Научная статья на тему 'Интерпретация поэтического текста'

Интерпретация поэтического текста Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
465
81
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
поэтический текст / образность / интерпретация / poetic text / expressive means and stylistic devices / interpretation

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Д Б. Ольховиков

В статье исследуются онтологические признаки поэтического текста, рассматриваемого как динамичное единство языка и литературного сознания читателя.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

THE INTERPRETATION OF THE POETIC TEXT

The way in which we understand the concept of the poetic text is rooted in the interrelations of artistic language and artistic consciousness, conceptualized diachronically.

Текст научной работы на тему «Интерпретация поэтического текста»

11. Тамбиева Ж.М. Межъязыковая фоносемантическая характеристика гуттуральных согласных (на материале русского, английского и абазинского языков) [Текст] / Ж.М. Тамбиева / Автореферат дис. ... канд. филол. наук: 10.02.20. - Пятигорск, 2003.

12. Pokorny J. Indogermanisches etymologisches Wörterbuch [Текст] / J. Pokorny. - Bd. 1-2. -Bern - München: Francke Verlag, 1959-1969.

Д.Б. Ольховиков D.B. Olchovikov

ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ПОЭТИЧЕСКОГО ТЕКСТА THE INTERPRETATION OF THE POETIC TEXT

В статье исследуются онтологические признаки поэтического текста, рассматриваемого как динамичное единство языка и литературного сознания читателя.

Ключевые слова: поэтический текст; образность; интерпретация.

The way in which we understand the concept of the poetic text is rooted in the interrelations of artistic language and artistic consciousness, conceptualized diachronically.

Keywords: poetic text; expressive means and stylistic devices; interpretation.

Поэтическая речь есть динамичное и обладающее внутренней энергетикой единство языка и эстетического сознания языкового коллектива, имплицитно спроецированное на природу и эволюционирующее как игра.

Если мы хотим осмыслить, в чем состоит сущность поэтического текста, необходимо, прежде всего, категорично сформулировать свою позицию по вопросу, лежащему в основе понимания онтологии «поэтического» произведения: является ли природа произведений словесного искусства их имманентным качеством или же правильнее говорить о неразрывном симбиозе «вещи» и человеческого сознания (не просто результате резонанса, не просто бытии словесного искусства как части культурного пространства, а именно о поэтическом сознании языкового коллектива в качестве единственно реальной формы существования и поэтического языка, и, в целом, словесного искусства)?

Второе суждение представляется справедливым; оно, однако, не дает исчерпывающего объяснения тех языковых и речевых фактов, где эстетическое чувство языковой личности в известной мере предопределено и, предположительно, порождается внутренними свойствами широкого круга «природных» явлений (таких как, например, ритм), по отношению к которым человек в качестве биологической и культурной данности оказывается частным случаем.

Недостаточность имманентного анализа художественного текста состоит, прежде всего, не в отсутствии соотнесенности его с широким лингвокультурным контекстом и также не в том, что компоненты мозаики

текста, на которые он с вдохновляющей исследователя легкостью распадается при атомарном структурном анализе, не складываются вновь воедино, вскрывая механизм возникновения содержательности формальных элементов. Концептуальная слабость имманентного анализа заключается в выпадении из поля зрения исследователя факта бытия художественной формы не самой по себе, а преломленной в сознании языковой личности.

Абсолютная значимость семантико-стилистической и структурно-семиотической ткани художественной речи заключается в том, что, как совершенно очевидно, посредством них реализуется конкретное произведение словесного искусства; роль языковой личности состоит, конечно, и в индивидуальности прочтения текста, но, главное, в том, что только посредством нее и только в соединении с ней компоненты текста имеют фиксируемые в ходе интерпретации характеристики и качества.

Кажется сраведливым считать, что поэтическое сознание всего языкового коллектива и сопричастное ему индивидуальное сознание отдельного адресанта объекта словесного искусства сообщают строительным кирпичикам такого объекта их оценочную составляющую. Из этого следует отсутствие необходимости объяснять, как объективное качество произведения может стать субъективным переживанием читателя: качества и характеристики элементов словесной формы изначально входят в культурную компетенцию читателя. Эстетический эффект произведения словесного искусства, таким образом, представляет собой своего рода лингвопоэтический резонанс.

Итак, необходимой, но вовсе необязательно единственной, онтологической характеристикой словесного искусства оказывается фактор осознанности, придающей словесной форме традиционно описываемый в категориях и понятиях поэтики, риторики, стилистики и т.д. эстетический смысл.

Поэтический язык в качестве строительного материала словесно -художественного произведения и структура словесно-художественного произведения представляют собой две взаимосвязанные формы, в которых может запечатлеваться филологичность языкового сознания автора и читателя. Филологичность языкового сознания проявляется в эстетическом восприятии языковой ткани текста, а также в способности сознания читателя как бы «резонировать» с интерпретативным континуумом и его метаязыком.

Роль метаязыка рекомендующих частных искусств речи: поэтики, риторики, теории словесности, стилистики - в качестве компонента лингвокультурного контекста, или пространства, имеет неявный характер.

В рамках европейского знания, к наиболее ранним текстам, отражающим наблюдения над поэтическим языком и содержащим, по выражению С. Меликовой-Толстой, «начатки специальной терминологии» [13, с. 149] относят «Федор» Платона и «Лягушки» Аристофана. Цитируя строки Аристофана: «Когда из рук твоих поэзию я принял/ Распухшую от пышных слов, надутую от бредней, / Сперва ее я подсушил, от тучности избавил/ Пилюлями истертых слов, слабительным из мыслей/ И кислым соком болтовни, настоенным на книжках», - С. Меликова-Толстая замечает, что «здесь все полно терминов,

употребляющихся позднее уже без ощущения их метафоричности»; «заимствованная из медицины картина лечения тучности высмеивает введенные софистами еще непривычные «метафоры», отражающие обычное в более поздних риториках противопоставление скудного, сухого типа речи возвышенному, величавому и богатому украшениями [13, с. 149-150]. К сожалению, корректная оценка подобных метафор-терминов фактически невозможна ввиду отсутствия - применительно к языковому коллективу этого времени - достаточного понимания всего, что входит в понятие «языковое сознание» (т.е. отсутствия чего-то подобного тем читательским комментариям по поводу непривычных словесных образов современных им поэтов, многочисленные примеры которых мы находим в русской литературной критике второй половины XVIII - начала XIX века).

Кажется допустимым, однако, предположить, что, помимо номинативной функции, такие формирующие метаязык поэтики метафоры-термины могли иметь утраченную впоследствии или сохраняющуюся - как бы в стертом виде -«демиургическую» функцию, суть которой, конечно, отчасти, в том, что творение поэтом текста совершается через поэтику (и, тем самым, не в последнюю очередь, через метаязык), но, помимо этого, - как раз в сгущении лингвокультурной субстанции, участвующей в зарождении литературной эволюции.

Будучи явлением скорее рукотворным, чем природным, словесное искусство обладает способностью самостановления: выстраивания самого себя в процессе литературной эволюции и, что очень важно, ее осмысления. Поэтому нетривиальное суждение о сущности словесного искусства потенциально чревато, как бы прорастает новой литературной реальностью.

«Рукотворная» сторона словесного искусства представляет собой, во-первых, словесную деятельность в смысле технэ, во-вторых, теоретическую мысль, закрепляемую в рекомендующих частных искусствах речи, в-третьих, интерпретацию, имеющую свою историю и приобретающую в рамках литературной традиции функцию коллективной памяти.

Очевидно, что и "природная", и «рукотворная» стороны словесного искусства не могут получить иное выражение, чем в формах языка или стиля. Метафорически можно было бы сказать так: поэтический язык подобен живым организмам в смысле наличия «генетического кода», в соответствии с которым поэтический язык зарождается и проходит путь развития, предопределенный его лингвистическими особенностями, равно как и стилистическими предпочтениями языкового коллектива.

Оба эти фактора: особенности на уровне языка и на уровне стиля - могут восприниматься современниками как проявления «языкового вкуса эпохи», однако в действительности это явление имеет менее субъективный характер, чем может казаться. В качестве примера упомянем эволюцию паронимической аттракции в русских поэтических и, позже, газетно-публицистических текстах. В конце 80-х - начале 90-х годов русская газетная публицистика заимствовала из художественной речи инструментарий исходно сугубо поэтических приемов

и образных средств. Языковая образность газеты в своем развитии отчасти как бы повторяла эволюцию поэтического языка и сопутствующего ему языкового сознания читателя, используя традиционно поэтические средства для достижения собственной риторической цели. Речь идет не столько о количественной значимости, сколько о характерности этого явлении: заимствовании газетой освоенного в художественной речи стилистического «приема».

Звуковая инструментовка заголовков служит иллюстрацией креативной функции соединения звукового и словесного образов современной газеты. Особым приемом установления звуко-смысловых связей, восходящим к поэтической речи, является установление ассоциативных связей лексико-семантических компонентов заголовков со словами и выражениями, отсутствующими в самих заголовках, но легко восстановимыми читателем на основе фонологического сходства; последние в этом случае выступают в роли своеобразной внутренней формы лексико-семантической единицы, представленной в заголовке. Ограничимся несколькими примерами: «ЖЭК-потрошитель» с подзаголовком «Дикая приватизация жилья продолжается» («Комсомольская правда», 1.08.91), «Ночные бабушки» с подзаголовком «Жизнь показала, что панель может прокормить даже пенсионерок» («Комсомольская правда», 1.10.91), «Над пропастью во лжи" («Литературная газета», 31.10.90), «Над пропастью не ржи» («Клюква», 1993 г., № 5), «Над пропастью во Ржеве» («Известия», 8.09.93). Эвристичность заголовка максимально усиливается, если читателю удается раскусить заключенную в нем особую изюминку, которая может быть, несколько условна, определена как своеобразная литературная реминисценция. Изысканность и, одновременно, опасность такого заголовка - в его недостаточной прозрачности для рядового читателя: «Голос Каас стучит в мое сердце» («Комсомольская правда», 30.11.91), «Пепел Класа (генерального секретаря НАТО - Д.О.) гуляет по Брюсселю» («Известия», 21.10.95). Понимание заголовка невозможно без знания крылатого выражения «Пепел Клааса стучит в мое сердце» из книги «Легенда об Уленшпигеле» (1867) бельгийского писателя Шарля Де Костера.

Активное использование паронимической аттракции в русских газетных заголовках с конца 80-х годов XX века - это, конечно, и результат формирования новой стилистической нормы газетного языка; но это также и отражение внутренних тенденций развития поэтического языка, без которого была бы невозможна и современная поэтика газетного и рекламного текста.

Любая, претендующая на право считаться истинной, концепция природы поэтического текста подразумевает — в качестве своего рода аксиомы — наличие у поэтического текста некоей, как бы исходно данной, изначально существовавшей и неизменной природы: семантической, стилистической, семиотической и т.д. Из этого, априори принятого суждения, следует восприятие факта возникновения множественности концепций и смены школ как, в общем, закономерного поступательного движения научной мысли. Здравый смысл подсказывает, что так, в целом, и есть. Но может быть и иная -

не исключающая первую, а как бы параллельная и дополнительная по характеру - интерпретация природы поэтического текста. Согласно этой концепции, неизменной лингвокультурной природы поэтического текста не существует вообще. Поэтому невозможность выявить какой-то один глубинный, базовый принцип организации и функционирования словесно-художественных текстов есть следствие объективно существующей множественности конструктивных принципов их организации. Словесно -художественные тексты не только имеют жанровую дифференциацию, не только структурно многообразны, но, главное, могут опираться на разное видение того, в чем назначение «поэзии», могут проецироваться на неодинаковый историко-культурный контекст. Будучи частями единого -языкового - ряда, эти семантико-стилистические и семиотические системы с трудом поддаются чрезмерной унификации при описании. В их основе могут лежать и несколько неодинаковые принципы созидания, и разное соотношение этих принципов. То, что обобщающе называется «поэзией», многомерно, имеет не застывшую, а способную к некоторой трансформации природу и открытое множество характеристик. Адекватным методом ее описания оказывается своего рода «плавающая» поэтика, отражающая взаимодействие двух параллельных рядов текстов: литературной традиции и традиции интерпретации.

Такое взаимодействие литературной традиции и традиции интерпретации заметно при рассмотрении природы языковых образных средств.

Очевидно, что образность имеет двойственную природу. Будучи языковым явлением, она несвободна от этим своим качеством исходно заданных определенных структурных и семантических свойств. Вместе с тем, исключительна та роль, которую играет человеческий, даже личностный, фактор в привнесении в языковую образность конвенционального смысла. Условная природа словесного искусства находит здесь наиболее яркое и прямолинейное выражение, а именно: авторитетные члены сообщества читателей устанавливают интерпретативные правила восприятия и оценки словесного образа. Тем самым, жизнь образов протекает в подвижном контексте правил интерпретации, а сама литературная традиция и история критико-литературной рефлексии взаимосвязаны.

Содержательность формы - значимое онтологическое свойство словесного образа, объединяющего в себе предметно-понятийное содержание и звуко-графическую, а также грамматическую языковую ткань. При этом допускаемые языковым коллективом предметно-логические отношения в смысловой структуре словесного образа и, с другой стороны, семантико-стилистические и семиотические характеристики его собственно языковой фактуры представляют для автора и читателей два самостоятельных объекта лингвоэстетической оценки и, вследствие этого, два самостоятельных типа, в определенном смысле - два полюса, мотивированности словесного образа.

Соотношение этих двух типов мотивированности словесного образа либо у отдельного автора, либо у целого литературного направления может являться

стилеобразующим фактором и соответствовать определенному этапу эволюции поэтического мышления и поэтического языка. Общей тенденцией их развития, применительно к проблеме мотивированности словесного образа, с определенными оговорками можно считать возрастающую роль собственно языковых факторов мотивированности словесных образов в противовес логической основе предметно-понятийных связей и отношений в структуре словесных образов. Это связано с постепенным ослаблением привязанности восприятия и оценки словесного образа к его предметной конкретности, «вещности», «зримости». Таким образом, изменения в характере мотивированности словесного образа тесно связаны с природой поэтического мышления и его выражения в стиле.

Исследование критериев литературной оценки словесного образа, в особенности - метафоры, в период становления и стремительного развития национального языкового и поэтического сознания (каким для русского языка явился период XVIII - середины XIX в.) представляет значительный интерес для понимания соотношения внеязыковых и внутриязыковых факторов, определяющих характер мотивированности словесных образов, а также для понимания тесной взаимосвязи норм языка, стилевых норм и норм, обеспечивающих «правильность» текста с точки зрения законов «здравого смысла».

Представляется, что роль «наглядно-образных компонентов мышления» может снижаться в процессе интенсивно порождаемого речевого потока; в равной мере это может происходить вследствие длительного употребления словесного образа языковым коллективом.

Так, например, употребление английским языковым коллективом огромной совокупности словесных образов в течение четырех веков (считая со времени «более нежели смелых» образов Шекспира) способствовало постепенной абстрактизации метафорических словоупотреблений в языковом сознании.

Изящная языковая формула kind to skin, являющаяся рекламной характеристикой произведенного в Англии текстильного эластичного пластыря, сталкивается с сопротивлением сравнительно более консервативного русского метафорического языкового сознания, не допускающего буквального перевода. Русский текст может содержать лишь такие необразные характеристики, как хорошо прилегающий, не приклеивается к ране, но не добр к коже; при этом выражение не приклеивается к ране стилистически уступает английскому kind to skin, так как способно вызвать отрицательные ассоциации на подсознательном уровне, в то время как хороший рекламный текст должен содержать только положительные характеристики.

Затемнение и частичное подмена в поэтической речи предметно-логической основы словесных образов их языковой тканью, а именно: структурными компонентами и семантико-стилистическими оттенками, -характеризует сравнительно более поздний этап национальной литературной традиции. Не только фонологический, графический и ритмический уровни, но

также и грамматическая структура словесных образов взаимодействуют с лексико-фразеологической основой, формируя их предметно-логическое содержание в поэтическом тексте.

Литература

1. Меликова-Толстая С. Античные теории художественной речи // Античные теории языка и стиля. - М.; Л.: ОГИЗ, Соцэкгиз, 1936. - С. 147-167.

М.В. Остроумова

КОНФЛИКТНАЯ РЕЧЕВАЯ СИТУАЦИЯ: ПАРАМЕТРЫ И ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ

В статье устанвливаются сущностные характеристики конфликтной ситуации и некоторые причины порождения конфликтов, представлены способы нейтрализации конфликтов.

Ключевые слова: конфликт, конфликтная ситуация, социальные факторы, психологические факторы, адресат, интерпретатор.

Понятием «конфликт» оперируют многие области знания: социология, психология, педагогика, юриспруденция, лингвистика, поскольку противоречия и столкновения возникают практически во всех сферах человеческой жизни: профессиональной, личной, бытовой.

Как отмечает Н.Д. Голев, либерализация общественной жизни и провозглашение свободы слова породили различные речевые конфликт. Среди них наиболее частотны конфликты,

• порожденные вербальными оскорблениями,

• клеветой,

• распространением сведений, порочащих честь, достоинство и деловую репутацию человека.

Речевые конфликты стали постепенно входить в сферу и юридической регламентации, и, следовательно, в сферу лингвистических исследований. В лингвистике появилось понятие инвективного функционирования языка, проявляющегося в обиде, оскорблении, языковом конфликте, языковом манипулировании, речевой агрессии и других формах.

Лингвистика исследует языковые средства репрезентации конфликтов и речевые стратегии преодоления конфликтных ситуаций. Объект нашего исследования - речевые конфликтные ситуации; предмет - установление совокупности наиболее частотных вербальных стратегий нейтрализации этих конфликтных ситуаций.

Чтобы определить вербальные стратегии нейтрализации конфликтной ситуации, необходимо прежде всего определить основные параметры самой конфликтной ситуации.

Наиболее существенны, по мнению исследователей, следующие.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.