5. Gogol N.V. Collected works in 8 vol. - M.: 1999.
6. Kolesov D.V. Evaluation. - M. - Voronezh, 2006. - 356 p.
7. Literary encyclopaedia. - M.: 1987 .— 750 p.
8. Markelova T.V. Interaction of evaluating and modal meanings in Russian language // Philological sciences. . - 1996. - № 3. - P. 80-89.
9. Minina M. A. Psycholinguistic analysis of evaluating semantic.- M., 1995. - 15 p.
10. Mikhailova E.V. Verbal portrait studies in structure of fiction image // System of textual studies at university and school. - SPb.: 2002. - P. 45-54.
УДК 808.2
Воронежский государственный архитектурно-строительный университет Кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и межкультурной коммуникации Ревякина Т.Л.
Россия, г. Воронеж, тел. +7(473) 271-50-48
Voronezh State University of Architecture and Civil Engineering The chair of Russian language and cross-cultural communication, candidate of philological sciences, associate professor Revyakina T. L.
Russia, Voronezh, tel. +7(473) 271-50-48
Т.Л. Ревякина
ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНАЯ ЭСТЕТИЧЕСКАЯ ЗНАЧИМОСТЬ СЛОВЕСНОГО ЗНАКА В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ
В статье рассматриваются особенности функционирования языковых единиц в семантическом пространстве интертекста, которые под влиянием прецедентных текстов приобретают особую, интертекстуальную, эстетическую значимость.
Ключевые слова: семантическое пространство, интертекст, словесный знак, художественный текст.
^ L. Revyakina
INTERTEXTUAL AESTHETIC VALUE OF VERBAL SIGN IN POETIC TEXT
The article concerns the specific function of language units in semantic space of the intertext and their special aesthetic value which is gained under the influence of the precedent texts.
Key words: semantic space, intertext, verbal sign, poetic text.
В художественном тексте все словесные единицы, даже употребленные в прямом значении, в соответствии с концепцией эстетической значимости словесного знака, обладают эстетической значимостью. При этом эстетическая значимость может быть разной степени: от минимальной до весьма высокой. В связи с разработкой названного вопроса весьма интересной представляется типология эстетических значимостей, предложенная О.В. Загоров-ской [1]. Автор выделяет три типа эстетической значимости слова в художественном целом. Эстетическая значимость первой степени (минимальная эстетическая значимость) связана с качественным преобразованием единиц общенародного языка в единицы особой эстетической системы.
© Ревякина Т.Л., 2012
Она характеризуется «индивидуализацией значения слова, выражающейся в выборе определенного компонента значения или его оттенка, необходимых для создания художественной системы произведения, и отсутствием семантических сдвигов и «приращений смысла». Вторая степень эстетической значимости характеризуется расширением семантической структуры слова, приобретением им новых оттенков и «приращений смысла». Третья, максимальная, степень эстетической значимости связана с приобретением словесными единицами в художественном тексте собственно эстетических значений. Словесные знаки названной степени эстетической значимости концентрируют в себе специфические «приращения смысла» своего контекстуального окружения и «максимально актуализируются на фоне словесного материала, лишенного семантических сдвигов». Таким образом, каждый элемент художественного целого является не просто индивидуальным, но и с необходимостью эстетически значимым [1].
В разных жанрах художественных текстов эстетическая значимость словесных знаков может создаваться и проявляться по-разному и в разной степени. Особенно емкой и яркой семантической осложненностью и эстетической значимостью обладает слово поэтическое.
Как показали проведенные исследования, под влиянием межтекстовых связей лексические единицы из поэтических произведений, входящих в книгу стихов О.Э.Мандельштама «Московские стихи», а также создаваемые на их основе художественные образы приобретают особую, интертекстуальную, семантическую осложненность, без учета которой невозможно адекватное восприятие художественного текста.
Интертекстуальная осложненность выступает как добавочная по отношению к исходной семантической осложненности словесных единиц в художественном целом и может проявляться в словесных знаках первой, второй и третьей степеней эстетической значимости.
Необходимо подчеркнуть, что степень интертекстуальной значимости элемента художественного текста в книге стихов О.Э. Мандельштама «Московские стихи» не зависит от степени обобщенности художественного образа и может быть свойственна любым типам художественных образов (метаобразам, символам, образам-интерферентам и даже единичным лексическим образам).
Особенно существенной интертекстуальная семантическая осложненность оказывается для словесных единиц третьей, максимальной, степени эстетической значимости (т. е. словесных единиц, полностью меняющих общенародную семантику и развивающих в системе художественного целого символические значения), а также для метаобразов.
Приведенное положение относится ко всем основным метаобразам и символам, присутствующим в анализируемой книге стихов.
Так, например, семантическое наполнение символического образа «птица» в стихотворении «Не говори никому...» создается под влиянием межтекстовых связей данного стихотворения с прецедентными текстами из русской классической литературы и другими произведениями самого О.Э.Мандельштама. Именно интертекстуальные связи рождают такие семантические составляющие названного символического образа, как «свобода» и «вдохновение» (ср. у М.Ю.Лермонтова: Зачем не могу в небесах я парить / И одну лишь свободу любить?), формирующиеся на основе лексических единиц из прецедентных текстов А.С.Пушкина и М.Ю.Лермонтова «небеса», «ветер», «вольный», «степной», «парить», «гулять». В значительной мере под влиянием интертекстуальных связей в символическом образе «птица» в анализируемом стихотворении О.Э.Мандельштама формируются и антонимические названным выше семантические составляющие «несвобода» и «обреченность» («Сижу за решеткой в темнице сырой / Вскормленный в неволе орел молодой»), в создании которых принимают участие словесные единицы не только из авторского, но и из прецедентных текстов «тюрьма», «темница», «неволя», «за решеткой», «крик», «никому», «никогда», «разомкнуть» («Не говори никому, / Все, что ты видел, забудь. »), а также метафорическое словосочетание «мелкая хвойная дрожь». Представляется возможным утверждать, что семантическая многоплановость и амбивалентность символического образа «птица» в анализируемой
книге стихов О.Э.Мандельштама, свойственная художественному идиостилю поэта и отражающая особенности его мировосприятия, является прежде всего результатом межтекстовых связей стихотворения «Не говори никому...» с прецедентными текстами и рождается в семантическом пространстве интертекста.
Весьма ярким примером приобретения художественным образом дополнительной интертекстуальной осложненности является формирование семантики метаобраза «положение поэта в обществе» в стихотворении «За гремучую доблесть грядущих веков.» Указанный метаобраз в данном стихотворении под влиянием межтекстовых связей с произведениями М.Ю.Лермонтова, А.С.Пушкина и самого О.Э.Мандельштама приобретает значение изгнанник, наделенный даром пророчества и ясновидения, которое формируется на основе семантических составляющих «потеря чести во имя служения обществу», «предательство», «одиночество», «смерть», «предвидение». Указанные семантические составляющие создаются в пространстве интертекста лексическими единицами, входящими в состав прецедентных и авторского текстов. Так, семантическая составляющая «потеря чести во имя служения обществу» рождается на основе лексических единиц «честь», «невольник» («Погиб поэт! - невольник чести», «Лишился ... чести своей»), «месть» («С свинцом в груди и жаждой мести»), «лишиться», «доблесть» («За гремучую доблесть грядущих веков»), «высокое племя», «племя людей» («За высокое племя людей»). Семантическая составляющая «предательство» создается лексемами «трус» («Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы»), «обиды» («Позора мелочных обид»), «подлость», «клеветники», («Зачем он руку дал клеветникам ничтожным») «надменный» «завистливый», «коварный» («Вступил он в этот свет, завистливый и душный»). Семантическая составляющая «одиночество» репрезентируется лексическими единицами «один», «восстать», («Восстал он против мнений света / Один, как прежде.»), «гордый» («Поникнув гордой головой.»), словосочетаниями «лишиться чаши», «лишиться веселья» («Я лишился и чаши на пире отцов»). Семантическая составляющая «смерть» формируется на основе лексем, содержащих сему гибели: «век-волкодав», «кости», «кровавый», «убить» («Мне на плечи кидается век-волкодав»), «убийца», «пистолет», «погиб», «пал» («Его убийца хладнокровно навел удар.»). Семантическая составляющая «предвидение» создается лексическими единицами со значением бессмертие: «душа» («Душа в заветной лире / Мой прах переживет и тленья убежит), «слава», «памятник», «жить», «не умру» («И славен буду я.», «Жив будет хоть один пиит», «Покуда на земле последний жив невольник»), «голубой», «краса», «звезда» («Чтоб сияли всю ночь голубые песцы»).
В стихотворении «Мы живем, под собою не чуя страны.» значение метаобраза предчувствие гибели также в значительной степени формируется в результате межтекстовых связей и характеризуется интертекстуальной смысловой осложненностью. Именно межтекстовые связи рождают основные семантические составляющие названного метаобраза: «враждебное человеку пространство», «нечистая сила», «хозяин нечистой силы», «смерть». Указанные семантические компоненты формируются через аллюзивные отсылки к произведению А.С.Пушкина «Евгений Онегин» и репрезентируются лексическими единицами, входящими в состав авторского и прецедентного текстов. Так, семантическая составляющая «враждебное человеку пространство» образуется лексемами «лес», «кремлевский» («Татьяна в лес; медведь за нею.», «Там припомнят кремлевского горца.»). Семантическая составляющая «нечистая сила» репрезентируется словесными единицами «чудовища», «полужуравль», «полукот», «лай», «свист», «хлоп», «полулюди», «тонкошеии», «тараканьи глазища», «мяучит», «хнычет», «бабачит», «тычет» («Он играет услугами полулюдей.», «Тараканьи смеются глазища.», «Сидят чудовища кругом.», «Один в рогах с собачьей мордой.»). Семантическая составляющая «хозяин нечистой силы» создается лексемами «хозяин» («Он там хозяин, это ясно.»), «кремлевский горец», «грудь осетина», «он», «один» («Он один лишь бабачит и тычет.»), именами собственными Онегин, Евгений, а также имплицитно выраженным именем собственным Сталин. Семантическая составляющая «смерть» создается лексическими единицами «повержен», «казнь» (Что ни казнь у него - то малина.). Важ-
ную роль при осмыслении названного выше метаобраза играет метаобраз сон, в котором находит выражение русская фольклорная традиция предсказания реальности во сне.
Как показал анализ, дополнительная интертекстуальная осложненность свойственна и образам-интерферентам, функционирующим в анализируемой книге стихов О.Э. Мандельштама.
Ярким примером интертекстуальной семантической осложненности образа-интерферента под влиянием межтекстовых связей в поэтических произведениях О. Мандельштама является формирование образа-интерферента «чума» в стихотворениях «Дикая кошка - армянская речь.», «Я скажу тебе с последней прямотой.», «Фаэтонщик». Семантика названного художественного образа создается в результате межтекстового взаимодействия стихотворений О.Э.Мандельштама с одной из «маленьких трагедий» А.С.Пушкина -«Пир во время чумы». Именно межтекстовые связи рождают семантические составляющие названного образа-интерферента: «бессмысленное существование», «гибель». Семантическая составляющая «бессмысленное существование» формируется на основе лексических образов «бредни», «срамота», «пустота», «нищета», «темная», «испуганный», «мрачный» («И бездны мрачной на краю.»), «безбожный» («Безбожные безумцы.»). Семантическая составляющая «гибель» создается словесными образами «кладбище» («Тихо все. Одно кладбище/ Не пустеет, не молчит»), «могилы», «смерть», «мертвые», «прах», «гроб» («Долго ль еще нам ходить по гроба?..»), «страх» («Было страшно, как во сне.»). Помимо названных лексических единиц в осмыслении образа-интерферента «чума» большую роль играет мотив пира («Мы со смертью пировали.», «Правит, душу веселя.», «Ангел Мэри, пей коктейли.», «Безбожный пир. »).
Как отмечалось выше, дополнительная интертекстуальная осложненность, рождающаяся в семантическом пространстве интертекста, может быть свойственна и отдельным лексическим образам.
Примером подобного семантического осложнения единиц художественного целого является интертекстуальное осложнение лексического образа «соната» в стихотворении «Жил Александр Герцевич.» Семантическое наполнение словесного образа «соната» также формируется существенным образом в результате аллюзивных отсылок названного стихотворения О.Э. Мандельштама к произведению М.Ю. Лермонтова «Молитва». Как показал анализ, именно межтекстовые связи создают особую семантическую составляющую указанного словесного образа - «опора, помогающая выжить». Указанная семантическая составляющая формируется на основе использования лексем с семой чистота «снег», «бриллиант», «чистый», «прелесть» («Как чистый бриллиант.») и подчеркивается эпитетами «чудная», «благодатная», «святая» («Есть сила благодатная.», «Святая прелесть в них.»). В осмыслении словесного образа «соната» большую роль также играет семантическая составляющая «трагическая действительность», репрезентируемая лексическими единицами «темно», «страшно», «вороньей» («На улице темно.», «Там хоть вороньей шубою / На вешалке висеть.»), «трудная», «бремя», «сомненье», «заверчено» («Заверчено давно.. .Чего там! Все равно.»).
Проведенные исследования позволяют утверждать, что в семантическом пространстве рассматриваемой книги стихов О.Э. Мандельштама интертекстуальная семантическая ос-ложненность может быть свойственна и словесным единицам второй (средней) степени эстетической значимости, то есть словесным единицам общенародного языка, осложненным в системе художественного целого лишь некоторым «семантическим приращением» и сохраняющим свою общеязыковую семантику.
Так, например, в стихотворении «Не говори никому.», передающем тему несвободы, вынужденного творческого молчания, которая формируется в результате интертекстуальных связей стихотворения О.Э. Мандельштама с произведениями А.С. Пушкина («Узник») и М.Ю. Лермонтова («Желание»), словесные единицы со значением черного цвета - «чернильный», «черника» («Вспомнишь на даче осу, / Детский чернильный пенал / Или чернику в лесу.») приобретают дополнительные оттенки значения «мрачный», «безотрадный», «тяже-
лый». Отмеченная интертекстуальная осложненность приведенных словесных единиц возникает как результат их функционирования в семантическом пространстве интертекста.
Интертекстуальная семантическая осложненность может быть свойственна даже словесным единицам первой (минимальной) степени эстетической значимости, то есть общенародным словам в прямом значении, характеризующимся отсутствием семантических сдвигов и «приращений смысла», но участвующим в создании системы художественного целого.
Так, например, лексические единицы «жить», «страна», «речь», «горец», «пальцы», «гири», «слова» и др., употребленные в прямом значении в стихотворении «Мы живем, под собою не чуя страны.» под влиянием межтектовых связей в семантическом пространстве интертекста не только участвуют в формировании семантики образов более высокой степени обобщенности («нечистая сила», «хозяин нечистой силы», «враждебное человеку пространство», «смерть»), но и приобретают семантические «отсветы» названных художественных образов, в первую очередь, основного метаобраза «предчувствие гибели». Отмеченное обстоятельство позволяет говорить о наличии у указанных выше лексических единиц первой степени эстетической значимости определенной семантической интертекстуальной ослож-ненности.
Особенно наглядно примеры интертекстуальной семантической осложненности лексических единиц первой (минимальной) степени эстетической значимости наблюдаются при ритмико-интонационных аллюзиях. В подобных случаях каждый элемент текста не только непосредственно участвует в формировании структуры определенного произведения, но и способствует установлению межтекстовых связей этого произведения с прецедентными текстами и приобретает художественную значимость не только как элемент данного текста, но и как структурный элемент интертекста (см., например, стихотворение «Жил Александр Гер-цевич.», написанное 4-хстопным ямбом, как и лермонтовская «Молитва» или стихотворение «Фаэтонщик», написанное 4-стопным хореем, как пушкинские «Бесы»).
Наличие в словесных единицах первой степени эстетической значимости дополнительной интертекстуальной осложненности может поддерживаться и усиливаться аллюзив-ными отсылками на основные аллитерации. Так, например, лексических единицы «гроба», «грибы», «роковой», «Грибоед», имеющие в стихотворении О.Э. Мандельштама «Дикая кошка - армянская речь.» первую степень эстетической значимости, приобретают дополнительное семантическое наслоение «смерть» в результате интертекстуальных связей с прозаическим произведением А.С. Пушкина «Путешествие в Арзрум». Указанная семантическая осложненность подчеркивается аллитерацией на «г», «р», «б».
Таким образом, под влиянием межтекстовых связей лексические единицы из поэтических произведений, входящих в книгу стихов О.Э. Мандельштама «Московские стихи», а также создаваемые на их основе художественные образы приобретают особую, интертекстуальную, семантическую осложненность, без учета которой невозможно адекватное восприятие художественного текста.
Библиографический список
1. Загоровская О.В. Эстетическая функция языка и эстетическая значимость слова в художественном тексте (на материале цикла стихотворений А.Блока «Снежная маска»): Дисс.канд. филол. наук / Ольга Владимировна Загоровская. - Воронеж, 1977. - 158 с.
2. Лермонтов М.Ю. Сочинения: В 2-х т. / М.Ю.Лермонтов. - М.: Правда, 1988. - Т.1. -
720 с.
3. Мандельштам О.Э. Соч.: В 2-х т. / О.Э.Мандельштам. - М.: Худож. лит., 1990. - Т.1. Стихотворения. - 638 с.
4. Пушкин А С. Соч.: В 3-х тт. / А.С.Пушкин. - М.: Худож. лит., 1985. - Т.1. - 735 с.
References
1. Zagorovskaya O.V. Aesthetic function of language and aesthetic meaning of the word in poetic text. - Voronezh, 1977. - 158p.
2. Lermontov M.J. Works in 2 vol. - M.: 1988. - Vol.1. - 720 p.
3. Mandelstam O.E. Works in 2 vol. - M.: 1990. - Vol.1. Verse. - 638 p.
4. Pushkin A.S. Works in 3 vol. - M.: 1985. - Vol.1. - 735 p.
УДК 808.2:82-3Шу ББК 81.2 Рус:83 Воронежский государственный архитектурно-строительный университет Ассистент кафедры русского языка и межкультурной коммуникации Перцева Е.Н.
Россия, г. Воронеж, тел. +7(473) 271-50-48; e-mail: [email protected]
Voronezh State University of Architecture and Civil Engineering
The chair of Russian language and cross-cultural communication, assistant lecturer Pertseva E.N.
Russia, Voronezh, tel. +7(472) 271-50-48; e-mail: [email protected]
Е.Н. Перцева
ОСОБЕННОСТИ ЯЗЫКОВОГО ВЫРАЖЕНИЯ ЧЕРТ РУССКОГО НАЦИОНАЛЬНОГО ХАРАКТЕРА В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ В.М. ШУКШИНА
Статья посвящена проблеме изучения восприятия русского национального характера. На эмпирическом материале доказывается гипотеза о том, что преобладающими в русском национальном характере, по мнению В.М. Шукшина, являются положительные черты.
Ключевые слова: Шукшин, русский национальный характер, контент-анализ.
E.N. Pertseva
THE PECULIARITY OF VERBALIZATION OF THE TRAITS OF RUSSIAN NATIONAL CHARACTER IN V.M. SHUKSHIN'S WORKS
The article is devoted to the studies of perception of Russian national character. The author proves the hypothesis based on empirical data that positive traits prevail in Russian national character, according to V.M. Shukshin.
Key words: Shukshin, Russian national character, content-analysis.
Русский национальный характер неоднократно подвергался исследованию. О нем написана масса книг, множество ученых в своих трудах обращались к этому феномену, однако до настоящего времени проблема характера русской нации остается дискуссионной. Важным источником, позволяющим сделать выводы об особенностях национального характера, является литература, отражающая реалии действительности. В русской литературе от золотого века до современности показана целая галерея характеров, своеобразных, отличающихся своей индивидуальностью, но в то же время схожих своей «русскостью».
Рассмотрим, каким образом особенности русского национального характера показаны в некоторых произведениях В.М. Шукшина, с тем, чтобы сделать выводы о преобладании положительных или отрицательных черт в характере русского человека, по мнению автора.
Прежде чем перейти непосредственно к описаниям черт русского национального характера у героев В. М. Шукшина, необходимо пояснить, каким образом нами будет использован метод контент-анализа в применении к литературному тексту.
© Перцева Е.Н., 2012