CC BY
177
СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ И ЭКОНОМИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №3 (78) 2009
УДК 316.343:316.344.42
Е. Л. ГОРЧИЦКАЯ
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского
ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ,
ИНТЕЛЛЕКТУАЛЫ И ЭЛИТА В СОЦИАЛЬНОМ ПРОСТРАНСТВЕ: СООТНОШЕНИЕ И СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ПОНЯТИЙ_________________________________
В статье осмысливаются, анализируются и сравниваются такие понятия, как интеллигенция, интеллектуалы и элита. Данная работа раскрывает не только семантическую близость и взаимозависимость вышеприведенных понятий, но и очерчивает их смысловые границы. Автор считает, что представители этих групп являются трансляторами высших культурных норм и ценностей, что, в свою очередь, способствует росту культурного уровня всего общества, его прогрессу.
Ключевые слова: интеллигенция, интеллектуалы, элита, общество, власть, знание.
Термин «интеллигенция» закрепился в России в 60-е годы XIX века [1]. Представление о ней изначально было своеобразным синонимом коллективной совести и просветительства. Впоследствии концепт интеллигенции стали связывать с критицизмом. Интеллигенция понималась как относительно сплоченная группа интеллектуально развитых людей, объединенных общей оппозиционностью по отношению к истеблишменту, власти. Интеллигент — человек высокой идеи, посвятивший себя заботам об общем деле, служению правде, истине, справедливости. Существует давняя традиция считать интеллигенцию исключительно русским феноменом. Макс Вебер писал на заре века, что данное понятие неприемлемо для западных стран, «это ситуация в самой России» [2]. Однако время показало, что интеллигенция должна существовать во всех модернизирующихся обществах, если смотреть на нее как на определенный ресурс модернизации (наставник, поводырь, учитель непросвещенной массы).
Слово «интеллектуалы» вошло в словарь французского языка в 90-е годы XIX века. Понятие «интеллектуалы» определено профессиональным составом, они практически не спаяны между собой. Поэтому не единство станет предпосылкой их появления. Бесспорно, что интеллектуалы определяют процесс производства идей. Они могут быть в разных фазах отношений с обществом (отчуждение от него, отстранение, заинтересованный или конструктивный критицизм, когда критика становится нормой поведения; допускается также, что поведение интеллектуала может нести на себе следы политической или социальной ангажированности). Главный вопрос видится в том, какие концептуальные здания воздвигались на фундаментах этих определений.
Чаще всего субъект интеллектуальной элиты ассоциируется с таким понятием как «интеллигент». Насколько оправдано такое тождество? Прежде всего, обратимся к этимологии самого этого понятия. Так, например, для К. Манхейма понятия «интеллигенция» и «элита» равнозначны [3]. Он также утверждает, что проблема интеллигенции была, вероятно, впервые
поставлена в царской России, и ссылается при этом на работы П. Л. Лаврова и Н. К. Михайловского [4]. Сам же термин «интеллигенция» был впервые употреблен М. Т. Цицероном в его трактате «О природе богов». Римский философ употреблял это слово в двух различных смыслах: как «разумность» и как «способность понимать» [5]. Нас интересует второй из смыслов, вкладываемых Цицероном в это слово: интеллигент — человек, способный самостоятельно понимать сущность природных и социальных проблем. У Гегеля это процесс самопознания теоретического духа; у Шеллинга — созидающая и рефлексирующая способность; у П. Л. Лаврова интеллигент — критически мыслящая личность. Он же утверждал, что этой «критически мыслящей личностью» может быть далеко не каждый образованный человек, среди которых немало и «дикарей высшей культуры». Русский историк П. Н. Милюков считал интеллигенцию «умом и цветом» народа. Наконец, в последнее время интеллигенцию стали понимать как особую социальную группу, которая является духовной элитой общества [6]. Главное отличие интеллигента состоит не в уровне его образования и специальной подготовки, а в его нравственном облике, его мировоззрении, его духовности. Поэтому интеллигенция — ценностное понятие. Здесь же стоит указать на то, что между понятиями «интеллектуалы» и «интеллигенция» есть существенное различие. Оно выражается в том, что первые исповедуют веру в чистое знание, не отягощенное религиозно-нравственными границами, а вторые выверяют свою профессиональную деятельность с моральными ограничениями, налагаемыми христианским учением [7].
Современные исследования в этой сфере утверждают, что понятие «интеллигент» включает в себя следующие качества: воспитанность, которая является результатом не только воспитания, но и самовоспитания; самообразование; высокие нравственные качества, тяга к творчеству [8]. По мнению А. Ф. Лосева, интеллигенту присущи: понимание индивидуальной жизни как сгустка общественно-исторических отношений; жизнь ради всеобщего благоденствия; стрем-
ление к ликвидации несовершенства жизни; превращение своей жизни в активный или потенциальный подвиг [9]. Таким образом, «воспитание», «самообразование», «высокая гражданская мораль», «творчество» — таковы основные «блоки», раскрывающие структуру интеллигентности.
Существует уже довольно много работ, указывающих на русское происхождение слова «интеллигенция» и его отличие от европейских понятий «intelli-genz», «intelligence», (ум, способность к разумному пониманию, эрудиция) и «интеллектуал». Наше словоупотребление сохраняет за понятием «интеллигенция» двойное значение. Сама его неопределенность оказывается чрезвычайно важной и функциональной, позволяя незаметным образом связывать различные социальные контексты и ситуации использования этого слова. С одной стороны, под ним подразумеваются «работники умственного труда», люди с высшим образованием, со степенями или званиями (так сказать, учетно-государственное понимание интеллигенции в соответствующих графах статистических справочников). С другой — под этим понимается совокупность людей, обладающих рядом трудно определимых нравственных, культурных («духовных») черт, характеризующих отношение человека к «народу» или, по меньшей мере, к другим людям: чувство гражданского долга, социальное неравнодушие, способность к состраданию, «духовность». Соединяющим моментом является аморфное сознание ценности образования, — отождествляемого с культурой, — государственный смысл которого (признаваемый впрочем, и образованным обществом) таков: образование и культура не самоцель, не самоценность и не индивидуальное достояние. Это — ресурс, предоставляемый «обществом» (в лице государства, то есть власти) человеку для наилучшего или, скорее, необходимого исполнения общественно значимых дел [10].
Таким образом, одно значение используется во внешних ситуациях взаимодействия с властью, ситуациях государственного «управления», другой смысл предназначен исключительно для себя, то есть это самоопределение людей, относящих себя к «интеллигенции»; средство символической консолидации, усиления групповой сплоченности (по меньшей мере, части) «специалистов и служащих». Второе значение неформально, поэтому не терминологично, неопределенно, его употребление предполагает сопровождающий аффективный жест, общие чувства «своих», «порядочных людей», соответственно, барьер в отношениях с другими — либо необразованными, либо непорядочными. Чем же отличается интеллигенция от тех, кого за рубежом называют «интеллектуалами», интеллектуальной элитой?
Организация интеллектуальной жизни в индустриальных странах с демократической представительской системой иная. Интеллектуал, то есть человек, живущий за счет своего интеллектуального капитала (компетентности в какой-то области или способности к производству нового), оценивает себя (и воспринимается другими) в первую очередь по своей функциональности. В самом общем виде можно указать на три основные функции интеллектуалов в современном обществе: систематическая инновация; критика и отбор наиболее важного и ценного; хранение и ретрансляция всего того, что составляет интеллектуальный ресурс общества [11]. Все вместе образует единую динамическую систему воспроизводства культуры, передачи идей, образцов поведения, оценок, стандартов вкуса и прочего от группы более специ-
ализированной к менее, но численно большей или статусно ниже стоящей, равно как и от поколения к поколению.
Инновация — это выработка, синтезирование новых идей, создание новых моделей действия, ценностей, политических программ, имеющих чисто индивидуальный и неповторимый характер. За инновацией потому и закрепляется собственное имя человека, ее автора, что она не имеет аналогов. От группы инноваторов зависит систематическое расширение умственных горизонтов общества, внесение новых смыслов в понимание реальности, появление новых точек зрения на происходящее.
Позитивную границу критике устанавливают хранители и кодификаторы интеллектуальных ресурсов, держатели нормы, исторической памяти — они-то и образуют третью функциональную группу интеллектуалов. Без эффективной системы ретрансляции и кодификации знаний невозможны ни устойчивость общества, ни его адаптация к изменяющимся условиям.
Иначе говоря, динамика общества зависит не только от мощности инновационного потенциала, но и от господствующих идей, которые могут стимулировать или подавлять его разработку, и от способности общества усваивать новое, то есть от того, какие стандарты ценностей, какие привычки, вкусы и убеждения интеллектуальной элиты обеспечивают необходимый момент устойчивости, стабильности и консерватизма.
Тех, кто демонстрирует наивысшие достижения в этих трех функциональных видах интеллектуальной деятельности, в западной социологии характеризуют общим словом «элита». Его значение очень сильно отличается от нашего словоупотребления («властная верхушка»), хотя в языке существуют следы и других значений. Понятие «элита» на самом деле не предполагает принуждение и насилие со стороны власти, а только взаимодополнение, взаимосвязь в системе разделения труда и социальной дифференциации, то есть лишь признание индивидуального достижения в качестве образцового или обязательного для тех, кто ориентируется на данную систему ценностей или следует ей в своем поведении.
Поскольку формирование, «комплектование» элиты совершается только через признание индивидуального достижения, по результату, а не по статусу или роли, происхождению, то усилия элиты фокусируются практически на наиболее проблематизиро-ванных сферах культуры и социальной жизни. Элита (как и интеллектуалы в целом) рационализирует различные сферы человеческого существования, вносит в поток происходящего смысл и логическую упорядоченность, «расколдовывает», как говорит Макс Вебер, действительность, проясняя ее мифологические или рутинные стороны.
Тем самым интеллектуал — не просто высокообразованный человек, но специфически образованный, культивирующий в себе особую чувствительность к внутренним — моральным, логическим, доктринальным — коллизиям и ценностным противоречиям. Его отличает болезненная, даже невротическая неспособность принять «готовые ответы», общепринятые точки зрения или интерпретации, если они не устраняют антиномичности додуманного до логического предела вопроса (Ницше называл это «интеллектуальной честностью»). Оказываясь в трудноразрешимой ситуации, когда выбор, кажется, невозможен — во всяком случае, исходя из традиционных представлений, — интеллектуал не впадает в догматический
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 3 (78) 2009 СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ И ЭКОНОМИЧЕСКИЕ НАУКИ
СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ И ЭКОНОМИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №3 (78) 2009
шок, прострацию (политическую, моральную, религиозную или какой-то иной природы), за которой может последовать лишь истерическая агрессия или умственная редукция к упрощенным схемам и концепциям, так свойственные популистской интеллигенции. Ведь интеллектуала делает интеллектуалом именно опыт парадоксальности мышления, развиваемый особой университетской средой обучения. Он включает не просто технику саморефлексии, методической критики и самоанализа, но и историю форм иронического существования, навыки систематической релятивизации любых категорических суждений — непременное условие антидогматической профилактики. Благодаря этому интеллектуал, оказываясь в антиномической ситуации, в состоянии подвергнуть рефлексии свой интеллектуальный ресурс и пересмотреть исходные ценностные основания. Разумеется, такого рода технику рационального самоконтроля можно найти и в других цивилизациях и культурных регионах, традициях, например, в дзен-буддизме с его приемами коанов, в христианской аскезе и др., но нигде эта техника не становится целью рационализации условий существования и мышления.
Западный интеллектуал как человеческий тип — явление столь же уникальное, как и индийский отшельник, ренессансный гуманист, средневековый мистик или китайский чиновник-литератор. Принципиальное отличие его от всех иных типов носителей интеллектуального начала (включая и российского интеллигента) состоит в том, что он являет собой носителя релятивистского духа европейской культуры — «модерности». Иначе говоря, жизнь интеллектуального героя выстраивается как проект его биографии, а не как серия случайных испытаний, провиденциальный смысл которых надлежит еще разгадать. Такой вариант развития самосознания приводит к тому, что более ранняя фаза интеллектуальной эмансипации — «этика убеждений» (то есть преданности тому или иному вероучению, идеологии, философской или эстетической системе, научным положениям) уступает место «этике ответственности» — сознанию личной ответственности за последствия своих идей, слов, действий, так как другой опоры для ориентации в мире у интеллектуала нет. Таким образом, европейский интеллектуал, постоянно экспериментируя со смыслами, идеями, табу или нормами существования, мифами и общепринятыми мнениями, неизбежно рационализирует различные обстоятельства своего существования.
Сегодня интеллектуализм обозначен как ведущее направление современной цивилизации, а интеллектуалы являются представителями этого направления. Но все-таки западная модель интеллектуалов при попытках ее переноса (пересадки, трансплантации)в российский социум в силу культурных различий подвергается определенной трансформации, что в итоге делает интеллигенцию непохожей на западную интеллектуальную элиту.
В реальности происходит постепенная и очень болезненная смена моделей отношений интеллигенции, интеллектуалов и общества. Полное воплощение эти модели получили лишь в истории Китая, но ничто не мешает воспользоваться ими как метафорами, поясняющими суть проблем, связанных с конверсией интеллигентов в интеллектуалов. В рамках «конфуцианской» модели интеллектуал сыт, прикормлен, находится на общественном содержании и причастен в определенной мере к принятию решений. В обмен на это он служит обществу, является частью административно-бюрократического аппарата. Такая мо-
дель была реализована в средневековом Китае, где чиновничий аппарат, как правило, совпадал с классически образованным классом. «Конфуцианской» моделью (с некоторыми оговорками и ограничениями) пользовались США, другие развитые страны. Очень близко к этой модели подошел Советский Союз.
В рамках «даосской» модели представитель образованного класса не получает целенаправленной поддержки общества, его связи с обществом случайны и уж во всяком случае не имеют никакого отношения к избранному им самим статусу «интеллектуала». Как следствие, для физического выживания этот интеллектуал должен обращаться к побочным заработкам, к помощи частных лиц (меценатов). Ради выживания такие автономные интеллектуалы могут прибегать к социальной самоорганизации, объединяясь на основе замкнутых сообществ или коммун (например, даосские или дзен-буддистские монастыри). Интеллектуал в подобных случаях живет исключительно на свой страх и риск, поскольку находится по ту сторону общественного добра и зла. «Даосская» модель вещь серьезная. Здесь человек интеллектуального труда вынужден принять за аксиому, что общество пренебрегает им, но взамен этого он получает духовную свободу. «Интеллектуал на некоторое время оказался без навязчивой опеки социума и получил маленькую, но вполне реальную возможность найти такие формы существования, которые больше соответствуют его природе и которые станут ему опорой в будущем, когда социум вновь призовет его к сотрудничеству» [12]. Это обязательно произойдет. Но тогда, когда это случится, уже интеллектуал будет диктовать условия для возрождаемого партнерства.
Здесь, по мнению английского историка А. Тойнби, действует модель Ухода и Возврата: «Творческая личность, уходя и выпадая из своего социального окружения, преображается, возвращается затем в то же самое окружение; возвращается, наделенная новыми способностями и творческими силами. Уход позволяет личности реализовать свои потенции, которые не могли бы найти выражения, подавленные прессом социальных обязательств, неизбежных в обществе» [13]. Духовная свобода, суверенность становятся главными в жизни интеллектуалов. Мы не отождествляем эту духовную свободу с эскапизмом и самоизоляцией. Речь идет о нравственной дилемме. Интеллектуал может быть аутсайдером или человеком, отстраненным от реальности, но при этом он будет говорить власти правду. Его сознание может быть наполнено скепсисом, но останется неослабно и постоянно связанным с рациональным исследованием и моральными суждениями [14].
Со своей стороны интеллигенция — единая творческая группа, привносящая социальные новшества, представляющая цвет общества в качестве просвещенной элиты. Это не привилегированность узких групп (замкнутых кругов), а особый ценностный слой, опровергающий сведение гражданской активности к значимости тех, кому удалось пробиться наверх. Пусть в редких случаях, но талантливые люди также должны достигать позиций власти. Ей, в свою очередь, следует быть причастной ко всему, что составляет действенно-практическое руководство обществом. Например, в российских условиях рав-ноудаление олигархических группировок является попыткой «отогнать» власть предержащих, установить разумную властно-политическую дифференциацию (хотя сегодня по-прежнему способный человек в условиях коррупционной власти — своего рода «подрывной элемент») [15].
В этой связи нельзя не вспомнить В. Ламсера, который вводит понятие субэлит, располагающихся между элитами и массами. Их роль состоит в том, чтобы опосредовать отношения между наивысшими элитами и неэлитным населением. Это значит, что различными путями следует поддерживать властный «верх» с целью предотвращения кризисов и одновременно обеспечивать элиту наиболее продуктивными членами взамен тех, кто начинает «выпадать» из нее. Подобное положение способно привести к появлению элит власти и элит влияния, которые в идеальном случае совпадают. Только в условиях резких трансформаций первая отделена от второй, но в негативном варианте правит и подавляет элита власти.
В этом случае появляется специфическое соотношение элиты и интеллигенции. Последняя апеллирует к публике как культурной аудитории, привлекая ее внимание и получая морально-психологическую поддержку. Но в условиях демократии публика становится массовой, когда ее уровень оказывается ниже существенного понимания политической жизни. Но во всех случаях настоящая интеллигенция свободна как от игры «на публику», так и от «покровителей», т.е. относительно автономна по отношению к разнообразию происходящих событий. В приоритетном смысле она представляет собой средоточие духовных драм и конфликтов. Однако, вовлекаясь в социальнополитическую жизнь, интеллигенция оказывается не только на смысловом перепутье, но в атмосфере прямого столкновения идей и принципов. В результате у нее формируется особое самосознание, в частности убежденность в исключительности, собственной «элитарности», двойственных по своим проявлениям. Одна часть интеллигенции ощущает свою ответственность перед обществом и народом как «мозг и совесть» нации, другая — впадает в самопроизвольность поведения, доходящую до самоуверенности и высокомерия.
Конечно, это не значит, подчеркивает Л. Г. Ионин, что интеллигентные люди стоят в стороне от социальных идей и битв, но им не свойственно отождествлять себя с политическими лагерями. Это приводит к двойственности положения интеллигенции: она права и одновременно находится в проигрыше. «В том, что реализуется в истории что-то плохое, нет ее вины. В том, что реализуется что-то хорошее, нет ее заслуги». Не случайно настоящий интеллигент не связан накрепко ни с теми, кто находится на стремнине, ни с теми, кто туда не попал. Вместе с тем, конечно, ак-центированно подчеркивает Л. Г. Ионин, интеллигенция «всегда впереди исторического процесса: ведь она знает, что выигравшие проиграют, а проигравшие выиграют» [16].
И, наконец, в контексте этого параграфа, стоит сказать несколько слов о взглядах на данную проблему М. Фуко, который даже не употреблял слово интеллигенция, а писал об интеллектуалах. М. Фуко фигуру интеллектуала-специалиста противопостав-ляет интеллектуалу универсальному, который был «по преимуществу писателем: всеобщей совестью, свободным субъектом...» [17]. В своих заметках об интеллектуалах он делает упор именно на специализированные группы интеллигенции, а не на поборников высоких идей и принципов. Он пишет «.роль интеллек-туала-специалиста должна становиться все более значимой в соответствии с той разнообразной политической ответственностью, которую ему волей-неволей приходится брать на себя в качестве атомщика, генетика, программиста, фармаколога и т.д.». Характерны также перечни специалистов: государственные
служащие и психиатры, врачи и социальные работники, сотрудники лабораторий и социологи, инженеры, должностные лица, преподаватели.
Фуко полагал, что сменилась форма союза интеллигенции с массами, но сам союз считал необходимым. Большое внимание уделяет он соединению качеств специалистов и защитников своих интересов как условию сплочения интеллектуалов, их единства с массами. Его интересовало, как изменяется социальное бытие интеллигенции и как меняются в связи с этим ее функции, отношения с массами и властью [18].
Интеллектуальное пространство является конечным количественным и качественным продуктом специфического рода деятельности — деятельности интеллектуальной, называемой умственным трудом. Интеллектуальный или умственный труд как специфический по своему содержанию и характеру известен с древнейших времен разделения труда на умственный и физический, и по мере научно-технического развития человечества, значение профессионального умственного труда постоянно возрастает. В странах Запада интеллектуальным трудом профессионально занимаются «интеллектуалы», так как здесь не сложилось единое религиозное пространство, а в XVI веке оно окончательно раскололось на католичество и многочисленные протестантские секты. В России, где умственный труд больше тысячелетия развивается в лоне единого религиозного православного пространства, под его воздействием сформировался особый социальный слой людей — интеллигенция.
Если общество заинтересовано в системном развитии, то без интеллигенции, интеллектуалов и элиты ему никак не обойтись. Постиндустриальное общество в силу повышенного динамизма развития информационных систем уже сегодня настоятельно требует интеллектуала другого, более универсального типа, которому не чужды проблемы не только естественной, но и культурно-нравственной, духовной экологии.
Библиографический список
1. Фирсов, Б. М. Интеллектуалы, власть и коммуникация [Текст] / Б. М. Фирсов // Социологический журнал. — 1995. — №4. - С. 21-30.
2. Давыдов, Ю. Н. Уточнение понятия интеллигенция [Текст] / Ю. Н. Давыдов // Куда идет Россия? Альтернативы общественного развития. — М., 1994. — С. 174.
3. Манхейм, К. Диагноз нашего времени [Текст] / К. Ман-хейм. — М., 1994. — С.313.
4. Коган, Л. Интеллигенция [Текст] / Л. Коган, Г. Черпясская. — Екатеринбург, 1996. — С. 400.
5. Цицерон, М. Т. Философские трактаты [Текст] / М. Т. Цицерон. — М., 1985. — С. 110, 150.
6. Анинский, Л. Вытеснение интеллигенции [Текст] / Л. Анин-ский // Огонек. — 1992. — № 29 — 30. — С. 29.
7. Марцева, Л. М. Интеллектуалы и интеллигенция в интеллектуальном пространстве России [Текст] / Л. М. Марцева // IV Всероссийская научная конференция «Культура и интеллигенция России: интеллектуальное пространство (провинция и центр): XX век», 27 — 28 сентября 2000г. — Омск : «Курьер», 2000. — С. 44 — 48, 144—145.
8. Колтаков, К. Г. Интеллигенция в начале XXI века [Текст] / К. Г, Колтаков, И. И. Москвичев. — Бийск : НИЦ БПГУ им. В. М. Шукшина, 2002. — 38 с.
9. Лосев, А. Ф. Страсть к диалектике [Текст] / А. Ф. Лосев. — М., 1990. — С. 46.
10. Лотман, Ю. М. Интеллигенция и свобода (к анализу интеллигентского дискурса) [Текст] / М. Ю. Лотман // Россия /
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 3 (78) 2009 СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ И ЭКОНОМИЧЕСКИЕ НАУКИ
СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ И ЭКОНОМИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 3 (78) 2009
RUSSIA. Новая серия / под ред. Н. Охотина. — 1998. — Вып. 2(10). — С. 127- 128.
11. Гудков, Л. Интеллигенты и интеллектуалы [Текст] / Л. Гудков // Знамя. - 1992. - № 3-4. - С. 203-206.
12. Корнев, С. Выживание интеллектуала в эпоху массовой культуры [Текст] / С. Корнев // Неприкосновенный запас. -1998. - №1. - С. 18-21.
13. Тойнби, А. Постижение истории [Текст] / А. Тойнби. -М., 1991. - С. 267.
14. Бьорлинг, Ф. Whether tis nobler in the mind... Пастернак и нравственная дилемма послереволюционной интеллигенции [Текст] / Ф. Бьорлинг // Россия / RUSSIA. Новая серия / под ред. Н. Охотина. - 1998.- Вып .2(10). - С. 95- 103.
15. Поздняков, Н. К. Политическая элита, средний класс,
интеллигенция [Текст] / Н. К. Поздняков // Вестник Омского университета. — 2004. — № 4. — С. 63.
16. Ионин, Л. Г. Арифметика души: интеллигенция и власть [Текст] / Л. Г. Ионин // Свобода в СССР. - СПб., 1997. - С. 76.
17. Фуко, М. Интеллектуал в законе [Текст] / М. Фуко // Независимая газета. — 2002. — 3 октября.
18. Фуко, М. Интеллектуалы и власть [Текст] / М. Фуко. — М., 2000. — С. 135.
ГОРЧИЦКАЯ Елена Аркадьевна, преподаватель кафедры философии.
Статья поступила в редакцию 11.02.2009 г.
© Е. А. Горчицкая
уДК 31228 Ю. С. ПЛОТНИКОВА
Омский государственный технический университет
СЕМЬЯ КАК ДЕТЕРМИНАНТ ЦЕННОСТНЫХ ОРИЕНТАЦИЙ СТУДЕНТОВ НА ДОЛГОЛЕТИЕ__________________________________
На основе результатов социологического опроса студентов вуза проанализировано влияние некоторых факторов семейной социализации на ориентации к долголетию. При анализе учитывались факторы: физическое и психологическое насилие со стороны родителей, образ жизни родителей, образование родителей, уровень доходов семьи. Установлена прямая зависимость образа жизни детей с образом жизни родителей.
Ключевые слова: долголетие, семейная социализация, образ жизни, ориентации на долголетие.
Долголетие (достижение человеком возраста 80 лет и старше) — один из важных показателей возрастной характеристики населения. Необходимо отметить, что все факторы долголетия до настоящего времени не выявлены. Анализ специальной научной литературы свидетельствует о том, что при рассмотрении феномена долголетия рассматриваются следующие аспекты:
• факторы, способствующие долголетию (биологические, социально-политические, социально-экономические, психологические);
• статистические показатели продолжительности жизни в разные исторические периоды;
• эволюция представлений ученых о старости и долголетии;
• «портрет долгожителя», составленный на основе исследований долгожителей Дагестана, Азербайджана, Абхазии, Якутии, Японии и др.;
• обзор социальной политики стран, где проживает большой процент долгожителей;
• отношение к долгожителям со стороны населения.
Однако практически не исследуются ценностные
ориентации молодёжи на долголетие. Одним из детерминантов, формирующих ценностные ориентации на долголетие, является семья. Она остается ведущим социальным институтом в формировании и развитии социально значимых ценностей и установок личности.
Признание долгой жизни как ценности должно происходить уже на этапе первичной социализации личности, когда закладываются основные нормы и
ценности, тогда есть вероятность, что всё дальнейшее поведение человека будет самосохранительным, будут снижаться риски «недоживания» до старости. Так как семья является первичным агентом социализации, именно она может значительно повлиять на желание жить или не жить долго.
Семье, как социальному институту, уделяется немало внимания при анализе феномена долгожительства. Важнейшие функции семьи (репродуктивная, экономическая, терапевтическая, организационнодосуговая и другие) способствуют сохранению здоровья, поддержанию психологического климата, адаптации при социальных проблемах, следовательно, продлению жизни.
В мае 2008 года нами проведён (с применением целевой выборки) социологический опрос 500 студентов (юношей — 55,3 % , девушек — 44,7 %) четвёртого курса всех факультетов Омского государственного технического университета. Именно к четвёртому курсу у большинства студентов складываются определенные представления, брачно-семейные ожидания, ценностные ориентации, актуализируются профессиональные интересы и перспективные жизненные планы.
Цель исследования — выяснение ориентаций студентов на долголетие. Метод сбора информации — анкетный опрос. Проведён одномерный и двумерный анализ результатов.
Одной из задач исследования было выявить влияние факторов семейной социализации на ориента-
