CC BY
13
I
SCIENCE TIME
I
ИНСТРУМЕНТЫ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ НЕГАТИВНОГО ОБРАЗА МУСУЛЬМАН
Иванов Андрей Сергеевич, Пермский государственный гуманитарно-педагогический университет, г. Пермь
E-mail: andreyivanovl997@bk. ru
Аннотация. Статья посвящена определению и систематизации вербальных инструментов отчуждения «другого» при апелляции к историческим источникам, отражающим отношения христианских богословов и европейских авторов к исламу и мусульманам. Анализируется взгляд авторов на «другого» на основе религиозной составляющей, где ислам негативизируется как ересь, а мусульманин как «другой»; посредством негативизированного ислама объясняется низкий уровень культуры и отсталость людей исламской культуры.
Ключевые слова, исламофобия, ислам, мусульмане, христианство, отчуждение.
Abstract. The article is devoted to the definition and systematization of verbal instruments of alienation of the "other" when appealing to historical sources, reflecting the attitudes of Christian theologians and European authors to Islam and Muslims. The authors' opinion on the "other" is analyzed on the basis of the religious component, where Islam is negativized as heresy, and the Muslim as "Other"; through the negative Islam, due to the low level of culture and the backwardness of people of Islamic culture.
Keywords: islamophobia, islam, muslims, Christianity, alienation.
Мы привыкли к тому, что сегодняшнее общество состоит из людей различных взглядов, внешности и вероисповеданий. Когда эти различия подчеркиваются дополнительными атрибутами, человек обнаруживает пристальное внимание к себе. Это внимание чаще всего носит не более чем познавательный характер. Общество состоит из множества других. Однако, когда мы видим, что свою идентичность подчеркивает мусульманин, это вызывает чувство настороженности, опасности, страха. Доказательством этому могут послужить распространенные в сети «интернет-мемы» [8]. Таким образом,
1 SCIENCE TIME 1
мусульманин сегодня - конституированный «другой» для европейского обывателя. Однако смысл этого понятия нуждается в уточнении.
«Другой» в разные исторические времена мог рассматриваться как иноплеменник, политический противник, представитель иной культуры или цивилизации. Существуют различные варианты в соотношении понятий «Я» и «другой». По определению Ц. Тодорова «Другой» - это также «специфическая группа, к которой мы не принадлежим... - женщины для мужчин, богатые для бедных, сумасшедшие для нормальных, аутсайдеры, чей язык и обычаи я не понимаю» [7, с. 8]. Как всякая культура осознает себя в общении с другой культурой, так и всякое общество осознает себя посредством того, что она исключает; сформировать группу - значит создать Чужого. Чтобы возникло чувство «Мы» должны быть «Другие» [2, с. 9].
Совершенно очевидно, что отношение к другой культуре в каждом обществе связано с присущей ему картиной мира, историей и, что оппозиция «свои - чужие» имеет потому в каждом отдельном случае свое наполнение. В Европе она начала формироваться в античную эпоху. Речь идет о весьма устойчивой оппозиции «эллины - варвары», противопоставляющую греческую культуру остальному миру [6]. Впоследствии космополитизм Александра Македонского отторг греческую культуру и распространил ее на бывшие варварские народы. Завоевавшие Грецию римляне перенесли устоявшиеся стереотипы на кельтов, германцев и другие народы, которые стали рассматриваться как варвары. Таким образом, именно культурные и производные от них этические критерии были основными в оценке Другого в античную эпоху.
На смену господствовавшей оппозиции «эллины — варвары», «римляне — варвары», в Средние века приходит оппозиция «христиане — язычники». Христианство стало отождествляться с культурой, а термин «варвар» приобрел религиозный смысл, став, таким образом, синонимом термина «язычник». Центральную позицию вместо культурных и производных от них этических критериев античности занял критерии религии.
Мусульмане в течение долгого времени отождествлялись с варварами в сознании христиан. Однако со стремительным утверждением ислама в Испании и Византии пришло понимание, что замкнутому христианскому миру открывается огромное географическое пространство с его культурными и религиозными аспектами. Для обозначения мусульман появляются термины «сарацины» и «мавры», вставшие в один ряд с «варварами» и «язычниками».
Но сами мусульмане не становились прямым объектом критики христиан. Напомним, что в Средние века негативизация «другого» использовалась с целью возвышения своей религии. Таким образом, мусульмане становились косвенным объектом критики. Дескрипции, формирующие негативный образ мусульманина условно распределились по следующим группам: телесность и одежда, повседневность и быт, интеллектуалъныйуровенъличности.
Телесность и одежда. Внешний вид неизвестного врага отождествляется с негативными образами или проекцией той внешности и одежды, которая
1 SCIENCE TIME 1
является привычной. Во втором случае инаковость в тексте подчеркивается негативными коннотациями.
В «Песни о Роланде» можно увидеть сюжет, где войско сарацин описывается текстовым фрагментом. Им приписываются латы, щиты, шишаки и копья, сделанные из золота и стали, а также геральдические символы на щитах. Для обозначения оппозиции «свой - чужой» в том же текстовом фрагмента присутствуют отдельные лексемы: «язычник», «сарацин несметная толпа», «куда не глянь - повсюду враг».
Если обратится к более поздним визуальным источникам, рассмотренным в работе С.И. Лучицкой, то можно увидеть, что телесность и одежда мусульман имеет отличную от христианской проекции визуализацию. Мусульмане изображаются с характерным для язычников, евреев и сарацин тюрбаном и бородой - отличительным знаком чужака. Другой стереотип их внешности -полные губы. В средневековой символике эта черта имеет негативные корреляции; она обозначает ложь, лицемерие. Все мусульмане, как правило, уродливы - для них характерны толстые губы и нос, искаженное злое выражение лица [2, с. 339]. Уродство в средневековой символике есть признак зла. Согласно средневековым представлениям, все, что отклоняется от нормы, связано с грехом. В Средние века существовала эстетическая и моральная дихотомия. Уродливые лица и темная кожа сарацин отражают уродливость их душ [2, с. 339].
Описывая мусульман средневековые адресанты в большей степени описывают себя, свое видение мира, свою ментальность. Они проецируют эти представления на мир чужой культуры. Чужой мир рисуется по принципу контраста, либо мусульманам приписываются фантастические черты. Такая тенденция сохраняется и на сегодняшний день.
Эта преемственность образов уже не нуждается в иллюзорных выдумках, поскольку внешний вид мусульманина известен любому актору из визуализаций масс-медиа. Однако обращение западных СМИ к мусульманскому миру, как правило, усиливает стереотипы. В частности, они создают негативный образ в публичном дискурсе: например, практически никогда они не изображают отдельных людей, только массы и, как правило, в отношении насилия или фанатизма, неявно ставящие под сомнение состояние цивилизации мусульман [5]. Таким образом, СМИ изображают «наш мир» и другой - «исламский мир», обреченный на повторяющийся цикл страдания и насилия, а его граждане лишь пассивные передатчики участи своего народа. Используя такой подход, масс-медиа репрезентируют радикалов для представления всех мусульман.
Современная литература, репрезентирующая исламофобию, так же, как и визуальное масс-медиа построена на принципе контраста и проекции своего видения мира на чужую культуру. В своей книге О. Фаллачи описывает сюжет казни трех девушек-мусульманок, привезенных на грузовике и еле держащихся на ногах. Палача она описывает следующим образом:
1 SCIENCE TIME 1
«Но бородатый бандит в юбке и тюрбане вмешивается и пинками разгоняет их, заставляет встать на колени на асфальт. Сцена разворачивается на глазах у людей, которые проходят мимо или едят финики, или ковыряют в носу так лениво и так безразлично, как будто неотвратимые смерти не имеют никакого значения» [4].
Эта развернутая дескрипция изображает «другого» по средневековым канонам: борода, тюрбан - отличительный признак другого. С той лишь разницей, что коннотации этого изображения носят характер агрессии, дикости. Рассуждая о причинах казни девушек, Фаллачи перечисляет следующие:
«Сняли с себя паранджу? Подняли покрывала с лиц, чтобы выпить стакан воды? Нарушили запрет петь, напевали колыбельную песню своим новорожденным детям? Или преступление их заключалось в том, что они смеялись?» [4].
Негативные сюжеты, где упоминается паранджа, чадра и тюрбан встречаются в тексте Фаллачи более сорока раз. Следовательно, адресант стремится описать не одежду или телесность в качестве отличий, а то, что за ними стоит. Что происходит в мире, где эта одежда является повседневной: дикость, насилие, беззаконие, отсутствие прав, уважения и т.д.
Повседневность и быт мусульман, описанные в средневековых произведениях, отражают смесь проекции христианского мировосприятия с идеализированной неизвестностью мусульманского мира. Рисуя образ жизни мусульман, авторы используют обычные в их нарративной практике риторические фигуры сравнения и инверсии. Авторы замечают расхождения в образе жизни мусульман, последовательно описывая их внешний облик, ритуалы и материальное богатство.
Согласно христианским представлениям, мусульмане - язычники, и все их обряды и ритуалы языческие - как весь мусульманский культ, так и его отдельные церемонии. Роскошь - один из главных в системе христианских ценностей грехов - не случайно приписывается иноверцам в «Песни о Роланде». В тексте, мусульмане зачастую, в случае угрозы предлагают королю Карлу щедрые дары, в том числе и собственных детей в качестве рабов. Единственное, чего опасаются мусульмане - потерять Испанские земли и «побираться с нищенской сумой» [3]. Сказочное богатство, изобилие мусульманского Востока - отличительная черта европейских представлений Средневековья. Также автор уделяет особое внимание местам проведения ритуала мусульман. При описании святилища, упоминаются золотые статуи Магомета, Тервагана, Аполлена и прочие языческие символы веры, которым поклоняются мусульмане с целью получения блага. В целом, в системе христианских представлений вся сфера сакрального у иноверцев не является таковой, а потому в тексте присутствует сюжет с разграблением «мусульманского капища».
Экономическая и социальная жизнь мусульман описывается автором с использованием знакомых каждому человеку терминов: «феод», «государь», «надел» и т.д. Разумеется, их использование является домыслом в литературной
1 SCIENCE TIME 1
традиции того времени. Эта проекция своего миропонимания является культурной границей между христианским и мусульманским мирами в повседневной жизни.
На сегодняшний день граница повседневной жизни сильно видоизменилась. Согласимся, что материальное благо невольно ассоциируется с Западом (мы используем этот термин в пространственно-географическом смысле), а бедность с Восточными государствами. Этот стереотип имеет свое происхождение с эпохи колониализма [2, с. 8]. Современные адресанты активно пользуются этими стереотипами для наглядности при изложении своих взглядов.
В «Ярости и гордости» повседневная жизнь мусульман описывается при помощи сравнительных дескрипций:
«Мусульмане не остаются в пещерах Афганистана или мечетях Ирана. Они остаются в наших городах, университетах, компаниях» [4].
Быт и повседневность мусульман репрезентируется адресантом не просто ужасающе нищенской, но и фанатично-религиозной. Автор концентрирует внимание читателей на мечетях, которые «кишат террористами или кандидатами в террористы» [4].
Место отправления культа - мечеть, в средневековых и современных западных представлениях - место концентрации негатива, будь то языческий обряд или место, где «реакционные фанатики по пять раз на дню задирают задницы» [4] - мечеть не воспринимается как сакральный объект. В произведении Фаллачи представлено 19 сюжетов, связанных с мечетями. Наиболее показательным из них представляется сюжет в Тегеране, где во время Исламской революции мечеть стала местом сбора ожесточенных людей, сжигающих американские флаги, и кричащих: «Джихад! Джихад! Джихад!» [4].
Повседневность и быт мусульман не воспринимается как отдельный от насилия объект репрезентации. Авторы внушают читателю угрозу, навязывают страх, используя свернутые дескрипции. Естественным образом, адресат воспитывает при прочтении подобных текстов негативное восприятие мусульман: они нищие, они молятся в месте, где призывают убивать - такой человек не может внушить доверия. Таким образом, ни одна из категорий не рассматривается авторами отдельно от прикрепившихся к «Другим» стереотипов.
Интеллектуальный уровень личности - важная грань конструируемого в «шансон де жест» и теологических трактатах образа иноверцев. Авторы часто рассказывают об интеллектуальных качествах сарацин. Некоторые из этих качеств рассматриваются как присущие мусульманам и составляющие часть их идентичности, другие отсутствуют у них, и это отсутствие подчеркивается негативно. Все, что сообщается о действиях и высказываниях мусульман, отсылает к определенной символической традиции, знакомой автору и его читателю, адресату и адресанту.
Интеллектуальный портрет сарацин имеет много граней. В средневековых текстах мусульмане изображаются, прежде всего, язычниками. Так, в трактате И.
1 SCIENCE TIME 1
Дамаскина сарацины обвиняются в слепоте своей веры, поскольку доверяют учению Мухаммада, и называются «скотоподобными, чьи души поселятся в ослах», где их ждет лишь адское пламя [1]. В трактате приводятся бесчисленные воображаемые диалоги между христианами и сарацинами как общностями. Введение этих диалогов и прямой речи в ткань повествования - элемент нарративной стратегии адресанта, цель которых - придать своим рассказам ореол подлинности. Помимо, незаурядного интеллектуального уровня мусульман, в средневековых текстах присутствуют сюжеты, связывающие сарацин с магией.
Отрицая божественную власть языческих богов, христиане признавали за ними колдовскую силу, и возможность совершать «ложные чудеса» при помощи чародейства. Так в старофранцузском героическом эпосе супруга короля Марсилия - персонаж из «Песни о Роланде» наделена магическими способностями [3]. Вот как описывает ее поведение поэт. После поражения в Сарагосе король ждет помощи от эмира Вавилона Балигана и надеется с его помощью победить франков [3]. Но супруга Марсилия не верит в победу в победу, и подобно волшебнице из Аэндора (библейский рассказ из Книги Царств), предсказывает врагам истины неудачи. В «Песне о Роланде» она действует так, как если была христианкой. Впоследствии она сдает крепостные башни Карлу Великому и крестится [3]. Быть может, писатели ориентировались и на другие библейские топосы.
Для создания образа мусульман-магов важны также античные стереотипы. В более поздних хрониках мусульманам приписывается умение гадать по внутренностям животных - наподобие гаруспиков, прорицателей в Древнем Риме, практиковавших такой род предсказаний и толкования явлений природы, считавшиеся чудесными [2]. Античная традиция была весьма значимой для средневековых традиций. Интеллектуальный портрет мусульман стилизуется в духе этой традиции, и мусульмане изображаются как античные язычники. Лишь ссылаясь на знакомое, привычное, авторы могут рассказать о неизвестных им мусульманах.
Таким образом, в средневековых текстах мусульмане рисуются подчас неразумными и беспечными, не умеющими адаптироваться к новой ситуации. Но их главная черта - причастность к экзотической восточной традиции, занятия магией и способность к пророчествам. Создание такого образа опосредовано культурными традициями - античной, библейской, а также литературной. Библейские и античные стереотипы, как и сложившиеся в старофранцузском эпосе топосы, являются элементами нарративной стратегии - создать образ сарацин в духе того символического знания, которое объединяло автора и читателя.
Если мы теперь бросим взгляд на современную литературу и ее мысль, то столкнемся с такой же картиной. Для того, чтобы образ «Другого» выполнял свою функцию - объединение автора и читателя, необходимо подобрать актуальную антитезу к категориям «нашего».
1 SCIENCE TIME 1
Интеллектуальный портрет сегодняшнего мусульманина
противопоставляется прогрессивному, образованному, рациональному и толерантному европейцу. Следовательно, антитезой к этому будут служить: отсталость, безграмотность, суеверность и агрессия.
Так в «Эпохе эгоизма или увлечение исламом» автор, сравнивая христианское учение и ислам, приходит к выводу, что мусульмане по-прежнему не нуждаются в интеллектуальном обогащении, поскольку такие тенденции не заложены в их учении [4]. Следовательно, как и в средневековых текстах, мусульмане представлены слепыми и безвольными заложниками своей веры, толкающей их к насилию.
Журналист О. Фаллачи, описывая интеллектуальный уровень мусульман, использует метафору. Называя ислам «горой, которая не сдвинулась с места 1400 лет» [4], адресант констатирует, что исламское общество - реакционное, неспособное к демократии и прогрессу, а потому, противопоставляет себя прогрессивному и развитому Западному миру. Это противопоставление носит агрессивный характер, поскольку отсталый мир несведущ в иных методах, кроме уничтожения. Иными словами, интеллектуальный уровень мусульман, по представлениям Фаллачи, находится на уровне Средневековья. Он пропитан суевериями, негативным отношением ко всему новому, отличающемуся от привычного.
Суммировать сказанное можно следующим образом. Совершенно очевидно, что «другой» существовал и будет существовать всегда. Такова человеческая природа, следствием которой является его конструирование. Мы видели, что оппозиционные группы «эллины - варвары», «римляне - варвары», «христиане -язычники», «просвещенные - отсталые» в своем основании имеют много общего. В частности, они формируют социальный порядок, являются фактором сплачивания общества и необходимым условием действительного признания существования непостижимых и увлекательных для общности тайн. С тех пор чуждость прошлого стала предпосылкой нашего самопознания как наследников этой долгой исторической эволюции. Осознание того, что отчуждение от реальности является той ценой, которую мы должны заплатить за самопознание, является, мы полагаем, одним из основных источников отчаяния, свойственного любой общности. Современная исламофобия черпает свое вдохновение из этого источника.
Литература:
1. Иоанн Дамаскин. О ста ересях вкратце [Электронный ресурс]. - Режим доступа: https://azbyka.ru/otechnik/Ioann_Damaskin/o_100_eresyax/ (дата обращения: 12.02.2019)
2. Лучицкая С.И. Образ другого: мусульмане в хрониках Крестовых походов. -СПб: Алетейя, 2001. - 412 с.
1 SCIENCE TIME 1
3. Песнь о Роланде [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.litra.ru/ fullwork/get/woid/00178781221564916351/ (дата обращения: 12.02.2019)
4. Фаллачи О. Ярость и гордость [Электронный ресурс]. - Режим доступа: https:// royallib.com/book/fallachi_oriana/yarost_i_gordost.html (дата обращения: 13.02.2017)
5. Gema Martín-Muñoz. Unconscious Islamophobia II Human Architecture Journal of the Sociology of Self-Knowledge. - VIII, 2. - Fall. - 2010. - P. 26.
6. Koselleck R. Zur politischen Ikonologie des gewalt samen Todes. Eindeutsch-franzôsischer Vergleich. - Basel, 1998. - P. 208-211.
7. Todorou T. The conquest of America. The Question of Other. N.Y., 1992. - 292 p.
8. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: https://pikabu.ru/story/ saechkazaispug_1159662
