CC BY
22
Являясь регионом геополитических интересов государств, в ХУП-ХУШ вв. определявших облик международного диалога в Центрально-Азиатском регионе (Россия, Турция и Иран), Кавказ и по сей день остается в центре бурных политических процессов. Особенно это относится к Северному Кавказу. Данные территории являются одновременно и своеобразным коридором и буфером между Центральной Азией и Восточно-Европейской равниной. Присоединив их к себе в результате длительных интеграционных процессов, Российская империя обезопасила себя. Однако подобная роскошь - столь мощный заградительный барьер - потребовала от властей империи формирования целостной системы администрирования вновь присоединенных территорий.
С сожалением приходится констатировать, что столь желанные в свое время российскими государями территории сегодня характеризуются как «самая серьезная внутриполитическая проблема нашей страны» [1]. Задачами нашего исследования в рамках данной публикации мы видим отслеживание эволюционного пути развития имперских механизмов администрирования данных территорий, определение специфики их функционирования и сравнительный анализ деятельности.
Налаживание взаимодействия с мелкими государственными образованиями Северного Кавказа было одним из приоритетных направлений внешнеполитической деятельности России еще со времен Ивана IV Грозного. Большая часть контактов в XVI - первой половины XVII в. носила характер торгового взаимодействия. Однако разрастание Московского царства на юг, особенно после присоединения в 1556 г. Астраханского ханства, привело к качественным изменениям в отношениях царизма и княжеств на территории Северного Кавказа. Теперь они рассматривались не как исключительно торговые партнеры, а в качестве территории, граничащей с потенциальными внешнеполитическими конкурентами - Ираном и Турцией.
В конце XVIII и на протяжении всего XIX в. имперские власти пытались определить наиболее оптимальный инструментарий администрирования территорий, отвечавший и управленческим задачам империи, и потребностям автохтонных народностей. Сложность обозначенных процессов объясняется наличием здесь довольно сложной и неоднородной этнической и религиозной палитры.
Исторически первой институциональной формой присутствия центральной государственной власти на данных территориях было Кавказское наместничество, сформированное по указу императрицы Екатерины II в 1785 г. [2]. По этому поводу Екатерина II в личном письме генерал-поручику П. Потемкину поручила «...объявить свое Высочайшее удовольствие по случаю открытия Кавказского наместничества всем, в том числе участвующим всей губернии дворянам и горским князьям, и удовлетворить каждого в искреннем Ее Императорского Величества желании, чтобы новый образ управления, приносящий новые выгоды, послужил к утверждению их спокойствия и благоденствия» [2].
За историю своего существования наместничество не раз подвергалось трансформации и даже временной ликвидации [3, с. 204]. Главные стратегические задачи, ставившиеся тогда перед вновь сформированным институтом, огласил в своем выступлении по случаю официального начала работы наместничества фаворит императрицы князь Потемкин: «...радением, беспристрастием и неусыпностью привлечь сердца диких народов, приучить их любить благоустройство, познать пользу законов, цену правительства и их выгоду каждого повиноваться законам, дабы многоразличимые народы, составляющие сию губернию и ее сопредельные разные нации, сами отметали прежнее ослепление свое, возгнушались злонравием своим и чтоб общество их получило и то тепло и тот образ существования, каковым ему быть полагается» [2]. Из данной цитаты можно сделать недвусмысленный вывод: главным вектором функционирования института наместничества на данном этапе (последняя четверть XVIII в.) становилось укрепление позиций империи на вновь приобретенных территориях. Екатерининский наместник был лично знаком с императрицей, что определяло характер функционирования института. Вся конструкция его власти строилась на личностных характеристиках. Говорить о более или менее оформленной правовой базе функционирования института наместничества на Кавказе на этом этапе его существования не приходится.
Считаем необходимым отметить тот факт, что во всем арсенале механизмов управления регионом приоритет отдавался преимущественно методам дипломатии и убеждения.
Применение насилия по отношению к туземцам считалось недопустимым, хотя в повседневной практике использовалось довольно часто.
Увлекшись европейскими внешнеполитическими перипетиями на европейском направлении, император Павел I недооценил ту угрозу, которую несло в себе небрежное отношение к Кавказу как к стратегическим территориям. Видимо, предположив, что основную задачу, ставившуюся перед ним, наместничество выполнило, император Павел I в 1796 г. его ликвидировал. Однако внутригосударственные события первой половины XIX в. привели царизм к необходимости вновь прибегнуть к испробованной уже форме деятельности в регионе.
Нарастание народного недовольства деятельностью царской администрации привело к формированию антицарского движения под руководством трех имамов [4, с. 46].
Ситуация требовала непосредственного вмешательства центра и прежде всего усиления его контрольных функций.
Подобное представлялось возможным только при консолидации действий гражданского и военного управлений.
В 1844 г. Кавказское наместничество было воссоздано. Однако теперь главной его задачей определили противодействие движению горцев под руководство имама Шамиля, угрожавшему территориальной целостности Российской империи. Кавказское наместничество получало статус высшего государственного органа власти на Кавказе, сосредоточившего в себе
административные, военные и гражданские функции. Ему предоставлялись большие права и широкая компетенция. Первоначально в число его основных задач входили организация военных действий, управление горскими обществами и подавление их вооруженных выступлений в случае неповиновения российским властям. Полномочия наместника, по сути, ничем и никем, кроме императора, не ограничивались.
В этот период своего существования наместничество функционировало в соответствии с условиями, разработанными назначенным на этот пост М.С. Воронцовым.
Наместничеству принадлежали права, входящие в компетенцию соответствующих министерств, которые, в свою очередь, лишались административного контроля над деятельностью наместника, что давало ему возможность при необходимости апеллировать непосредственно к самому императору. Наместник обрамлялся еще и широкими военными полномочиями - одновременно он являлся главнокомандующим Кавказской армией.
Дальнейшее развитие взаимоотношений царской администрации и местного населения привело к формированию качественно новой системы управления территориями - системы «военно-народного управления». Еще в начале XIX в. подобный механизм администрирования был впервые опробован царизмом в Кубинском ханстве, расположенном на территории современного Северного Азербайджана. Эксперимент показался вполне удачным, поэтому испытанные механизмы было решено внедрить в СевероВосточном Кавказе.
Система «военно-народного управления» стала своеобразным компромиссом между повседневным жизненным укладом горца и потребностями царской администрации. Сущность этой судебноадминистративной системы точно и кратко охарактеризовал предпоследний наместник Кавказского края (1905-1915) генерал-адъютант граф И.И. Воронцов-Дашков. «Система военно-народного управления, созданная на Кавказе в период борьбы русских войск с местными горцами, - писал он, -основана на сосредоточении административной власти в руках отдельных офицеров под высшим руководством главнокомандующего Кавказской армией и на предоставлении населению во внутренних делах ведаться по своим адатам» [5, с. 4].
Сущность системы достаточно четко определяется следующей цитатой из дореволюционных исследований в данной области: «Ей было присуща простота административного строя в формах, доступных пониманию туземного населения с привлечением к участию как в низшей администрации, так и в суде, решающем дела по обычаю, местного, отчасти выборного элемента, но при главенстве и контроле российских военных чиновников». Данная система представляла собой синтез исконно горских традиций коллективного общежития и имперских управленческих институтов. Такая форма политического компромисса обладала реальными
возможностями существенного уменьшения вероятности формирования движений, аналогичных движению горцев в 1829-1859 гг.
Таким образом, менее чем за сто лет своего существования институт наместничества эволюционировал от механизма насаждения элементов царского строя, адаптации местного населения к требованиям имперского жизненного уклада и укрепления позиций империи на вновь присоединенных территориях до структурированной системы управления Кавказом, определявшей политику центра в регионе.
Литература
1. Ежегодное Обращение Президента Российской Федерации к Федеральному Собранию РФ // Российская газета. Федеральный выпуск. 2009. 12 ноября.
2. Некрасов Е.Е. Становление российской территориальной администрации на Северном Кавказе // Вестник СевКавГТУ. Серия «Право». 2001. № 3.
3. Институт генерал-губернаторства и наместничества в Российской империи. СПб., 2003.
4. История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. - 1917 г.). М., 1988.
5. Воронцов-Дашков И.И. Всеподданнейшая записка по управлению Кавказским краем. СПб., 1907.
