УДК 821.161.1:821.581"19/20" Ши Шаньшань
Ассистент кафедры теоретического и прикладного языкознания,
Пермский государственный национальный исследовательский университет
614990, г. Пермь, ул. Букирева, д. 15
Тел.: +7 (342) 2396417
E-mail: [email protected]
Кондаков Борис Вадимович
Доктор филологических наук, профессор, декан филологического факультета, Пермский государственный национальный исследовательский университет 614990, г. Пермь, ул. Букирева, д. 15. Тел.: +7 (342) 2396310 E-mail: [email protected]
ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ТВОРЧЕСТВА А. П. ЧЕХОВА В КИТАЕ
(1920-1940-Е ГГ.)
В статье исследуется восприятие творчества А. П. Чехова в китайской культуре. Анализ интерпретаций произведений А. П. Чехова китайской литературной критикой показывает, что они рассматривались в контексте социально-политических задач, стоящих перед страной в 1910-1940-е гг. А. П. Чехов - писатель, творчество которого получило всемирную известность. Сегодня он является одним из самых востребованных в мире российских писателей. Читателей привлекало глубокое понимание им общественных проблем, точное изображение внутреннего мира человека, а также «скрытость» позиции автора, что позволяло «проецировать» содержание текста на самые разные явления современной действительности. Китайские писатели, критики, читатели воспринимали повести, рассказы и драмы А. П. Чехова как «призывы» к построению «нового» общества и формированию «нового» человека. В статье также рассматриваются чеховские традиции в творчестве китайских писателей середины XX в. - Лу Синя, Цао Юя, Ба Цзиня.
Ключевые слава: Чехов, интерпретация, русская литературы, китайская культура, критика, традиции, Лу Синь (Lu Xun), Цао Юй (Cao Yu), Ба Цзинь (Ba Jin), Цзяо Цзюйинь (Jiao Juym).
Введение
А. П. Чехов - писатель, творчество которого получило всемирную известность. Сегодня он является одним из самых востребованных в мире российских писателей. Читателей привлекало глубокое понимание им общественных проблем, точное изображение внутреннего мира человека, а также «скрытость» позиции автора, что позволяло «проецировать» содержание текста на самые разные явления современной действительности.
В то же время творчество Чехова, как отмечают некоторые литературоведы, до сих пор остаётся «недопрочитанным». Причина этого - «обманчивость простоты чеховского повествования, создающего эффект "чистой воды", когда близость "дна" оказывается иллюзорной» [Кубасов, 1998, с. 3]. Одна из таких «иллюзий» была связана с тем, что писатель долгое время рассматривался преимущественно как «критик» действительности, и - в гораздо меньшей степени - как «созидатель» общества будущего.
Российские интеллигенты 1880-1890-х гг. осуждали Чехова за отсутствие «общей идеи» и «сложившегося мировоззрения» (отождествляя писателя с героями произведений), упрекали за то, что он не зовёт к «светлому будущему», требовали прояснить свою «общественную физиономию». Выразители этих взглядов исходили из традиционных для русской литературы представлений о необходимости чёткой формулировки позиции автора и выражения ценностей, близких к идеям революционеров-демократов или народников. Так, например, близкий к народничеству критик А. М. Скабичевский считал характерной чертой произведений Чехова «отсутствие какого бы то ни было объединяющего идейного начала» [Скабичевский, 2015, с. 415].
Основная часть
В Китае творчество Чехова воспринималось по-другому. Период 1900-1940-х гг. был для Китая сложным временем, когда страна напряжённо размышляла (так же, как и Россия в 1880-1890-е гг.) над тем, каким путём она должна будет идти в дальнейшем, и поэтому не случайным оказалось то, что чеховские рассказы оказались восприняты в контексте преобразования общества.
Однако китайская интеллигенция интерпретировала Чехова не так, как русская: он никогда не был писателем, «лишённым идеалов» и раскрывавшим «мелочи жизни» (тем более что китайские «мелочи» принципиально отличались от русских), критиковавшим «скуку повседневности» и поступки «маленького человека» (идеализировавшегося русской литературой середины XIX в.). В Китае Чехов воспринимался в контексте преобразования общества, как писатель, показывавший новые горизонты интеллектуальной жизни людей - носителей «нового» сознания и участников актуальной общественной практики, прокладывающий путь к будущему и формирующий «нового человека».
Китайские прочтения произведений русской литературы при переводе нередко существенно изменялись в своём содержании: менялись имена персонажей, сюжет, соотношение слов автора и героев [Кондаков, Лю Янькунь, 2018]. К творчеству Чехова китайские переводчики подходили достаточно бережно, однако ситуация, сложившаяся в китайском обществе, требовала вносить некоторые существенные акценты в его повести и рассказы.
Исследование процесса «вхождения» творчества русского писателя в китайскую культуру, китайских интерпретаций его произведений, «чеховской традиции» в китайской литературе позволяет раскрыть механизм межкультурной коммуникации, понять, как ценности одной культуры становятся ценностями другой культуры.
Первые переводы произведений Чехова
Рассказы русского писателя были опубликованы на китайском языке уже после смерти писателя, во второй половине 1900-х гг., - в ключевой для китайской истории период, время крушения империи Великая Цин. В 1907 г. китайский учёный У Чоу перевёл рассказ
«Чёрный монах» на классический китайский литературный язык вэньянь, который был издан в Шанхае в виде небольшой брошюры (публикации других произведений европейской и русской литературы также осуществлялись в виде отдельных маленьких книжек). У Чоу перевёл произведение Чехова с японского языка (китайские переводчики произведений русской литературы и в последующие годы обычно прибегали к известным им языкам-посредникам - английскому, французскому, немецкому или японскому), и поэтому не мог передать своеобразие стиля русского писателя.
В 1909 г. в Китае началась Синьхайская революция, приведшая к свержению маньчжурской династии Цин и провозглашению Китайской республики. Главной целью революции было уничтожение монархии, законсервировавшей феодальные порядки, а также борьба с иностранным империализмом. В этот период в Китае наиболее востребованным оказалось творчество российских писателей-реалистов - А. Пушкина, И. Тургенева, Л. Толстого, А. Чехова, М. Горького, - в произведениях которых прогрессивные деятели искали ответы на вопросы, поставленные современностью.
В таких условиях русская литература стала своеобразным «мостом» между мировой (прежде всего, европейской) и китайской культурой. Для китайских интеллигентов русская литература, связанная с освободительным движением (в большей степени, чем другие национальные литературы), стала активным союзником в борьбе с традиционной феодальной идеологией и помогала духовному освобождению людей.
В 1910 г. в четвёртом выпуске журнала «Время рассказов» была опубликована повесть А. П. Чехова «Палата № 6» [Ма Цзуи, 2006, с. 41], переведённая Бао Сяотянем сыгравшая особую роль в китайской культуре и во многом поменявшая сознание китайской интеллигенции, которая восприняла «палату № 6» как точное описание жизни Китая того времени. Название повести интерпретировалось в качестве символа затяжной болезни общества - как обозначение места, где люди стремятся быстрее «закрыть глаза», чтобы не видеть внешнего мира и того, как окружающие беспомощно страдают.
Произведение А. П. Чехова привлекло тем, что в нём было показано, как общество, живущее традиционными стереотипными представлениями, может губительно воздействовать на человеческую личность, и как человеку следует вести себя в ситуации противостояния окружающему миру. Китайские интеллигенты были убеждены: Чехов хотел выразить мысль о том, что наиболее важные социальные проблемы должны затрагивать любого человека. Если люди не научатся решать эти проблемы своевременно, то никто из них не сможет ручаться за то, что рано или поздно он сам не попадёт в «палату № 6». Китайским читателям была близка и понятна мысль о том, что самое страшное в жизни человека - ощущение трагичной беззащитности перед властью, осознание того, что жизнь ничего не стоит, что негде искать справедливости и защиты, поскольку в извращённом
1 Некоторые российские исследователи используют другой вариант написания имени китайского переводчика - У Тао ^й Тао]. Правильным следует считать написание У Чоу - Wй ^ои].
обществе (каким был тогдашний Китай) насилие интерпретируется как «разумная, целесообразная необходимость.
Но одновременно китайские читатели увидели в повести постановку вопроса о том, как воспитать «нового человека», который сможет противостоять окружающему миру, как осуществить кардинальные социальные преобразования и научиться самостоятельно решать возникающие проблемы. Мнение о произведении, типичное для людей того времени, было сформулировано анонимным китайским читателем: «Автор придерживается идей социализма, тон его рассказа в значительной мере близок к мизантропии. В общем, это произведение необходимо прочитать всякому, кто хоть в малой степени имеет склонность к философским размышлениям» [А Ин, 1961, с. 3]. Такая оценка не только свидетельствовала об уважительном отношении к писателю, но и указывала на политический и философский контексты, в которых воспринималась повесть - построение общества, в основе которого находятся идеи социализма.
Мнение о повести «Палата № 6», сформировавшееся в Китае в 1900-е и 1910-е гг., сохранялось и в последующие периоды. «Движение 4 мая» (1919 г.), направленное на обновление духовных основ китайского общества, способствовало распространению идей о переустройстве общества, борьбе за новую культуру. В этот период появилось много новых переводов чеховских произведений. Среди переводчиков были многие известные деятели китайской культуры: Лу Синь Мао Дунь [^Ш], Го Можо Ху Ши [ЗД®], Ба
Цзин [Е^], Чжень Чжендо [^Ш^] и другие [Чжан Цзянхуа, 2010, с. 103].
Однако в условиях гоминдановского режима пропаганда русской литературы была небезопасным занятием: авторы переводов подвергались преследованиям, а тиражи книг нередко уничтожались полицией. О том, какой была ситуация в 1920-е гг., можно судить по высказыванию Лу Синя. В статье, вышедшей под характерным названием «Приветствую литературные связи Китая и России», он писал: «В это время, конечно, не прекращались карательные походы объединённых сил присяжных писак, учёных мужей и хулиганов с полицейскими ищейками. На переводчиков сыпались обвинения, их называли и "ломаными гонгами", и "изменниками", и "коммунистами", получающими советские рубли. Эти походы сопровождались запрещением и конфискацией книг, но все это содержалось в тайне, и документов не найти» [Лу Синь, 1973, с. 40].
Однако официальные запреты, как это всегда бывает, способствовали росту популярности русской литературы, в том числе и творчества Чехова. Новые переводы произведений Чехова, несмотря на трудности, продолжали появляться: в 1923-1924 гг. Цао Цзинхуа перевёл пьесу «Три сестры», а в 1930 г. шанхайское издательство «Каймин» опубликовало «Собрание лучших рассказов Чехова» в восьми томах (переводчик Чжао Цзиншэнь), издание которого стало событием в культурной жизни Китая [Серебряков, 2005, с. 11]. Появлялись и иные издания книг русского писателя.
Традиция Чехова в творчестве Лу Синя
Особую роль в процессе приобщения русской литературы (и, в частности, творчества Чехова) к культурной жизни Китая в 1920-1930-е гг. сыграла деятельность великого китайского писателя-гуманиста Лу Синя [^Й] (1881-1936).
В 1909 г. будущий великий писатель, обучавшийся в японском университете, издал на китайском языке двухтомный «Сборник зарубежных рассказов», в котором были опубликованы переводы произведений ряда европейских писателей, выполненные с японского и немецкого языков, в том числе двух чеховских рассказов - «В усадьбе» и «В ссылке», а также была представлена краткая информация о писателе (в подготовке этого издания активное участие принимал Чжоу Цзожэнь - брат Лу Синя).
Показательны характеристики, данные Лу Синем российскому писателю: «его художественное мастерство великолепно»; он «описывает духовный упадок в реакционную эпоху», «живёт надеждой на будущее», разоблачает «приверженцев старого порядка» и является «народным наставником» [Лу Синь, Чжоу Цзожэнь, 1986, с. 418]1. В этих словах в творчестве Чехова подчёркивался аспект, важный для китайских читателей: направленность на изменения окружающей действительности в интересах будущего.
В дальнейшем Лу Синь перевёл ещё ряд рассказов русского писателя. Например, для шанхайского журнала «Переводная литература» им было подготовлено восемь рассказов, однако опубликованными оказалось всего семь: рассказ «Лев и солнце», раскрывавший бездарность российских чиновников (кстати, публиковавшийся в России без проблем), китайская цензура посчитала «совершенно неприемлемым», усмотрев в нём намёк на действия местных руководителей.
Лу Синь написал несколько публицистических статей, посвящённых творчеству Чехова. Можно предположить, что в художественном плане Чехов был ему ближе, чем другие русские писатели. «Будучи горячим ценителем Чехова, Лу Синь признавал в нем огромную идейную и эстетическую силу <...> рассматривал его как носителя новых идей, видел в его творчестве силу для преобразования китайского общества и жизни китайского народа. Он не раз говорил, что чеховская литература есть новая литература "во имя жизни человека"», - отмечал профессор Чжан Цзяньхуа [Чжан Цзяньхуа, 2010, с. 105].
Сопоставляя творчество А. П. Чехова и Лу Синя, китайские литературоведы нередко высказывали в адрес русского писателя критические замечания, суть которых сводилась к тому, что Чехов недостаточно хорошо представлял перспективы развития общества и не понимал значения революционных преобразований (Лу Синь в этом плане представлялся гораздо более «прогрессивным» деятелем). Так, например, китайский исследователь Лу Жэньхао указывал: «Чехов смотрел на будущее с прекрасной надеждой, но сама мечта и путь к её осуществлению неотчётливые» [Лу Жэньхао, 2010, с. 217].
Лу Синю были близки чеховские художественные принципы организации произведения, предполагающие наличие подтекста, в котором выражаются основные мысли автора. В качестве «внешнего» сюжета его рассказов обычно используются ситуации, связанные с традиционной китайской культурой и бытом, а в качестве «внутреннего», «интеллектуального» сюжета (который в представлениях потенциального читателя становится основным) - мысли, выражающие общечеловеческие ценности, которые утверждаются автором и которые должен был принять для себя читатель. Такое построение сюжета помогало китайскому писателю раскрыть основные противоречия китайского общества того времени, выражавшиеся в столкновении «традиционного» человека с человеком «новым».
1 Здесь и далее перевод с китайского языка на русский язык выполнен Ши Шаньшанем.
Развивая реалистические принципы Н. В. Гоголя, Лу Синь написал рассказ «Дневник сумасшедшего». Однако в этом произведении обнаруживается и воздействие прозы Чехова, - в частности, его «Палаты № 6» (интерпретированной в соответствии с «китайским» контекстом исторического периода). В интерпретации Лу Синя «сумасшедший» - это человек, наделённый нестандартным восприятием окружающего мира, умеющий замечать то, чего не понимают другие люди. Как и в произведении Чехова, герой «Дневника сумасшедшего» боится окружающих людей и страдает манией преследования, связанной с неприятием «обычного» мира. В обоих произведениях образы «сумасшедших» выражают глубокий смысл и помогают раскрыть несправедливость существующего общества; оба героя соотносятся с представлениями о человеке будущего, который в своих суждениях не будет зависеть от мнения толпы и станет жить по собственным правилам.
«Чеховские» художественные принципы, отдельные сюжетные мотивы и образы могут быть обнаружены во многих рассказах китайского писателя - «Снадобье» [ ] (1919),
«Родное село» [ ] (1921), «Скорбь по ушедшей (Записки Цзюаньшэна)» [ С^Ш» ]
(1897) и многих других. Герои его произведений часто стремятся вырваться из замкнутого круга обыденной суеты или семейных мелочей и найти способ заняться общественной деятельностью, направленной на реализацию своих идеалов. Для Лу Синя - как и для Чехова (в интерпретации китайских критиков) - главным предметом художественного анализа оказывался человек - носитель идей преобразования общества, который в сознании читателей был противопоставлен «традиционному» человеку - носителю взглядов, уходящих в прошлое.
Наибольшее сходство между российским и китайским писателями проявляется в построении отношений между автором, героем и читателем. В рассказах Лу Синя, как и в произведениях Чехова, оценки персонажей, сделанные автором или повествователем, сведены к минимуму, а возможность самостоятельно оценивать ситуацию предоставляется читателю, перед глазами которого разворачивается точная картина жизни. Анализируя обстоятельно представленную в произведении картину жизни, читатель неизбежно должен прийти к заключению о том, что народ Китая находится в очень тяжёлом положении, а стране необходимо новое общественное устройство.
Интерпретации творчества Чехова в 1930-е гг.
Творчество А. П. Чехова продолжало оставаться востребованным в Китае в 1930-1940-е гг., которые стали новым периодом испытаний - войны с Японией и борьбы за установление нового строя.
Известный писатель, учёный и политический деятель Го Можо отмечал, что в этот период большой популярностью пользовалась пьеса «Вишнёвый сад» [Го Можо, 1953, с. 341]. В 1941 г. в освобождённом районе Китая «Экспериментальная труппа Академии литературы и искусства» поставила пьесы Чехова «Предложение», «Медведь» и «Юбилей». Китайский литературовед Ван Сиянь, описывая в 1981 г. личное восприятие творчества Чехова в контексте событий 1930-1940-х гг., отмечал: «Процесс познания литературы отнюдь не прост и не лёгок! С годами мои представления о Чехове расширялись и любовь к нему становилась всё сильней. Говорят, что иногда человек находит по душе писателя, который и становится на всю жизнь его добрым учителем и близким другом. Мои чувства к Чехову как раз такими и являются. В годы антияпонской войны (1937-1945), во время грандиозных
общественных потрясений и полной тревог жизни чеховские произведения всегда были рядом со мной» [Ван Сиянь, 1981, с. 380].
Несмотря на трудности военного времени, переводчики продолжали интенсивно работать и достигли успехов в подготовке новых изданий чеховских произведений. При этом китайские критики, отмечавшие появление новых изданий русского писателя, всегда особо подчёркивали связь его произведений с актуальными проблемами, стоящими перед китайским обществом.
Особую роль в этот период заняли интерпретации образов Чехова в творчестве выдающегося драматурга Цао Юя [Ш^] (1910-1996). Цао Юя в Китае нередко называли «Восточным Шекспиром» (он перевёл немало пьес английского писателя), однако с гораздо большим основанием его можно было бы называть «китайским Чеховым», поскольку в своём творчестве он испытывал большое влияние идей и образов русского писателя, а постановки его пьес легли в основу нового китайского театра.
Сам Цао Юй неоднократно заявлял о большом влиянии на него произведений Чехова. В послесловии к пьесе «Восход» он писал по этому поводу: «Я помню, как несколько лет назад начал увлекаться глубоким и богатым творчеством Чехова, как моё страдающее сердце волновалось под воздействием его пьес. <.. .> Я хочу поклоняться этому великому учителю и стать его ничтожным учеником.» [Цао Юй, 2008, с. 293].
Глубокий чеховский реализм, чеховские способы интерпретации образов персонажей оказали огромное воздействие на Цао Юя. Его пьеса «Гроза» [ ((Ш®)) ] (1934) своим названием указывает на связь произведения с традициями русской литературы XIX в. В пьесе можно увидеть влияние традиций не только А. Н. Островского, название произведения которого использовал китайский писатель, но и А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя и, конечно, А. П. Чехова.
Картина жизни, воспроизведённая в пьесе китайского писателя, напоминает ситуацию в одноимённой пьесе Островского: семья, живущая в рамках традиционного уклада, сталкивается с тенденциями новой жизни. Семейные конфликты, 30-летняя история взаимной любви и ненависти героев, принадлежащих двум кланам, раскрывают актуальные общественные проблемы.
Среди персонажей пьесы выделяется «молодой хозяин» Чжоу Чун. Он лишён типичных для его среды недостатков, ненавидит общество неравенства и сочувствует угнетённым; он энергичен, решителен и придерживается «прогрессивных» идей. Белый спортивный костюм, который он носит, с одной стороны, делает его действительно похожим на солнечный луч («луч света»), разгоняющий темноту, царящую в мрачном доме; с другой стороны, он напоминает одетую в белое платье Елену из чеховской пьесы «Три сестры». Образ Чжоу Чуна заставляет читателя задуматься о будущем, связанном с деятельностью, направленной на благо других людей; его размышления о возможности достижения счастья для человечества, призыв к плодотворному труду и самоусовершенствованию, связывают героев пьесы Цао Юя с интерпретациями чеховских персонажей, актуальными для китайских интеллигентов в 1930-е гг.
Герой пьесы «Восход» [ (ШЖ)) ] (1935) Фан Дашэн первоначально производит впечатление обыкновенного, «традиционного» человека: он прост и скромен, педантичен,
однако обладает некоторыми чертами характера, о которых читатель узнаёт по мере погружения в художественный мир произведения: он добр, честен и стремится помогать окружающим людям, чтобы вместе с ними найти путь к «светлому будущему». Как честный интеллигент он, подобно многим чеховским героям, начинает задумываться над проблемами современности и задаёт себе сакраментальный вопрос: почему люди ведут себя жестоко по отношению друг к другу? В финале пьесы Фан Дашэн движется по направлению к восходу солнца, что символизирует обновление человека.
В трагикомедии «Пекинцы» [ ((^ЬмА)) ] (1941) Цао Юй показывает, как две героини -Су Фан и Жуй Чжэнь, - живущие в «традиционной» семье, осознав, что окружающий мир изменяется, мечтают о новой жизни и мучительно ищут выход из сложившейся ситуации. Писатель подчёркивает необходимость ясных перспектив для обновления человека: «В то время у меня было желание, чтобы люди жили как настоящие люди, а не как масса живших тогда людей, а для этого необходимо найти в темноте правильный путь» [Цао Юй, 1996, с. 385-386].
Интерпретации творчества Чехова в 1940-е гг.
В 1940-е гг. к творчеству Чехова обратился другой классик китайской литературы XX в. - прозаик Ба Цзинь [Е^] (1904-2005), который был также выдающимся общественным деятелем и прекрасным переводчиком.
Ба Цзинь высоко ценил творчество русского классика и выступал как переводчик его произведений. Осмысливая результаты своей творческой деятельности, он увидел в ней три этапа, которые выделил в зависимости от степени понимания чеховского творчества: первый - до двадцати лет, когда смысл произведений русского писателя казался ему совершенно непонятным; второй этап начался, когда он сам стал писать и полагал, что чеховские герои пассивно следуют внешним обстоятельствам; третий -завершающий - этап начался после того, как писатель, прожив долгую творческую жизнь, глубоко полюбил Чехова и осознал, что, несмотря на то, что Чехов изображал жизнь русского общества, его литературные герои представляются читателю живущими в Китае [Ба Цзинь, 2009, с. 8-10].
Ба Цзинь много размышлял о творчестве русского писателя. В статье «Впечатления. Мысли. Воспоминания» (1954) он отмечал: «Творчество Чехова обладает вдохновляющей силой. Оно не только разоблачает уродливый облик "мещанства", преобладавшего в обществе в его время, но и осуждает людей, продолжающих жить таким образом. Он также укрепил уверенность людей в прекрасном будущем человечества. Чеховские герои не утрачивают веру в добро ни при каких обстоятельствах - даже самых трудных или трагических, они не утрачивают энтузиазма к работе и труду» [Ба Цзинь, 1990, с. 310].
В романе «Сад радости» [ ШШ ]1 (1944) писатель изобразил старинный дом, в котором живёт традиционная китайская семья (традиционный китайский дом-усадьба обязательно включал в себя сад). В качестве прототипа «Сада радости» обычно называют родовой дом писателя, расположенный в г. Гуйян, который имел название С^МШШ)) (иероглифы, составляющие название, имеют значения «цветы», «ручей», «покой» или «отдых», «сад») [Ба Цзинь, 2016].
1 Буквальный перевод названия романа - «Сад отдыха / отдохновения».
В этом романе китайский писатель (как и в других своих произведениях) воспроизвёл историю традиционной семьи. Дом, в котором живёт семья, не оправдывает своего названия: в нём нет ни подлинной радости, ни настоящего спокойствия для его обитателей (иероглиф 'Ш' в названии романа имеет значение «покой»). Отношения между его обитателями разрушаются под воздействием времени: ломается традиционный уклад, а старые хозяева не могут приспособиться к новой жизни.
Представление о «доме-саде» («усадьбе») было характерно и для русской культуры, в том числе для творчества Чехова, в произведениях которого дом / сад (например, «вишнёвый сад» или дом профессора Серебрякова) - место, где сохраняются и / или разрушаются надежды живущих в нём людей.
Ба Цзинь не только критиковал общественные пороки, но и размышлял о будущем, приходу которого способствуют «новые» люди - такие, как Вань Чжаохуа, вторая жена хозяина сада, или младший сын Ханьэр. Вань Чжаохуа и Ханьэр не хотят жить по-старому; они обладают добротой и стремятся к самосовершенствованию, и поэтому их поступки дают надежду на преобразование мрачной жизни «Сада радости».
Повесть Ба Цзиня «Палата № 4» [ ЩИ^^)) ] (1946) в сознании китайской интеллигенции изначально соотносилась с «Палатой № 6» - произведением, ставшим знаковым для китайского общества в 1920-1930-е гг. [Ба Цзинь, 2009], которая - так же, как и произведение Чехова - ставила важные социальные проблемы. Рассказ имел автобиографическую основу (как и произведение русского писателя): в 1944 г., во время войны, Ба Цзинь заболел и был вынужден 10 дней провести в больнице, находящейся в провинциальном городе Гуйян, где писатель сделал много наблюдений, касающихся работы медицинского персонала и условий, в которых находились пациенты.
«Палата № 4» - это отделение больницы, предназначенное для пациентов «четвёртого сорта» - крестьян, ремесленников и прочих небогатых людей. Условия содержания больных в этом отделении очень тяжёлые: здесь очень тесно, пациентам не хватает еды и лекарств, отсутствует квалифицированный медицинский персонал, который мог бы оказать людям необходимую помощь.
В послесловии к повести Ба Цзинь написал: «.Палата № 4 <...> является символическим изображением всего китайского общества того времени. Больные в ней страдают и умирают - так же, как страдают и умирают люди, живущие в обществе» [Ба Цзинь, 2009, с. 125]. Развал, царящий в больнице, как в зеркале, отражает ситуацию в стране: «Раньше в Нанкине и Шанхае во время пребывания в госпитале вам не нужно было платить ни копейки. Теперь даже обыкновенные бинты должны быть куплены вами. У вас нет денег на бинты - медсёстры откажутся обслуживать вас и не станут делать перевязку или прикреплять пластырь» [Ба Цзинь, 2009, с. 12]. Положение пациента в больнице зависит от его финансовых возможностей: «Если у вас есть деньги, и вы платите Чжэну [работнику, обслуживающему больных. - Ш. Ш., Б. К.], то он почитает вас, как своих предков! А если у вас нет денег, то вы всего-навсего его внуки [то есть он вас не уважает и не заботится о вас. -Ш. Ш., Б. К.]!» [Ба Цзинь, 2009, с. 16].
В мучительной жизни обитателей палаты № 4 есть только один «луч света» - молодая женщина-врач Ян Мухуа, любящая свою работу, сострадающая людям, оказавшимся в тяжёлом положении, и уважающая пациентов. Писатель показывает, как у людей возникает
надежда на выздоровление, когда в палате появляется Ян Мухуа, которая помогает больным и даёт им духовную поддержку. Её жизненное кредо выражено в часто повторяемых ею словах: «Стань добрым, чистым и полезным для людей» [Ба Цзинь, 2009, с. 124]. Такие люди, как Ян Мухуа, нужны современному обществу, и только им - с точки зрения автора -может принадлежать будущее.
Заключение
А. П. Чехов был писателем «переходного времени»: своим творчеством он «закрывал» одну эпоху и «открывал» другую: его произведения интерпретировались (как в России, так и в Китае) в контексте размышлений о необходимости изменения общества и о будущем. В сознании российских читателей 1880-1890-х гг. и китайских читателей 1910-1940-х гг. присутствовало ощущение «конца» эпохи, в которой они жили. Над аналогичными проблемами размышляли персонажи и читатели чеховских произведений, сознание которых имплицитно присутствовало в подтексте рассказов, повестей и пьес Чехова.
Чехов привлёк китайских писателей и критиков не только как «выдающийся реалист», но и как художник, указывающий на перспективы развития общества. Китайские читатели 1920-1940-х гг. интерпретировали его творчество примерно так, как российские читатели в 1890-1910-е гг. интерпретировали творчество А. М. Горького. Представители китайского общества увидели в чеховских произведениях прежде всего борьбу с всяческими формами угнетения, направленную на изменение жизни, непримиримость по отношению к произволу, призыв к осмысленному отношению к действительности, стремление к раскрепощение человеческой личности.
Выдающийся китайский режиссёр и драматург Цзяо Цзюйинь, один из основателей Пекинского Народного Художественного театра, готовясь к постановке пьесы «Вишнёвый сад», определил её как «символическую поэму общества». В одной из своих статей, посвящённых русскому драматургу, он отметил: «Чехов является замечательным доктором, который лечит не только больных, но и всё наше общество. И рецепт такого лечения заключался в уничтожении бесполезного вишнёвого сада и насаждении нового, плодоносного вишнёвого сада» [Цзяо Цзюйинь, 1947, с. 137]. С точки зрения китайского режиссёра и критика, Чехов сумел раскрыть в пьесе закономерности исторического развития человеческого общества, и поэтому «новый хозяин» сада Лопахин оказывается значительно лучше, чем его предыдущие хозяева.
Наиболее важной в творчестве Чехова для китайских читателей оказалась «нота бодрости и любви к жизни», увиденная в нём писателем Горьким. Именно в этом аспекте Чехов обличал социальную систему, построенную на чинопочитании и взяточничестве, учил бороться с предрассудками прошлого, помогал формулировать гуманистические идеалы.
А. П. Чехов стал в Китае одним из самых популярных русских писателей. Его повести, рассказы и драмы многократно переиздавались большими тиражами и способствовали формированию у китайских читателей представлений о России. Возникновение в китайской литературе XX в. особого «чеховского направления», в рамках которого творили многие китайские писатели, создававшие «чеховские» по духу художественные образы, способствовало развитию гуманитарных отношений между странами, облегчало процесс понимания друг друга.
Дружественные отношения, возникшие между Китаем и Советским Союзом в 1950-е гг., способствовали созданию благоприятных условий для удовлетворения интереса китайских читателей к русской классической литературе, в частности, к наследию Чехова, и развитию чеховедения. О своей приверженности чеховским художественным принципам заявляли многие китайские писатели, работавшие в 1970-1980-е гг., - например, Ван Мэн, Чжан Цзе, Фэн Цзицай, Цзо Цзюйинь, Сяо Фусин, Тун Даомин и другие, которые заявляли о своём восхищении русским писателем и о том, что на их собственное творчество существенно повлияли художественные принципы Чехова.
Анализ способов художественного воплощения размышлений о времени, разработанных в произведениях Чехова и соотнесение их с интерпретациями, созданными в разных культурах, позволяет раскрыть универсальную природу образов и принципы их использования в переходные периоды.
Список литературы
1. А Ин. Переводы русской литературы // Собрание материалов литературы Поздней Цин. Пекин, 1961. Т. 1. С. 3. 1961,
2. Ба Цзинь. Впечатления. Мысли. Воспоминания // Ба Цзинь. Полное собрание сочинений: в 26 т. Т. 14. Пекин: Народная литература, 1990. 310 с. [Ей, «ЕЙЙЛ(Й26^))), В14^, ^Ж: 1990^, В3Ш].
3. Ба Цзинь. Сад радости / Сост. Ли Хуэ. Пекин: Изд-во китайской молодёжи, 2016. 164 с.
[Ей, «ШШ , ^И, ^Ж: ФН*¥ЖШ±, 2016^, 164Ж].
4. Ба Цзинь. Простота и талант: Ба Цзинь о Чехове. Пекин: Восток, 2009. С. 8-10.
[Ей, «Ш^А^»: ЕйШШ^)) , ^Ж: 2009^, В8-Ш].
5. Ван Сиянь. Книги и жизнь. Гуанчжоу: Хуачэн, 1981. 430 с. ((^^П^^)) ,
ГДО, 1981,430Ж].
6. Го Можо. Избранное. Москва: ГИХЛ, 1953. 352 с.
7. Кондаков Б. В., Лю Янькунь. История любви Ми Ши и Ма Ли: первый перевод повести А. С. Пушкина «Капитанская дочка» в Китае // Евразийский гуманитарный журнал. 2018. № 3. С.90-100.
8. Кубасов А. В. Проза А. П. Чехова: искусство стилизации. Екатеринбург: Изд-во «Уральский государственный педагогический университет», 1998. 397 с.
9. Лу Жэньхао. Переоценка русской литературы XIX века и советского периода. Сучжоу: Сучжоуский университет, 2010. С. 217. [№АЖ,
2010, 217Ж].
10. Лу Синь. Предисловие автора к Второму сборнику прозаических произведений китайской новой литературы // Сборник фельетонов «Цецзетин». Пекин: Народная литература, 1973. С. 19. [#а, «ФН^А М)) , ^Ж: 1973, ВШ].
11. Лу Синь, Чжоу Цзожэнь. Примечания от переводчиков // Сборник зарубежных рассказов. Чанша: Юелу шуше, 1986. С. 411-418. [#Й, «ШМп^Ш , 1986].
12. Ма Цзуи. Общая история переводов в Китае. Современная эпоха. Ухань: Хубэйское издательство образования, 2006. С. 41. Ш^о
2006, В4Ш].
13. Серебряков Е. А. Чехов в Китае: Обзор // Чехов и мировая литература / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. Москва: ИМЛИ РАН, 2005. Кн. 3. С. 5-51. [Лит. наследство; Т. 100].
14. Скабичевский А. М. История новейшей Русской литературы: 1848-1890. Москва: Книга по Требованию, 2015. 540 с.
15. Цао Юй. Беседа с драматургами о чтении и писательстве // Цао Юй. Полное собрание сочинений. Т. 5. Шицзячжуан: Хуашань вэньи, 1996. С. 385-386.
5-386М].
16. Цао Юй. Избранные произведения: в 2 т. Т. 1. Пекин: Изд-во Хуася, 2008. С. 293.
[W^, (±)», Ш: 2008^, 293Щ
17. Цзяо Цзюйинь. Послесловие от переводчика // Чехов А. П. Вишнёвый сад. Шанхай: [Ивэнь], 1947. С. 137-148. ,±Ж, 1947, ^137-148^].
18. Чжан Цзяньхуа. А. П. Чехов глазами китайских переводчиков и критиков // Вестник Московского университета. Сер. 22. Теория перевода. 2010. № 3. С. 102-119.
Shi Shanshan
Senior Lecturer, Theoretical and Applied Linguistic Department, Perm State University
Kondakov B. V.
Grand Ph.D. (Philology), Professor of Russian Literature Department, Perm State University
INTERPRETATIONS OF THE WORK BY A. P. CHEKHOV IN CHINA
(1920—1940's)
Perception of the work by A. P. Chekhov in Chinese culture is considered in the article. Analysis of the interpretations of Chekhov's works by Chinese criticism shows that they were perceived in the context of the socio-political tasks facing the country in the 1910-1940's. A. P. Chekhov is a writer whose work has gained worldwide fame. Today, he is one of the most sought-after Russian writers in the world. Readers were attracted by their deep understanding of social problems, the accurate depiction of the inner world of man, as well as the "secrecy" of the author's position, which made it possible to "project" the content of the text on the most diverse phenomena of modern reality. The Chinese writers, critics, readers perceived tales, stories, and dramas by Chekhov as "appeals" to create "new" society and format "new" human. The article also examines traditions of Chekhov in the work of Chinese writers of the mid-XX c.
Keywords: Chekhov, interpretation, Russian literature, Chinese culture, criticism, traditions, Lu Xun, Cao Yu, Ba Jin, Jiao Juyin.