CC BY
46
УДК 81 38:42 Н. Б. Кудрявцева
доктор филологических наук, заведующая кафедрой фонетики и грамматики французского языка факультета французского языка МГЛУ; e-mail: [email protected]
ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТЬ И ПОЛИФОНИЯ КАК ОСНОВА ЯЗЫКОВОЙ ИГРЫ (на материале французского языка)
В статье на материале французского языка исследуется людический потенциал прагмалингвистических категорий интертекстуальности и полифонии и устанавливаются разновидности языковой игры, имеющие интертекстуальную и полифоническую основу.
Ключевые слова: интертекстуальность; полифония; языковая игра; людическая функция.
Kudryavtseva N. B.
Doctor of Philology, Head of the Department the French Phonetics and Grammar, Faculty of the French Language, MSLU; e-mail: [email protected]
INTERTEXTUALITY AND POLYPHONY AS THE BASIS OF LINGUISTIC GAME IN THE FRENCH LANGUAGE
The article investigates the ludic potential of pragmalinguistic categories of intertextuality and polyphony and establishes the types of linguistic game having intertextual and polyphonic nature in the French language.
Key words: intertextuality; polyphony; linguistic game; ludic function.
В последнее время в рамках дискурсивно-прагматического направления в лингвистике появилось немало публикаций по вопросам интертекстуальности и полифонии. Повышенный интерес исследователей к данной проблематике объясняется тем, что с ускорением ритма жизни современного общества и с диверсификацией сфер человеческой деятельности множатся контакты между представителями разных областей знания, что, естественно, определяет потребность в умении эффективно использовать и адекватно интерпретировать языковые средства. Между тем понятия «интертекстуальность» и «полифония» бытуют в языкознании уже более четырех десятилетий.
Термин «интертекстуальность» впервые употребляется в одной из работ теоретика постструктурализма Ю. Кристевой, где автор,
в частности, пишет: Поскольку в процессе создания литературного текста элементы предшествующих текстов "рассеиваются'' по новому тексту, о последнем можно говорить как об интертексте [12]1. Ей вторит Р. Барт, утверждающий, что «любой текст - это интертекст, в котором присутствуют элементы других текстов на различных уровнях и в более или менее узнаваемых формах»2. Французский филолог Ж. Женетт развивает данные положения и формулирует знаменитую теорию транстекстуальности, понимаемую им как формы взаимодействия разных текстов в анализируемом тексте, которые могут быть объединены в рамках пятичленной классификации:
1) интертекстуальность, т. е. реальное присутствие в данном тексте других текстов (например, цитирование, плагиат);
2) паратекстуальность, т. е. присутствие в данном тексте заголовков, подзаголовков, эпиграфов других текстов;
3) метатекстуальность, т. е. общность комментария, связывающего данный текст с другими, на которые при этом не обязательно делается прямая ссылка;
4) архитекстуальность, т. е. общность показателей жанровой отнесенности, позволяющих квалифицировать данный текст, наряду с другими, например, романом, повестью, новеллой и т. п.;
5) гипертекстуальность, т. е. любое отношение (кроме перечисленных выше), объединяющее текст В (гипертекст) с текстом А (ги-потекстом). Таково, например, соотношение романов «Унесенные ветром» М. Митчелл и «Синий велосипед» Р. Дефорж. Известно, что в своем произведении Р. Дефорж переносит действие «Унесенных ветром» во Францию периода Второй мировой войны. То же самое можно сказать о различного рода имитациях, подражаниях и пародиях [11].
Следует, однако, подчеркнуть, что в основе всех этих воззрений лежит концепция диалогизма, разработанная М. М. Бахтиным применительно к филологии и литературоведению. Напомним, что, по мнению данного исследователя, диалогизм в литературном произведении может проявляться благодаря: 1) разнообразным идиолектам (региональным говорам, профессиональным жаргонам, различного рода арго); 2) интертекстуальности, т. е. способности текста
1 Здесь и далее перевод наш. - Прим. автора.
2 Цит. по: [13, с. 328].
ассоциироваться с другими текстами по данной теме; 3) возможности неоднородной интерпретации текста различными адресатами (читателями); 4) многообразию форм передачи в тексте чужой речи [18].
Теория полифонии О. Дюкро, на которую мы опираемся в данной статье, представляет собой распространение литературоведческих идей М. М. Бахтина на лингвистику. Отрицая мысль Э. Бенвениста о том, что любой акт коммуникации описывается формулой «одно высказывание - один говорящий», О. Дюкро выдвигает тезис о наложении друг на друга различных голосов в высказывании и предлагает различать: 1) говорящего (locuteur L) - т. е. субъект речи, на который указывают дейктики первого лица (например, местоимение je) и который берет на себя ответственность за общий смысл высказывания; 2) выразителя определенной точки зрения (énonciateur E), - т. е. виртуальный субъект, передающий в высказывании ту или иную позицию, не обязательно оформленную вербальными средствами и не всегда совпадающую с точкой зрения говорящего. Как отмечает исследователь, говорящий L так же относится к выразителю определенной точки зрения Е, как автор театральной пьесы к персонажу, которого он выводит на сцену [8, с. 205].
Так, в полифоническом ракурсе можно исследовать большинство иронических высказываний:
(1) Dans un restaurant de luxe, un client est attablé avec, pour seule compagnie, son chien, un petit teckel. Le patron vient faire la conversation et vante la qualité du restaurant: «Vous savez, monsieur, notre chef est l'ancien cuisinier du roi Farouk». « Ah bon?», dit seulement le client. Le patron, sans se décourager: «Et notre sommelier, c'est l'ancien sommelier de la cour d'Angleterre... Quant à notre pâtissier, nous avons recueilli celui de l'empereur Bao-Daï». Devant le mutisme du client, le patron change de sujet: «Vous avez là, monsieur, un bien joli teckel». A quoi le client répond: «Mon teckel, c'est un ancien Saint-Bernard.» [17, c. 56].
В приведенном анекдоте, представляющем собой разговор между владельцем ресторана и посетителем, иронической и полифонической является заключительная реплика клиента, иллюстрирующая наложение друг на друга двух голосов - Е1 и Е2. Е1 выражает точку зрения Le teckel est un ancien Saint-Bernard, эксплицитно представленную в высказывании, но от которой дистанцируется говорящий L. Е2 передает прямо противоположную - эксплицитно не выраженную - позицию Le teckel n'est pas un ancien Saint-Bernard, с которой солидаризируется L.
Иными словами, мы имеем дело со своего рода иносказанием, когда буквальный смысл высказывания отрицается в контексте речи. Причем, если тональность анализируемого примера является по своему характеру добродушно-насмешливой, то в других ситуациях она может получать сатирическую окраску, вплоть до саркастического разоблачения. В целом можно сказать, что подобные иронические высказывания противоречат принципу кооперации Г. П. Грайса, поскольку нарушают конверсационную максиму способа, требующую от говорящего, чтобы тот изъяснялся ясно и недвусмысленно.
В данной работе под интертекстом мы понимаем фрагмент другого текста в структуре исследуемого текста. Указанный фрагмент может быть как микроструктурным (отдельная лексема или словосочетание), так и макроструктурным (развернутое высказывание). При этом текст-донор мы квалифицируем как гипотекст, а текст-реципиент как гипертекст. Интертекстуальность отличается от интертекста тем, что она представляет собой способ, которым один текст актуализирует в своем внутреннем пространстве другой. Интертекстуальные связи могут получать реализацию в виде цитаты, аллюзии, перифразы, пародии, стилизации и т. д.
Интересно отметить, что в отечественном языкознании исследователи предпочитают говорить не об интердискурсивности, а о пре-цедентности. Так, Г. Г. Слышкин определяет прецедентные тексты следующим образом: «Это сохраняющиеся в сознании языкового коллектива тексты, взятые в тесной связи с условиями их производства» [6, с. 27]. Ю. Н. Караулов, который ввел термин «прецедентный текст» в обиход отечественных лингвистов, выделяет такие характеристики подобных образований, как: а) значимость (точнее, символичность) прецедентных текстов для языкового коллектива; б) широкая известность среди предшественников и современников; в) постоянное обращение к данным текстам в связи с различными ситуациями [3, с. 105]. Ю. Е. Прохоров предлагает заменить понятие «прецедентный текст» более широким понятием «прецедентный феномен». Исследователь объясняет свою позицию тем, что отсылка в процессе коммуникации и производства дискурса может происходить не только к объемным образованиям наподобие текста, но и к кратким высказываниям (например, цитатам, афоризмам, крылатым выражениям), отдельным персонажам (например, Обломову, Тарасу Бульбе) или эталонным ситуациям (например, тридцати сребреникам). Прецедентные
феномены, по мнению Ю. Е. Прохорова, являются скрепами дискурса, обеспечивающими его обращенность в прошлое и устремленность в будущее [5].
Важно подчеркнуть, что адекватность интерпретации дискурса зависит от «интертекстуальной» или «прецедентной» компетенции адресата - ее объема и качества. Их различия объясняют множественность толкований одного и того же речевого продукта и неоднородность рефлексий слушающих. Как отмечает В. И. Шаховский: «Поскольку полного интердискурсивного знания ни у одного из коммуникантов быть не может, говорить о полном взаимопонимании homo loquens вряд ли возможно. Мы общаемся на уровне приблизительных номинаций» [7, с. 120-121].
Цель данной статьи - показать, что языковая игра, к которой прибегает говорящий для осуществления определенного воздействия на реципиента, часто опирается на интертекстуальность (прецедент-ность) и полифонию.
В нашем понимании, языковая игра - это обычно языковая неправильность, неточность, намеренно допущенная говорящим и именно так понимаемая слушающим1. Языковая игра всегда предполагает апелляцию адресанта к эстетическому восприятию, воображению и чувству юмора собеседника. Она является свидетельством лингво-креативных способностей говорящего, а также его хорошего расположения духа, желания пошутить, вызвать улыбку, создать ироничную атмосферу, играя с формой речи:
(2) Son costar, comme nos ouvriers, n'arrive plus à joindre les deux bouts [15, с. 348].
1 Следует подчернуть, что традиционному термину «игра слов» мы предпочитаем сравнительно недавно появившийся в лингвистике термин «языковая игра». Наш терминологический выбор объясняется тем, что понятие «языковая игра» значительно шире, чем понятие «игра слов», поскольку говорящим могут обыгрываться не только слова, но и другие языковые единицы, как большие (словосочетание, предложение), так и меньшие (звук, морфема), чем слово, а также различного рода грамматические категории (порядок слов, степени сравнения и интенсивности прилагательных и т. п.). Игра слов, по нашему мнению, это лишь частный случай языковой игры, в которой комический эффект достигается неканоническим, отклоняющимся от языковой нормы использованием слов и фразеологизмов, опирающимся на омонимию, полисемию, парономазию и т. п.
Так, в приведенном примере, стремясь создать ироническую атмосферу, говорящий обыгрывает сразу два значения выражения joindre les deux bouts - прямое (застегиваться, сходиться) и переносное (бедствовать) - и образует тем самым забавный каламбур: костюм, как и рабочие, не может свести концы с концами. Ненормативный характер данного высказывания проявляется в том, что в одном тексте одновременно создаются как бы два контекста, каждый из которых реализует свое значение.
Согласно полифонической теории О. Дюкро, в примере (2) реальный адресант (locuteur L) выводит на сцену двух виртуальных говорящих (énonciateurs E1 и E2). Первый берет на себя ответственность за прямое высказывание, а второй - за переносное. Однако ни одна из этих точек зрения не совпадает с позицией реального говорящего L, цель которого состоит в том, чтобы путем столкновения данных высказываний в одном контексте образно и с юмором показать, насколько костюм описываемого персонажа не подходит ему по размеру.
Аналогичным образом можно прокомментировать и знаменитый пример с наездником, на который ссылается во «Французской стилистике» Ш. Балли. Швейцарский ученый приводит в своей книге рисунок из юмористического журнала, изображающий всадника, перелетающего через голову лошади. Под рисунком написано: Quand le cheval a plein le dos de son cavalier, il n'est pas rare qu'il en ait par-dessus la tête. Avoir plein le dos de qch» и «en avoir par-dessus la tête - фразеологизмы-синонимы, обозначающие, что лицо или предмет, выраженные дополнением, сильно надоели субъекту. «Взятые в отдельности, - пишет Ш. Балли, - они не создают комического эффекта. Однако их сочетание в одной фразе воскрешает давно стершийся образ» [1, с. 232]. Заметим, что здесь снова реальный адресант L выводит на сцену виртуальных говорящих Е1 и Е2, отвечающих соответственно за свободную (прямую) и фразеологизированную (переносную) интерпретации высказывания. Игровой эффект в анализируемом примере возникает благодаря столкновению в одном контексте указанных интерпретаций с целью вызвать улыбку у реципиента.
К анализу приведенных примеров можно подойти и с другой стороны. Дело в том, что они оба имеют в своем составе фразеологические единицы (ФЕ). Фразеологизмы, как было сказано выше, представляют собой прецедентные феномены. Окказиональная трансформация ФЕ (в том числе употребление в контексте, одновременно
актуализирующем прямое и переносное значения данных устойчивых выражений), приводящая к комическому эффекту, может быть квалифицирована как языковая игра с широким кругом участников: коллективным автором исходного фразеологизма Е1, автором трансформированного фразеологизма Е2 и реципиентом. Следовательно, мы опять имеем дело с явлением «многоголосия», т. е. наложения друг на друга различных высказываний в более или менее узнаваемых формах.
Важно подчеркнуть, что чем неожиданнее окажется трактовка окказионально преобразованной ФЕ, тем сильнее будет речевое воздействие на реципиента высказывания, содержащего такой фразеологизм. В этой связи уместно напомнить, что в лингвистике существуют так называемые законы языкового ожидания, согласно которым схемы построения высказываний понятны носителям того или иного языка уже на интуитивном уровне [2, c. 239]. Таким образом, остроумное нарушение этих правил и схем путем использования приема обманутого ожидания является весьма эффективным и креативным средством усиления выразительности высказывания или текста.
В качестве приемов нарушения «законов языкового ожидания» в людических целях применительно к ФЕ, как прецедентным феноменам, можно назвать следующие.
1. Оказиональные изменения, касающиеся семантики данных единиц:
(3) Je le plombe à la volée. Sa culbute est interrompue net. Le rêve de ses chers vieux parents s'est réalisé: il a du plomb dans la cervelle [16, с. 185].
Так, в приведенном примере обыгрывается выражение avoir du plomb dans la tête (la cervelle), которое в своем традиционном, фра-зеологизированном значении переводится как «не быть пустым, ничтожным человеком», букв. 'получить свинец (пулю) в голову'. Преобразование семантики устойчивого словосочетания осуществляется в контексте, который не только помогает реципиенту восстановить образ собственно фразеологизма, но и усиливает стершуюся метафоричность и экспрессивность. Один ряд текстовых компонентов (le rêve de ses chers vieux parents s'est réalisé) позволяет воспринять фразеологизированное, а другой (je le plombe à la volée, sa culbute est interrompue net) - буквальное значение фразеологизма.
2. Структурные модификации ФЕ, обычно предполагающие расширение их формального состава и являющиеся более разнообразными по своим приемам, чем собственно семантические, включая:
- замену компонентов фразеологизма синонимами, антонимами, омонимами, парономазами и т. д. с сохранением общего значения или с его переосмыслением:
(4) Il roupille à mains ouvertes. J'en ai ma claque de l'éternel «poings fermés». Tu fais le poing pour roupiller, toi ? [16, с. 146]
(5) Nos affaires sont prospères. Mais il n'est pas l'heure d'amidonner le linge propre de la famille devant les tiers [14, с. 16].
Так, если в примере (4), несмотря на замещение элементов, сохраняется традиционное значение фразеологизма dormir à poings fermés (спать крепким сном), то в (5) видоизмененное устойчивое выражение laver son linge sale en famille (не выносить сор из избы) приобретает прямо противоположное значение (amidonner le linge propre de la famille devant les tiers - выставлять свои достижения напоказ);
- введение в состав фразеологической единицы дополнений, определений, обстоятельств, относящихся либо к одному из компонентов, либо ко всему фразеологизму в целом:
(6) Cet argent risque fort de lui passer devant le nez en lui envoyant des baisers [14, с. 45] ;
- расщепление фразеологизма на составляющие элементы:
(7) C'est juste sur ce point de suspension que l'explosion se produit. Et elle me prend au sais-tu quoi ? Dépourvu [16, с. 75] ;
- изменение порядка слов, инверсию компонентов фразеологической единицы:
(8) L'officier de police Le Guennec tourne en ours comme un rond en cage, ou en cage comme un ours en rond, ou encore autrement si t'es doué pour les interversions [16, с. 42];
- объединение нескольких фразеологизмов в один:
(9) Blessé, Le Guennec se met à hurler comme: un beau diable, un putois, à la lune, avec les loups, à la mort, le vent, des freins mal réglés [16, с. 167].
Подобные трансформации возможны и по отношению к другим прецедентным феноменам:
- пословицам:
(10) Qui veut voyager loin ménage ses chaussures [9, c. 20] ;
- художественным произведениям: «Certains l'aiment chauve», «Vol au-dessus d'un lit de cocu» (названия иронических детективов Ф. Дара, пишущего под псевдонимом Сан-Антонио);
- ситуациям:
(11) Un Etat des USA a remplacé la chaise électrique par un lit électrique pour permettre au condamné de mourir dans son lit [9, c. 119].
Наконец, в качестве разновидности языковой игры, имеющей лю-дическую основу, можно рассматривать случаи иронии, обозначаемой термином «антифразис», если она имеет целью балагурство, острословие, шутку:
(12) Le patron a l'air cordial du monsieur dont vous avez étranglé la femme, violé la fille, cabossé la voiture, dérobé la fortune et à qui vous avez laissé sa belle-mère [14, c.84].
В самом деле, смысл приведенного отрывка антонимичен тому, который вытекает из формального сочетания компонентов высказывания. Насмешливая тональность примера достигается благодаря столкновению двух взаимоисключающих интерпретаций слов автора (реального адресанта L), за которые, по мысли О. Дюкро, ответственны виртуальные говорящие Е1 и Е2. Причем точка зрения Е2 здесь совпадает с позицией L - оба являются выразителями подлинного смысла анализируемого высказывания (см. также пример (1)).
Итак, в языковой игре как лингвокреативной деятельности с установкой на комизм адресант может использовать механизмы интертекстуальности (прецедентно сти) и полифонии, благодаря которым ему удается реализовать самые разнообразные коммуникативные интенции: развлечь себя и собеседника; самоутвердиться с точки зрения языковых компетенций; выразить субъективное отношение к высказываемому и к реципиенту; придать иронический или гротескный характер коммуникации и т. д.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. БаллиШ. Французская стилистика. - М. : Иностранная литература, 1961. -
416 с.
2. Ильясова С. В., Амири Л. П. Языковая игра в коммуникативном пространстве СМИ и рекламы. - М. : Флинта : Наука, 2013. - 296 с.
3. Караулов В. Н. Роль прецедентных текстов в структуре и функционировании языковой личности // Научные традиции и новые направления в преподавании русского языка и литературы. - М. : Русский язык, 1986. -С. 105-126.
4. Культура русской речи. Энциклопедический словарь-справочник / под ред. Л. Ю. Иванова, А. П. Сковородникова, Е. Н. Ширяева. - М. : Флинта : Наука, 2003. - 840 с.
5. Прохоров Ю. Е. Действительность. Текст. Дискурс. - М. : Флинта : Наука, 2004. - 224 с.
6. Слышкин Г. Г. От текста к символу: лингвокультурные концепты прецедентных текстов в сознании и дискурсе. - М. : Academia, 2000. - 128 с.
7. Шаховский В. И. Интертекстуальный минимум как средство успешной коммуникации // Языковая личность: система, нормы, стиль. - Волгоград : Перемена, 1998. - С. 120-121.
8. Ducrot O. Le dire et le dit. - Paris : Minuit, 1984. - 237 p.
9. Fournier J.-L. Grammaire française et impertinente. - Paris : Payot, 2000. -192 p.
10. Garric N., Calas F. Introduction à la pragmatique. - Paris : Hachette, 2007. -208 p.
11. Genette G. Palimpsestes. La littérature au second degré. - Paris : Seuil, 1982. -467 p.
12. Kristeva J. Recherches pour une sémanalyse. - Paris : Seuil, 1969. - 379 p.
13. MaingueneauD., CharaudeauP. Dictionnaire d'analyse du discours. - Paris : Seuil, 2002. - 672 p.
14. San-Antonio. Le loup habillé en grand-mère. - Paris : Fleuve Noir, 1980. -224 р.
15. San-Antonio. L'histoire de France vue par San-Antonio. - Paris : Fleuve Noir, 1965. - 384 р.
16. San-Antonio. Si ma tante en avait: chronique bretonne. - Paris : Fleuve Noir, 1978. - 224 р.
17. Sarfati G.-E. Eléments d'analyse du discours. - Paris : Armand Colin, 2005. -128 p.
18. Todorov T. Michaïl Bakhtine, le principe dialogique suivi de «Ecrits du cercle de Bakhtine» - Paris : Seuil, 1981. - 316 p.
