CC BY
71
А.Тарковского и А.Вознесенского): Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1974.
4. Лурия А.Р. Язык и сознание. - М.: 1979.
5. Новиков А. Л. О контекстуальном смысле слова // Филологические науки. - 2002. - № 5. -С. 82 - 88.
6. Тарковский А.А. [Ответ на анкету «Литература и язык»] // Вопросы литературы. - 1967. -№. 6. - С. 132 - 134.
7. Тарковский А. А. Пунктир // Тарковский А. А. Собрание сочинений в 3 т. - М.: Художественная литература, 1991. - Т. 2.
8. Тарковский А. А.: «Я по крови - домашний сверчок» / Подг. публ. И. Зайчик // Огонек. -1998.- № 9. - С. 36 - 40.
TO THE PROBLEM OF LEXICOGRAPHIC DESCRIPTION OF CONTEXTUAL
LEXICAL MEANINGS
T.A. Voronova
This article concerns different kinds of semantic transformations in the context of poetry, such as semantic expanding, semantic narrowing, semantic shift etc. Special attention is paid to possible ways of lexicographic interpretation and explanation of contextual meanings.
Воронежский государственный архитектуно-строительный университет
УДК 808.2
Т.Л. Ревякина
ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТЬ КАК СРЕДСТВО ФОРМИРОВАНИЯ СЕМАНТИКИ ПОЭТИЧЕСКОГО ТЕКСТА (НА МАТЕРИАЛЕ СТИХОТВОРЕНИЙ О.МАНДЕЛЬШТАМА)
В данной статье рассматривается актуальный в настоящее время вопрос об интертекстуальности как свойстве поэтического текста формировать свою семантику за счет отсылок к другим текстам. Доказательством подобного утверждения является анализ стихотворений О. Мандельштама, которые содержат интертекстуальные связи, весьма значимые для формирования семантики поэтического текста.
Актуальность изучения интертекстуальности и интертекста обусловлена, во-первых, поисками новых путей решения глобальной проблемы соотношения традиций и новаторства в поэзии, а во-вторых, значимостью для современной лингвопоэ-тики проблем исследования смысловой стороны художественного текста с учетом не только его внутритекстовых связей, но и связей внешних, обнаруживающихся на уровне литературного направления, национальной литературы или даже мировой культуры в целом.
В настоящее время интертекстуальность признается важнейшей категорией художественного текста, которая реализуется в способности текста полностью или частично формировать свой смысл посредством эксплицитно или имплицитно выра-
женных отсылок к другим текстам.
С точки зрения изучения особенностей смысловой стороны художественного текста и ее обусловленности межтекстовыми связями творчество О. Мандельштама занимает важное место в русской поэтической традиции. Как отмечается в исследованиях, посвященных лирике О. Мандельштама, стихотворения поэта содержат отсылки к различным текстам мировой литературы и с точки зрения цитиро вания представляют собой явление неисчерпаемой глубины. Иными словами, произведения О.Мандельштама в значительной мере интертекстуальны.
© Ревякина Т. Л., 2006
Представляется возможным проанализировать стихотворения О.Мандельштама «Дикая кошка - армянская речь» (1930) и «С миром державным я был лишь ребячески связан» (1931), которые являются ярким примером формирования семантики поэтического текста под влиянием интертекстуальных связей.
Весьма значимые межтекстовые связи обнаруживаются в стихотворении "Дикая кошка - армянская речь..." (1930):
Дикая кошка - армянская речь -Мучит меня и царапает ухо. Хоть на постели горбатой прилечь: О, лихорадка, о, злая моруха!..
Страшен чиновник - лицо как тюфяк, Нету его ни жалчей, ни нелепей, Командированный - мать твою так! -Без подорожной в армянские степи.
Пропадом ты пропади, говорят, Сгинь ты навек, чтоб ни слуху, ни духу,
Старый повытчик, награбив деньжат, Бывший гвардеец, замыв оплеуху.
Были мы люди, а стали людьё, И суждено - по какому разряду? -Нам роковое в груди колотьё Да эрзерумская кисть винограду. и стихотворении "И по-звериному воет людьё.":
И по звериному воет людье, И по-людски куролесит зверье. Чудный чиновник без подорожной, Командированный к тачке острожной, Он Черномора пригубил питье В кислой корчме на пути к Эрзеруму. Названные стихотворения в первоначальной редакции составляли единый текст.
В приведенных поэтических текстах содержатся аллюзивные отсылки к прозаическому произведению О. Э. Мандельштама "Путешествие в Армению" и повести А.С. Пушкина "Путешествие в Арзрум".
Известно, что в 1829 г. А.С. Пушкин отправился на Кавказ с целью участвовать в турецкой войне и встретиться со своими друзьями (кавказская армия была местом ссылки декабристов и членов "тайных об-
ществ"). Поэт проехал Владикавказ, Тифлис, Армению, что и описал в повести "Путешествие в Арзрум". О.Э. Мандельштам был командирован в Армению в 1930 году с целью описания социалистического преобразования жизни и природы. Результатом этой поездки стала "полуповесть" (так называл ее автор) "Путешествие в Армению" (см. об этом: Гаспаров, 2002).
Об отсылках к прозаическим произведениям О.Э. Мандельштама и А.С. Пушкина в указанных поэтических текстах сигнализируют: оним Эрзерум; атрибутивные словосочетания "армянская речь", "армянские степи", "эрзерумская кисть винограду", "чудный чиновник"; лексические образы "моруха", "командированный", "грибы", "гроба", "подорожная", "Черномор". Словосочетания "армянские степи" и "армянская речь" репрезентируют оним Армения, а следовательно, тему путешествия в Армению. Ср. в прозаическом тексте у А.С. Пушкина: "Я взглянул еще раз на опаленную Грузию и стал спускаться к свежим равнинам Армении. Я ехал один в цветущей пустыне, окруженной издали горами, и начал удивляться пространству перехода. в армянской деревне несколько женщин в пестрых лохмотьях сидели на плоской кровле подземной сакли." (Пушкин, 1993:663) и у О.Э. Мандельштама: "Везде крестьянки с плачущими лицами, волочащимися движениями, красными веками и растрескавшимися губами. Они движутся как горы усталого тряпья, заметая пыль подолами. Кони идут по диванам, ступают на подушки, протаптывают валики. Едешь и чувствуешь у себя в кармане пригласительный билет к Тамерлану". Названные словесные образы репрезентируют также тему армянского языка, вызвавшего особый интерес у О.Э. Мандельштама Ср. в прозаическом тексте: "Я выпил в душе за здоровье молодой Армении. за ее могучий язык, на котором мы не достойны говорить, а должны лишь чураться в нашей немощи -вода по-армянски - джур, деревня - гьюх" (возможно, именно отсюда в поэтическом тексте строка "Мучит меня и царапает ухо"). "В результате неправильной субъективной установки я привык смотреть на каждого армянина как на филолога.
Впрочем, отчасти это и верно. Вот люди, которые гремят ключами языка даже тогда, когда не отпирают никаких сокровищ". "Армянский язык - неизнашиваемый - каменные сапоги. Ну, конечно, толстостепенное слово, прослойки воздуха в полугласных... Я испытал радость произносить звуки, запрещенные для русских уст, тайные, отверженные и, может, даже - на какой-то глубине постыдные".
Для армянского языка действительно характерна система глухих взрывных согласных, придыхательных и абруптивных, произношение которых поражает слух глухим шепотом - "царапает ухо". Не случайна в мандельштамовском стихотворении аллитерация на глухие [к], [х], [ц], [ч], звонкие [г], [б] и звонкий дрожащий [р]: Дикая кошка - армянская речь - / Мучит меня и царапает ухо. / Хоть на постели горбатой прилечь: / О, лихорадка, о, злая моруха! Примечательно, что А.Ованесьян, которого слушал О.Э.Мандельштам на первых своих занятиях армянским языком, был приверженцем яфетической теории Н.Я. Марра, считавшего, вопреки традиционной индоевропейской теории происхождения языков, что языки складываются из скрещивания бесконечного множества раздробленных древнейших наречий (см. об этом: Гас-паров, 2002:656). По наблюдениям исследователей жизни и творчества О.Э. Мандельштама, у поэта достаточно часто вспыхивал интерес к языкам, которые привлекали его как удивительная музыка, грамматику же он часто превращал в поэзию (см., например, воспоминания К. Мочульского об изучении О. Мандельштамом греческого языка).
Индивидуально-авторский лексический образ "моруха" в рассматриваемом стихотворении в сочетании с прилагательным "злая", существительным "лихорадка" и глаголом "прилечь" репрезентирует тему смерти ("мор" - повальная смерть (см.: Ожегов, 1994:310) от какой-либо болезни, очевиднее всего - от чумы (чума -повальная, заразительная, смертная болезнь, на людей или на скот (Даль, т. 4, с. 614). Подобное восприятие лексического образа "моруха" обусловливается и усиливается интертекстуальными связями рас-
сматриваемого поэтического текста с повестью А.С.Пушкина: ".я встретил армянского попа, ехавшего в Ахалцык из Эрива-ни. "Что нового в Эривани?" - спросил я его. - "В Эривани чума, - отвечал он, - а что слыхать об Ахалцыке?" - "В Ахалцыке чума", - отвечал я ему." (Пушкин, 1993:664). Необходимо подчеркнуть, что в "Московских стихах" в результате межтекстового взаимодействия поэтических произведений О. Э. Мандельштама с текстами А. С. Пушкина, и в частности, с одной из "маленьких трагедий" - "Пир во время чумы" образ-интерферент "чума" приобретает индивидуально-авторское значение бессмысленное гибельное существование, полное мрака. Художественный образ "чума" с названным семантическим наполнением отмечается также в стихотворениях "Я скажу тебе с последней прямотой.", "Фаэ-тонщик".
Оним Эрзерум и словосочетание "эр-зерумская кисть винограду" также включают в семантическое пространство произведения О.Э.Мандельштама пушкинский текст. Ср. у А.С. Пушкина : "Арзрум (неправильно называемый Арзерум, Эрзрум, Эрзрон) основан около 415 года. Арзрум почитается главным городом в Азиатской Турции. Дома в нем каменные, кровли покрыты дерном, что дает городу чрезвычайно странный вид, если смотришь на него с высоты").
Как показал анализ, стихотворение О. Э. Мандельштама содержит отсылки к поэме А.С. Пушкина "Руслан и Людмила", а также к жизненному образу А.С. Пушкина. Названные интертекстуальные связи репрезентируются лексическими образами "Черномор", "чудный чиновник", "без подорожной". Как известно, Черномор - злой волшебник из "Руслана и Людмилы". Подорожная - открытый лист для получения почтовых лошадей (Даль, т.3, с.193), т.е. бумага, выдывавшаяся командированным для ускорения проезда, но А.С.Пушкин совершил поездку на Кавказ самостоятельно, вопреки отказу Николая I, поэтому подорожной у поэта не было.
Наличие интертекстуальных связей названного стихотворения О. Э. Мандельштама и повести А.С.Пушкина "Путешествие
в Арзрум" подтверждается и анализом черновых материалов. Ср. в черновом автографе мандельштамовского стихотворения в 5 строфе: "Грянет ли в двери знакомое: -Ба! / Ты ли, дружище, - какая издевка! / Долго ль еще нам ходить по гроба, / Как по грибы деревенская девка?" была строка "Там, где везли на арбе Грибоеда". Приведенный фрагмент представляет собой отсылку к пушкинскому тексту: "Два вола, впряженные в арбу, подымались по крутой дороге. Несколько грузин сопровождали арбу. "Откуда вы", - спросил я их. - "Из Тегерана". - "Что вы везете?" - "Грибоеда". Это было тело убитого Грибоедова, которое препровождали в Тифлис. Не думал я встретить уже когда-нибудь нашего Грибоедова!" (Пушкин, 1993:667). С именем А.С.Грибоедова в стихотворении О.Э.Мандельштама ассоциируются лексические образы "грибы", "гроба". См. также в "Путешествии в Армению": "В детстве из глупого самолюбия, из ложной гордыни я никогда не ходил по ягоды и не нагибался за грибами".
Таким образом, стихотворение О. Э. Мандельштама "Дикая кошка - армянская речь." формирует свой смысл посредством межтекстового взаимодействия не только с прозой А. С. Пушкина, но и со стихотворным и прозаическими произведениями самого О. Э. Мандельштама.
Семантическое пространство интертекста в данном случае образуется как эксплицитными словесными единицами: они-мами Армения, Арзрум; атрибутивными словосочетаниями "армянская речь", "армянские степи", "армянская деревня", "цветущая пустыня", "эрзерумская кисть винограду", "чудный чиновник"; лексическими образами "моруха", "лихорадка", "чума", "командированный", "подорожная", "гроба", "грибы", "арба", "Грибоед", "Черномор", так и имплицитным образом-интерферентом "чума", включаемым в смысловое содержание поэтического произведения в результате интертекстуальных связей рассматриваемого поэтического текста с несколькими прецедентными текстами. Кроме того, названия прозаических текстов О.Э. Мандельштама и А. С. Пушкина представляют собой одинаковые грам-
матические конструкции: словосочетания с атрибутивно-обстоятельственным значением. На фонетическом уровне единство названных художественных текстов подчеркивается звуковыми сочетаниями: арм, грб, рб.
В исследуемом стихотворении выделяется два семантических плана. Первый -это реальность, увиденная
О.Э.Мандельштамом в Армении (с проекцией и на всю советскую Россию). Отрицательная эмоциональная модальность данного смыслового плана формируется с помощью лексических образов "дикая", "мучит", "царапает", "лихорадка", "злая", "мо-руха", "падать", "мухи", "страшен", "издевка", "гроб", "суждено", "роковое"; употребления стилистически сниженных (разговорных и просторечных) существительных "моруха", "деньжат", "оплеуху", "людьё", "девка" и прилагательных в сравнительной степени "жалчей", "нелепей", междометия "ба"; трех, идущих подряд сниженных устойчивых оборотов "пропадом ты пропади" (пропади пропадом - выражение сильного раздражения, досады по поводу кого-либо или чего-либо), "сгинь ты навек" (на веки веков - навсегда, навечно), "ни слуху, ни духу" (никаких известий, сведений от кого-либо), а также грубого просторечного сочетания "мать твою так".
Второй семантический план - это традиции, культура и древняя армянская, а в широком смысле - кавказская, земля, которая помогла О.Э.Мандельштаму вернуться к поэтическому творчеству, армянский народ (русское заселение Кавказа началось со ссылки туда бывших гвардейцев и предоставлении льготной службы мелким чиновникам), "могучий" армянский язык, А.С.Пушкин, "путешесвующий" по этим землям, и А.С.Грибоедов, проделавший здесь свой последний путь. Ср. высказывание О. Э. Мандельштама о грузинской культуре: "Да, культура опьяняет. Я бы причислил грузинскую культуру к типу культур орнаментальных. Окаймляя огромную и законченную область чужого, они впитывают в себя главным образом его узор. Вы не Запад и не Восток, не Париж и не Багдад; глубокой воронкой врезалось в исто рическую землю ваше искусство, ваша
художественная традиция. Вино старится -в этом его будущее, культура бродит - в этом ее молодость. Берегите же свое искусство - зарытый в землю узкий глиняный кувшин!".
Художественно значимые интертекстуальные связи характерны также для смыслового содержания стихотворения "С миром державным я был лишь ребячески связан...":
С миром державным я был лишь ребячески связан,
Устриц боялся и на гвардейцев смотрел исподлобья -
И ни крупицей души я ему не обязан, Как я ни мучал себя по чужому подобью.
С важностью глупой, насупившись, в митре бобровой,
Я не стоял под египетским портиком банка,
И над лимонной Невою под хруст сторублевый
Мне никогда, никогда не плясала цыганка.
Чуя грядущие казни, от рева событий мятежных
Я убежал к нереидам на Черное море...
Так отчего ж до сих пор этот город довлеет
Мыслям и чувствам моим по старинному праву?..
Не потому ль, что я видел на детской картинке
Лэди Годиву с распущенной рыжею гривой,
Я повторяю еще про себя под сурдинкУ:
Лэди Годива, прощай. Я не помню, Годива...
Начало стихотворения перекликается с автобиографическим прозаическим произведением О.Э.Мандельштама "Шум времени". Содержащийся в названном произведении очерк "Ребяческий империализм" начинается так: "Конный памятник Николаю I против Государственного совета неизменно, по кругу, обхаживал замшенный от старости гренадер, зиму и лето в нахлобученной мохнатой бараньей шапке. Головной убор, похожий на митру.".
(Митра - головной убор высшего православного духовенства, надеваемый при полном облачении). В названном очерке описываются детские впечатления от прогулок по Петербургу. И архитектура города, и гвардейцы, и парады, и дворцовые приставы, и уличные путешествия царя -все было воспринято глазами ребенка. И ребенок принимал город с его атрибутами державности. "Петербургская улица возбуждала во мне жажду зрелищ, и самая архитектура города внушала мне какой-то ребяческий империализм. Я бредил конногвардейскими латами и римскими шлемами кавалергардов, серебряными трубами Преображенского оркестра, и после майского парада любимым моим удовольствием был конногвардейский праздник на Благовещенье".
Образный строй рассматриваемого стихотворения содержит также отсылки к "Египетской марке" О.Э.Мандельштама: "Он думал, что Петербург - его детская болезнь и что стоит лишь очухаться, очнуться - и наваждение рассыплется: он выздоровеет, станет как все люди.".
Лексические образы "лимонной" (лимонный цвет - светло-желтый (Ожегов, с. 278) и "Черное море" представляют собой аллюзию на очерк "Хаос иудейский": "Вдруг дедушка вытащил из комода черно-желтый платок, накинул мне его на плечи и заставил повторять за собой слова, составленные из незнакомых шумов... мне стало страшно и душно". Как известно, черный и желтый цвета используются в религиозных обрядах иудаизма (это цвета талеса - шелкового платка, который правоверный иудей набрасывает на голову во время молитвы). В стихотворениях О.Э.Мандельштама к данным цветам часто формируется отрицательное отношение (см., например, более ранние стихотворения "Эта ночь непоправима." (1916), "Среди священников левитом молодым." (1917), "Вернись в смесительное лоно." (1920). Кроме того, черно-желтый - это цвет Петербурга в мандельш-тамовской поэтической картине мира: Зимний дворец с императорским штандартом -черный орел на желтом поле (см., например, "Императорский виссон" (1915), "Ленинград" (1930).
Лексические образы "Нева", "детская", "лимонная", "Черное море" представляют собой аллюзию на стихотворение "Ленинград" (1930), которое в сборнике стихов расположено перед исследуемым стихотворением:
Я вернулся в мой город, знакомый до
слез,
До прожилок, до детских припухлых желез.
Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей,
Узнавай же скорее декабрьский денек,
Где к зловещему дегтю подмешан желток.
Петербург был родным для О.Э. Мандельштама городом, в котором он создал просветленные, чудесные стихи. Но к началу 30-х годов это уже не тот, любимый с детства, город (большинство знакомых и друзей либо расстреляны, либо умерли, либо высланы, либо эмигрировали), в нем нет места для поэта (О.Э.Мандельштам не имел собственной квартиры и был вынужден жить у брата, в каморке у черного хода) и самого Петербурга тоже нет, есть Ленинград.
Имя Годива воспроизводит в памяти читателя стихотворение А. Теннисона, в котором автор воспевает леди Годиву, согласившуюся по уговору проехать на лошади через целый город нагой, прикрываясь лишь собственными волосами, чтобы освободить свой народ от невыносимой подати; однако она ехала по пустому городу - ни один житель даже не открыл ставни.
В смысловом плане в стихотворении "С миром державным я был лишь ребячески связан." выделяется два контекста. В первом автор отрицает свою связь со старым державным миром (на грамматическом уровне это подтверждается употреблением отрицательных конструкций с частицами "не" и "ни": "не обязан", "не стоял", "не плясала", "ни крупицей", "ни мучал", "никогда"). Подобное отрицание проецируется и на отрицание связи с родной для О.Э.Мандельштама средой иудейства. Следует отметить, что у поэта было сложное отношение к миру, к которому он принад-
лежал по рождению и который был ему эмоционально и нравственно чужд. Именно поэтому в 1914 году О.Э.Мандельштам принял обряд крещения в методистской церкви. ". Применительно к человеку еврейского происхождения это означало прежде всего - не иудаист. иудаизм был им раз и навсегда отвергнут как свой путь" (Аверинцев, 1991:28). Но с течением времени отношение поэта к иудаизму изменялось. Так, стихотворения, вошедшие в книгу стихов "Тшйа", знаменуют перелом в отношении О. Э. Мандельштама к родной среде: от резкого неприятия он переходит к спокойному осознанию своей причастности к этому миру, а позже - к яростному противопоставлению его миру остальному (см. об этом: Палий, 2003:89).
М.Л. Гаспаров указывает, что перемена в отношении О.Э.Мандельштама к иудейству стала внешним знаком культурной переориентированности: "Раньше оно претило ему замкнутостью, отторгнутостью от мирового единства, - теперь, когда он сам противопоставляет себя официальным наследникам мировой культуры, именно это в иудействе и становится для него привлекательным" (Гаспаров, 2001:238). ".Я настаиваю на том, что писательство в том виде, как оно сложилось в Европе, и в особенности в России несовместимо с почетным званием иудея, которым я горжусь. Моя кровь, отягощенная наследством овцеводов, патриархов и царей, бунтует против вороватой цыганщины писательского отродья.".
В творчестве 30-х г. г. О.Э. Мандельштам опять возвращается к иудейской теме ("Жил Александр Герцевич.", "Канцона", "Египетская марка"). Поэтому во втором контексте исследуемого стихотворения автору приходится признать свою духовную принадлежность родной среде (хотя и чуждой поэту), от которой он пытался отказаться вначале (Так отчего ж до сих пор этот город довлеет / Мыслям и чувствам моим по старинному праву?). И подобно леди Годиве, еще одному детскому воспоминанию, способен жертвовать собой. Только жертва может оказаться напрасной, потому что в новом мире, как и в новом Петербурге, нет места для поэта Мандель-
штама (его стихи не печатаются, они известны только узкому кругу друзей). Отсюда эпитеты с отрицательной окраской "самолюбивый", "проклятый", "пустой". Такое композиционное построение воспроизводит в памяти читателя стихотворение О. Э.Мандельштама "Я не слыхал рассказов Оссиана." (1914), в котором также выделяется два контекста. В первом О. Э.Мандельштам отрекается от "родства" с предками (на грамматическом уровне это подтверждается отрицательными конструкциями с частицей "не"):
Я не слыхал рассказов Оссиана, Не пробовал старинного вина; Зачем же мне мерещится поляна, Шотландии кровавая луна?.. а во втором он понимает, что как бы поэт заведомо не презирал это "родство", все равно:
И не одно сокровище, быть может, Минуя внуков, к правнукам уйдет, И снова скальд чужую песню сложит И как свою ее произнесет. В тексте указанного стихотворения Мандельштам осознает и решает для себя антиномию "свое - чужое" в творчестве: не переступив через "чужое", не сумев отречься от него сознательно, нельзя создать "свое", которое, однако, все равно будет связано с предшественниками глубинными
связями. Так поэт видит неразрывную цепь развития мировой культуры и природу авторской индивидуальности.
Таким образом, смысловым центром стихотворения "С миром державным я был лишь ребячески связан." является ме-таобраз признание принадлежности родной среде через отречение от нее, который формируется под воздействием автоцита-ций из прозаических и поэтических произведений. Семантическое пространство интертекста формируется посредством лексических образов "ребячески", "ребяческий", "державный", "империализм", "гвардейцы", "военщина", "митра", "лимонная", "Нева", "Черное море", "детская", "деготь", "желток", "город", словосочетаний "лэди Годива", "рыжею гривой". На грамматическом уровне используются конструкции с отрицательной частицей "не". Кроме того, в данном стихотворении содержится композиционная алюзия на стихотворение "Я не слыхал рассказов Оссиана."
В целом, анализ стихотворений «Дикая кошка - армянская речь.» и «С миром державным я был лишь ребячески связан.» позволяет утверждать, что семантика данных поэтических текстов в значительной степени формируется под влиянием интертекстуальных связей.
Литература
1.Аверинцев С.С. Судьба и весть Осипа Мандельштама/ С.С. Аверинцев // О. Мандельштам: Сочинения в 2-х тт. - Т. 1. - М.: Худож. лит., 1990.
2. Гаспаров М.Л. О русской поэзии: Анализы, интерпретации, характеристики / М.Л.Гаспаров. - СПб.: Азбука, 2001.
3.Гаспаров М.Л. Литературный интертекст и языковой интертекст / М.Л. Гаспаров // Изв. АН: Сер. Литературы и языка. 2002. - Т.61. - № 4. С. 5-10.
4. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х тт. / В.И. Даль. - М.: Русский язык, 1989.
5. Мандельштам О.Э. Сочинения в 2-х тт. / О.Э. Мандельштам. - М.: Худож. лит., 1990.
6. Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка / С.И. Ожегов. - Екатеринбург: Урал -Советы, 1994.
7. Палий О.В. Структурно-семантическая организация поэтического макротекста в книге стихов Осипа Мандельштама 1916 - 1920 гг. «ТЫБИА»: Дисс.канд. филол. наук / Ольга
Владимировна Палий. - Воронеж, 2003.
Intertextuality is an ability of semantics formation of the poetic text (on the material of
O. Mandelstam's verses)
T.L. Revyakina
This article is about intertextuality as an ability of the poetic text to form semantics by allusions to other texts. The analysis of O. Mandelstam's verses, which contain allusions, is an argument of this assertion.
Воронежский экономико-правовой институт
УДК 82.09
И. Е. Намакштанская
СИТУАТИВНОЕ ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ В. С. ВЫСОЦКОГО И Н. В. ГОГОЛЯ ЭМОЦИОНАЛЬНО-ЭКСПРЕССИВНЫХ СРЕДСТВ ВЫРАЖЕНИЯ
Исследуются эмоционально-экспрессивные аспекты, характерные для творчества В.С.Высоцкого и Н.В.Гоголя. Доказано, что многообразие иобразительных средств разговорной речи В.С.Высоцкого - это наследие творчества Н.В.Гоголя, одни м из которых является синтаксема с эмоционально-экспрессивной семантикой.
Творчество В. С. Высоцкого, несмотря на многочисленные подходы к изучению его поэтических произведений и многотомные труды исследователей, всё ещё остается в поле чрезвычайного внимания литературоведов и критиков всего мира. Разгадывая «феномен Высоцкого», ученые одним из направлений собственных поисков избрали сопоставление его тематических доминант и авторского стиля с творчеством А.С.Пушкина, С.А.Есенина, М.Ю.Лермонтова, Н.Некрасова, А.Галича, И.Кольцова, А.Твардовского, М.Зощенко, Б.Окуджавы, И.Бродского, Н.Рубцова, Н.Матвеевой,
A.Городницкого и многих других поэтов и писателей (см. работы Г.Л. Корольковой, Джеральда Смита, Е.М.Четиной, Б.Осевича, И.В.Кирилловой, Н.М.Рудник, Г.Г.Хазагерова, Евг. Стрась, Элеоноры Лассан, Т.Н.Масальцевой) (1).
В настоящей работе поставлена цель проследить эмоционально-экспрессивные аспекты, характерные для творчества
B.С.Высоцкого и Н.В.Гоголя, и лексико-синтаксические средства, репродуцированные ими из разговорной речи.
Предметом исследования являются тексты стихотворений и песен В. С. Высоцкого (2), а также прозаические произведения Н.В.Гоголя, ограниченные для анализа повестями из сборника «Вечера на хуторе близ Диканьки» (3). Нами выделялись структурные составляющие текста в соответствии с речевой стратификацией на уровне синтаксической конструкции, поскольку «. на синтаксическом уровне репродукция разговорных элементов играет, прежде всего, характерологическую роль» (4, 52). Позволим себе в подтверждение данной мысли обратиться к словам В.Г.Белинского из статьи "Русская литература в 1831 году", опубликованной в первом номере "Отечественных записок" за 1832 год, в которой русский критик, оценивая только что вышедшие в свет "Вечера на хуторе близ Диканьки", писал об авторском стиле двадцатидвухлетнего Николая Васильевича Гоголя так: «Здесь поэт как бы сам любуется созданными им оригиналами. Однако ж эти оригиналы не его выдумка, они смешны не по
