CC BY
27
УДК 808.2
ВУНЦВВС «ВВА имени профессора Н.Е. Жуковского и Ю.А. Гагарина» канд. филол. наук, доц. кафедры русского языка
Ревякина Т. Л.
Россия, г. Воронеж, тел. 8-910-342-01-53 e-mail:retaleo@mail.ru
Military Air Academy named afier professor N.E. Zhukovsky and J.A. Gagarin The chair of Russian language, PhD, associate professor Revyakina T.L.
Russia, Voronezh, тел. 8-910-342-01-53 e-mail:retaleo@mail.ru
Т.Л. Ревякина
ЦИТАЦИЯ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ КАК СРЕДСТВО ФОРМИРОВАНИЯ ОСОБОГО ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА
В статье рассматривается вопрос о формировании особого лингвокультурного пространства художественного текста, которое изучается как сложная структура, складывающаяся не только благодаря внутренним семантическим связям отдельных языковых единиц, но и внешним связям данного художественного текста, в том числе в пространстве мировой культуры, т. е. с учетом межтекстовых связей.
Ключевые слова: лингвокультурное пространство, художественный текст, семантика, интертекст, цитация, аллюзия, реминисценция.
T.L. Revyakina
QUOTATION IN LITERARY TEXT AS A MEANS OF FORMING OF SPECIAL LINGUISTIC AND CULTURAL SPACE
The article discusses the question of the formation of particular cultural and language space of a literary text which is studied as a complex structure emerging not only due to internal semantic relations of separate linguistic units, but also by external relations of a given literary text, including in the space of world culture, i.e. intertextual relations.
Key words: language and cultural space, artistic text, semantics, intertextuality, citation, allusion, reminiscence.
Научные разработки последних лет позволили преступить к изучению художественного текста, являющегося специфическим репрезентантом художественной картины мира, осуществить комплексный подход, сопрягающий в себе достижения теории и эстетики текста, лексикологии, прагматики, герменевтики, феноменологии, а также данные истории, психологии, этнологии. Становление лингвокультурологии как науки, рассматривающей язык и культуру в их взаимодействии, предопределило повышенный интерес к исследованию поэтического текста в лингвокультурологическом аспекте, в первую очередь связанном с определением национально-культурной специфики.
Несмотря на пристальное внимание к данной проблеме, остаётся ещё не достаточно изученным вопрос описания индивидуально-авторской картины мира, которая представляет собой сложный феномен, совмещающий национальные и индивидуальные черты. При этом интерес к исследованию художественного произведения как осо-
© Ревякина Т.Л., 2015
бым образом организованной системы проявляется в выявлении и изучении смысловой стороны художественного текста с учетом его связей в пространстве мировой художественной культуры, что обусловливает значимость для современной лингвопоэтики рассмотрения вопросов интертекстуальности и интертекста.
Каждый художественный (поэтический) текст представляет собой эстетически организованную целостную систему. Структурность является внутренним свойством этой системы, служащим для осуществления связей между ее элементами. При изучении смысловой стороны художественного (поэтического) текста в настоящее время многими исследователями правомерно используется понятие «лингвокультурологиче-ское пространство художественного текста», рассматриваемое как сложная структура, которая складывается не только благодаря внутренним семантическим связям отдельных языковых единиц, но и внешним связям данного художественного текста, в том числе в пространстве мировой культуры.
В современной научной литературе для общего наименования отсылок к прецедентным текстам нередко используется понятие «цитация». «Конкретная цитата, реминисценция, аллюзия - это частный случай цитации,... симптом чужих смысловых языков, кодов и дискурсов, которые как бы в свернутом виде заключены в данном произведении и, будучи развернуты, позволяют реконструировать эти коды и дискурсы» [2]. При этом интертекст понимается не как собрание цитат из различных авторов, но как пространство соединения всевозможных цитаций.
В поэтическом тексте разные виды цитации играют двоякую роль. С одной стороны, вступая в семантические отношения со всеми элементами текста, подчиняясь авторскому замыслу, цитация становится частью этого текста, а с другой стороны, цитация актуализирует «чужие» тексты.
Как отмечают современные исследователи, в широком смысле цитация предполагает использование «чужого слова» в авторском тексте. Особый вид цитации - текстовые реминисценции - объединяет неявные речевые отсылки к прецедентным аналогам и зачастую принимает преобразованный вид, наиболее выразительно апеллируя к уже известному в культурно-языковом опыте коммуникантов. «Цитацию в современной русской речи отличают обращение к самому широкому кругу источников (от классических и традиционных до рекламных и низкопробных), а также переосмысление нового текста на фоне известного прецедентного аналога» [3; с. 89].
С точки зрения изучения особенностей смысловой стороны художественного текста и ее обусловленности межтекстовыми связями творчество О.Э. Мандельштама занимает важное место в русской поэтической традиции. В современном мандельштамоведении прочно укрепилась мысль о том, что преобразования поэтической речи, свойственные представителям «серебряного века» русской культуры, привели О.Э. Мандельштама к созданию поэзии, которую исследователи называют «семантической». Целью «семантической поэтики» является создание новых уникальных смыслов текста. Указанные особенности в полной мере проявились в стихах О.Э. Мандельштама, созданных в начале 30-х гг. ХХ века. Стихотворения названного периода творчества при жизни автора почти не печатались. Как отмечается в специальных литературоведческих работах, разрыв поэта с официальной культурой становился все более очевидным. Но, не принимая официальную советскую культуру, О.Э. Мандельштам обращается к мировой культуре: «Мандельштам в это время поэт непечатающийся, он пишет только для себя, ощущает себя наедине с языком, а не с собеседником. Надиктованные им
строфы размножаются метафорическими ассоциациями.» [2; с. 243]. Следовательно, поэтические тексты начала 30-х гг. особо значимы с точки зрения выявления межтекстовых связей произведений О.Э. Мандельштама, а также интертекстуальности его стиля в целом.
Так, интертекстуальные связи, влияющие на формирование смыслового содержания поэтического произведения, обнаруживаются в стихотворении «Я скажу тебе с последней прямотой.», написанном в 1931 г.: Там, где эллину сияла Красота,
Мне из черных дыр зияла Срамота.,
Ой ли так ли, дуй ли, вей ли, - Все равно;
Ангел Мэри, пей коктейли, Дуй вино.
Греки сбондили Елену По волнам,
Ну, а мне - соленой пеной По губам.
Я скажу тебе с последней Прямотой:
Все лишь бредни - шерри-бренди, -Ангел мой.
По губам меня помажет Пустота,
Строгий кукиш мне покажет
Нищета. [4; с. 170-171]
Данное стихотворение содержит реминисценцию одной из «маленьких трагедий» А.С. Пушкина - «Пир во время чумы»: Было время, процветала / В мире наша сторона / В воскресение бывала / Церковь Божия полна. / Ныне церковь опустела / Школа глухо заперта / Нива праздно перезрела. / Тихо все. Одно кладбище / Не пустеет, не молчит [5; с. 286].
На наличие интертекстуальных связей стихотворения О.Э.Мандельштама с произведением А. С. Пушкина указывают, прежде всего, имя Мэри, а также формируемый лексическими единицами «пей», «коктейли», «дуй», «вино», «шерри-бренди» и фольк-лорно-песенной строкой «Ой ли, так ли, дуй ли, вей ли» художественный образ «пир», соотносящийся с образным строем и названием «маленькой трагедии» А.С.Пушкина «Пир во время чумы».
В результате межтекстовых связей рассматриваемого стихотворения формируется многоплановое семантическое пространство, в котором важную роль играют лексические образы «пустота» и «срамота», антонимичные художественному образу «пир».
В стихотворении О.Э. Мандельштама «Я скажу тебе с последней прямотой.», как и в произведении А.С. Пушкина возникают и противопоставляются два смысловых плана, которые можно охарактеризовать как благополучие в прошлом (репрезентируется глаголами «процветала», «сияла», существительным «красота») и неблагополучие в настоящем (репрезентируется глаголами «опустела», «зияла», существительными «срамота», «нищета», «кладбище»). На грамматическом уровне названное противопоставление
поддерживается употреблением глаголов в прошедшем времени для выражения первого смыслового плана («сияла», «зияла», «сбондили»; ср. у А.С. Пушкина: «было», «процветала», «бывала», «опустела», «перезрела») и употреблением глаголов в настоящем и будущем времени для выражения второго смыслового плана («помажет», «покажет»; ср. у А.С. Пушкина: «стоит», «не молчит», «не пустеет», «носят», «просят»).
Реминисценция из текста А.С. Пушкина и содержащиеся в нем образы пустоты и смерти являются принципиально важными для формирования метаобраза неблагополучие в настоящем: советскую действительность 30-х г. г. Мандельштам воспринимает как чуму - бессмысленное гибельное существование, полное мрака.
Подобное ощущение усиливается еще одной отсылкой. Мифологема «Елена», словесные образы «эллины», «греки», «красота» репрезентируют известный сюжет из греческой мифологии. В период творчества конца 10-х - начала 20-х г.г., после возникновения литературного течения «акмеизм», обращение к античной культуре для О.Э. Мандельштама являлось основой его поэтики (см. книгу стихов «Тшйа», статьи «Скрябин и христианство» (1915), «Слово и культура» (1921), «О природе слова» (1921). Следовательно, аллюзивная отсылка к античной культуре в рассматриваемом стихотворении играет важную роль для формирования метаобраза благополучие в прошлом.
Смысловое наполнение и образный строй стихотворения «Фаэтонщик», написанном в том же 1931 г.:
На высоком перевале В мусульманской стороне Мы со смертью пировали -Было страшно, как во сне. Нам попался фаэтонщик, Пропеченный, как изюм, Словно дьявола погонщик, Односложен и угрюм... Я очнулся: стой, приятель! Я припомнил - черт возьми! Это чумный председатель Заблудился с лошадьми!.. И бесстыдно розовеют Обнаженные дома, А над ними неба мреет Темно-синяя чума. [4; с. 183]
также формируется благодаря межтекстовым связям названного стихотворения с «Пиром во время чумы» А.С. Пушкина:
Известно, что в основе создания «Фаэтонщика» лежат реальные события в Нагорном Карабахе. Ср. фрагмент из воспоминаний Н.Я. Мандельштам: «На рассвете мы въехали в Шушу. Город начинался с бесконечного кладбища. в этом городе, когда-то, очевидно, богатом и благоустроенном, картина катастрофы и резни была до ужаса наглядной. Мы прошлись по улицам, и всюду одно и то же: два ряда домов без крыш, без окон, без дверей. Дома из знаменитого розового туфа, двухэтажные. Все перегородки сломаны, и сквозь эти остовы всюду сквозит синее небо. Мы решили ехать в Степанакерт. Добраться туда можно было только на извозчике. Вот и попался нам безносый
извозчик, единственный на стоянке, с кожаной нашлепкой, закрывавшей нос и часть лица» [4; с. 518].
Лингвокультурологическое пространство анализируемого стихотворения формируется образами-интерферентами пир (словесные реализации: «пировали», «веселя» - у О.Э. Мандельштама, «пир», «выпить», «песни», «веселье» и др. - у А. С. Пушкина); фаэтон, телега (у О.Э. Мандельштама фаэтоном управляет араб, у А.С. Пушкина телегой управляет негр); фаэтонщик; председатель; чумный председатель; земля (словесные реализации: «кисло-сладкая», «Нагорный Карабах», «Шуша» - у О.Э. Мандельштама, «родная», «селенье» - у А.С. Пушкина); смерть (словесные реализации: «смерть», «мертвые», «похоронен» - у О.Э. Мандельштама, «гроб», «кладбище», «мертвые», «могилы», «прах» - у А.С. Пушкина); страх (словесные реализации: «страшно», «ужасные», «страхи» - у О.Э. Мандельштама, «испуганное», «страх», «ужасный» - у Пушкина), чума (чума - острозаразная эпидемическая болезнь; перен: пир во время чумы - веселье во время общественного бедствия. Указанные образы-интерференты репрезентируют мета-образ время начала 30-х гг., который под влиянием прецедентного текста приобретает значение пир во время чумы, то есть бессмысленное гибельное существование, полное мрака. (Ср. употребление лексического образа «зачумленная зима» в стихотворении «Кассандре» (1917): Но, если эта жизнь - необходимость бреда / И корабельный лес -высокие дома, - / Я полюбил тебя, безрукая победа / И зачумленная зима).
Анализируемое стихотворение передает восприятие О.Э. Мандельштамом времени 20-х - 30-х годов ХХ века (когда обыски, аресты, ссылки, казни, массовое уничтожение людей были обычным событием) как чумы, поразившей всех. В обычной жизни все делали вид, что ничего не замечают - ходили в кино, рестораны, посещали шуточные спектакли, участвовали в многолюдных демонстрациях трудящихся, смотрели парады физкультурников, то есть пировали во время чумы. А правил пиром "чумный председатель" - Сталин.
По мнению некоторых исследователей, в рассматриваемом стихотворении зашифровано имя Сталина: «.аллитерация на «ч» связывает лексему «чума» с лексемой «черт», а последняя, в свою очередь, через значимую рифму соотносится с лексемой «мертвый», (а значит, и с лексемой «смерть»). Кроме того, аллитерация на «с» и инструментовка на «ш» с искусным звуковым переплетением указывает на того, кто имеется в виду под «фаэтонщиком»: а именно - на «Сталина-Джугашвили» [1; с. 422].
У стихотворения «Фаэтонщик» существует еще один прецедентный текст - стихотворение «Бесы» А. С. Пушкина: Мчатся тучи, вьются тучи; Невидимкою луна Освещает снег летучий; Мутно небо, ночь темна. Бесконечны, безобразны, В мутной месяца игре Закружились бесы разны, Будто листья в ноябре. Еду, еду в чистом поле; Колокольчик дин-дин-дин. Сколько их! куда их гонят? Средь неведомых равнин!.. Страшно, страшно поневоле
Что так жалобно поют?
Домового ли хоронят,
Ведьму ль замуж выдают?.. [5; с. 443]
Указанные стихотворения О.Э. Мандельштама и А.С. Пушкина эквиритмичны (написаны 4-стопным хореем). Интертекст создается лексическими образами «фа-этонщик», «ямщик», «кружиться», «вертелась», «заблудился», «сбились», «кружит», «страшно», «небо», «черт», «бесы», «тьма», «мутный», «темный». Но в смысловом плане названные стихотворения отличаются. В «Бесах» семантическое пространство изображается как нереальное, скорее сказочное. У читателя создается впечатление, что как только метель утихнет, а ямщик найдет дорогу, то бесы исчезнут, а вместе с ними и страх. В «Фаэтонщике» трагическая реальность передается как осязаемая и постоянная, она не исчезнет с наступлением нового дня. В целом, смысловое наполнение стихотворения «Фаэтонщик» формируется посредством межтекстового взаимодействия с одной из «маленьких трагедий» А.С. Пушкина - «Пир во время чумы».
Таким образом, анализ указанных стихотворений является яркой иллюстрацией утверждения, что цитирование прецедентных текстов формирует семантику художественного произведения в целом, создавая при этом особое лингвокультурологическое пространство.
Библиографический список
1. Буркхарт Д. Автор, лирический субъект и текст у Осипа Мандельштама // Автор и текст: Сборник статей. СПб.: Издательство С.-Петербургского университета, 1996. С. 408-428.
2. Гаспаров М.Л. О русской поэзии: Анализы, интерпретации, характеристики. СПб.: Азбука, 2001. 480 с.
3. Ломов А.М., Топильская Е.Е. Цитация как путь реминисцирования в русской речи // Русский язык и его место в современной мировой культуре: Материалы международной научной конференции. Воронеж: ВГУ, 2003. 288 с.
4. Мандельштам О.Э. Соч.: В 2-х т. М.: Худож. лит., 1990. 638 с.
5. Пушкин А.С. Золотой том: Собрание сочинений. М.: Издательский дом «Имидж», 1993. 975 с.
References
1. Burkhart D. Author, lyrical subject and text of Osip Mandelstam // The author and the text: Collection of articles. SPb.: Publishing house of St.-Petersburg University, 1996. P. 408-428.
2. Gasparov M. L. Russian poetry: Analysis, interpretation, performance. St.-Petersburg, 2001. 480 p.
3. Lomov A.M., Topilskaya E.E. Quotation as a way of reminiscient in the Russian language // Russian language and its place in the modern world culture: Materials of the international scientific conference. Voronezh State University, 2003. 288 p.
4. Mandelstam O.E. Works in 2 vol. Moscow, 1990. 638 p.
5. Pushkin A.S. Golden volime. Moscow, 1993. 975 p.
