CC BY
4
комсомолу имени В.И. Ленина. - Ч. 2: Общественные науки. - Якутск, 1984. - С. 18.
Жукова Л.Н. Якутские захоронения позднего средневековья в исследованиях музея им. Ем. Ярославского в конце XX в. // Северо-Восточный гуманитарный вестник. - 2015. - № 2. - С. 30-36.
Заборовская И.В. Этнографические коллекции Якутского краеведческого музея // Сб. научных статей (Якутского республиканского краеведческого музея им. Ем. Ярославского). - Вып. 4. - Якутск: Кн. изд-во, 1966. - С. 93-101.
Кириллин А.С., Степанов А.Д. Отчет по хоздоговорной теме за 1996 г. Мегино-Кангаласский улус. Автодорога Борогонцы - Тюнгюлю, 60-93 км. - Якутск, 1996 // Архив МАЭ ЯГУ Ф. 3. Оп. 1. Ед. хр. 49.
Константинов И.В. Неолитические стоянки на Оленеке // По следам древних культур Якутии. -Якутск: Изд-во СО АН СССР, 1970. - С. 73-93.
Константинов И.В. Ранний железный век Якутии. -Новосибирск: Наука, 1978. - 128 с.
Лебедев Т.И. Отчет о результатах геофизических работ, выполненных в бассейнах верхнего течения рек Тюнг и Муна в 1957 г. Амакинская экспедиция. Нюр-ба, 1958. Ч. 1-2. 98 л., 7 графических приложений. Каталожный № 02396.
Лебедев Т.И., Орлова Т.В. Отчет о результатах геофизических работ, выполненных в бассейнах среднего течения рек Тюнг, Линде - Муна в 1958 г. Амакинская экспедиция. Нюрба, 1959. Ч. 1-2. 87 л., 42 графических приложения. Каталожный № 02749.
Новгородов И.Д. Кангаласское захоронение // Сб. научных статей (Якутского республиканского краеведческого музея им. Ем. Ярославского). - Вып. 3. -Якутск: Кн. изд-во, 1960. - С. 80-87.
Попов Н.А. Отчет о результатах поисково-ревизионных работ на россыпные алмазы в бассейнах рек Муна, Сюнгюдэ, Усунку, Моторчуна за 2003-2005 гг. ОАО «Нижне-Ленское». Якутск, 2006. 243 л., 28 графических приложений. Каталожный № 20844.
Суворов В.Д. Отчет о результатах сейсморазведки ГСЗ в бассейне рек Муна и Тюнг для выявления новых ким-берлитовых полей. Ботуобинская ГРЭ. Мирный, 1999. 282 л., 4 графических приложения. Каталожный №2 19508.
Федосеева С.А. Ымыяхтахская культура СевероВосточной Азии. - Новосибирск: Наука, 1980. - 224 с.
Широченский В.Г. Отчет о поисках коренных месторождений алмазов в бассейнах верхнего и среднего течения р. Муна и р. Оленек за 1993-1996 гг. Амакинская ГРЭ. Айхал, 1996. 376 л., 15 графических приложений. Каталожный № 18880.
L.N. Zhukova
Archaeological exploration of the Yakut Republican Local History Museum named after Em. Yaroslavskogo at the end of the XX century
Archeological group of the Museum identified five short-term workshops on the river Muna in Zhigansky area Yakut ASSR; at the Matta village of Megino-Kangalassky ulus found traces of ancient people from the Neolithic to the Late Middle Ages. The article comprises material from the scientific reports submitted to the Department of Field Researches of Institute of Archeology of USSR Academy of Sciences (1977-1978), and other reporting documentation, including published.
Keywords: ancient workshops, lifting material, fragments and flakes, tools, the dating of the monument
УДК 930 (47) +930.20
В.Б. Шепелева
Истоки «советского проекта» в контексте постнеклассической познавательной парадигмы
В статье анализируются представления современников и последующей историографии относительно революционного процесса 1917 г. в России, место революционно-демократической альтернативы в 1917-1920-х гг. в контексте требований постнеклассики.
Ключевые слова: революционный процесс 1917 г., культурный код, этническая ментальность, эпоха осознанной необходимости, «эпоха совершеннолетия человечества», «новое направление», постнеклассика.
© В. Б. Шепелева, 2016
Непреложный факт сегодня - крайняя неоднозначность оценок советской эпохи. На одном историографическом полюсе исследователи склоняются к выводам о «беспрецедентном опустошении, причинённом 74 годами советской власти», о «всемирно-историческом обмане» или «самообмане» большевиков. На другом - приходят к заключению, что объективно ХХ в. есть «русский век», что «Октябрьская социалистическая революция и то, что получилось в её результате, есть величайшее явление ХХ столетия... (и даже) величайшее во всей истории человечества» [От победы к развалу., 2010, с. 142; Зиновьев, 2000, с. 79-125].
Но исследование может рассчитывать на объективные результаты только при опоре на адекватные теоретико-методологические основания. Ныне утверждается в мире наук постнеклассиче-ская познавательная парадигма. Обозначим её принципы. Объективная реальность есть иерархия сложноорганизованных нелинейных, открытых, способных к самоорганизации динамических систем. Человеческие сообщества рассматриваются как особо сложные среди них. Непременные условия бытования последних: им нельзя навязывать пути развития, поскольку путь предопределяется «внутренними тенденциями развития». Управляющие воздействия, не считающиеся с «внутренними тенденциями развития», или ведут к ситуации, когда «все усилия в песок», а система вопреки этим усилиям прокладывает свой путь. Или, если такие управляющие воздействия достаточно мощны, система «заболевает», здесь реальна опасность гибели системы. Зато управляющие воздействия, работающие в резонанс с «внутренними тенденциями развития», обеспечивают ускоренное восходящее развитие системы.
Применительно к обществу речь, видимо, должна идти о «цивилизационном» или «культурном коде», об этнической ментальности, если опираться на подходы русской религиозно-философской и научной мысли с Х1Х в. по современность. При этом и в этнической ментальности, и в «культурном», и «цивилизационном» коде есть смысл вычленять «ядро» - инвариант, предопределяющий идентичность этнического сообщества, цивилизации. Все названные односущност-
ные и разноуровневые феномены рассматриваются, во-первых, как непременные (для соответствующих уровней) атрибуты личности коллективной и индивидуальной (Л.Н. Гумилёв: «.ни один человек не может жить вне этнической системы» [Гумилёв, 1990, с. 22, 48, 301-306, 489]; К.М. Кантор: «"ядро культуры". покоится в более глубинных слоях онтологических основ социальной жизни, чем экономика, и имеет принудительную силу по отношению к сознанию индивидов» [Кантор, 1992, с. 10, 11, 23, 53]). Иначе, «культурный код», если воспользоваться определениями русских философов, - это лицо, душа народа, этноса. Или - это система «коренных, устойчивых ценностей и норм, которые являются едиными для всех членов общества ., какие бы внутренние противоречия ни были ему присущи», при том что «народные идеалы - (это) важнейшие регулятивы социальной жизни, определяющие пути самодвижения. её» [Там же, с. 75]. Во-вторых, можно сказать, что пока есть «культурный код» - ядро этнической ментальности, есть этнос, народ, нация. Разрушение ядра «культурного кода» означает уничтожение этнического сообщества как коллективной личности, что, вопреки некоторым соображениям «мультикульту-ралистского» толка, должно подпадать под «правила запрета». Ибо самоценность народа, нации, этноса не может подлежать сомнению, хотя бы потому, что если нет личности индивида вне «этнического поля», то и человечество вне этих сообществ немыслимо.
Относительно «мультикультуралистских соображений» поясним: речь идет о том, что необходимой платой за «современный прогрессивный рост... разнообразия микрогрупповых и индивидуальных (?! - В.Ш.) культур» является «ликвидация самобытности культур этнических, национальных», ибо лишь «постсоветским людям кажется, что человек не может быть без национальности» [Тишков, 2002, с. 179-194; 2003] и т.д.*? Подчеркнём, системология свидетельствует: сложноорганизованные нелинейные системы жизнеспособны настолько, насколько способны опираться на внутреннее многообразие: но антро-посфера есть этносфера. Однако ныне достаточно представительным кругом исследователей евро-
*Интересно, как в таком случае быть с такими известными исследователями, как Дж. Гренвилл, Э.Д. Смит, М. Манн, Х. Сетон-Уотсон, С. Рейнольдс, А. Каппелер, А. Реннер и др., которые ближе именно к этой, якобы специфически «советской», точке зрения [Российская империя..., 2005, с. 395-442; Нации и национализм, 2002, с. 7-25, 201-235].
поцентристской ориентации фактически поставлена под вопрос самоценность культурного кода, ядра этнической ментальности, - во всяком случае, народов незападной цивилизационной парадигмы, утверждается, что «сохранение исторической самобытности каждой культуры - задача... чреватая опасными последствиями» [Ахиезер, 1991, 2002; Абдеев, 1994; Булдаков, 1997; Гомаю -нов, 1991; Кантор, 1992; Маловичко, 2008, с. 179181; Ракитов, 1994; Хабермас, 2002, с. 366-367, 370-375; 2005, с. 269-340].
Подобные «мультикультуралистские» соображения объективно означают попрание важнейших «параметров порядка» для человека - социума - человечества, для культуры; посягательство на такую несомненную реальность, как эт-носфера, вне которой ни человека, ни человечества нет [Гумилёв, 1990, с. 24, 42, 500; 1994, с. 38-40, 66, 400, 439.]. «Без меня мир неполный», добавим: ущербный - это особенно верно применительно к этническим сообществам. Обозначенный же выше алгоритм представляется знаковым негативным проявлением энтропийного варианта глобализации и соотносим с постмодернистской, но никак не с постнеклассической парадигмой «проекта Истории».
Между тем подчеркнем: всё исторично - современный уровень научного познания выявляет историчность как фундаментальнейшее свойство мира. В этой связи не получается ли, что научно недостаточно обоснованные импровизации, внедряемые в массовые исторические представления, оказываются нарушением основополагающих «правил запрета» не только в рамках человеческого общежития, но и миропорядка в целом? То есть «историописание» экзистенциально для страны, для народа, для мира.
Всё сказанное выше касалось внутрисистемных отношений. Между тем иерархия систем предполагает, что системы - части мегасистем-ного целого, должны уметь соответствовать требованиям мегасистемы. Для мира людей мегаси-стема - планетарное человеческое сообщество, а требования её - это «Вызовы времени» для социумов. Вместе с тем Вызовы времени оправданно соотнести с требованиями «общецивилизаци-онного прогресса» (смена технико-технологических укладов, способов производства), а в предельных измерениях - с историософскими построениями. И, как уже не раз отмечалось, между историософией К. Маркса и христианством несо-
мненные переклички, причём по степени универсализма до сих пор они не имеют «конкурентов».
Сами же ситуации Вызовов времени сопоставимы с разбалансировкой общества, в пределе - с общенациональным революционным кризисом, когда явно раскрывается феномен нелинейности социума как «поле возможностей» относительно будущего. И критический момент кризиса - «точка бифуркации» (по синергетике) приводит к выходу хаотизированной системы случайным образом на новый аттрактор - квазистабильность. В обществе роль «случайности» исполняют люди, со своими интересами, задачами, целями. «Поле возможностей» социума лимитируется, если учитывать предельные значения, с одной стороны, «ядром» культурного / цивилизационного кода/этнической ментально-сти, а с другой - требованиями мегасистемы: Вызовом времени.
Для России к 1917 г. обозначилась крайне сложная ситуация: жёсткий Вызов эпохи модернизации совместился с развёртыванием в мире «эпохи осознанной необходимости» - её требований. И Первая мировая война заставила ведущие страны-участницы действовать в рамках нового алгоритма - «осознанной необходимости» - посредством системы ГМК. Уточним: монополистический капитализм уже фактически, по необходимости, есть вступление в «эпоху осознанной необходимости». На гносеологическом уровне марксизм, по определению Зб. Бжезинского, кладёт конец «эпохе исторической бессознательности». А в России А.И. Герцен впервые в мире формулирует идею выбора пути исторического развития - сущностную идею «эпохи осознанной необходимости», идею, как бы из недр сегодняшней постнеклассики. И более того, у Герцена были предшественники и в определённом смысле единомышленники: отечественные мыслители от П.Я. Чаадаева до славянофилов, а затем -вся линия русской религиозно-философской мысли, имеющая отношение к развёртыванию идей относительно «продолжающегося антропогенеза и миротворения», эпохи «совершеннолетия человечества». Так или иначе эти прозрения, идеи присутствовали в народнически-неонароднической мысли. А кроме того, свою роль на рубеже Х1Х-ХХ вв. сыграло увлечение русских марксизмом. Общее и в первом, и во втором -приверженность диалектике, принципу историзма. Сама же формула: «эпоха осознанной необ-
ходимости» = «эпоха совершеннолетия человечества» означает небывалую ранее ставку на субъективный фактор, при том что в пределе здесь каждый член общества - субъект.
Что отсюда следует? С одной стороны, как показал ещё П.В. Волобуев, в ходе революции -объективно назревшего процесса - всё разрешается в конечном счёте на уровне субъекта: борьбой партийно-политических субъектов, стремящихся получить поддержку массовых сил [Волобуев, 1987, с. 19-57]. В итоге роль субъективного фактора в революционной России 1917 г. оказалась мощно актуализирована законами самой революции плюс разворачивающейся «эпохой осознанной необходимости».
Отметим, Россия к 1917 г. - «страна второго эшелона капитализма» со всеми вытекающими отсюда острейшими противоречиями (что обстоятельнейшим образом было раскрыто в советской историографии «новонаправленцами»). Достаточно сослаться на факты реальности монополистического капитализма и так и не состоявшегося в качестве основы сельского хозяйства аграрного капитализма, на феномен «октябристского капитала», когда высший капитализм оказывался препятствием на пути прогрессивных капиталистических тенденций и т.д.
Ленин в ходе уроков Первой русской революции пришёл к выводу об определяющей для судеб страны, судеб российского капитализма роли аграрного вопроса, а после неудачи столыпинского реформирования - крестьянско-аграрного вопроса, причем разрешимого теперь только посредством аграрно-крестьянской революции -«оселка» всей буржуазно-демократической революции в России. При этом «новонаправленцы» фиксировали нелинейность ленинских прогнозов о возможных векторах послереволюционного хода событий: или «американски быстрый» капиталистический прогресс, или импульс для социалистической революции на Западе. Ленинские оценки и коррективы весны 1917 г. в кругах «но-вонаправленческой» ориентации на рубеже 6070-х гг. трактовались «предельно близко к тексту» - как видение возможности реализации революционно-демократической альтернативы (РДА), облегчающей затем «шаги к социализму»; не выделялось, правда, допущение Лениным возможности реализации в 1917 г. либерально-буржуазного пути развития. Поясним: с марта 1917 г. либералы держали в своих руках соб-
ственные судьбы и судьбы России, причем с мая при помощи умеренных социалистов. Нерешение ими во всех правительственных вариациях главных задач революции масс обрекало последнюю на поражение, как и катастрофическая вла-стебоязнь официальных эсеров и меньшевиков. То есть ни либералы, ни господствовавшие в массах после Февраля умеренные социалисты не обнаружили адекватности требованиям эпохи осознанной необходимости, не смогли выйти на уровень исторического субъекта. Отсюда как спасение этой революции - большевистско-левоэсе-ровский Октябрь: революция пролетарская плюс общекрестьянская и потому буржуазно-демократическая в значительной мере до лета-осени 1918 г. Правда, «новонаправленцы» из дискуссий 60-х гг. выводов относительно социально-экономической природы российского крестьянства и потому характера крестьянской революции не делали и ленинскую трактовку российского крестьянства как мелкой буржуазии не анализировали. Но в перестроечно-постсоветских условиях «точки над i» А.М. Анфимовым, особенно В.П. Даниловым были расставлены: факт «революции общинно-крестьянской» был признан, как и значение крестьянской ментальности в истории страны; в итоге можно говорить о революционном процессе 1917 г. как многосоставном, включающем революцию общинно-крестьянскую, помимо крестьянской буржуазно-демократической, пролетарскую, солдатскую, национальные революционные движения, а на первых порах (Февраль) и революцию классическую буржуазную [Шепелева, 2009, гл. 3-5].
В целом, если освоение в мире новых субъект-объектных возможностей не обходилось и не обходится без «метода проб и ошибок», то тем не менее факт - интеллектуально и ментально исключительное «попадание в точку» большевиков в 1917 г., когда оказалось, что вырвать страну из губительной для неё войны, покончить с «форма-ционной» отсталостью, обеспечить системную модернизацию возможно лишь в перспективе эпохи осознанной необходимости, сопряженной с постэкономической перспективой.
Эта предельно высоко заданная планка Октября определяла существо «советского проекта». Удержать её оказалось, однако, проблематичным на политико-управленческом уровне в силу ограниченной версии РДА; ограниченных в итоге возможностей проявления потенциала совокуп-
ного российского субъекта, тогда как «советский проект» конститутивно увязан со ставкой на субъект, когда в пределе субъект - каждый член общества. Подчеркнём: адекватной опорой при анализе концепций революции выступает в соответствии с постнеклассикой истори-ософско-антропологическая матрица, соответствующая «ядру» культурного кода России и задающая синтез цивилизационного и форма-ционного подхода. Важной основой выявления намечавшихся к 1917 г. исторических альтернатив и одновременно второй матрицей для анализа оценок революции является социально-экономическая модель России, реконструированная «новым направлением», уточненная в постсоветское время. «Изоморфность» «западников»-большевиков, Ленина, «революции масс» убедительно раскрыта в социально-экономическом, политическом, отчасти ментальном, срезе представителями «нового направления» (с учётом постсоветского периода), «направления», доказавшего свою «открытость» выходом на новые предметные сферы, выявляющего вариативность исторического процесса и обнаруживающего в целом компли-ментарность постнеклассики.
Установлена сходная логика движения поисков для А.И. Герцена, затем В.И. Ленина, наконец -«новонаправленцев»: от «западничества», линейного прогрессизма (упрощенного общего) к особенному, конкретному, к типологической специфике российского капитализма, в частности. Здесь уже намечается движение к синтезу форма-ционного и цивилизационного подхода [Шепелева, 2013, с.14-15, 28].
При этом обращение к идеям, прогнозам, настроениям-ожиданиям современников - т.е. к явлениям, предуготавливавшим по-своему «грядущий конфликт» (здесь субъект и объект в переплетении), как и расклад социальных сил, исходя из этнически-ментальных ориентиров, обеспечивают существенно иную потенциальность в пользу небуржуазного исхода, нежели расстановка сил на партийно-политическом уровне в 1917 г.
Специфика представителей русского суперэтноса в контексте ментальной матрицы, глубокая некомплиментарность им ценностей либерализма и как итог - именно «русская идея» привели к превращению партийного большевизма в сильный фактор российской политической реальности, «русская идея» объясняет и феномен необы-
чайно широкого «русского марксизма», а позднее -низового рабочего и солдатского, крестьянского большевизма, она - источник того самого «чуда» победы большевиков в 1917 г., затем в ходе Гражданской войны; «чуда», если не видеть за ним мощной ментальной основы. Таким образом, помимо прочих факторов «за» и «против» Октября 1917 г., ментальность российская подталкивала ход событий в пользу небуржуазных итогов.
Знаково, что источники и историография фиксируют реальность небуржуазных проявлений и среди российских либералов.
Но ленинская концепция РДА в 1917 г. оказалась непонятной для многих партийцев. Как ни странно, но в советской официальной историографии (и в литературе зарубежной) закрепилась каменевская трактовка ленинского видения Февраля и двоевластия (реально речь шла о концепции Л.Д.Троцкого, а вовсе не В.И. Ленина), при том что места для РДА в ней быть не могло. Видимо, и эту интеллектуальную ситуацию среди большевиков 1917 г. необходимо учитывать, оценивая возможности РДА.
Ленин успех «буржуазно-демократической революции нового типа» увязывал с взятием власти революционной демократией, что, помимо успешного разрешения задач этой революции, означало бы эволюционные «шаги к социализму»; тем более, что по существу экономической политики, казалось, едины были основные силы революционной демократии.
Самое существенное здесь - вопрос об упущенной - оптимальной в 1917 г. возможности «мирной революции», альтернативе, исключавшей угрозу Гражданской войны и создающей оптимальные шансы для решения первоочередных, затем среднесрочных - модернизационных задач и обеспечения эволюционного движения к социализму. Сохранение принципиальной последовательности для эсеров-черновцев и левых эсеров, для меньшевиков-интернационалистов - вот, казалось бы, все необходимое, дабы полноценная РДА (к которой подталкивали социалистов большевики) одержала верх.
Как минимум трижды в 1917 г. революционно-демократическая стихия - большинство России выступало «умнее» партийно-советских меньшевистско-эсеровских центров, подталкивая ситуацию в сторону РДА, срываемой раз за разом этими центрами. Наиболее адекватны обозначенной стихии оказались при всех доктри-
нальных издержках большевики, ставшие на деле самой прокрестьянской партией по вопросу о земле (да и власти), «общенациональной партией» по вопросу о войне и мире, по ставке на регулируемую многоукладную экономику.
Итак, Октябрь трактуется как спасение в последний момент революции масс. Однако Октябрь - это не полномасштабная в политико-партийном измерении революционно-демократическая власть, а её левый фланг, вскоре обернувшийся однопартийностью. Уникальная ценность РДА - исключение угрозы гражданской войны -была серьёзно ослаблена, что не замедлило обнаружить себя и чему радикально поспособствовали умеренно-социалистические центры, не считая усилий всего правого блока.
Переход к нэпу означал объективно признание адекватности для России РДА - прежде всего союза с крестьянством (особенно середняком) не только на время политического, но и социального этапа революции. Однако попытка её (альтернативы) частичной реализации уже в силу «частичности» оказалась проблематизирована. Вместе с тем обширная советская и современная с добротной конкретикой историография (нередко вне зависимости от авторских позиций) дают обильный фактический материал в пользу выводов о жизненности РДА, шансы для реализации которой открывал Октябрь.
Показательны интерпретации современников революции - Г. Мейера и П.Б. Струве, позиционирующих себя как имперцев-националистов и приходящих к выводу об укорененности Октября - «настоящей революции» в народной тол-ще-этнизме, которая тем не менее есть «национальное банкротство и мировой позор». Эта «квадратура круга» разрешается авторами отказом «эмпирическому русскому народу» в праве на Россию, реально же - противопоставлением себя ядру культурного кода русских. Более последовательная разновидность такого подхода (Р. Пайпс, группа А.С. Ахиезера) оборачивается отказом русскому суперэтносу в праве на историческую оправданность. Попытки М. Малиа, В.П. Булдакова применить «психопатологический» метод к изучению 1917 г. через сведение человека к «Оно» - сомнительны на уровне концептуально-антропологического и историософского самоопределения авторов, противоречат требованиям постнеклассики с позиций подхода и к нации, и к человеку.
«Сквозной подход» к историографии обнаруживает, что большинство современников и позднейших исследователей признавало объективную обусловленность Октября и при самом негативном его восприятии. «Вынужденные объективисты» из непримиримых оппонентов Октября и «объективисты действительные» из первой эмиграции сходятся в «объективизме» через обращение к этнической ментальности - т.е. реальным «внутренним тенденциям развития» социума; но из них неумолимо следует, что «настоящая революция» - это Октябрь, что «реально вся революция как народное движение. рождалась и родилась из духа большевизма». В обвинениях же марксизма-большевизма в «гордыне», «прометеизме» в противоположность «скромности» либерализма нечаянно улавливается сущностная ограниченность западных духовных притязаний, по сравнению с русско-православными, а «вера в спасение через историю» обнаруживает «резонансность» марксизма и русской религиозно-философской мысли, русской ментальности; «большевизм-про-метеизм» предстает в качестве явления, предуготовленного изнутри России мыслящей и страдающей [см. подробнее: Шепелева, 2009; 2010].
Прослеживается связь: отечественная социально-гуманитарная мысль XIX - начала ХХ вв. кладёт предел линейной познавательной традиции - и Россия на практике историческим выбором 1917-1920 гг. закрепляет то же самое, с гносеологического языка перейдя на язык онтологии и обеспечивая ответ на двойной вызов Времени.
Октябрь, нэп - это важные, в основе своей органические пласты исторического бытия России, в то время как внутренние негативные тенденции, приведшие в конце концов к возможности советской катастрофы, не в сущности Октября и не в сущности нэпа. Они - в антинэповских, а глубже - в противостоящих ядру культурного кода, «русской идее» представлениях и способах действия. Россия как модель мира, эпохальный исторический субъект, проявилась очень убедительно в советской ипостаси, раскрывая не только свой цивилизационный код, но и культурный код планетарного сообщества. Попытки изъять большевистский Октябрь, советскую систему из истории России означают объективно подрыв культурного кода России - самой личности народа; означают посягательство на «целое» России и всемирной истории.
Литература
Абдеев Р. Ф. Философия информационной цивилизации. - М., 1994. - 334 с.
Ахиезер А. С. Россия: критика исторического опыта. - Т. 1. - М., 1991. - 318 с.
Ахиезер А. С., Давыдов А.П., Шуровский М.А. и др. Социокультурные основания и смысл большевизма. -Новосибирск, 2002. - 607 с.
Булдаков В.П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. - М., 1997. - 373 с.
Волобуев П. В. Выбор путей общественного развития: теория, история, современность: общественно-политическая литература. - М.: Политиздат, 1987. - 312 с.
Гомаюнов С.А. Анатомия антисистемы: к вопросу о природе тоталитарных обществ. - Киров, 1991. - 99 с.
Гумилёв Л.Н. Этногенез и биосфера Земли / под ред. В.С. Жекулина. - 3-е изд., стер. - Л., 1990. - 526 с.
Гумилёв Л.Н. Конец и вновь начало. - М.: Ди Дик, 1994. - 542 с.
Зиновьев А. Глобальное сверхъобщество и Россия. -Мн.: Харвест; М.: АСТ, 2000. - 128 с.
Кантор К. М. История против прогресса: опыт культурно-исторической генетики - М.: Наука, 1992. - 147, [3] с.
Каппелер А. Образование наций и национальные движения в Российской империи // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет: антология. - М., 2005. - С. 395-435.
Маловичко С.И. После государственной истории: историографические поиски коэкзистенциального целого // Теории и методы исторической науки: шаг в XXI век: Матер. междунар. науч. конф. - М.: ИВИ РАН, 2008. - С. 179-181.
Нации и национализм: сб. ст. / пер. с англ. [и нем.]. -М.: Праксис, 2002. - 409 с.
От победы к развалу. Беседы А. Зиновьева с В. Ко-жемяко // Наш современник. - 2010. - № 5. - С. 142.
Ракитов А.И. Новый подход к взаимосвязи истории, информации и культуры: пример России // Вопросы философии. - 1994. - № 4. - С. 14-34.
Реннер А. Изобретающее воспоминание: русский этнос в российской национальной памяти // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет: антология. - М.: Новое издательство, 2005. - С. 441-442.
Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет: антология. - М., 2005.
Тишков В.А. После многонациональности // Знамя. -
2002. - № 3. - С. 179-194.
Тишков В.А. Реквием по этносу: исследования по социально-культурной антропологии. - М.: Наука,
2003. - 542, [1] с.
Хабермас Ю. Европейское национальное государство: его достижения и пределы. О прошлом и будущем суверенитета и гражданства // Нации и национализм: сб. ст. / пер. с англ. [и нем.] Л.Е. Переяславцевой и др. - М., 2002. - С. 364-380.
Хабермас Ю. Постнациональная констелляция и будущее демократии // Политические работы. - М., 2005. - Гл. 11. - С. 269-340.
Шепелева В.Б. Россия 1917-1920 гг.: проблема революционно-демократической альтернативы (вопросы теории, методологии, историографии): монография. - Омск: Изд-во Омск. гос. ун-та, 2009. - 704 с.
Шепелева В. Б., Из историографии революционного процесса 1917 г. // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. - Т. 12, № 6 (38). -Самара: Изд-во СамНЦ РАН, 2010. - С. 187-192.
Шепелева В. Б. Проблема революционно-демократической альтернативы в России 1917-1920 гг. (вопросы теории, методологии, историографии): авто-реф. дис. ... д-ра ист. наук. - Тюмень: Изд-во ОмГУ 2013. - 39 с.
KB. Shepeleva
The origins of «the Soviet project» in the context of post non-classical cognitive paradigm
The article analyzes the representation of his contemporaries and subsequent historiography regarding the revolutionary process in 1917, in Russia, the place of the revolutionary-democratic alternatives in 1917-1920 in the context of post non-classical requirements.
Keywords: a revolutionary process of 1917, the cultural code, ethnic mentality, the era of perceived need , "the era of majority of mankind", "a new direction", post non-classical
