и ориентирует на «устранение коренных причин»
коррупции. По нашему мнению, приступить к этому процессу и добиться положительных результатов возможно после того, как власть и гражданское общество уяснит некоторые аспекты историософии российской коррупции и выделит ее «коренные причины».
Для этого необходимо попытаться выяснить понятие коррупции. В первоначальном значении древнеримский термин «коррупция» понимался как разрушение, уничтожение, ухудшение, порча, обольщение, превратность, ложность. В этом наборе синонимов две трети более принадлежат к моральным и интеллектуальным проявлениям этого процесса и меньшая часть - к материальным. Авторы этого понятия выделяли термин «корруптор» - совратитель, обольститель. В немецком, английском и французском языках этот термин используется в том же контексте, что и в латинском.
За 2000 лет, отделяющих нас от Рима М. Т. Цицерона, «наш» термин политизировался и приобрел такие современные значения, как «свое-рушничество», «подкуп», «использование политическими, государственными и общественными деятелями своего положения для наживы и обогащения». Эти «новые» значения имеют также мощную морально-интеллектуальную подоплеку. Последнее заставляет нас обратить большее внимание на коррупцию в морально-интеллектуальном аспекте, нежели в правовом и экономическом.
Семантика термина «коррупция» указывает на то, что российская государственность рецепи-ровала этот процесс из византийской практики через крещение Руси в Христианство.
Российская историческая наука еще в XIX в. обоснованно утверждала, что христианство, привнесенное на Русь Владимиром Крестителем, имело как положительные, так и негативные последствия. Среди последних, в связи с распространением коррупции в государственной и общественной жизни древнерусского общества, следует отметить патернализм и провиденциализм. Эти мировоззренческие конструкции требуют от паствы относиться к властям предержащим, как к родителям и проявлению божественной воли. Такое отношение в период христианизации Руси «легло» на язычество и, в условиях двоеверия, облеклось в мифологизацию власти -провиденциализм и естественную жертвенность народа («дети») в пользу властей («родители») -поминки - патернализм. Психология этих процессов базируется на основном инстинкте - инстинкте самосохранения. Проситель уснастил свою просьбу подношением - это понималось, как подтверждение для того, кому адресовалась просьба, что он есть значимая фигура и от него зависит существование просителя. Массовое тиражирование подобных ситуаций создавало у властного лица устойчивый стереотип - от меня зависит все.
Период татаро-монгольской зависимости Руси (ХШ-ХУ вв.) внедрил в государственное, общественное и индивидуальное сознание позитивность деспотизма - питательнейшую среду для распространения коррупции. Великие российские историки - Н. М. Карамзин, С. М. Соловьев, Н. И. Костомаров, В. О. Ключевский, С. Ф. Платонов и другие едины во мнении, что ведущим способом, посредством которого Москва возвысилась над всеми остальными претендентами на то, чтобы возглавить процесс объединения русских земель было - «. заискивание в Орде». Можно предполагать, что мифологизация князей Калитина дома не в последнюю очередь была связана и с тем, что они запечатлели себя в истории Российского государства, как великие коррупто-ры [5]. Объективно следует признать, что коррумпированность Золотой Орды и то, как талантливо воспользовались этой морально-интеллектуальной болезнью московские князья, способствовало успешному осуществлению объединения русских земель и освобождения их от ордынского ига. Здесь же следует подчеркнуть, что коррупция уничтожила величайшее государство средневековья в Евразии - Золотую Орду. Это позитивно мифологизировало коррупцию в общественном и индивидуальном сознании россиян («Не подмажешь - не поедешь»).
Именно в конце XV в. мы встречаем в истории русского государства и русской церкви первые попытки официальной борьбы с таким болезненным проявлением коррупции, как мздоимство -взяточничество. Первый московский Государев судебник 1497 г. запрещал брать поминки - взятки. Статья 1 требовала «посулов бояром, и окол-ничим и диаком от суда и от печалованиа не има-ти; також и всякому судие посулы от суда не има-ти. А судом ни мстити, ни дружити никому» [4]. Нарушение этой статьи предполагало суровые наказания по государеву произволу. В этой формуле мы выделяем два момента: во-первых, коррупция уже различается как болезненное для государства, общества и личности явление, во-вторых, предполагается бороться с ним жесткими карательными мерами. Успехи борьбы с коррупцией на этом историческом этапе известны. Институт кормленщиков государство ликвидирует, а кары за взяточничество усиливает. Во втором Московском Царевом судебнике 1550 г. это находит полное отображение. Взяточник должен был возвратить взятое, заплатить пошлины царю и великому князю и за езд, за хождение, и за пересуд, за содержание под стражей, «а в пене что государь укажет» [4, с. 97].
Особо следует еще раз подчеркнуть, что суровые карательные меры не дали в этот период каких-либо положительных результатов в государственном управлении и общественной жизни.
История русской церкви того периода определялась крупной богословской дискуссией Иосифлян (Иосиф Волоцкий) и Нестяжателей (Нил Сорский) и возникновением ересей, стригольников и жидовствующих. По мнению А.В. Карташева, за всем этим стояла проблема - может или нет церковь копить богатство и какова роль в этом процессе симонии. «Стригольники обвиняли
«весь вселенский собор - патриархов, митраполи-тов, епископов, игуменов, попов и весь священный чин» за то, что «не по достоянию поставляются, ибо духопродавчествуют». Ересиархи утверждали: «Сии учители пьяницы суть, едят и пьют с пьяницами и взимают от них злато и сребро и порты от живых и от мертвых» [3]. Еретики были подвергнуты церковной казни, тем не менее, иерархи Церкви рассмотрели вопрос о допустимости платы за поставление в чин (симония) и соборно утвердили, что размер этой платы может достигать семи гривен серебра (около 1,5 кг серебра).
Это факты, позволяющие нам обратить внимание на то, что русская церковь и ее служители разных рангов считали нормальной практикой
симонию и получение всяческих подношений. За это они, исполняя свои «служебные обязанности», поставляли в высокие церковные должности и отпускали серьезные грехи. На почве такой «практики» в общественном и индивидуальном сознании формировалась идеология, основанная на принципе, что подношение - взятка (проявление коррупции) - объективно необходимое, нормальное явление.
XVI в. в российской истории - это период завершения оформления абсолютной монархии московского образца, для которой свойственны двойные мораль и право. И. Е. Забелин в своих исследованиях отмечает, что в тот период Москва переменила нравы в русских землях. Это значит, что либеральные нравы северо-западной Руси (Псков, Новгород) ушли в прошлое, а деспотические московские - возобладали. Вот как он описывает этот процесс: «В XVI веке Москва делается в действительности сердцем почти всего северо-востока Европы, все к ней тянет, как к жизненному центру. Население возрастает, можно сказать, не по дням, а по часам, чему в значительной степени способствует и ненавистная всей земле московская волокита и проесть, приказное, подклетное, т. е. чисто вотчинное управление землею, которое немилосердно волочит людей к этому центру, заставляя их ходить - волочиться за своими делами целые месяцы и годы» [2].
Волокита - вполне понятный для современного исследователя коррупционный термин. Менее понятным для современника термином является «проесть». Впервые мы встречаем его в «Русской правде» Ярослава I Мудрого (1019 или 1036 гг.), в дополнительной статье «О коне». Этот термин использован здесь для характеристики скрытой болячки - болезни. Из контекста забе-линской «волокиты и проести» последняя выступает как необходимость для просителя накрывать столы и делать угощения для того, чтобы «протолкнуть» свое дело. Такое положение позволяет обоснованно предположить, что коррупция была той питательной средой, из которой произрастала деспотичная московская государственность.
В XV-XVII вв. одной из основных характеристик московской системы госуправления было местничество. Оно сложилось в процессе создания русского централизованного государства, когда обострилась борьба за участие в госуправле-нии среди бывших удельных князей и московского боярства. Это привело к созданию коррупционной системы, наверху которой стояли потомки великокняжеского дома Рюриковичей и часть литовских Гедиминовичей; ниже располагались по-
томки других удельных княжеских линий, старые московские боярские фамилии, еще ниже - потомки удельных князей и удельного боярства. Все назначения на государственные должности происходили на основании этой иерархии и записывались в разрядные книги.
Счет местами часто приносил существенный вред в дипломатических посольствах и на военном походе. Система местничества (своерушни-чество) препятствовала выдвижению способных людей на высшие должности, что серьезно вредило госуправлению. Вначале (1550-е гг.) царь Иван IV практиковал назначение на ведущие военные и дипломатические посты людей не по «породе», а по заслугам, позже (в 1682 г.) местничество было уничтожено. Из этого видно, что институт, воспроизводивший коррупцию и не поддававшийся позитивной регуляции, неизбежно пришлось уничтожить организационно и юридически.
Государственная реформа Петра I, идеи которой были заимствованы у «шведов - моих учителей», как любил говорить «Отец Отечества» и автор этой реформы, имела серьезную антикоррупционную направленность. Одной из ее основных идей была идея о том, что карьерный рост напрямую связан со службой государю и государству. Это существенно минимизировало коррупционное поле, хотя не сводило его к нулю.
В начале XIX в. мы уже видим у престола заметное количество высших государственных лиц, которые стыдятся взяточничества, своерушниче-ства, то есть, явно антикоррупционны. Их не много, это первые ласточки, но они создают мощный прецедент. Они внушают государственной элите чувство стыда за коррупционные проступки. Среди них мы выделяем как «Сынов 1812 года», так и, в определенном смысле, их антиподов -
Н. М. Карамзина, М. М. Сперанского, И. А. Крылова, С. С. Уварова, А. А. Аракчеева и некоторых других. В обобщенном виде мы можем утверждать, что элита столичного дворянства, включая и некоторых членов императорской фамилии, начинает стыдится коррупционных действий. Этот стыд имеет огромное «революционное» значение. На этой основе идет, по сути, селекция государственных служащих и их сознания. Однако, в тот момент еще невозможно говорить о резком снижении коррупциогенности в России и в ее госаппарате. 15 ноября 1826 г. А. С. Пушкин в своей записке «О народном воспитании», написанной по заданию императора Николая I, весьма критично оценивает итоги антикоррупционной деятельности Правительства в сфере повышения образовательного и культурного уровня госслужа-
щих. По оценке А. И. Герцена, ситуация в середине XIX в. в России существенно не изменилась. Александр Иванович размышляет о том, что если бы на Руси чиновники не брали взяток, то там не возможно было бы жить.
Ситуация меняется в следующих поколениях элиты и госслужащих в конце XIX в. Выразительным примером, подтверждающим успехи этого процесса, является эпизод, связанный со вступлением в должность командира Отдельного корпуса жандармов В. Ф. Джунковского. Л. Разгон в «Непридуманном» утверждает, что в мае 1914 г. Владимир Федорович отказался от услуг Р. В. Малиновского - члена Ц. К. РСДРП и руководителя фракции большевиков в IV Госдуме, продуктивного и высокооплачиваемого агента Отдельного корпуса жандармов, по моральным соображениям. Здесь не анализируется вопрос о пользе этого шага в тактическом плане борьбы с революцией и последующими катастрофическими процессами. Этот факт дает основание утверждать, что в XIX - начале XX в. в среде государственных служащих России набирает силу селекционный процесс по формированию типа государственного служащего, не зараженного коррупцией. Формирование подобного сознания в среде государственных служащих России есть отражение достижений Золотого века российской культуры.
Документальное подтверждение этому находим в материалах Всероссийской чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства и мемуарах ее участников. Так социалист-революционер (В. М. Зензинов), которому было поручено Муравьевым (председателем ВЧСК) обследование деятельности Царя, после нескольких недель работы с недоумением и тревогой в голосе говорил коллегам по комиссии: «Что мне делать, я начинаю любить Царя?» Летом 1917 г. Керенский был вынужден признать, что в действиях «Николая II и его супруги не нашлось состава преступления». То же самое Керенский подтвердил английскому послу Бьюкенену. Не смогла ВЧСК предъявить обвинений в коррупции и бывшим царским министрам, главноуправляющим и прочим высшим должностным лицам как гражданского, так и военного и морского ведомств. Было единственное исключение -В. А. Сухомлинов был признан виновным в «недостаточной подготовке армии к войне» (Первой Мировой). С сожалением следует констатировать, что одного антикоррупционного сознания «верхов» для защиты и сохранения политической системы и обеспечения ее поступательного развития недосаточно.
Процесс постепенного преодоления коррумпированности государственной службы и общественной жизни в России был прерван Октябрьским переворотом 1917 г. Это выразилось в том, что законодательство Российской империи и законы Временного правительства первыми Декретами Советской власти были отменены. Все общественные и правоотношения строились на основе пролетарского чутья и революционной целесообразности. В условиях Гражданской войны в России и иностранной интервенции большевистское своерушничество (на все руководящие должности назначались только члены партии, либо разделяющие большевистское мировоззрение, сочувствующие) становилось основой государственного строительства и общественной жизни.
В августе-сентябре 1920 г. партийно-государственное строительство вошло в фазу кризиса. Кризис носил структурный характер и затрагивал все сферы государственной и общественной жизни. В РКП(б) это выражалось в болезненных явлениях в монопольно правящей партии, в конфликте между «центром и местами». Состоявшаяся 22-25 сентября 1920 г. Девятая всероссийская конференция РКП(б) рассмотрела вопрос о кризисе. Она пришла к заключению, что он выражается в хозобрастании, кумовстве, злоупотреблении служебным положением в собственных интересах, в деспотизме РВСов по отношению к местным организациям. «Крупнейший очаг - отмечала конференция - бюрократизм в нашей собственной среде, нехватка нашей собственной партийной организации» [1]. Для борьбы с этими «болезненными явлениями» (коррупционными проявлениями) Девятая конференция правящей партии создает Контрольные комиссии. Этот орган классифицируется как «орган пролетарской и партийной совести». В сочетании с положением Конституции РФ 7 июля 1918 г. о пораженных в правах (представители бывших эксплуататорских классов: буржуазия, дворянство, кулачество, казачество, буржуазная интеллигенция, служащие правоохранительных органов дореволюционной России, духовенство), это делает большую часть населения РФ, позже - СССР, беззащитной по отношению к по-большевистски коррумпированной государственной и общественной системе.
В 1923 г. создание объединенного Наркомата ЦКК-РКИ в еще большей степени делает СССР и советское общество тоталитарным. В современных науках об обществе утвердилось мнение, что одним из неотъемлемых свойств тоталитарного общества-государства является коррупция, возведенная в ранг политики государственного строительства.
Избранная Двенадцатым съездом РКП(б) (март 1923 г.) Объединенная ЦКК-РКИ включала в свой состав руководящих работников ОГПУ, НКВД, Прокуратуры, Верховного суда РФ. К тому времени сложилась государственная практика, по которой уголовное дело на члена партии могло быть заведено только после того, как ЦКК-РКИ (на местах - губернская КК-РКИ) исключала обвиняемого из членов партии. Внутрипартийная борьба того периода ввела практику продвижения на высшие партийные и государственные должности по принципу личной преданности лидеру партии, поэтому решение вопроса об исключении из партии имело не правовую, а коррупционную основу.
Такая основа партийно-государственного строительства фактически сохранилась до конца Советского периода и распада СССР. Ее стереотипы в закамуфлированном виде проявлялись на протяжении всех 90-х гг. XX в.
Краткий обзор историософии российской коррупции в ее организационных, интеллектуальных и моральных проявлениях позволяет сделать некоторые выводы. Во-первых, о том, что коррупция имеет длительную государственную и общественную историю и сопровождает российское государство и общество на протяжении жизни более тридцати поколений. Это дает серьезные основания предполагать, что представление о ее объективности, неизбежности и необходимости для положительного разрешения общественных, государственных и личных проблем в сознании отдельной личности, социумов и всего общества переместилось на бессознательный уровень этих акторов и является генетическим признаком. Во-вторых, о том, что только карательные методы, как исключительный способ борьбы с коррупцией, не могут дать сколь-либо заметный положительный и долговременный результат. Здесь мы можем найти ответ на вопрос «Чего не делать?!». В-третьих, процесс борьбы-преодоления коррупции может иметь успех при комплексном подходе. Он должен вестись правовыми, экономическими, социальными, этико-интеллектуальными методами и должен определяться длительностью перспективы. В-четвертых, может быть продуктивным использование философии восточных единоборств - направь энергию противника на борьбу с ним. Необходимо использовать девиз здравого смысла «Кто нам мешает, тот нам и поможет»! (Здесь уместно упомянуть о том, что затягивание с созданием в РФ института лоббиро-
вания - это саботаж процесса противодействия коррупции.) В-пятых, одним из наиболее эффективных методов борьбы с коррупцией может быть селекция и создание будущих госслужащих и муниципальных служащих с антикоррупционным социальным и моральным кодом. В-шестых, необходимо мощное и продолжительное внедрение в общественное и индивидуальное сознание представления о недопустимости и постыдности участия в коррупционных действиях. Это связано с тем, что общество, народ в большей своей части в контактах с органами власти и управления нередко выступают в роли корруптора (растлителя, совратителя). И последнее, в процессе преодоления коррупции могло бы иметь положительное значение реальное моральное и материальное стимулирование добросовестных, некоррумпированных государственных и муниципальных служащих.
Литература
1. Девятая конференция РКП(б). Протоколы. М., 1972. С. 145.
2. Забелин И. Е. Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях. Кн. 1. Госудерев двор, или дворец. М., 1990. С. 63.
3. Карташев А. В. История Русской Церкви. М., 2000. Т. 1. С. 599.
4. Российское законодательство X-XX вв. М., 1985. Т. 1, 2. С. 54.
5. Степичева О. А. Коррупция как экономическая проблема // Сборник научных трудов кафедры экономической теории и истории. Тамбов, 2006. Вып. 3.
* * *
HISTORIOSOPHY OF CORRUPTION - SOME RUSSIAN ASPECTS
V. A. Uskov
The corruption threat to the national safety of the modem Russian Federation forces to wonder why this socially-economic state phenomenon is so enduring and how to overcome it. The answer can be found with the help of researching the practice of corruption and anticorruption activity of the Russian state and society throughout the second millennium of our era. The general tendency of this practice has two measurements - official and real which frequently do not coincide in time and space. The research of this multidimensional and meaningful practice allows to calculate the essence and techniques of all encouragements and counteractions of corruption and to answer a question «What not to do?».
Key words: corruption, corruptor, anticorruption consciousness, Golden Age of the Russian government, discord of public consciousness levels.
