CC BY
73
ющей властью и сотрудничающими с нею политическими силами, выступающими в пользу модернизации и демократизации. Любые же попытки деструктивных сил в регионе и за его пределами изменить радикальным путем действующую систему власти могут привести к дезинтеграции существующих ближневосточных государств и созданию в регионе обстановки неуправляемого хаоса.
«Азия и Африка сегодня», М., № 1, 2008 г., с. 53-60.
ИСЛАМСКИЙ МИР: «ОТСТАЮЩЕЕ РАЗВИТИЕ» И МУСУЛЬМАНСКИЙ РАДИКАЛИЗМ
В центре модернизации и развития ИМЭМО РАН состоялся третий научный семинар «Современные проблемы развития», в котором приняли участие ведущие специалисты РАН.
Г.И. Мирский (основной доклад): Два противоречащих один другому тезиса, относящихся к миру ислама, весьма распространены в последние десятилетия: первый гласит, что этот мир переживает возрождение, новый неслыханный с давних времен подъем, а второй - что происходит его кризис. Оба эти утверждения являются неточными, неопределенными и способны ввести в заблуждение прежде всего потому, что происходит смешение двух понятий -ислама как религии и мусульманского сообщества. Термин «возрождение» по отношению к исламу как религии вообще неприменим хотя бы потому, что ислам никогда не умирал и поэтому не может возродиться. Правда, надо отметить, что этот термин употребляется только в публикациях на русском языке, по-английски говорится о revival, то есть оживлении, что гораздо ближе к действительности. В таком случае следует констатировать, что в течение нескольких последних десятилетий в мире вообще происходит усиление роли религии, особенно после того, как закончилось «великое противостояние двух систем», основанное формально на классовых критериях (социализм против капитализма). Фактически «борьба двух систем на мировой арене» имела геополитический и -во вторую очередь - идеологический характер, но преподносилась, по крайней мере с нашей стороны, именно как борьба классов. Это уводило в тень, затушевывало сейчас уже вполне очевидное обстоятельство, а именно: на самом деле в сознании подавляющего большинства людей классовый фактор вопреки марксистской тео-
152
рии не является наиболее важным. Гораздо серьезнее воспринимаются факторы этнические, национальные, конфессиональные. Речь идет именно о сознании, поскольку в реальности материальные проблемы, различия в жизненном уровне, проблемы, связанные с нищетой, обездоленностью, эксплуатацией и т.д., всегда находятся на переднем плане. Но сейчас заметно, что люди, особенно в бедных странах Третьего мира, чаще всего склонны смотреть на свои невзгоды не сквозь призму противостояния «наших бедных с нашими же богатыми», а через противостояние «своих» и «чужих». А поскольку такие понятия, как капитализм, социализм, борьба бедных классов против богатых эксплуататоров и пр., утратили свое прежнее значение, неудивительно, что национализм и религия вместо того, чтобы уходить в прошлое как «пережитки» якобы умирающих эксплуататорских формаций, стали приобретать гораздо большее значение.
Если с терминами «оживление» или «подъем» можно согласиться, то ни о каком кризисе ислама - именно как религии - говорить, естественно, не приходится. Наоборот, ислам можно, пожалуй, назвать самой сильной религией в сегодняшнем мире по степени его укорененности в умах и душах людей. И все же широко распространен термин «упадок» (decline) применительно уже не к религии а к состоянию исламского мира. Не ислам переживает кризис или тем более упадок, а мусульманское сообщество («умма»), и то не все, а лишь его арабская часть (и тоже далеко не вся - разве можно не принимать во внимание процветание стран Аравийского полуострова?). Но, говоря об упадке, часто смешивают два различных явления: одно - это несомненное и кардинальное уменьшение, ослабление роли исламской «уммы» в мире по сравнению с временами халифата, и второе - отставание стран мусульманского сообщества от развитой части современного мира. Первый из этих феноменов вполне закономерен и не представляет собой ничего необычного и тем более трагического: все огромные империи древности и Средневековья рано или поздно рушились, и арабо-мусульманский халифат не мог быть исключением. Правда, в глазах мусульманских богословов крушение исламского владычества в мире выглядит как совершенно незакономерное и несправедливое - ведь Аллах сказал о мусульманах: «Вы - лучшая из общин, которые выведены пред людьми» (Коран, сура 3), следовательно, они и должны быть господствующей силой на земле. Для богословов эта несправедливость состоит не в нынешнем экономико-
153
технологическом и научном отставании мусульманских стран (они об этом в своих трактатах даже не упоминают), а именно в крушении политического господства государств «уммы» на мировой арене. Другое дело - ярко проявившееся за последние десятилетия отставание мусульманских стран в экономическом, технологическом, научном плане. Валовой внутренний продукт всех арабских стран уступает ВВП одной Испании. По данным Международного банка, общий экспорт арабских стран, если исключить из него нефть и газ, уступает экспорту Финляндии с ее пятимиллионным населением. По такому показателю, как продукция обрабатывающей промышленности, передовая арабская страна - Египет - занимает в мире 35-е место. В течение последних 20 лет XX в. рост дохода на душу населения в 22 арабских странах составлял 0,5% в год, что ниже, чем где-либо, за исключением Африки южнее Сахары. Каждый пятый араб живет менее чем на 2 долл. в день. Примерно 12 млн. человек (15% трудоспособного населения) являются безработными, и к 2010 г. эта цифра может вырасти до 25 млн. Среди ученых в мире всего 1% мусульман; в одном Израиле больше ученых, чем во всем мусульманском мире. В арабских странах ежегодно переводится около 330 иностранных книг (в пять раз меньше, чем в одной Греции). Капиталовложения в научные исследования в арабских странах составляют одну седьмую от общемирового уровня.
Причины такого отставания следует искать отнюдь не в новой истории и не в колониальном гнете. Собственно говоря, если иметь в виду арабский мир, входящие в него страны не были колониями Запада, за исключением захваченных Францией стран Маг-риба и колонизированного Англией Адена. Египет долгое время был полуколонией Англии, но нельзя утверждать, что если бы не англичане и французы, Египет, Алжир, Тунис и Марокко сегодня были бы передовыми развитыми государствами - ведь судьба других стран, находившихся под властью не западных держав, а османского султана, оказалась ничуть не лучше. Поэтому более важным фактором исторического отставания арабских стран скорее следует считать социально-экономическую систему, установленную в Османской империи, с ее засильем государственной власти, подавлением частной инициативы, отсутствием правовых гарантий для предпринимательства и т.д. В начале XX в. Турция, давно уже считавшаяся «больным человеком» Европы, точно так же отставала от развитых государств, как и управлявшиеся ею арабские страны,
154
и лишь осуществленная Кемалем Ататюрком секуляризация дала толчок к реальной модернизации страны. Следовательно, причины исторического отставания арабского мира, равно как Турции, Ирана, Афганистана, нужно искать в более ранней истории, в особенностях развития мусульманской цивилизации. Живший в XIV в. арабский историк Ибн Хальдун писал, что экономика халифата была подорвана потому, что права собственности систематически нарушались правителями, считавшими себя вправе распоряжаться имуществом подданных. Такой порядок не мог не тормозить процесс, аналогичный тому, который развивался в Европе, - возникновение самостоятельных городских общин, становление защищенного в правовом отношении рынка, создание плацдарма для формирования буржуазии. Было надолго задержано и технологическое развитие. Есть и другая сторона проблемы. Как отмечает Л. С. Васильев, «арабская культура, прославленная именами аль-Газали, Аверроэса, Авиценны и многих других, немало внесла в сокровищницу мировой цивилизации. Но все это мало отразилось на жизненном стандарте и интеллектуальном потенциале мусульман, веками воспитывавшихся в русле арабо-мусульманского знания. Мало потому, что в основе стандартизированного исламского знания лежали не вершины арабской средневековой мысли, а священная книга мусульман Коран, хадисы устного предания Сунны и заповеди мусульманского права шариата».
На протяжении столетий в мусульманском обществе доминировали богословы-правоведы (улемы), больше всего заботившиеся о том, чтобы не допустить нововведений (бида). Их ригидность, узколобость, одержимость идеей сохранения традиционных исламских устоев преграждали путь притоку новых общественных идей, прогрессу в материальной и технологической сферах, поскольку все это шло с Запада и уже поэтому было неприемлемо. Вплоть до конца XVIII в. на турецкий язык не было переведено ни одной европейской книги по медицине. Возрождение, Реформация, технологический прогресс Европы, идеи национализма, демократии, прав народов и прав человека, свободы слова - все это прошло мимо мусульманского Ближнего Востока. Поражение, нанесенное Наполеоном египетским мамлюкам, явилось таким шоком для уле-мов. Лишь постепенно до мусульманских мыслителей дошло, что дело не в технологических достижениях Запада как таковых, а в чем-то более серьезном, и появилось такое понятие, как модернизация, а затем и осознание связи ее, во-первых, с рынком и, во-
155
вторых, с секуляризацией общества. Против рынка ислам в принципе не мог ничего иметь, более того - торговля всегда почиталась, но рынок эпохи модернизации на Западе имел такие особенности, прежде всего в правовой области, которые представлялись мусульманским мыслителям несовместимыми с шариатом, на котором должна была основываться вся жизнь. Общество, построенное на принципах рынка модели modernity, не могло не быть правовым и светским, секулярным. Поэтому modernity понималась в исламском мире как «жизнь без священных ценностей», как нечто неотделимое от процесса секуляризации - процесса, разрывающего органическую, безусловную в исламе связь между государством и религией.
И все же новые идеи просачивались с Запада. В конце XIX в. арабские мыслители занялись такими проблемами, как арабская национальная идентичность, что привело их к выработке концепций самоуправления или автономии. Практически все они были не мусульманами, а христианами, получившими образование во французских колледжах в странах Леванта или даже в Европе. В выпущенном в Париже в 1905 г. манифесте Лиги арабского отечества, основанной христианином Н. Дзури, говорилось: «Наша страна, самая богатая и самая прекрасная в мире, стала пустынной и бесплодной». Сирийские и ливанские христиане были основоположниками современной арабской прессы. Параллельно с ними стали действовать на ниве просветительства и мусульманские реформаторы Аль-Афгани, Кавакиби и др., стремившиеся покончить с невежеством и застоем на базе реформированного ислама. И важно отметить, что все эти идеи - реформы, модернизация, просвещение, национальное самосознание, политическая эмансипация -пришли из той самой Европы, от которой мусульманская интеллектуальная элита так старательно отгораживалась на протяжении столетий.
Глаза открылись, и постепенно становилось все яснее, что мир ислама уступает своему тысячелетнему сопернику, христианскому миру, что он слабее и беднее. Требовались реформы. Как пишет Бернард Льюис, «модернизаторы сосредоточили свои усилия на трех главных направлениях: военном, экономическом и политическом. Достигнутые результаты были, мягко говоря, разочаровывающими. Попытки добиться победы при помощи модернизированных вооруженных сил обернулись серией унизительных поражений. Стремление достичь процветания на пути развития при-
156
вело к тому, что в одних странах обнищавшая и коррумпированная экономика попала в перманентную зависимость от иностранной помощи, у других образовалась нездоровая зависимость от одного-единственного ресурса - нефти... Хуже всего были политические результаты: вереница мелкотравчатых тиранических режимов, начиная от традиционных автократий и кончая диктатурами нового стиля, модернизм которых выражается только в деятельности аппаратов репрессий и индоктринации». Наконец, совершенно невыносимым унижением стало поражение в нескольких войнах.
Резюмируя все вышесказанное, среди причин нынешнего отставания арабских стран следует назвать не только пагубное воздействие многовекового прозябания на задворках отсталой и все более стагнировавшей Османской империи, но и такие факторы, как: самоизоляция, вызванная пренебрежительным отношением к «миру неверных» и сделавшая почти невозможным контакт с Европой, модернизацию, приток свежих идей и своевременное приобщение к общественным, политическим, культурным и технологическим ценностям и достижениям Запада; гипертрофированная, доминирующая роль мусульманских богословов, в результате чего духовная и интеллектуальная энергия общества оказалась скованной догматизмом и схоластикой; патриархально-патерналистская традиция, которая в сочетании с клановостью, партикуляризмом и мозаичностью общества благоприятствовала установлению автократических и деспотических режимов и препятствовала формированию гражданского общества и утверждению демократических начал общественного развития; бесплодные попытки (после достижения независимости) насаждать на неподготовленную почву чуждые модели развития, такие как западная демократия и имитация социалистического строя.
Мусульманские мыслители активистского направления независимо от того, таким или другим был их анализ факторов, лежащих в основе бед исламского мира, естественным образом пришли к фундаментализму, суть которого в утверждении, что первопричиной этих бед является отход от принципов первоначального ислама, а выход из положения - в восстановлении этих принципов. Но виновники этого положения - не только нечестивые и коррумпированные правители, но и их внешний покровитель - Запад. Оттуда идет зловредный вирус. Западная цивилизация была объявлена основанной на «секуляризме - индивидуализме» и посему безбожной. Так возник исламский фундаментализм, логически при-
157
ведший «людей действия» к радикальным позициям, к идее о необходимости борьбы за то, чтобы в корне изменить существующую ситуацию. Крайним проявлением этого радикализма стал «джиха-дизм», концепция «священной войны» против как внутренних, так и внешних врагов ислама. Последователи этой концепции провозгласили отказ от оборонительной позиции ислама и стали призывать к наступательной борьбе. Результатом стало образование сети транснационального терроризма, ассоциируемого с названием «Аль-Каида». Этот феномен подробно проанализирован во множестве работ, включая публикации, подготовленные нашим Центром. Следует сказать о том, что данное явление получило столь широкий и зловещий, угрожающий безопасности всего мира размах вследствие необычайно мощного воздействия именно внешнего фактора, проявившегося за несколько последних десятилетий.
Принято говорить, что история не имеет сослагательного наклонения. Можно лишь гадать, какой путь борьбы за «возвращение к истинному исламу» выбрали бы мусульманские радикалы, если бы не произошло несколько событий, вызвавших беспрецедентный подъем антизападных, в первую очередь антиамериканских настроений в исламском мире и массовое, охватившее буквально весь этот мир сочувствие к тем, кто взялся за оружие. Главные из этих событий: во-первых, образование Израиля, что не нуждается в пояснениях; во-вторых, советская интервенция в Афганистане, приведшая к тому, что «борцы за дело ислама» хлынули в эту страну со всех концов мусульманского мира и Афганистан превратился в плацдарм и полигон воинствующих исламистов, в базу «Аль-Каиды»; в-третьих, на редкость контрпродуктивная агрессия С. Хусейна против Кувейта, что привело к появлению американских войск в Саудовской Аравии и тем самым дало в руки лидеров «Аль-Каиды» бесценный козырь; и в-четвертых, интервенция США и Великобритании в Ирак, давшая джихадистам уникальный шанс превратить эту страну в несравненно более важную и ценную для них базу, чем Афганистан. Была ли возможность не допустить всего этого - рассуждать об этом можно бесконечно. Но фактом является то, что данные события уже произошли и «переиграть историю» невозможно. Что же дальше? В каком направлении пойдет развитие мира ислама?
Во-первых, этот мир далеко не един и не одинаков. Нельзя подводить мусульманские страны под единый знаменатель. По специфике своего развития, по особенностям своего экономическо-
158
го потенциала, уровня жизни, традициям и менталитету населения между Египтом, Ираном, Пакистаном, Индонезией, Малайзией, Марокко, Суданом и т. д. существуют огромные различия. И даже признавая наличие такого объединяющего фактора, как мусульманская солидарность, следует констатировать, что воздействие исламизма, джихадизма на умонастроения людей в странах Юго-Восточной Азии или Западной Африки объективно не может не быть существенно слабее, чем в странах Арабского Востока, прямо и непосредственно сталкивающихся с палестинской и иракской проблемами.
Во-вторых, следует учитывать принципиальные различия между настроениями общественности (как масс, так и националистической интеллигенции) и объективно обусловленными классовыми позициями правящих кругов исламских стран. Господствующие элиты, независимо от их вероятной внутренней неприязни к Западу, в своих прагматических интересах не могут не вести политику, направленную на дальнейшую интеграцию своих стран в мировую капиталистическую экономику, на закрепление и улучшение своего места в системе международного разделения труда -системе, где доминируют Соединенные Штаты, международные экономические организации и транснациональные корпорации. О «цивилизационном столкновении» с Западом в подлинном смысле этого слова не может быть и речи. Ушли в прошлое времена, когда лидеры стран Азии и Африки могли предаваться мечтам об альтернативном развитии, некапиталистическом пути, новом мировом экономическом порядке и т.д.
В-третьих, «оживление ислама», даже «реисламизацию», нельзя смешивать с исламизмом. Последний, являющийся в общем-то феноменом меньшинства, до сих пор не смог привлечь к себе большинства населения. Буржуазия, растущие средние слои, даже весьма радикально и антизападно настроенная интеллигенция на самом деле опасаются исламизма. Даже электоральные успехи «Братьев-мусульман» и родственных им групп в Египте и некоторых других странах Арабского Востока еще не говорят о том, что движение за демократию и свободные выборы непременно обернутся торжеством крайних исламистов. Есть основания полагать, что для умеренных исламистов идея реисламизации общества не равнозначна тенденции к установлению «муллократии».
В-четвертых, очень многое будет зависеть от поведения Запада. И как ни парадоксально это может звучать, именно американ-
159
ская интервенция в Ираке может стать в этом отношении пунктом поворота к лучшему. Не исключено, что наиболее проигравшей стороной в результате иракской авантюры станут американские гегемонисты-унилатералисты, провал политики которых с каждым днем становится все очевиднее для общественности Соединенных Штатов. Горький урок Ирака может способствовать отрезвлению тех кругов в Вашингтоне, которые переоценили возможности супердержавы. Отказ Вашингтона от новых силовых действий и воинственности может привести к постепенному ослаблению влияния исламских экстремистов.
В-пятых, несмотря на все это, остаются неразрешенные ситуации, само существование которых объективно играет на руку мусульманским радикалам. Не видно реальных признаков скорого урегулирования палестинского конфликта, особенно после победы ХАМАС на выборах; даже если возобновятся переговоры на основе «дорожной карты», стороны все равно неизбежно упрутся в те же самые неразрешимые проблемы - статус Иерусалима, еврейские поселения на Западном берегу и судьба палестинских беженцев. Совершенно неясны перспективы умиротворения в Ираке: после ухода американцев нельзя исключать возможности межконфессиональной войны, образования шиитской теократической власти или военной диктатуры. Крайне опасным очагом напряженности остается Пакистан с растущим влиянием исламистов при наличии ядерного оружия. Все более угрожающей становится ситуация вокруг Ирана в связи с кризисом по поводу его ядерной программы. Есть признаки того, что скоро может подойти к концу длительный период стабильности в Сирии. Вполне вероятны серьезные перемены в Саудовской Аравии, где правящая династия все с большим трудом сдерживает «вызов современности». Все это вместе взятое делает обстановку в мусульманском мире, особенно в его ближневосточной части, бурлящей и непредсказуемой. Никто еще не нашел ответа на один из главных вопросов современности - как органично включить беспокойное исламское сообщество в процесс мирового развития.
Американский профессор Сэмюэл Хантингтон, автор нашумевших книг о столкновении цивилизаций, ввел в оборот термин «fault line conflicts», конфликты между государствами или группами, принадлежащими к различным цивилизациям. Подавляющее большинство таких конфликтов происходит «вдоль границы, идущей петлями через Евразию и Африку и отделяющей мусульман от
160
немусульман... Куда ни посмотришь вдоль периферии ислама, у мусульман есть проблемы в мирном сосуществовании с соседями... из 50 этнополитических конфликтов в 1993-1994 гг. мусульмане участвовали в 26». Это было до 11 сентября; с тех пор то, что называют «конфликтным потенциалом мусульманского мира», значительно возросло, и вовсе не обязательно быть расистом или исла-мофобом, чтобы констатировать: этот потенциал непропорционально велик по отношению к проценту мусульман в населении земного шара, притом что конфликты, в которые вовлечены мусульмане, часто происходят не по их вине. Неудивительно, что многие склонны задаваться вопросом: а может быть, в самом исламе как религии уже изначально содержались семена, давшие в наше время столь буйные всходы?
Как и все великие религии, ислам противоречив и неоднозначен; кто-то сказал, что «в этом море можно выловить любую рыбу». С равным успехом ислам можно назвать, например, и толерантной, и нетерпимой религией. Вспомним, что во времена арабских завоеваний покоренные «неверные» не обязаны были принимать ислам - они могли, уплачивая особый налог «джизья» (что, конечно, обременительно), сохранить свою религию. Никогда не было еврейских погромов - разительный контраст с христианской Европой. Разумеется, на «неверных» смотрели свысока и не считали их полноценными людьми, но так же обстояло дело, например в России, однако при этом не было ненависти и нетерпимости - просто речь шла о несчастных, неразумных людях, которым Бог не дал своей благодати и которые неспособны открыть глаза и воспринять истинную веру. Во времена Османской империи, как уже говорилось выше, к европейским христианам относились с пренебрежительным безразличием. И только сравнительно недавно, в XX в., когда на исламские земли пришел европейский империализм, стала чувствоваться угроза не только военно-политического, но и культурного, духовного порабощения. Антизападные настроения возникли как форма защиты, а не нападения. Малопродуктивно искать корни нынешнего воинственного мусульманского радикализма в исламе как религии. Скорее надо попытаться найти их в особенностях развития и менталитета мусульманского сообщества, на которое, конечно, пагубное воздействие оказала ведущая роль погрязших в догматизме и схоластике духовных авторитетов, больше всего опасавшихся нововведений и слепо державшихся за шариатский буквализм. Но духовные авторитеты,
161
«властители умов», имеются и в других религиях, одно время они доминировали и в жизни христианского сообщества, но затем их влияние стало неумолимо падать. А в исламском сообществе этого не произошло. Почему - вот вопрос. Связано ли это с особенностями менталитета, культуры и традиций арабов (ведь весь духовный облик мира ислама формировался арабскими богословами)? Однако уже несколько столетий после крушения халифата в мусульманском сообществе доминировали не арабы, а турки и персы. Значит, дело не только в «арабской специфике», а в особенностях развития исламского сообщества в целом, но тут мы опять все же возвращаемся к исламу - уже не в теологическом плане, а в смысле воздействия данной религии на формирование общественных, культурных, цивилизационных факторов, определяющих жизнь мусульманского мира. Современное исламоведение при всем богатстве, изобилии его продукции до сих пор не смогло дать ответа на этот кардинальный вопрос.
В.Я. Белокреницкий: Насколько «отстающее развитие»? Высоко оценивая доклад Г.И. Мирского и соглашаясь с большинством его положений и выводов, хотел бы вместе с тем обратить внимание, что акцент в нем делается на радикализме мусульман как феномене общественного мнения и массового сознания. Вместе с тем автор фактически говорит об исламском радикализме как явлении политическом. Политические процессы непосредственно определяются политическими, властно-организационными факторами, а общественные настроения служат фоном, бэкграундом для их формирования. И не случайно, выделяя тенденции возможного развития исламского мира, Г.И. Мирский указывает на формирующие их сугубо политические причины - такие, как поведение Запада или политика элит в мусульманских государствах. Второй момент - оправданность аргументации по поводу «отстающего развития». В докладе со ссылкой на Б.Льюиса приводятся сведения о замедленном росте экономики арабских государств за последние 20 лет XX в. Между тем в начале XXI столетия эти темпы заметно возросли. Более того, если взять период с 1970 г., после которого началась экономическая модернизация в большинстве из них, картина будет иной. По уровню бедности (20% живет на 2 долл. в день на человека) арабские страны стоят на уровне современной России и сильно опережают Индию (около 80%) и Китай (более 50%). Данные о безработице всегда достаточно условны, их трудно сравнивать с показателями по другим странам и регионам. Таким обра-
162
зом, вывод о глубоком экономическом отставании 22 арабских государств представляется не совсем обоснованным. Речь может идти скорее лишь об относительном отставании, а также особом пути развития. Бесспорно, что главный двигатель экономического прогресса в арабских странах - это нефть, доходы от ее экспорта, сверхдоходы, позволяющие «осчастливленным» коренным жителям существовать на ренту, а приезжим из других мусульманских стран зарабатывать значительно больше, чем у себя на родине. Экспорт нефти и природного газа - специфическая функция арабских стран Залива в современной мировой экономике. Им поэтому нет необходимости «выделяться» в других сферах - в производстве компьютерных программ (как Индия), изготовлении дешевых товаров самого разнообразного спектра, в том числе электроники (как Китай и страны ЮВА), и т.д. Нет пока у арабских государств острой необходимости добиваться успехов в научной и технологической сферах. Следует обратить внимание на то, что практически все они в последнее время увеличили инвестиции в сферу образования и науки, почти во всех наблюдается устойчивый рост показателей грамотности, в том числе женской, растет среднее число лет, проведенных населением «за партой», увеличиваются свобода СМИ, открытость международным информационным потокам с помощью телевидения и сети Интернет. Разумеется, специфика вхождения в глобализирующийся мир при этом остается. Полной гомогенности в принципе нельзя ожидать ни применительно к странам арабо-мусульманского ареала, ни в отношении других «пучков» государств и регионов. Но это будет скорее всего особый вариант модернизации. В докладе, посвященном исламскому миру, основное внимание уделяется миру арабскому. До определенной степени это оправданно, ибо арабы занимают центральное положение в истории и культуре ислама. Однако демографически, с точки зрения числа приверженцев религии, они очень рано потеряли лидерство. Ныне арабы составляют менее пятой части мусульман (15-17% из 1,3 млрд. человек). Наибольшее их количество проживает в Южной Азии - свыше 400 млн., или более 30% (в Пакистане, Индии, Бангладеш). Вместе с тем справедливой представляется озабоченность Г.И. Мирского политической ситуацией в Пакистане, ключевой стране, находящейся на стыке Южной, Западной и Центральной Азии. Успехи этносепаратистских и исламистских движений там могут подорвать наметившиеся было тенденции к стабилизации и экономическому развитию во всем этом широком
163
ареале. Отсюда, видимо, внимание, которое уделяется Пакистану со стороны США, Японии. Европы, а также стремление Индии к нахождению компромисса с ним по таким застарелым спорным проблемам, как Кашмир.
С.И. Лунев: Расхождения между концепцией и фактами. Доклад Г.И. Мирского, посвященный «отстающему развитию» исламского мира, содержит ряд интересных тезисов. Вместе с тем, если говорить о концепции доклада, то она в основном сводится к обоснованию того, что мусульманское сообщество не имеет особых перспектив для позитивного развития. На мой взгляд, основным методологическим недостатком работы является то, что автор приводит примеры из истории арабских стран, а выводы делаются в отношении всего исламского мира. Г. И. Мирский сам указывает на то, что «нельзя подводить мусульманские страны под единый знаменатель», однако постоянно акцентирует «общее», исходя из положения в арабском мире. Скажем, нет попытки проанализировать ситуацию в Индонезии, крупнейшей стране мусульманского сообщества, Пакистане (второе место), Индии (третье место), Бангладеш (четвертое место), если не считать указаний на рост исламизма в Пакистане и «нищету» Бангладеш (кстати, здесь почти десятилетие рост ВВП не опускается ниже 5%). Нет даже упоминания о существовании Малайзии, где наличествует достаточно высокий средний доход на душу населения, безработица значительно ниже, чем в развитых странах, выше темпы развития, а доля бедных меньше, чем в Соединенных Штатах. Г.И. Мирский упоминает Иран лишь в связи с кризисом вокруг его ядерной программы, но никак не комментирует значительные успехи этой страны в социально-экономической сфере за последние четверть века. Подобная избирательность приводит к тому, что автор как бы не замечает социально-экономических прогнозов, которые делают ведущие западные эксперты. В прогнозе на этот год ведущих британских специалистов утверждается, что среди семи стран с наивысшими темпами развития до середины века будут две мусульманские страны -Индонезия и Турция - и ни одной развитой. Непонятны причины, побудившие автора назвать Египет «передовой страной» арабского мира. Он - лидер лишь по численности населения, но даже не по объему ВВП (где уступает Саудовской Аравии). Что касается дохода на душу населения, то Египет занимает одно из последних мест среди арабских стран, опережая лишь Ирак, Судан и Мавританию.
164
Г.И. Мирский утверждает, что «Возрождение, Реформация, технологический прогресс Европы, идеи национализма, демократии, прав народов и прав человека, свободы слова - все это прошло мимо мусульманского Ближнего Востока». Как в эту схему укладывается период танзимата (упорядочение, преобразование) в Османской империи (1839-1876)? Уже в указе 1839 г. провозглашались обеспечение безопасности жизни, чести и имущества, справедливое распределение и взимание налогов и др. В указе 1856 г. провозглашались равенство подданных султана перед законом, допуск немусульман к военной и государственной службе, равное налогообложение, введение государственного бюджета. Земельный закон 1858 г. подтверждал частную собственность. В 1876 г. была принята первая турецкая Конституция, а в следующем году открылась первая сессия парламента. Довольно сомнительным представляется тезис, что экономика Османской империи была подорвана нарушением прав частной собственности. На самом деле, как отмечает Л.Б. Алаев, основной причиной было вхождение Османской империи в процесс «первичной глобализации»: в XIX в. удельный вес импорта (прежде всего европейского) в местном потреблении вырос с 4 до 80%, что привело к полной деиндустриализации. Список цитируемой литературы объясняет причины появления подобных выводов: из отечественных авторов (для которых в целом менее свойственен упрощенный западноцентризм) была использована лишь работа Л.С. Васильева. Таким образом, представляется, что докладчику не полностью удалось доказать основную мысль, что исламский менталитет препятствует поступательному социально-экономическому развитию (в отношении непосредственно арабских стран автор приводит несколько более веские аргументы). Исламский мир представляет собой настоящий суперрегион. В социально-экономическом плане здесь заметна огромная дифференциация. Некоторые арабские страны-нефтеэкспортеры, сосредоточенные главным образом в районе Персидского залива, смогли обеспечить за счет перераспределения нефтяной ренты повышение душевого дохода до уровня, сопоставимого с развитыми странами. Часть исламских государств оказалась в числе достаточно благополучных 50-60 развивающихся стран, которые благодаря стабильной политической обстановке, выгодному географическому положению, наличию дешевой рабочей силы, больших запасов сырья или редких его видов смогли успешно включиться в международное разделение труда. Наконец, ряд мусульманских государств на-
165
ходится в тяжелом положении. Единство исламского мира проявляется не в экономической, а скорее в политической и особенно - в культурной сферах. Во второй половине XX в. начался процесс возрождения исламских цивилизационных ценностей, который в последние два десятилетия сопровождается явным отчуждением от западной цивилизации, особенно ускорившимся с началом исламской революции в Иране. Исламское общество в отличие от западного отдает предпочтение не личным интересам индивида, а «коллективистскому» развитию. Правда, отторжение европейских норм и ценностей заметно и в других регионах, но именно для мусульманского мира характерно наибольшее отчуждение от западной модели.
А.Ю. Умнов: Глубинные корни фундаментализма. Присоединяясь к высокой оценке доклада, хотелось бы остановиться на двух важных моментах, которые вызывают некоторые вопросы. Одна из общих идей доклада: есть ислам как теология, где «можно выловить любую рыбу», и есть часть арабской исламской цивилизации, которая все больше отстает в экономическом, технологическом, научном плане от развитых государств мира. И причина этого отнюдь не ислам, а ряд социально-политических и социально-экономических факторов, включая вековое доминирование догматиков-богословов.
Во-первых, секуляризм же необходим для модернизации. Это подчеркивает и сам автор, говоря, «что лишь осуществленная Кемалем Ататюрком секуляризация дала толчок к реальной модернизации» Турции. Однако секуляризация здесь во многом была обусловлена превращением султана-халифа в союзника англичан. Поэтому национально-освободительная борьба, возглавленная Ататюрком, и вылилась в создание секулярного государства. Таким образом, мы имеем здесь дело с исключением, которое лишь подтверждает правило, что, кстати, отмечает и сам автор, когда говорит о процессе секуляризации как разрывающем «органическую, безусловную в исламе связь между государством и религией». Во-вторых, проблема исламского фундаментализма и его вариантов -исламизма и джихадизма. В докладе говорится, что это продукт XX в. Сам термин «фундаментализм» действительно появился в прошлом столетии. Однако религиозно-политическое течение, призывающее возвратиться к первоначальному исламу, существовало в мусульманском мире задолго до нашего времени. 900 лет назад арабский мыслитель Аль-Маварди впервые в истории обществен-
166
ной мысли попытался выявить механизм установления в мусульманских странах новой власти на религиозной основе. Такой поворот, по его мнению, происходил, когда правитель отходил от «подлинного ислама», что выражалось в пересмотре его мировоззренческих основ, притеснении духовных лиц, уклонении от религиозных обязательств. Видя явную порочность таких правителей, население, по словам Аль-Маварди, естественно, переходило на сторону «людей религии», рассматривая подчинение им как обязанность перед Богом. Спустя 300 лет другой арабский мыслитель, Ибн Халдун, создал целую концепцию взаимоотношений общества и государства на Арабском Востоке. Эти взаимоотношения, по его мнению, определялись постоянной борьбой «примитивности», потребляющей только необходимое, с «цивилизацией», потребляющей и прибавочный продукт. Силы «примитивности», подчеркивал Ибн Халдун, были в военном отношении гораздо сильнее «цивилизации», во-первых, как привыкшие к суровой жизни кочевники против «изнеженных» горожан, а, во-вторых, как объединенная племенным демократизмом группа против людей, разобщенных имущественным неравенством. Таким образом, фундаментализм в исламе - явление очень старое. Другое дело, что в разные периоды своего существования оно имело и имеет свою специфику и свои отличительные черты.
Д.Б. Малышева: Не надо давить на «исламский мир». В докладе дан содержательный анализ причин нынешнего отставания «исламского мира», а также исследование факторов, вызвавших беспрецедентный подъем антизападных, антиамериканских настроений в «мире ислама». Вместе с тем не со всеми положениями доклада можно согласиться. Такова, например, постановка вопроса об «исламском мире» и его «упадке». Как представляется, такого «мира», объединенного общими экономическими и политическими интересами, просто не существует. Возьмем, к примеру, постсоветские центральноазиатские страны и Азербайджан. Всех их только лишь условно можно отнести к категории «исламских». Да, на уровне культуры, духовных проявлений мусульманская религия играет здесь определенную роль. Но правящие элиты и большая часть населения в Центральной Азии и Азербайджане воспринимают свои государства прежде всего как светские. Не стал здесь ислам и той основой, на которой страны региона сумели бы выработать какую-то общую платформу. Все они имеют чаще всего различные интересы и ориентиры - экономические, внешнеполи-
167
тические и даже цивилизационные. Они легче идут на контакты с другими региональными и мировыми игроками (Китаем, Россией, США, Японией, Евросоюзом и пр.), нежели друг с другом. Так что в качестве фактора политики, а тем более как некоего надгосудар-ственного фактора воздействие религии здесь минимально, и оно скорее относится к разряду мифологем и умозрительных построений, нежели международной практики. Хотя сам Г.И. Мирский указывает на то, что «нельзя подводить мусульманские страны под единый знаменатель», на термин «исламский мир» им накладывается весьма определенная смысловая нагрузка. Логика рассуждений автора приводит читателя к заключению, что этот «мир» идентичен неразвитости, отсталости. Но вполне ли корректна подобная постановка вопроса? Если взять, например, Турцию, то она является членом Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), куда не принимают государства, находящиеся в экономическом упадке. Напомню также, что в современной Турции, где еще не завершена борьба двух тенденций развития (одна условно западная, а другая - мусульманско-традиционалистская), ситуация скорее склоняется в пользу первой, учитывая, с каким упорством турецкие власти добиваются принятия своей страны в ЕС. Можно привести другие факты, свидетельствующие в пользу некорректности постановки вопроса об «отстающем развитии» исламского мира.
Представляется, что в докладе Г. И. Мирского односторонне трактуется проблема взаимоотношения «исламского мира» и Запада. Автор много и справедливо говорит о пренебрежительном отношении «мусульман» к Западной цивилизации, о том, как по традиции, идущей, видимо, еще со времен халифата, в Османской империи не было принято устанавливать контакты с европейцами (за исключением торговли и военных экспедиций), а тем более заимствовать что-либо от «неверных». Но ведь была и обратная сторона медали. Еще М. Уотт в своем классическом труде «Ислам и средневековая Европа» писал, что в средневековой Европе к «миру ислама» никакого интереса не проявляли, и в отношении этого «мира» тоже имелись свои стереотипы: он считался у «просвещенных» европейцев синонимом невежества и заблуждений, хотя вовсе не был таковым. Вспомним и русскую средневековую или даже значительно более позднюю традицию: как только в фольклоре или же в сочинениях православных авторов не называли мусульман - и «погаными», и «басурманами», и «язычниками» и пр. А разве в со-
168
временной России или, например, во Франции, коренное население так уж терпимо к мусульманам? Так что здесь, видимо, мы имеем дело не столько с какой-то особой ксенофобией «исламского мира», а с явлением, общим для всего человечества - трудным восприятием «чужой» культуры, религии, образа жизни. He вполне можно согласиться с автором и в отношении использования понятия «возрождение ислама». В англоязычной и франкоязычной литературе я неоднократно встречала употребление применительно к исламу термина renaissance, a также resurgence и др., которые как раз и имеют значение - «возрождение ислама». Это же словосочетание используется нашими специалистами по исламу в отношении ислама в России (известная книга А.В. Малашенко так и называется «Исламское возрождение в современной России»). Термин «возрождение ислама» вполне уместен также в отношении стран традиционного распространения ислама - на Ближнем Востоке, в Азии, Африке. Здесь он имеет несколько иной, нежели в России, смысл. В тех случаях, когда говорят о возрождении ислама, имеется в виду возрождение преданной забвению за годы доминирования в этих регионах Запада религиозной традиции, которую намереваются очистить от западной «скверны» - так, чтобы она стала основой нового современного общества, помогла его членам обрести духовно-культурную, национальную идентичность. Ислам, кроме того, предлагает, по существу, свой вариант глобализации, конкурирующий в пределах мусульманского мира с ее западной версией.
Хотелось бы внести свою лепту и в сделанный в докладе прогноз касательно будущего исламских стран. Г.И. Мирский говорит: «Никто еще не нашел ответа на один из главных вопросов современности - как органично включить беспокойное исламское сообщество в процесс мирового развития». Я бы взяла на себя смелость ответить на этот вопрос следующим образом: не надо трогать «беспокойное исламское сообщество». Ни к чему иному, кроме конфликта и смуты, такое вмешательство в его прочно скрепленную кланами и традициями структуру не приведет; не надо «переформатировать» восточные общества, подверстывая их под широковещательные проекты типа «Большого Ближнего Востока», например. Подобные проекты служат лишь реализации стратегий Запада, но не учитывают интересов развития самих государств этого сложного и неоднородного региона; не надо под флагом демагогических рассуждений о демократизации (а они, как показывает
169
практика, являются лишь красивым прикрытием для военного, экономического и стратегического утверждения Запада в наиболее привлекательных, с точки зрения его интересов, странах и регионах с преимущественным мусульманским населением) пытаться силовым путем навязывать рецепты развития находящемуся якобы в «упадке» исламскому миру; не надо форсировать здесь «развитие»: восточным странам, где не принято спешить в силу традиции, менталитета, самого образа жизни, нужен адаптационный период, чтобы они могли приспособиться к быстротекущим изменениям, вызванным глобализацией и постиндустриализацией. Но даже если эти страны самостоятельно не приспособятся к новшествам, беды не будет. Гораздо большие беды возникают, когда в их развитие вмешиваются внешние силы.
P.P. Сикоев: Традиции мусульманского радикализма. Доклад Г.И. Мирского представляет собой еще одну попытку разобраться в сложнейшей анатомии исламского радикализма, нащупать хотя бы некоторые первопричины этого явления, столь затрагивающего весь мир. Вывод автора о том, что в наше время классовые противоречия, потрясшие в Х1Х - начале XX в. мировое сообщество, в последнее время сменились ожесточенными этноконфес-сиональными противоречиями, а так называемое «оживление исламского радикализма» - лишь часть общей картины, вполне правомерен. Речь идет о явлении, на которое в свое время указал выдающийся исламовед И. Гольдциер. Согласно его выводу, в мусульманском мире с определенной цикличностью происходит всплеск радикализма, тесно связанного с появлением харизматических личностей - известных под именем «обновителей ислама» -«муджаддидов». Анализ заявлений и лозунгов современных исла-мо-радикалов показывает, что в основе их лежат следующие главные положения: необходимость объединения всех мусульман мира, солидарность и поддержка мусульманских «Братьев», в какой бы части земного шара они ни находились, использование джихада -священной войны против неверных, которая уже трактуется как долг и обязанность каждого мусульманина; и, наконец, в качестве конечной цели своей борьбы исламисты провозглашают возрождение «божественного халифата» - всемирной мусульманской империи.
Все эти лозунги не являются чем-то новым. Они - отражение давних тенденций, нашедших свое обоснование в трудах таких религиозно-политических авторитетов мусульманского мира, как
170
Дж. Афгани, X. аль-Банна, С. Кутб, Р. Хомейни и др. Через все работы и выступления этих идеологов красной нитью проходили идеи панисламизма, тоски по былому величию мусульман, некогда управлявших миром, призывы к возрождению и объединению мусульман, необходимости использования джихада как инструмента возвращения мусульман к былому господству.
Н.М. Мамедова: Ислам и модернизация в Иране. Доклад, безусловно, актуален, в том числе и для осмысления иранского опыта. Ведь формирование конституционных основ Исламской Республики Иран расценивается как победа радикальных сил духовенства, что подпитывает радикальные тенденции в исламских странах. Кроме того, приход к власти духовенства произошел в результате модернизации, целью которой является подтягивание Ирана до уровня развитых стран. Особое внимание в докладе уделено проблеме «отставания» мусульманских стран. Это «отставание» во многом объясняет антизападные и антиамериканские настроения в исламских обществах. Было бы, пожалуй, более корректно и убедительно, говоря о проблеме отставания, привести данные в динамике, например за 1960-2000-е годы, причем не только по арабским странам, а по всему мусульманскому миру. Это было бы логично и иллюстративно для авторского вывода о том, что основной причиной отсталости является тот восточный тип хозяйства с его гипертрофированной ролью государства, усилившейся воздействием ислама, который затормозил присоединение мусульманских обществ к европейским моделям развития, ориентировавшимся в значительной степени на частную инициативу. Может быть, следует более пристальное внимание обратить на то, что ислам и особенно исламские страны неоднородны. Возможно, в настоящее время особое значение приобретает сравнительный анализ особенностей модернизации отдельных мусульманских стран, взаимоотношений исламского духовенства с государственной властью, позиций духовенства как социальной группы и его теологических трактовок новых тенденций мирового развития.
Сегодняшний экстремизм связывается с Ираном. Удивительно, что духовенство, влияние которого до середины 70-х годов не было сколько-нибудь значительным, сумело встать у власти. Хотя считается, что создание ИРИ - это победа фундаменталистов, но разве идея создания республики с духовным авторитетом во главе государства - это возврат к принципам шиизма? Это скорее их нарушение. При обсуждении конституционных основ нового госу-
171
дарственного образования победила доктрина Хомейни, но ведь далеко не все религиозные авторитеты ее разделяли. И если бы принцип велаяте-факих (власть исламских законоведов-богословов) не был закреплен конституционно, велика была бы вероятность того, что от исламской республики, судя по итогам 25 лет ее развития, исламским могло остаться только ее название. В принципе иранские лидеры склонны считать главными не столько исламские принципы как таковые, сколько их соответствие интересам государства. Например, в первые годы исламской власти духовенство стремилось всячески ограничить вес исполнительной власти как путем сокращения рамок ее полномочий, так и путем снижения уровня издаваемых ею распоряжений. Некоторые из представителей высшего духовенства развернули дискуссию вокруг понятия шоруте эльзами (обязательные условия, которые необходимо соблюдать, чтобы не нарушить шариат), поставив под сомнение право правительства устанавливать такие правила. Спор был разрешен в пользу исполнительной власти специальной фетвой Хомейни от 7 декабря 1987 г., в которой было заявлено, что доулат (правительство) может устанавливать обязательные условия. При Хатами делались попытки ограничить вмешательство духовенства в государственное управление, уменьшить радикализм в политике. Иран двигался в сторону мировых тенденций. Но принцип власти не был изменен, с приходом в настоящее время консервативных деятелей вновь возникла угроза усиления радикальных тенденций. Ушедшие в тень реформаторы главным для себя сейчас считают такую трактовку исламских норм, которая не отождествляла бы ислам с косностью и невежеством.
А.С. Прозоровский: Затронутый в докладе Г.И. Мирского круг проблем, несомненно, важен и актуален. Вместе с тем, как было справедливо замечено В.Я. Белокреницким, основное внимание в докладе уделено арабскому миру, который, с демографической точки зрения, «очень рано потерял лидерство», перешедшее сегодня к странам Южной Азии. Иными словами, для полноты представления о современном «мире ислама», акцентировать внимание только на ближневосточном регионе недостаточно. В связи с этим хотелось коснуться проблемы ислама в Юго-Восточной Азии, а конкретнее - в Индонезии, крупнейшей стране на «периферии» исламского мира. Следует отметить, что в отличие от арабского варианта индонезийскому исламу свойственна высокая синкретич-ность. Подавляющее большинство населения сочетает в своей ре-
172
лигиозной жизни ислам с мистицизмом и местными языческими культами. На протяжении многих десятилетий независимости центральная власть придерживалась принципов равноправия существующих в стране религий, а составляющие основу государственной идеологии принципы «Панча сила» независимо от их толкования всегда нацеливали многоконфессиональное и этнически пестрое население на мирное сосуществование. Сказанное не противоречит тезису Г.И. Мирского о высоком «конфликтном потенциале мусульманского мира». Для ортодоксального ислама мирное сосуществование с иноверцами, а тем более язычниками, практически неприемлемо. В этом смысле очень показателен конфликт в индонезийской провинции Аче, где экономические и социальные проблемы породили сепаратистские тенденции, подкрепленные религиозным фактором. В Индонезии власти всегда опасались превращения страны в «государство ислама» и все время стремились поставить заслон этому. Разумеется, армия, которая по сей день играет в Индонезии значительную роль, и сами политические лидеры мусульман прекрасно понимали опасность радикализации ислама.
Наконец, помимо этноконфессиональных конфликтов в Индонезии сегодня существует серьезная проблема, связанная с международным исламским терроризмом. Подтверждением этому служит ряд взрывов, осуществленных в 2002-2005 гг. в столице Индонезии, возле американского и австралийского посольств и на острове Бали, ответственность за которые взяла на себя радикальная исламская организация «Джема Исламия». По-видимому, Г.И. Мирский прав в том, что искать корни нынешнего воинственного мусульманского радикализма следует не только в «арабской специфике», но и в «особенностях развития и менталитета мусульманского сообщества в целом». И корни эти лежат очень глубоко, если, как видно на примере Индонезии, после почти полувековой пропаганды мирного сосуществования достаточно было кратковременного «оживления» ислама, чтобы страна превратилась в арену многочисленных столкновений и вооруженных конфликтов. Подводя итоги, хотелось бы ответить на предложение Д.Б. Малышевой «не трогать "беспокойное исламское сообщество", потому что ни к чему иному, кроме конфликта и смуты, такое вмешательство не приведет». Проблема в том, что его уже тронули и будут трогать в дальнейшем. В этой перспективе Индонезия обретает весьма интересную роль. Несмотря на все сложности, сегодня ее положение выглядит достаточно прочным. Центральной власти
173
удалось уберечь страну от распада, она более или менее успешно решает не только текущие, но и доставшиеся в наследство от прежнего режима внутренние проблемы. Можно ожидать, что в ближайшее время Индонезия снова начнет играть активную роль в мировом мусульманском сообществе, и возможно, что это будет роль посредника в урегулировании тех самых ближневосточных проблем, которые пока не под силу решить ведущим мировым державам.
В.Г. Хорос: Исламский мир и модернизация. В докладе Г.И. Мирского поставлена очень важная проблема - мусульманский мир и развитие, исламский менталитет и модернизация. Точка зрения докладчика состоит в следующем. Историческая эволюция исламского мира, исламской цивилизации сложилась таким образом, что в интеллектуальном и духовном плане тон задавали мусульманские богословы с их догматизмом и схоластикой, неприятием иных, идущих изнутри или тем более извне идей. Результатом была изоляция мусульманского ареала от «мира неверных», утверждение патриархально-патерналистской традиции, пренебрежение к институту собственности и индивидуальной предприимчивости, политический деспотизм. Отсюда - «отстающее развитие» исламского мира, его ощущение неполноценности перед развитым Западом и попытка компенсировать отсталость взрывом исламского фундаментализма, растущей агрессией против «Большого сатаны», включая терроризм. Позиция Г.И. Мирского подверглась разнообразной и часто справедливой критике со стороны участников дискуссии. Но критика шла в основном в плане уточнения конкретных фактов, оценки степени развития различных мусульманских стран. В стороне остались главные вопросы: имел ли отношение ислам как религия к тем застойным тенденциям, которые, бесспорно, отличали мусульманский мир, по крайней мере, со времен Ибн Халдуна вплоть до XX в.? Является ли ислам как религия фактором, препятствующим или же способствующим модернизации? Г. И. Мирский оставляет эти вопросы открытыми. Правда, по одной его реплике можно предположить, что он все же склоняется к тому, что ислам является скорее препятствием для модернизации, которая может осуществляться лишь вопреки исламу. Однако пример Турции есть основания считать исключением, которое подтверждает правило, в том числе потому, что после периода кемалистской светской власти современная модернизация в Турции успешно
174
осуществляется уже под эгидой исламских политических сил, вошедших во власть.
Не будучи исламоведом, я тоже не берусь дать исчерпывающий ответ на указанные вопросы. Но какие-то соображения попробую высказать. Длительные застойные тенденции в исламском мире, в том числе в религиозной сфере, действительно имели место. Но в этом ничего специфически исламского нет. Аналогичные явления и процессы наблюдались в других обществах и цивилизациях - в Китае, Японии, Индии, в средневековой Европе. Но затем на смену интеллектуальному и духовному застою приходило то, что можно назвать revival, принимавшее нередко форму фундаментализма. Фундаментализм («возвращение к истокам», к «истинной вере» и т.п.) становился ответом на возникавшие вызовы, становился путем выхода из исторических тупиков. Более того: revival, зачастую выливавшийся в религиозный фундаментализм, как правило, оказывался прелюдией к модернизации - протестантизм в Европе, неоконфуцианство в Китае, возрожденный культ синтоизма и императорской власти в Японии, индийское возрождение в XIX-XX вв. (Раммохан Рой, Свами Вивекананда и др.). Исторический парадокс состоит в том, что модернизация как всемирный процесс перехода от традиционного общества к современному, от аграрного к индустриальному может успешно осуществляться лишь на основе традиционной «материнской» цивилизации или культуры, - что не исключает отказа от некоторых консервативных ценностей или институтов. Фундаментализм становится не только возвращением к традиционному «ядру» ценностей и смыслов, но и его переинтерпретацией, в каком-то смысле «чисткой». В этой связи может быть понят, например, феномен иранской революции. Иранская революция не случайно пришла на смену шахской модернизации, которая была прозападной, подражательной, игнорировала религиозные круги и массовые настроения. Поэтому в Иране после революции имели место не только проявления религиозной нетерпимости, но и реальные тенденции развития, повышение массового жизненного уровня, технологического прогресса (включая развитие атомной энергетики, что сегодня вызывает такое противодействие международного сообщества).
Препятствует или способствует ислам как религия сам по себе модернизации? Я полагаю, что ислам, как и другие великие религии, по большому счету нейтрален к модернизации - в нем, как и в других религиях, можно найти различные элементы, как pro,
175
так и contra. Но что, по-моему, совершенно ясно, так это то, что в исламском мире - особенно в нем - процесс развития, модернизации не может идти без ислама или тем более вопреки ему. Иранская революция это доказала, и не только она. Наглядные примеры тому - неудачные попытки СССР насадить социализм в мусульманских странах, так же как сегодня - стремление США внедрить там демократию по-американски. Из этого может следовать вывод, касающийся нынешних взаимоотношений Запада (и не только его) с мусульманским миром и конфликтов на этой почве. Иногда в печати и научной литературе высказывается мнение, что надо поддерживать умеренные исламские режимы, противопоставляя их крайним, радикальным. Думается, что важно поддерживать не столько и не только умеренные режимы в исламском мире (что зачастую понимается в смысле лояльности по отношению к Западу), но режимы, нацеленные на модернизацию, реально осуществляющие ее - в русле исламских норм и ценностей. И помогать им в этом. Именно такая политика будет позитивно оценена в исламском мире. Именно такая стратегия окажется наиболее продуктивной в отношениях с исламским миром. В том числе и в плане противодействия исламскому терроризму.
«Мировая экономика и международные отношения», М., 2008, № 1, с. 89-103.
Валерий Петухов,
культуролог
ИНТЕРНЕТ И «ИНФОРМАЦИОННЫЙ ТЕРРОРИЗМ»
Возникновение и распространение компьютерных технологий обусловили вступление современной цивилизации в эпоху, которую О. Тоффлер охарактеризовал как информационное общество, где главным фактором общественного развития являются производство, передача, обработка и использование информации. На гребне технологического прорыва новая информационная реальность стала играть ключевую роль в функционировании общественных и государственных институтов, в глобальных экономических, политических и социокультурных процессах, практической жизни каждого человека. Но, как известно, в то же время информационная революция вместе со всеми своими колоссальными преимуществами породила ряд глубоких проблем в сфере обществен-
176
