CC BY
37
Историография, источниковедение и методы исторического исследования
DOI: 10.31862/2500-2988-2021-12-4-98-111 М.Ю. Лачаева
Московский педагогический государственный университет, 119435 г. Москва, Российская Федерация
Историческая психология: актуальность метода и потенциал для научного исследования (опыт обобщения отечественной литературы)
В статье рассматривается предмет исторической психологии как направления и дисциплины, необходимых для понимания глубинной сущности исторической жизни. Анализируются поиски методологических подходов, прежде всего, в отечественной литературе, которые шли в XIX - начале XXI вв. Показан научный опыт интеграции наследия дореволюционных отечественных мыслителей в историческую науку, обобщенный в его важнейших историко-психологических подходах, которые расширяют возможности исторической психологии. Поставлены проблемы границ междисци-плинарности и возможности исторического исследования на этом поле. Разбирается опыт исследования концепта «душа». Определено его место в картине мира представителей разных областей гуманитарного знания. Ключевые слова: историческая психология, междисциплинарность, концепт «душа», «масштаб поведения», «ментальная карта», дореволюционные русские мыслители, историографический метод
© Лачаева М.Ю., 2021
Контент доступен по лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International License The content is licensed under a Creative Commons Attribution 4.0 International License
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ: Лачаева М.Ю. Историческая психология: актуальность метода и потенциал для научного исследования (опыт обобщения отечественной литературы) // Локус: люди, общество, культуры, смыслы. 2021. Т. 12. № 4. С. 98-111. DOI: 10.31862/2500-2988-2021-12-4-98-111
DOI: 10.31862/2500-2988-2021-12-4-98-111
M.Yu. Lachaeva
Moscow Pedagogical State University, Moscow, 119435, Russian Federation
Historical psychology:
The relevance of the method
and the potential for scientific research
(based on generalizing Russian research)
The article considers the subject of historical psychology as a direction and discipline necessary for understanding the deep essence of historical life; analyzes the search for methodological approaches in the XIX - early XXI centuries, primarily in Russian research literature. The article shows the scientific experience of integrating the heritage of pre-revolutionary Russian thinkers into historical science, summarized in his most important historical and psychological approaches, which expand the possibilities of historical psychology. The problems of the boundaries of interdisciplinarity and the possibilities of historical research in this field are stated. The experience of studying the concept of "soul" and its place in the "picture of the world" by representatives of different humanitarian fields of knowledge is analyzed. Key words: historical psychology, interdisciplinarity, the concept of "soul", o "scale of behavior", "mental map", pre-revolutionary Russian historiographic method ¿oil
■S-tuhs ro m " i
FOR CITATION: Lachaeva M.Yu. Historical psychology: The relevance B^S of the method and the potential for scientific research (based on generali- §lo§: zing Russian research). Locus: People, Society, Culture, Meanings. 2021. Vol. 12. o o <D No. 4. Pp. 98-111. (In Rus.) DOI: 10.31862/2500-2988-2021-12-4-98-111 | & 18
Психологическое объяснение неизменно сопутствует наукам о человеке и обществе, без него не обойтись и не понять глубинную сущность исторической жизни, в том числе и исторической науке, не найти содержания «следов в памяти, которые оставлены опытом, полученным предыдущими поколениями» [12, с. 6]. Значение исторической психологии видится еще и «в открываемой ею возможности выявления и изучения исторического генезиса многих важных социально-психологических явлений и феноменов психической жизни человека нашего времени» [Там же].
В данной статье речь пойдет о недооцененном отечественном исследовательском опыте. Ввиду его многообразия и фундаментальности мы сосредоточим внимание только на некоторых аспектах.
Отдавая должное результатам работы зарубежных авторов, отметим, что в последние 30 лет предпочтение в литературе оказывалось именно им. В настоящее время они наиболее тщательно «прописаны», особенно школа «Анналов», ставшая одним из ключевых направлений в конце XX - начале XXI вв.
Параллельно шло активное освоение наследия блестящих отечественных мыслителей в изучении историко-психологических явлений. Это выявило богатство и разнообразие концептуальных и теоретических подходов, обогащающих историко-психологическое знание и историческую психологию.
О синтезирующей роли психологического фактора писали многие. В 1872 г. К.Д. Кавелин (1818-1885) посвятил свою книгу «Задачи психологии. Соображения о методах и программе психологических исследований» памяти Т.Н. Грановского (1813-1855) - «одного из благороднейших и достойнейших русских людей» [9, с. 13]. Вопросы, поднятые Кавелиным, глубоко занимали и Грановского, и, в первую очередь, соображение о психологии, в которой «лежит ключ ко всей области знания» [Там же]. Эта мысль, по признанию Кавелина, «уяснилась» ему «исподволь, вследствие занятий юридическими и полити-о ческими науками, историей, философией и народными верованиями» § [Там же].
и
Название научной дисциплины «психология» происходит от соединения древнегреческих слов «душа, характер» и «учение». Аристоте-1o*m § i левское «душа есть все сущее» требовало познания. В отдельные эпохи
О-О го u u
о g ¡og и разными учеными в сферу занятий психологией вкладывались разные g-Ёгнш смыслы. Нередко душа оказывалась на периферии научного сознания. sx х х Советская психология была атеистической и обходилась без души, но не всегда. В качестве примера можно привести обретение веры
выдающимся исследователем мозга Н.П. Бехтеревой (1924-2008). Известная метафора «никто не знает, где находится душа, но все знают, как она болит», оставалась и продолжает оставаться в силовом поле «психического» в жизни людей. В современных научных текстах мето-долого-историографического характера читаем: «Предмет психологии -психика (если не сказать душа), а что это такое, по сути - не вполне ясно» [13, с. 189].
Устойчивая традиция изучения концепта «душа» сложилась в отечественной философии, истории культуры, истории, когнитивной и сравнительной лингвистике. Предлагается сопоставительное описание репрезентации концепта «душа» в русской, английской, немецкой лингвистической культуре. Рассматривается его понятийный, концептуальный и онтологический уровни [14, с. 133]. В современных словарях дается определение души как «невидимого органа чувств и предчувствий, находящихся где-то в груди человека», прежде всего, как органа внутренней жизни человека [1, с. 302].
Душа как историко-психологический культурный феномен олицетворяет духовное начало, к которому невозможно прикоснуться, но его нельзя не почувствовать. С помощью «термина» душа описываются положительные качества человека (добрая душа, родственная душа) и наоборот, отсутствие души характеризует негативные свойства (бездушный человек). В русской культуре душа занимает особое место. Русской душе присуще сострадание, способность переносить скорбь (душа разрывается), выражать экспрессивность (от всей души, души не чаять), переживать (бередить душу) [14, с. 134], быть искренней (души доверчивой признанье пушкинской Татьяны, с открытой душой, душа нараспашку). Такой ассоциативный ряд образного мышления и качеств национального менталитета, характерный для этнонационального самосознания русского этноса, формировался под влиянием доминирующих в православной культуре мировоззренческих оснований - готовности к жертвенности и нравственному совершенству.
Поскольку концепт «душа» вмещает в себя весь спектр человеческих эмоций, он является важнейшей историко-психологической категорией. ^ ^
Историки, психологи, лингвисты, философы, богословы не обошли вниманием подходы, сложившиеся в дореволюционной отечественной Ё ?
дореволюционной немарксистской гуманитарной науки [19], которая была этической и психологической.
литературе, к рассмотрению концепта «душа», освоение которого идет о^^о через изучение текстов выдающихся представителей отечественной §-=£ ° ш
2 о ш ^ ^ н т и
С | ]
В понятие о душе разными народами в разное время вкладывалось разное содержание. А.Ф. Лосев выделил несколько пластов представлений о психее у древних греков и рассмотрел представления о ней Гомера. Несмотря на то, что у Гомера отсутствовала терминология для выражения целостности духовной жизни, т.е. понятия «души» как духовного центра, для него было характерно описание внешних восприятий мира [15].
К.И. Скворцов (1821-1876)1 в работе «Блаженный Августин как психолог. Психологический метод Августина», опубликованной в 1870 г. [18], в соответствии с требованиями науки того времени к соотношению философской и практической (т.е. психологической) составляющим текста, показал философскую сторону учения Августина о душе и познавательных способностях человека. В текстах Августина Скворцов проанализировал мысли о душе как мыслящей субстанции, спустя 12 веков их утверждал Декарт. Скворцов заметил, что Декарту приписывают честь первого указания на внутреннюю связь между предметом познания и познающей мыслью.
Существование души, ее внутренних движений, возникающих представлений, мыслей, чувств как современной и исторической реальности отстаивал современник Скворцова К.Д. Кавелин (1818-1885), который показал возможности изучения ее глубокого влияния на окружающий мир [9].
В конце ХХ в. отечественная научная и общественная мысль проявила особый интерес к русской религиозной мысли, среди представителей которой были выдающиеся ученые. В их числе выпускники Московского университета: экономист С.Н. Булгаков (окончил юридический факультет), философ В.В. Розанов (окончил историко-филологический факультет), математик, инженер, электротехник, философ и богослов П.А. Флоренский (окончил физико-математический факультет); профессора Петербургского университета - историк-медиевист Л.П. Карсавин, философ С.А. Аскольдов (Алексеев) и мно-
0 гие другие.
§ Для выработки подходов к решению важной задачи историко-пси-
и
^ хологического анализа - понимания «исторического человека» - инте-
gäg^ ресны мысли С.Н. Булгакова (1871-1944), значимо проявившего себя
"го^ЬЦ в ипостасях экономиста, философа и богослова. Он прошел путь
о g з g «от марксизма к идеализму», возвратился в православие, внимательно
pes
gOO)^
н т и
J 11^-11
1 Профессор Киевской духовной академии, его отец - известный в пореформенной России ученый, протоиерей Софийского кафедрального собора И.М. Скворцов.
осмыслив природу своих духовных кризисов и собственную идейную
2
эволюцию2.
2
Одна из мыслей Булгакова представляется итогом осознания им главного условия понимания личности, не только религиозного человека, но и атеиста. Человека можно понять только в одном случае: если понять его действительный «религиозный центр», «найти его подлинную душевную сердцевину - это значит узнать о нем самое интимное и важное, после чего будет понятно все внешнее и производное» [2, с. 240]. Воинствующий атеизм - это, с его точки зрения, тоже одно из состояний религиозности.
Не менее интересна и другая мысль Булгакова: каждому человеку присущ конкретный, неизменный в течение жизни «масштаб поведения». Данная константа не всегда осознается самим человеком или окружающими его людьми, но она может быть полезной для научных наблюдений в качестве определенной психологической единицы. Рассмотрение масштаба поведения личности может быть одним из подходов при решении конкретных задач исторической психологии.
Размышлял Сергей Николаевич и о душе как об энергетическом начале, связующем дух и материальное начало. Душа, являясь «сверхфизической энергией жизни», составляет важнейшую часть человеческого естества. «Душа воспринимала много и сохранила немногое, но это сохранила, потому что только это есть сокровище души, ее жемчужина, -остальное кожура или оболочка...» [3, с. 388].
Теоретическое игнорирование К. Марксом личности и растворение им в социологии индивидуальности «до конца», стало одной из причин критики Булгаковым марксизма - предмета своего «пылкого молодого увлечения» [2, с. 245]. Булгаков сделал жесткий вывод в отношении Маркса: «он зашнуровал жизнь и историю в ломающий ребра социологический корсет» [Там же].
2 С.Н. Булгаков был сыном ливенского священника. Начальное и среднее образование он получил в Ливенском духовном училище (1881-1884), затем в Орловской духовной 0
семинарии (1885-1888) и Елецкой гимназии. Во время учебы в семинарии Булгаков пере- ¡5
жил религиозный кризис и увлекся марксизмом. В университете он изучал политэконо- и
мию. Его первая книга «О рынках при капиталистическом производстве» (1896) вызвала х т одобрение В.И. Ленина как марксистская. Во время научной командировки в Германию ^ о а. в 1898 г. Булгаков познакомился с немецкими социал-демократами К. Каутским и А. лем, а также с видным австрийским социалистом В. Адлером и др. Однако после возвра- о_о х го щения в Россию под влиянием собственных размышлений, сопоставлений и личных пере- о ^ живаний, чтения русских религиозных мыслителей (Ф.М. Достоевского, Вл.С. Соловьева О-^ о и др.), споров с Л.Н. Толстым, Булгаков, будучи уже сформировавшимся ученым, вернул- ¡5 ^ 5 ся к православию. В 1903 г., с изданием сборника статей «От марксизма к идеализму», ^ х х х он перевернул марксистскую страницу своей жизни.
Такому итогу жизни противилась живая натура. Идею о «пережитом» образно отразил в названии и содержании своих воспоминаний историк Н.И. Кареев (1850-1931) - «Прожитое и пережитое». «Много прожито, но мало пережито» [10, с. 83], - писал он. Психология, по мнению Каре-ева, занимается человеческою индивидуальностью с точки зрения законосообразности происходящих в личности душевных явлений. Занимая место между биологией и социологией, она связана психофизиологией с биологией, а социальной психологией - с социологией. Историк объяснял, что «чужие душевные переживания мы познаем по их словам и действиям, наблюдавшимся нами самими, чаще же другими, причем особенно важный материал представляет собою все написанное отдельными людьми вообще и в особенности о самих себе (в дневниках, в письмах, в мемуарах, автобиографиях). В деле интерпретации этого и другого материала, т.е. разного рода показаний посторонних лиц, мы руководствуемся аналогичными со своим личным внутренним опытом и теми знаниями, которые приобретаются из постоянного общения с другими людьми, а также, конечно, пользуясь и научным знанием (психологическим и историческим в широком смысле слова)» [Там же].
От познающего историк требовал специальной настроенности, необходимой, с его точки зрения, чтобы «понять чужую душу». Свои соображения ученый включил в курс общей методологии гуманитарных наук, который прочел в Петроградском университете осенью 1922 г.
Научный опыт интеграции наследия дореволюционных отечественных мыслителей в историческую науку и гуманитарную сферу знания в целом, полученный к настоящему времени и обобщенный в его важнейших направлениях, расширяет возможности исторической психологии.
В полной мере это относится к наследию ученого-энциклопедиста, философа, математика и богослова П.А. Флоренского (1882-1937) [5]. Флоренский был убежден, что люди различны по своей духовной структуре. Строй их мышления определяется целью, для которой они живут. Он зависим от строя духовной жизни, от того центра, к которому эта о цель обращена. Анализируя «глубинное значение» личности, Флорен-g ский сосредотачивал внимание на содержании и значении практической х| общественной деятельности человека. Ученый искал ядро личности х или, как он говорил, тот корень и «недра», что определяют весь строй
ti Х TT
rojo у i личности и ее мышление. Их проявления историк находил в источниках
°хЦо и учил этой технике своих учеников. Осуществленная ими обработка S1 о ^
§"о S с- конкретного историко-психологического материала в процессе написа-
н т и с
ния работ, обычно посвященных определенной личности, высвечивает ее психологию и исторический тип.
Одним из источников, в которых историки находят отражение проявлений движений души, являются воспоминания. Это ретроспективный источник, он создается спустя иногда длительное время после событий и обязательно предназначен (или имеет в виду) читателя. Отражение историко-психологической информации в мемуарах требует содержательного, структурного и функционального анализа, отличного от рассмотрения синхронных источников - дневников и писем.
На первый план в воспоминаниях выходит память. Рассматривая проблемы индивидуальной памяти, в частности, механизмы функционирования воспоминаний, в литературе обращается внимание на ее отношение и соотношение с другими видами памяти, например, коллективной, их действие или даже жизнедействие во временных и пространственных рамках. Одна из особенностей состоит в том, что, не являясь свидетелем событий, человек, тем не менее, может «восполнять» свою память в течение жизни, опираясь на память других (живых и мертвых, переданную в устной и письменной традиции). Читая и слушая, он узнает свою и общую историю, черпая информацию из разных источников.
Трансформации психики - это многоуровневый процесс. Глубинный комплекс каждой культуры составляют заботы о посмертной судьбе, которые находят свои проявления, поэтому и характеризовать трансформации психики вне процесса взаимодействия живущих (на конкретный исторический момент) людей и данного глубинного комплекса не представляется возможным. История (как знание, наука) отличается от религиозного ритуала тем, что в религии надежду на воскресение имеют все, а в истории историческую репутацию и, соответственно, место на ее скрижалях после смерти приобретают выборочно.
В связи с этим стоит вопрос о субъективном и объективном. В среде ученых традиционно существует разное отношение к явлению субъективности, субъективному фактору в истории, источникам личного происхождения (или согласно современной терминологии, эго-источ-никам). Из века в век продолжается дискуссия об объективном и субъективном, или, как говорили на научном языке рубежа Х1Х-ХХ вв., номотетическом и идеографическом, т.е. закономерном, общем и осо- о
бенном, уникальном, единичном, случайном. ц
Демонстрируемое частью научного сообщества пренебрежение к изу- х | чению явления «субъективного» и «субъективности», нежелание содер- х жательного и аксиологического рассмотрения данного фактора в истории 11
и современной жизни, принципиальное отбрасывание «субъективного» как некоего «дефекта», недостойного научного внимания и не имеюще- н ш
го содержательной научной ценности, оставляет незавершенным пони- ^ и | и мание исследователями той исторической жизни, которую они изучают.
Ol Ol X T
^ HO к
Q-O TO
hHTU
с
Невнимание к «субъективному» и поискам в «субъективном» «объективного» не помогает толкованию процесса порождения исторического действия или исторического события, а также анализу воспоминаний и памяти о них. Сегодня такая нигилистическая позиция представляется тем более странной, что в изучении «субъективного» существует исторически глубокая и содержательно богатейшая отечественная и зарубежная традиция.
Совокупность междисциплинарного участия в разработке историко-психологических проблем неизбежно предлагает определенный угол зрения в изучении исторического процесса. Он нацелен на выяснение того, «как и каким способом жизненный человеческий опыт перерабатывается в историческую ткань истории человечества» [22, с. 14]. А также поиска ответа на вопрос, в чем состоит этот опыт, в чем заключается его ценность, обогащающая историю; смыслы и значение для самого человека и его жизни. Рассмотрения требует генерирование этого опыта и его передача между поколениями.
В литературе отмечалось, что историческая психология связывает циклы большого социального времени с индивидуальным временем. Обе истории - человечества и отдельного человека - покоятся на трех-модальной структуре времени: прошлом, настоящем и будущем. Их связывает историческое время. Прошлое взаимодействует с настоящим, поскольку история открывает доступ не только к «прошлому-настоящему», но также и к «происходящему-становящемуся». Не перестает воспроизводить себя римская максима «мертвец хватает живого».
В свое время писатель В.А. Чивилихин (1928-1984) в оказавшем влияние на отечественных ученых романе-эссе о русской истории «Память» (1978-1984), дал образное определение исторической памяти: «память -это ничем не заменимый хлеб насущный, сегодняшний, без коего дети вырастут слабыми незнайками, неспособными достойно, мужественно встретить будущее» [20, с. 16].
Заметим, что исторически можно изучать не только то, что минуло, но также современность и грядущее. Таким образом, историческая психология является одновременно и подходом, помещающим психику и личность в связь времен и пространства - этих двух непременных констант истории. В связи с этим для современных ученых представляют интерес работы Л.П. Репиной [7; 16].
В литературе высказываются разные соображения о предмете исторической психологии. Историческую психологию следует определять в «широком» и «узком» смысле слова. Об исторической психологии в широком смысле можно говорить как о предмете, изучающем психологический склад отдельных исторических эпох, трансгенерационные
историко-психологические связи, а также изменения психики и личности человека в социокультурном макро-времени, именуемом Историей. Историческая психология в специальном (узком) понимании возникает из поиска надежных фактов о психологии разных эпох (личностной и социальной), определения критериев их надежности; усилий подвести под научное наблюдение историко-психологических явлений конкретный метод, позволяющий моделировать историческую реальность, выявлять объективное в субъективном.
Предмет исторической психологии составляют мысли и чувства человека и людей, вовлеченных в исторический процесс, в т.ч. и помимо его или их воли, во всех формах и направлениях его проявлений (экономического, политического, социального, культурного и пр.). Историческая психология имеет дело с психологической тканью исторического процесса, теорией психологических отношений, менталитетом и архетипом сознания. Ее интересует то, как люди оценивают те или иные явления, на что они обращают внимание, а чего не замечают, что игнорируют или о чем сознательно умалчивают; что определяет силу их устремлений; как в их душе рождаются страсти (политические, идеологические, творческие, финансовые и пр.), повлиявшие на жизнь, события и эпоху, и, наоборот, почему в некоторых случаях современники остаются равнодушными к весьма важным (с точки зрения других) историческим событиям. Ей важен историко-психологический анализ и более устойчивых состояний, всей человеческой жизни.
Отечественный языковед и литературовед Г.О. Винокур (1886-1947) считал, что, «наряду с искусством, наукой, политикой, философией и прочими формами нашей культурной жизни существует, очевидно, в структуре духа некая особая область, как бы отграниченная, специфическая сфера творчества, содержание которой составляет не что иное, как личная жизнь человека» [4, с. 45].
Многообразие проявлений ментальных и духовных способностей и их влияния на окружающий мир потребовало при их изучении систематизации и поисков способов переработки, формализации и презентации материала. Субъективные внутренние представления человека или о группы людей, поколения или рода о части окружающего пространства в когнитивной психологии рассматривают при помощи ментальной кар- 11 тографии [21].
Немалые трудности представляет ориентирование в научной лите- ^т. ратуре, разрабатывающей историко-психологические и психолого- о
-е-шнх
го т У Т
-Iе1 §:
исторические сюжеты. Она пестра и обширна. Далеко не учтен богатей- н ш
ший отечественный опыт изучения историко-психологических явлений ^ и | и в истории. Невольно вспоминаешь слова Н.В. Гоголя: «Велико незнанье ^
России посреди России...» [6, с. 145]. Тем не менее, талантливые книги, написанные с искренним желанием понять и объяснить коренные свойства русского духа, разума и характера, «русской духовности и просвещения, которые на новый лад называют теперь ментальностью и цивилизацией», писались раньше, появляются они и в наши дни [11].
В конце XX - начале XXI вв. в отечественной науке усилился интерес к теоретико-методологическим проблемам исторической психологии, предлагаются определения самого предмета дисциплины, систематизируется концептуальный аппарат, разрабатывается система понятий, обобщается и расширяется арсенал средств и методов обработки исто-рико-психологической информации [8; 12; 13]. Идет активный процесс изучения эмпирического, теоретического и историографического материала. Однако многое из написанного за рубежом, не переведенного на русский язык, еще не вошло в существующую обзорную литературу.
В понимании предметной историографической ситуации существует одна сложность, связанная с тем, что историческая психология относится к междиплинарной сфере знания. Трудности «сглаживания» междисциплинарных противоречий (объективных и непременных) вызваны тем, что встречные интересы наук на поле исторической психологии разнородны и многообразны, как и их функциональная нацеленность. И история, и психология в качестве областей знания, впрочем, как и другие науки, разбиты еще на течения и школы, которые имеют разные методологические представления и целевые установки, подходы к историческому материалу.
Тем не менее, ставя вопрос о том, что, «прежде чем решать междисциплинарные вопросы, необходимо обсудить вопросы междисциплинарные и, прежде всего, методологические», не отменяющие комплексных и междисциплинарных практик исследования, современный исследователь согласен с очевидной необходимостью: «в огромном числе случаев историку, к примеру, требуется психологическое знание, а психологу-исследователю - знание историческое» [13, с. 186].
Вместе с тем, вопрос о границах допустимого сотрудничества и меж-дисциплинарности, взаимопроникновения на предметное поле одной Ё науки других наук (без утраты самостоятельности предмета конкрет-ci ной науки) и результатах ее эффективности в историко-психологиче-, 11 ском исследовании остается актуальным. Он связан с тем, что у каждой науки есть свой предмет исследования, категориально-терминологиче-g_§ У % ский аппарат, характеризующий не только научный язык, но и методы исследования, а также стиль мышления (как известно, физик мыслит §-g н иначе, чем историк). Историк, изучая конкретный исторический момент
н т и с
или явление, не может обойтись без того, чтобы не связать его с теми моментами или явлениями, которые ему предшествовали. Ученик
В.О. Ключевского Н.А. Рожков хорошо усвоил, что «известный момент (т.е. исследуемый историком. - М.Л.) ведь не что иное, как только одно из звеньев того органического процесса развития, который обозначается старым словом "история"...» [17, с. 562].
Едва ли можно характеризовать как созидательные непродуманные усилия растворения предмета собственной дисциплины в междисци-плинарности. Видимо, неслучайно психологи постарались себя обезопасить, придумав словосочетание «психологическая историческая психология». Ставится вопрос: историческая психология - это «психология прошлого или психология исторического существования человека»? [23, с. 9]. Отдавая должное многоликости истории и сложности ее изучения, предлагаются пути к соединению усилий в этом направлении истории и психологии. Однако коренной вопрос не снимается: «Как соединить две науки для изучения человека и его психики в потоке изменений и повторений, именуемых историей?» [Там же, с. 10].
Вероятно, не следует оставлять без внимания и степень терминологической «агрессивности» = «привлекательности», и силы ее воздействия на другие науки, например, социологии на историю, достаточно сильное в определенные периоды истории науки. Вопросов немало, и они относятся к числу тех методологических вопросов, рассмотрение которых требует серьезных и конкретных размышлений и опытной практики.
И еще одно соображение. В ХХ в. ситуацию в науке чрезвычайно осложняли жесткие философские и идеологические ограничения трактовок, что ставит перед современными исследователями задачи их исто-рико-психологического изучения.
Библиографический список / References
1. Апресян А.Д. Активный словарь русского языка. М.; СПб., 2017. Т. 3. С. 302-306. [Apresyan A.D. Aktivniy slovar russkogo yazika [Active dictionary of the Russian language]. Moscow; St. Petersburg, 2017. Vol. 3. Pp. 302-306. (In Rus.)]
2. Булгаков С.Н. Карл Маркс как религиозный тип (его отношение к религии человекобожия Л. Фейербаха) // Избранные статьи в двух томах. Т. 2. М.,
1993. [Bulgakov S.N. Karl Marx as a religious type (his relation to the religion Q
of humanity by L. Feuerbach). Izbrannyye stati v dvukh tomakh. Vol. 2. о
Moscow, 1993. (In Rus.)] ш и
3. Булгаков С.Н. Автобиографическое. Моя Родина // Тихие думы. , Ц i! Этика. Культура. Софиология. СПб., 2008. С. 382-396. [Bulgakov S.N. х^о* Autobiographical. My homeland. Tikhie dumi. Etika. Kultura. Sofiologiya. "§"m Ь Ц St. Petersburg, 2008. Рр. 382-396. (In Rus.)] £"§ | £
4. Винокур Г.О. Биография и культура. М., 2007. [Vinokur G.O. Biografiya g^o1^ i kultura [Biography and culture]. Moscow, 2007.] ¡5 о ш ¡i
5. Вострикова О.Г. Наследие П.А. Флоренского в отечественной историографии: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 2011. [Vostrikova O.G. Nasledie
P.A. Florenskogo v otechestvennoi istoriografii [The legacy of P.A. Florensky in Russian historiography]. PhD theses. Moscow, 2011.]
6. Гоголь Н.В. Нужно проездиться по России (Из письма к гр. А.П. Т.. .му) // Духовная проза. М., 1992. С. 137-145. [Gogol N.V. Need to travel around Russia (From a letter to Count A.P. T.). Dukhovnaya proza. Moscow, 1992. Pp. 137-145. (In Rus.)]
7. Идеи и люди. Интеллектуальная культура Европы в Новое время / Под ред. Л.П. Репиной. М., 2014. [Idei i lyudi. Intellektualnaya kultura Evropi v Novoe vremya [Ideas and people. Intellectual culture of Europe in Modern Times]. L.P. Repina (ed.). Moscow, 2014.]
8. Историческая психология. Прошлое. Настоящее. Будущее. М., 2020. [Istoricheskaya psichologia. Proshloe. Nastoyashee. Budushee [Historical psychology. The past. Present. The future]. Moscow, 2020.]
9. Кавелин К.Д. Задачи психологии. Соображения о методах и программе психологических исследований. СПб., 1872. [Kavelin K.D. Zadachi psichologii. Soobrazjeniya o metodax i programme psichologicheskix issledovanii [Problems of psychology. Considerations on the methods and program of psychological research]. St. Petersburg, 1872.]
10. Кареев Н.И. Общая методология гуманитарных наук. // Социология науки и технологий. 2020. Т. 11. № 2. С. 64-86. [Kareev N.I. General methodology of the humanities. Sotsiologiya nayki i tekhnologii. 2020. Vol. 11. No. 2. Pp. 64-86. (In Rus.)]
11. Колесов В.В. Русская ментальность в языке и тексте. СПб., 2006. [Kolesov V.V. Russkaya mentalnost v yazike i tekste [Russian mentality in the language and text]. St. Petersburg, 2006.]
12. Кольцова В.А.Особенности предметной области исторической психологии // Вестник РУДН. Серия: Психология и педагогика. 2008. Вып. 1. С. 6-15. [Koltsova V.A. Features of the subject area of historical psychology. RUDN Journal of Psychology and Pedagogics. 2008. Vol. 1. Pp. 6-15. (In Rus.)]
13. Мазилов В.А. О некоторых методологических проблемах российской исторической психологии // Методология современной психологии. 2020. № 11. С. 185-199. [Mazilov V.A. On some methodological problems of Russian historical psychology. Metodologiya sovremennoi psichologii. 2020. No. 11. Pp. 185-199. (In Rus.)]
14. Маринина Г.И. Национально-культурная специфика реализации концепта «душа» в английской, немецкой и русской фразеологической картине мира // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2017. № 10 (76). Ч. 3. C. 132-135. [Marinina G.I. National and cultural specifics of the implementation of the concept of "soul" in the English, German and
¡5 Russian phraseological picture of the world. Filologicheskie nauki. Voprosi
ш и teorii i praktiki. 2017. No. 10 (76). Part 3. Pp. 132-135. (In Rus.)]
, Л g 15. Обидина Ю.С. Термин psyche в гомеровских представлениях о духовной
^ жизни человека // Вестник Марийского государственного университета.
ф Ь ! 2013. № 12. С. 75-78. [Obidina Yu.S. The term psyche in Homer's ideas about
з m the spiritual life of a person. Vestnik of the Mari State University. 2013. No. 12.
gl g § Рp. 75-78. (In Rus.)]
16. Репина Л.П. "Новая историческая наука» и социальная история. М., 1998.
i 11 ^ 11
[Repina L.P. "Novaya istoricheskaya nauka" i sotsialnaya istoriya ["New historical science" and social history]. Moscow, 1998.]
17. Рожков Н.А. Пушкинская Татьяна и грибоедовская Софья в их связи с историей русской женщины XVII-XVIII веков // Журнал для всех. 1899. № 5. С. 558-564. [Rozhkov N.A. Tatiana by A.S. Pushkin and Sophia by A.S. Griboyedov in their connection with the history of the Russian woman of the XVII-XVIII centuries. Zhurnal dlya vseh. 1899. No. 5. Pp. 558-564. (In Rus.)]
18. Скворцов K.B. Августин Иппонийский как психолог <фрагменты>. Психологический метод Августина // Августин: Pro et contra. Личность и идейное наследие блаженного Августина в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология. СПб., 2002. С. 14-89. [Skvortsov K.V. Augustine of Hipponia as a psychologist <fragments>. The psychological method of Augustine. Avgustin: Pro et contra. Lichnost i ideinoe nasledie blazhennogo Avgustina v otsenke russkix mislitelei i issledovstelei. Anthology. St. Petersburg, 2002. Рр. 14-89. (In Rus.)]
19. Фисенко О.С. Концепт «душа» как фрагмент языковой картины Василия Розанова // Ученые записки Таврического национального университета им. В.И. Вернадского. Серия «Филология. Социальные коммуникации». 2013. Т. 26 (65). № 4. Ч. 2. С. 209-214. [Fisenko O.S. The concept of "soul" as a fragment of a linguistic picture of Vasily Rozanov. Scientific Notes of V.I. Vernadsky Crimean Federal University. Philological Sciences. 2013. Vol. 26 (65). No. 4. Part 2. Pp. 209-214. (In Rus.)]
20. Чивилихин В.А. Память. Кн. 1 // Роман-газета. 1985. № 3. [Chivilikhin V.A. Memory. Book 1. Roman-gazeta. 1985. No. 3. (In Rus.)]
21. Шенк Ф.Б. Ментальные карты: конструирование географического пространства в Европе // Политическая наука. 2001. № 4. С. 4-17. [Schenk F.B. Mental maps: The construction of geographical space in Europe. Political Science (RU). 2001. No. 4. Pp. 4-17. (In Rus.)]
22. Шкуратов В.А. Историческая психология. М., 1997. [Shkuratov V.A. Istoricheskaya psichologia [Historical psychology]. Moscow, 1997.]
23. Шкуратов В.А. Историческая психология. Кн. 1. Изд. 3-е, расширенное. М., 2015. [Shkuratov V.A. Istoricheskaya psichologia [Historical psychology]. Book 1. Moscow, 2015.]
Статья поступила в редакцию 03.09.2021, принята к публикации 15.10.2021 The article was received on 03.09.2021, accepted for publication 15.10.2021
Сведения об авторе / About the author
Лачаева Марина Юрьевна - доктор исторических наук, профессор; заведующая кафедрой истории России Института истории и политики, Московский
Ш Ol х т _- I х
педагогическим государственный университет § ш о.
-9-шн х
CD m У т
Marina Yu. Lachaeva - Dr. Hab. in History; Head at the Department of History g^m
of Russia of the Institute of History and Politics, Moscow Pedagogical State University ¡5 g 3 g
s I (^c!
E-mail: lachaeva@mail.ru g-g h ^
h 1- z "J
U 1 1 1 1
