CC BY
79
СУДЕБНАЯ И ПРАВООХРАНИТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
DOI: 10.12737/jrl.2020.017
Институт присяги российского судьи: дефектность формулы и конституционная ответственность за нарушение
КЛЕАНДРОВ Михаил Иванович, главный научный сотрудник Института государства и права Российской академии наук, член-корреспондент Российской академии наук
Россия, 119019, г. Москва, ул. Знаменка, 10
E-mail: mkleandrov@igpran.ru
Исследуется проблематика важного в механизме судебной власти института присяги российского судьи. Выявляется проблема излишней лаконичности текста этой присяги, не позволяющей ни законодательно, ни в рамках реального правоприменения привлечь судью к какой-либо ответственности за нарушение присяги, особенно по сравнению с отечественными историческими аналогами. Обращается внимание, что и к дисциплинарной ответственности за нарушение судейской присяги судью привлечь невозможно, прежде всего из-за дефектности закрепленного действующим законодательством ядра формулы дисциплинарного проступка, позволяющего в качестве такового считать проступок этического характера. Автор полагает, что за этический проступок должны налагаться меры этического наказания, а не юридического, в частности — дисциплинарного, поэтому необходим механизм этической ответственности судьи. В то же время возможны случаи совершения судьей столь серьезного этического проступка, не являющегося дисциплинарным (равно, как преступлением или административным правонарушением), который должен повлечь изгнание судьи из судейских рядов. Это и будет считаться нарушением присяги судьи, влекущим (как и в результате тяжкого дисциплинарного проступка) конституционную ответственность судьи в виде досрочного прекращения его полномочий.
Целями и задачами настоящего исследования является научное обоснование создания более совершенных механизмов этической, дисциплинарной и конституционной ответственности судей, что потребует корректировки федерального законодательства, корпоративных норм органов судейского сообщества, правоприменительной практики, а в идеале — и Конституции России.
Методы исследования: общенаучные (анализ, синтез, системный, функциональный и др.), частнонаучные (формально-юридический, сравнительно-правовой, историко-правовой и др.).
Результатом проведенного исследования являются внесенные автором предложения, реализация которых позволит повысить эффективность механизма отечественного правосудия и обеспечить справедливость выносимых судьями судебных актов.
Ключевые слова: суд, судья, присяга судьи, ответственность судьи, конституционная ответственность.
Для цитирования: Клеандров М. И. Институт присяги российского судьи: дефектность формулы и конституционная ответственность за нарушение // Журнал российского права. 2020. № 2. С. 58—71. DOI: 10.12737/jrl.2020.017
The Institute of oath of a Russian Judge: Defectiveness of the Formula and Constitutional responsibility for Violation
M. I. KLEANDROV, Institute of State and Law, Russian Academy of Sciences, Moscow 119019, Russian Federation
E-mail: mkleandrov@igpran.ru
The research deals with the issue of the institute of oath of a Russian judge, which is important in the mechanism of judicial power. It reveals that the excessive conciseness issue in the text of the oath does not allow either legislatively or in any other way to bring the judge to any responsibility for violation of the oath, especially in comparison with domestic historical analogues. The author draws attention to the fact that it is impossible to bring the judge to disciplinary responsibility for violation of judicial oath, primarily because of deficiency provided by the current legislation in its core, where disciplinary offense of a judge is considered as the offense of ethical nature. The author believes that ethical offense should be implied by the ethical measures of punishment, not legal, in particular — disciplinary. This is why a mechanism of ethical responsibility of the judges is needed and the author proposes such model. At the same time, it is possible that a judge commits a serious ethical offence, which is not a disciplinary offence (nor is it a crime or an administrative offence). This should result in the expulsion of a judge from the judiciary. It should be considered as a violation of the oath by the judge, entailing (as a result of a serious disciplinary offense) the constitutional responsibility of the judge in the form of early termination of powers.
The aims and objectives of this study is to provide scientific justification for the creation of better mechanisms of ethical, disciplinary and constitutional responsibility of judges, which requires adjustments of: federal legislation, corporate norms of the judicial community, law enforcement practice, and ideally — the Constitution of the Russian Federation.
General scientific (analysis, synthesis, system, functional, etc.) and private-scientific methods of legal science (formal-legal, comparative-legal, historical-legal, etc.) are applied in the research.
The result of this study is the proposal made by the author, which implementation can increase the efficiency of the domestic justice mechanism and the fairness of judicial decisions issued by judges.
Keywords: court, judge, judge's oath, judge's responsibility, constitutional responsibility.
For citation: Kleandrov M. I. The Institute of Oath of a Russian Judge: Defectiveness of the Formula and Constitutional Responsibility for Violation. Zhurnal rossijskogo prava = Journal of Russian Law, 2020, no. 2, pp. 58—71. DOI: 10.12737/jrl.2020.017 (In Russ.)
Формально присяга современного российского судьи (за исключением судей конституционно-уставной судебной власти) представляет собой текст, закрепленный в п. 1 ст. 8 Закона РФ от 26 июня 1992 г. № 3132-1 «О статусе судей в Российской Федерации» (далее — Закон о статусе судей), следующего содержания: «Торжественно клянусь честно и добросовестно исполнять свои обязанности, осуществлять правосудие, подчиняясь только закону, быть беспристрастным и справедливым, как велят мне долг судьи и моя совесть». Этот текст, будучи первоначально узаконен в 1992 г., с тех пор не претерпел ни сущностных, ни редакционных изменений, при этом постановлением Конституционного Суда РФ от 20 июля 2011 г. № 19-П положение п. 1 ст. 8 Закона о статусе судей признано не противоречащим Конституции РФ. В постановлении указано, что принятие присяги как юридический факт, с которым закон связывает наделение судьи осо-
бым конституционно-правовым статусом (со ссылкой на п. 5 ст. 11 Закона о статусе судей, в соответствии с которым судья считается вступившим в должность с момента принесения им присяги, а при вступлении в должность судьи лица, ранее приносившего присягу, со дня его назначения (избрания) на должность судьи), означает, что судья выражает готовность придерживаться установленных законом требований и соблюдать возлагаемые на него ограничения, т. е. публично принимает на себя обязательства независимо, беспристрастно и исключительно на основе профессиональных знаний и внутреннего убеждения осуществлять правосудие1.
Но не слишком ли лаконичен и информационно ограничен этот текст? Отметим, что текст присяги судьи Конституционного Суда РФ, закреп-
1 См.: Сборник актов о суде и статусе судей Российской Федерации. Вып. 5: в 3 кн. М., 2012. Кн. 3. С. 61—77.
ленный в ст. 10 Федерального конституционного закона от 21 июля 1994 г. № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации», еще более лаконичен: «Клянусь честно и добросовестно исполнять обязанности судьи Конституционного Суда Российской Федерации, подчиняясь при этом только Конституции Российской Федерации, ничему и никому более». Как, кстати, и тексты присяги судей ряда конституционных (уставных) судов субъектов РФ, закрепленные в законах субъектов РФ об этих судах, а также (это уже история) как и текст присяги лиц, избранных в Комитет конституционного надзора СССР, закрепленный в ст. 7 Закона СССР от 23 декабря 1989 г. «О конституционном надзоре в СССР»: «Торжественно клянусь добросовестно выполнять возложенные на меня обязанности члена Комитета конституционного надзора СССР, подчиняться при этом всем положениям Конституции Союза Советских Социалистических Республик и ничему кроме них».
Что касается текста присяги судьи Суда Евразийского экономического сообщества, принятого решением Межгосударственного совета ЕврАзЭС от 5 июля 2010 г. № 502, то в п. 2 ст. 4 также кратко сказано: «Судья при вступлении в должность делает торжественное заявление на заседании Межпарламентской Ассамблеи ЕврАзЭС, что он будет исполнять свои обязанности беспристрастно и добросовестно».
Между тем института присяги судьи Экономического суда СНГ не существовало вообще. Но к институту присяги судей международных судов есть претензии иного рода. Например, известный юрист-международник Б. Р. Тузмухамедов описал случай принесения одним судьей присяги двум международным судам — Международному трибуналу по бывшей Югославии и Международному уголовному суду и, приведя иные подобные примеры, задал ре-
зонный вопрос: «...даже если судья одного трибунала, принеся присягу в качестве судьи другого, остается в составе первого, а во втором числится лишь номинально, как сохранять верность двум присягам одновременно, пусть даже они не являются категорически несовместимыми?»2.
Текст присяги арбитражного заседателя, закрепленный в п. 3 ст. 2 от 30 мая 2001 г. № 70-ФЗ «Об арбитражных заседателях арбитражных судов субъектов Российской Федерации», не менее лаконичен: «Торжественно клянусь честно и добросовестно исполнять свои обязанности, осуществлять правосудие, подчиняясь только закону, быть беспристрастным и справедливым, как велят мне гражданский долг и совесть». В противовес излишней краткости текста присяги арбитражного заседателя текст присяги современного российского присяжного заседателя, закрепленный в п. 1 ст. 332 УПК РФ, шире: «Приступая к исполнению ответственных обязанностей присяжного заседателя, торжественно клянусь исполнять их честно и беспристрастно, принимать во внимание все рассмотренные в суде доказательства, как уличающие подсудимого, так и оправдывающие его, разрешать уголовное дело по своему внутреннему убеждению и совести, не оправдывая виновного и не осуждая невиновного, как подобает свободному гражданину и справедливому человеку».
Более содержательным был текст присяги судей и народных заседателей судов РСФСР, утвержденный постановлением Президиума Верховного Совета РСФСР от 6 декабря 1989 г. «О присяге судей и народных заседателей судов РСФСР»: «Присяга судьи и народного заседателя судов РСФСР. Я, (Ф.И.О.), прини-
2 Тузмухамедов Б. Р. Трибунал уходит — вопросы остаются: Еще раз о малозаметных проблемах международных судов // Независимая газета. 2016. 24 авг.
мая на себя обязанности судьи (народного заседателя), торжественно клянусь: осуществлять правосудие в строгом соответствии с законом, по своему внутреннему убеждению и совести, независимо от чьего бы то ни было влияния, обеспечивая всем гражданам и организациям равные условия при защите их прав и законных интересов; выполнять возложенные на меня обязанности с высокой гражданской ответственностью, быть всегда справедливым и гуманным, принципиальным и беспристрастным; использовать все свои знания, способности и опыт для укрепления социалистического правового государства, законности и правопорядка, воспитания граждан в духе уважения к советским законам; хранить везде и всегда чистоту высокого звания судьи (народного заседателя), быть верным присяге. Судья (народный заседатель) — подпись, дата». Впрочем, этот текст соответствовал тексту присяги судей и народных заседателей судов Союза ССР, утвержденному постановлением Верховного Совета ССР (не его Президиума!) от 2 ноября 1989 г. «О присяге судей и народных заседателей судов Союза ССР».
Содержательным был и текст присяги судей дореволюционной России, приносимый на основе ст. 225 Учреждения судебных установлений, в соответствии с которой «каждый назначенный в первый раз в должность судьи приводится к особой на это звание присяге духовным лицом своего вероисповедания, в публичном заседании всех департаментов или отделений суда, в который поступает». Присяга была пространной и гласила (для православных): «Обещаюсь и клянусь всемогущим Богом, пред святым Его Евангелием и животворящим крестом Господним, хранить верность Его Императорскому Величеству Государю Императору, Самодержцу Всероссийскому, исполнять свято законы Империи, творить суд по чистой совести, без всякого в чью-
либо пользу лицеприятия, и поступать во всем соответственно званию, мною принимаемому, памятуя, что я во всем этом должен буду дать ответ пред законом и пред Богом на страшном суде Его. В удостоверение сего целую слова и крест Спасителя моего. Аминь»3. Этот же текст содержался в ст. 150 Военно-судебного устава того времени. Немаловажно, что текст присяги, как и осознание ее необходимости, был сформулирован и оформлен еще до судебной реформы 1864 г., «на основании Высочайше утвержденного 21 октября 1857 г. мнения Государственного Совета», где отмечалось, что «присяга на верность службы приносится только при первоначальном вступлению в оную и при поступлении в службу вновь из отставки; при производстве же в чины и при назначении на новые места или в другие должности присяга не повторяется. Правило это не распространяется на те должности и звания, для коих законом положительно установлены особые клятвенные обещания... Обязанности судьи, и по специальности своей, и по особенной, присваиваемой этому званию важности, непременно требуют и особого ручательства в добросовестном исполнении оных. Обязанности судьи, вступившего в первый раз в это звание, столь различны от всех предшедших его занятий, что было бы неудобно и едва ли осторожно допускать в эту должность без торжественного обряда присяги на оную...»4.
Для сравнения: присяга гелиастов (предтечи суда присяжных), впервые появившихся в Афинах времен Солона и Клисфена, число которых, избираемых по сложной схеме из широких слоев свободных граждан в делах для разбора наиболее сложных и важных дел, доходило до од-
3 Судебные уставы 20 ноября 1864 года, с изложением рассуждений, на коих они основаны. Часть третья. СПб., 1866. С. 138—139.
4 Там же.
ной тысячи, а иногда и до двух тысяч человек, содержала следующий текст: «Я буду голосовать, согласно законам и постановлениям афинского народа и Совета пятисот. Когда закон не будет давать указаний, я поступлю, согласно с моей совестью, без пристрастия и ненависти. Я буду подавать голос только относительно тех дел, которые составляют предмет преследования. Я буду выслушивать истца и ответчика с одинаковым чувством благосклонности. Клянусь в этом Аполлоном, Зевсом и Деметрой. Если я сдержу свое слово, да будет мне благо; если я нарушу его, да погибну со всем моим родом»5.
В современной отечественной научной литературе6 высказано мнение о том, что институт судейской присяги имеет долгую историю и, без сомнения, основывается на религиозных корнях, связанных с торжественным обращением к Всемогущему Богу — нелицемерному Свидетелю того, что утверждается или отрицается. Не случайно клятва (присяга) у многих народов первоначально использовалась лишь в религиозно-нравственном обиходе и только с утверждением государственных начал приобрела гражданское и юридическое значение. Вследствие этого именно судьи, положение которых, особенно в период зарождения профессии, нередко было сродни роли жрецов, отвечающих за знание, понимание и исполнение (соблюдение) религиозных догм, более других представителей власти нуждались в приведении к присяге, так как без нее отправление ими правосудия не могло иметь гарантий беспристрастного и справедливого служения закону. Нельзя не упомянуть и об исторических связях присяги с магическими заклинаниями, кото-
5 Цит. по: Гиро П. Частная и общественная жизнь греков. СПб., 1916. С. 465.
6 См.: Арановский А. В., Князев С. Д. Ин-
ститут присяги судьи Конституционного
Суда РФ: истоки, особенности, значение // Журнал российского права. 2011. № 10.
рые сродни колдовству, имеющему целью при соблюдении определенных условий и обрядов навлекать несчастья, вплоть до смерти, приводить в движение вредоносные силы, не полагаясь лишь на человеческие возможности7.
Очевидно, что религиозные обряды и магические заклинания, сопряженные с клятвами (присягой) судьи, не были и не могли быть лаконичными, они были довольно пространными и кроме клятвы в том, что осуществляемое ими правосудие будет верным, справедливым, угодным богам и т. д., содержали еще и согласие в том, что в случае осуществления ими правосудия несправедливого и проч. их настигнет соответствующая кара — гнев богов (со всеми вытекающими последствиями).
Приведенный краткий исторический экскурс наглядно демонстрирует длящуюся тенденцию упрощения текста присяги судьи, сужение его информационной насыщенности, сведение содержания текста судьи к констатации свершившегося факта — принесшее присягу судьи лицо становится с этого момента судьей, при фактически полном отсутствии в тексте присяги судьи какого-либо упоминания о последствиях нарушения судьей присяги либо неточного (неполного и проч.) ее соблюдения.
Эта тенденция носит явно негативный характер, поскольку присяга судьи превратилась в пустую формальность (в отличие, например, от присяги военнослужащих).
Отметим, что присяги гражданина Российской Федерации у нас до недавнего времени не было, ее институт появился лишь с принятием Указа Президента РФ от 14 ноября 2017 г. № 549 «О порядке принесения Присяги гражданина Российской Федерации». А недооценка моральной, психологической, идеологиче-
7 См.: Фрезер Дж. Золотая ветвь. Исследование магии и религии. М., 1980.
ской и прежде всего юридической, даже — конституционно-правовой, значимости института присяги судьи как гражданина РФ привела, по историческим меркам недавно, к тому, что допускалось, во всяком случае — в теории, наделение полномочиями российского судьи гражданина, имеющего, помимо российского, гражданство и иного государства. В статье 119 Конституции РФ провозглашено: «Судьями могут быть граждане Российской Федерации, достигшие 25 лет... » В действующей редакции ст. 4 «Требования, предъявляемые к кандидатам на должность судьи» Закона о статусе судей установлено, что судьей может быть гражданин РФ, «не имеющий гражданства иностранного государства либо вида на жительство или иного документа, подтверждающего право на постоянное проживание гражданина Российской Федерации на территории иностранного государства». Однако в изданном в 1996 г. Комментарии к Конституции РФ указывалось: «...судьей может быть и гражданин Российской Федерации, имеющий одновременно гражданство другого государства»8.
Но ведь при получении гражданства другого государства гражданин РФ должен присягнуть на верность этому — другому — государству! При этом в тексте действующей присяги российского судьи в силу лаконичности ее текста не содержится клятвы в верности нашему государству. Нет даже клятвы в верности Конституции РФ. А, например, присяга немецкого федерального судьи содержит эту клятву: «Я клянусь исполнять судейскую службу, сохраняя верность Основному закону Федеративной Республики Германия и другим законам, выносить решения, используя все свои знания и следуя доброй
8 См.: Комментарий к Конституции Российской Федерации / под общ. ред. Ю. В. Кудрявцева. М., 1996. С. 486.
совести, невзирая на лица, и служить только истине и справедливости, да поможет мне Бог»; клятва верности Основному закону ФРГ содержится и в тексте присяги судьи Федерального конституционного Суда ФРГ9.
Вместе с тем в тексте присяги судьи Швеции, закрепленном в ст. 11 гл. 4 Судебного кодекса Швеции 1942 г., клятвы в верности Конституции этого государства нет, хотя этот текст и не лаконичен: «Я клянусь своей честью и совестью, что я буду беспристрастно, по отношению как к богатым, так и бедным, честно и справедливо осуществлять правосудие по всем делам и судить только в соответствии с законами Королевства Швеции; клянусь, что никогда не буду злоупотреблять законом или использовать его из родственных, супружеских, дружественных чувств, а также зависти, недоброжелательности или страха, или в связи с подкупом, подарками; и я никогда не признаю невиновного виновным и наоборот. Все вышесказанное, как честный и праведный судья, я обязательно буду соблюдать».
Любопытная складывается ситуация! Сегодня наделение полномочиями российского судьи гражданина РФ с гражданством иностранного государства исключено. Равно как и предусмотрено (подп. 6 п. 1 ст. 14 Закона о статусе судей) прекращение полномочий судьи в случае прекращения гражданства РФ, приобретения гражданства иностранного государства либо получения вида на жительство или иного документа, подтверждающего право на проживание гражданина РФ на территории иностранного государства. Но что будет, скажем, через четверть века?
Обозначенную проблему необходимо решать не только на законода-
9 См.: Акимова Е. Я. Особенности правового регулирования формирования судейского корпуса в Германии // Российский судья. 2011. № 11.
тельном, но и прежде всего на конституционном уровне.
Так, ч. 1 ст. 70 Конституции РФ провозглашено, что государственные флаг, герб и гимн Российской Федерации, их описание и порядок официального использования устанавливаются федеральным конституционным законом. Соответствующими федеральными конституционными законами являются законы от 25 декабря 2000 г. № 1-ФКЗ «О Государственном флаге Российской Федерации», от 25 декабря 2000 г. № 2-ФКЗ «О Государственном гербе Российской Федерации» и от 25 декабря 2000 г. № 3-ФКЗ «О Государственном гимне Российской Федерации».
По сути, это символы, своеобразное формализованное выражение государственного суверенитета нашей страны и одновременно ее морально-нравственный каркас, при этом в определенной мере отображающие специфические особенности государства. Несомненно, без государственной символики общегосударственные устои РФ были бы слабее, прежде всего — в общественном сознании. В России, как и в иных государствах, эта символика имеет древнюю историю, прошла немалый и не прямолинейный путь развития — например, СССР вплоть до 1944 г. не имел соответствующего Государственного гимна, его, как известно, заменял «Интернационал».
Также нет сомнений в том, что институты государственных символов РФ имеют как морально-нравственную, так и правовую составляющие, во всяком случае нарушение законодательства о них влечет меры государственного воздействия. Можно утверждать, что названные государственные символы относятся к государственно образующим устоям.
В то же время государственно образующие устои — это в первую очередь органы государственной власти, работающие в которых государственные служащие, в
том числе относящиеся к высшей группе должностей, осуществляют государственную власть, в соответствующих случаях — непосредственно. И все они при вступлении в эти должности приносят присягу, содержание, форма и порядок принесения которой, как и последствия нарушения которой и проч., довольно сильно — в законодательном регулировании — различаются, но суть едина — это клятва и символ верности государству. Важное место в системе названных служащих занимают судьи, которые также приносят соответствующую присягу.
И есть основание полагать, что присяга государственных служащих (в широком понимании), в том числе — судей, это государственно образующий символ, т. е. надлежащее место этому институту даже не в федеральных конституционных законах (а ведь в Федеральном конституционном законе от 31 декабря 1996 г. № 1-ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации» институт присяги судьи даже не упоминается), а непосредственно в Конституции РФ. Ведь принесение судьей присяги обладает значением конституционного уровня — именно с момента ее принесения гражданин РФ становится судьей во всей полноте полномочий этой государственной должности.
Но более значимо воздействие присяги на психику в целом — на мировоззрение ее приносящего, ведь это клятва на верность народу, обществу, государству, клятвенное обещание служить — самоотверженно и справедливо — людям этого государства. И твердое осознание того, что народ, общество, государство ждут такой деятельности от него, надеются на него, его честность, порядочность и профессионализм и разумеется, на его суровое наказание в случае нарушения присяги.
В концентрированном виде все это относится к судьям — ведь от них зависят жизнь и судьба людей при рассмотрении судебных дел, прежде
всего — от вынесения судьями справедливых судебных актов. В действующем в настоящее время официальном, закрепленном законодательно тексте присяги судьи присутствуют слова о том, что судья обязуется быть беспристрастным и справедливым, как велят ему долг судьи и его совесть. Но о какой-либо ответственности за неисполнение этого обязательства либо отступление от него, т. е. за нарушение присяги ничего не сказано. Для сравнения: в Республике Узбекистан, в частности в ст. 72 Закона о судах от 14 декабря 2000 г. № 162-11, в числе оснований прекращения полномочий судьи первым названо «нарушение им присяги судьи». То же установлено и для судей Конституционного суда Узбекистана.
Но если бы при нынешней лаконичной редакции текста присяги российского судьи была бы введена ответственность за нарушение присяги судьи — это с очевидностью привело бы к беспредельности в основаниях привлечения к такой ответственности и ее применения. Ведь такие понятия, как «беспристрастность», «справедливость», «долг судьи», «совесть судьи» чрезвычайно пластичны, мно-госмысленны, в основном базируются на субъективных ощущениях и восприятии каждого отдельного человека, в том числе каждого судьи, практической формализации и алгоритмированию не подлежат, и в этом, быть может, гарантия того, что судью-человека не заменит судья-робот.
Поэтому и понимание такого вида правонарушения, как нарушение судьей данной им присяги, должно в максимально возможной мере стать определенным, а это зависит от конкретики содержания обязанностей судьи, провозглашенных в приносимой им присяге. И наполнение более конкретным, чем сейчас, содержанием текста присяги судьи — чрезвычайно важная, но в то же время сложная задача, решение которой
может быть обеспечено лишь синхронизированным комплексом усилий ученых различных отраслей наук и практических правоприменителей.
Важной представляется и проблема формирования организационно-правового механизма привлечения судьи к ответственности за нарушение им судейской присяги, равно как и механизм применения этой ответственности. И на первый план здесь выдвигается вопрос: а какой это в принципе вид ответственности?
В целом действующим законодательством российского судью можно привлечь за соответствующее нарушение к ответственности гражданской, уголовной, административной и дисциплинарной. Нарушение судьей присяги «не вписывается» ни в какой из этих видов ответственности. Гражданская ответственность судьи — это вообще частноправовые отношения. Уголовная ответственность наступает за совершение судьей преступления, и, совершив преступление, судья, безусловно, нарушил присягу, но конкретное нарушение судьей присяги не образует самостоятельного состава преступления. То же — относительно административного правонарушения.
Остается лишь дисциплинарная ответственность. Она должна наступать за совершение судьей правонарушения в сфере непосредственно осуществляемой им правосудной деятельности, которую с определенной долей условности можно посчитать трудовой. Таким образом, рассматривая текст судейской присяги всеобъемлюще, следует признать ее нарушением любое отступление судьи от установленного порядка осуществления правосудия. Но это полностью обессмысливает проблему судейской ответственности за нарушение судейской присяги.
Кроме того, к организационно-правовому механизму дисциплинарной ответственности судьи сегодня есть серьезные претензии. Глав-
ная из них — несовершенство формулы дисциплинарного проступка судьи, которая ныне закреплена в п. 1 ст. 121 Закона о статусе судей: «За совершение дисциплинарного проступка, т. е. за совершение виновного действия (за виновное бездействие) при исполнении служебных обязанностей либо во внеслужебное время, в результате которого были нарушены положения настоящего Закона и (или) кодекса судейской этики, утверждаемого Всероссийским съездом судей, что повлекло умаление авторитета судебной власти и причинение ущерба репутации судьи, в том числе вследствие грубого нарушения прав участников процесса, на судью, за исключением судьи Конституционного Суда Российской Федерации, может быть наложено дисциплинарное взыскание в виде: 1) замечания; 2) предупреждения; 3) понижения в квалификационном классе; 4) досрочного прекращения полномочий судьи». Корень центральной претензии — в ядре формулы, в словах «...нарушены положения настоящего Закона и (или) кодекса судейской этики...». Буквальное прочтение этого словосочетания означает, что дисциплинарным проступком судьи является нарушение им: а) положений Закона о статусе судей и кодекса судейской этики; б) положений только Закона о статусе судей; в) положений только кодекса судейской этики».
Но указанные позиции «а» и «в» в формуле дисциплинарного проступка судьи неприемлемы в принципе, это все равно, что соединить зеленое с треугольным — Закон о статусе судей и кодекс судейской этики находятся в разных системах координат. Нарушение судьей положений кодекса судейской этики — это не нарушение закона, вообще не нарушение нормы права и должно влечь не юридическую, а этическую ответственность, механизм которой еще предстоит разрабатывать и научиться применять. В действующем с 2016 г. Кодексе судей-
ской этики нет норм об ответственности за нарушение судьей его положений (хотя в Кодексе судейской этики 2012 г. эти положения были, правда, они были полностью идентичны нормам дисциплинарной ответственности судей, поэтому их исключили из текста Кодекса 2016 г.). Но отсутствие в действующем Кодексе судейской этики положений об этической ответственности судей не означает, что их можно заменить — за этические нарушения, допущенные судьей, — нормами дисциплинарной ответственности судей. Это означает, что нужно разработать механизм этической ответственности судьи и «вмонтировать» его в Кодекс судейской этики.
А пока получается, что даже за однократное этическое — недисциплинарное — нарушение судью можно привлечь к дисциплинарной ответственности вплоть до досрочного прекращения его полномочий, а ведь положения этического характера более пластичны и менее определенны по сравнению с нормами юридическими.
Отметим, что судейский корпус России издавна жестко относится к негативным проявлениям в поведении судей — еще в постановлении Совета судей РФ от 18 апреля 2003 г. № 103 «Об обращении внимания судей на необходимость всемерного повышения авторитета судебной власти, строгого и неуклонного выполнения каждым из них требований закона и правил судебной (скорее всего, это ошибка, следует читать — «судейской». — М. К.) этики» указывалось: «...случаи нарушения судьями требований закона и норм судейской этики являются вызовом судейскому сообществу, что умаляет авторитет судебной власти и вызывает сомнения в справедливости и беспристрастности всего корпуса судей»10.
10 Сборник постановлений Всероссий-
ских съездов судей и постановлений (обращений) Совета судей Российской Федерации (1991 — 2012 годы). Т. I. М., 2012. С. 485.
В 2019 г. за совершение дисциплинарных проступков были в установленном порядке наказаны 163 судьи (в 2017 г. — 221), из них в виде досрочного прекращения полномочий судьи — 22 (в 2017 г. — 26) судьи; интересно, что и судейский иммунитет не спасает судей от уголовной ответственности — квалификационные коллегии судей (далее — ККС) в 2018 г. дали согласие на возбуждение уголовных дел в отношении 13 (в 2017 г. — 5) судей.
Однако сколько же при этом судей были дисциплинарно наказаны за действительно дисциплинарные проступки, а сколько — за этические проступки? Ведь случаи нарушения отдельными судьями положений кодекса судейской этики, за что их привлекли к дисциплинарной ответственности, нередки. Так, из решения Высшей квалификационной коллегии судей Российской Федерации (далее — ВКСС РФ) от 19 сентября 2018 г. следует, что в ККС Омской области 18 июня 2018 г. поступило обращение Совета судей Омской области о привлечении мирового судьи М. «к дисциплинарной ответственности в виде досрочного прекращения полномочий судьи в связи с допущенными ею нарушениями морально-этических норм и высоких стандартов поведения судьи во внеслужебном обще-нии»11. В решении ККС Алтайского края от 7 декабря 2018 г. указано, что в ККС обратился и.о. председателя Арбитражного суда Алтайского края с представлением о привлечении судьи Т. к дисциплинарной ответственности в виде досрочного прекращения полномочий за допущенное грубое нарушение судьей Т. положений Кодекса судейской этики (в представлении содержалась ссылка на то, что в Арбитражный суд Алтайского края поступили письма Управления ФСБ по Алтай-
11 Вестник Высшей квалификационной коллегии судей Российской Федерации. 2019. № 3 (65). С. 29.
скому краю от 4 октября 2018 г. и Следственного управления СК России по Алтайскому краю от 14 ноября 2018 г., из которых усматривается факт нарушения судьей Т. Кодекса судейской этики)12.
У органов судейского сообщества РФ нет иного выхода при решении вопроса о последствиях совершенного судьей этического проступка, как отождествить дисциплинарную ответственность судьи с этической — ведь этической ответственности вообще не предусмотрено. Между тем юридическая наука и в этом вопросе не стоит на месте — модель механизма этической ответственности судьи пред-ложена13. Центральным звеном, проводящим проверки о совершенном судьей этическом проступке и принимающим решение о применении соответствующей меры этической ответственности по отношению к судье, могла бы выступать комиссия по этике региональной ККС. Арсенал мер такой ответственности может быть довольно широк: беседа судьи, совершившего этический проступок, со старшим по возрасту в суде судьей в конфиденциальном режиме; направление комиссией по этике конфиденциального письма такому судье; официальное обязывание комиссией по этике судьи принести публичное извинение лицу за совершенный им в отношении данного лица этический проступок и т. д.
Но как быть, если этический проступок судьи, пусть и совершенный вне осуществляемого им правосудия, столь гнусен и чудовищен (но при этом не является ни преступлением, ни административным правонарушением, ни дисциплинарным проступком), что очевидно: лицо, его
12 См.: Вестник Высшей квалификационной коллегии судей Российской Федерации. 2019. № 3 (65). С. 19.
13 См.: Клеандров М. И. Механизм этической ответственности судьи: проблемы формирования: монография. М., 2017.
совершившее, не может оставаться в рядах судейского корпуса? Такой момент должен быть предусмотрен в тексте присяги судьи, и такой проступок однозначно будет считаться ее нарушением.
При этом так ли безоговорочно правомерно, что за тяжкий дисциплинарный проступок судьи действующим законодательством и устоявшейся правоприменительной практикой предусмотрено досрочное прекращение полномочий судьи? Трудовым законодательством РФ и советского периода в принципе были предусмотрены такие меры дисциплинарной ответственности, как замечание, выговор, строгий выговор, увольнение с занимаемой должности. Но являются ли отношения судьи с государством трудовыми? Вряд ли, во всяком случае — далеко не полностью. Статья 22 Закона о статусе судей гласит: «Законодательство Российской Федерации о труде распространяется на судей в части, не урегулированной настоящим Законом». Значит, отношения в сфере как назначения судей на должности, так и непосредственного осуществления ими правосудия, а также в сфере их ответственности, довольно подробно урегулированные Законом о статусе судей, под действие норм трудового законодательства не подпадают.
Немаловажное значение имеет и то обстоятельство, что при советской власти досрочное освобождение судей от должности не было мерой дисциплинарной ответственности — в соответствии с Положением о дисциплинарной ответственности судей, отзыве и досрочном освобождении судей и народных заседателей судов РСФСР, утвержденным Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 27 февраля 1990 г. (соответствующим общесоюзному Положению от 2 ноября 1989 г.), ККС могла вынести в отношении судьи решение о наложении дисциплинарного взыскания в виде замечания, выговора, строгого вы-
говора, а также решение о направлении материалов производства в отношении судьи органом, имеющим право возбуждения вопроса об отзыве судьи (соответствующим по уровню Советом народных депутатов, избравшим его судьей) или возбуждения в отношении него уголовного дела.
Логика подсказывает: поскольку судью на должность назначала не ККС (она лишь давала на это рекомендацию), то и лишать его судейских полномочий также должна не ККС, а государственный орган высокого уровня, в идеале — федеральный государственно-властный орган, представляющий судебную власть в государстве, находящийся на одном уровне с двухпалатным парламентом, воплощающим законодательную ветвь государственной власти, и правительством, олицетворяющим исполнительную ветвь государственной власти. Такой орган есть в половине государств мира, в России он реально мог быть узаконен дважды — в 1993 г. и 2000 г., а его теоретическая модель предложена юридической наукой14. То есть дисциплинарный проступок судьи, не «заслуживающий» дисциплинарной ответственности в виде досрочного лишения его полномочий судьи, — это прерогатива ККС (обеих уровней). А тяжкий проступок, обычно содержащий нарушение этических, правовых и служебно-дисципли-нарных норм поведения), — это уже за пределами компетенции ККС и любых иных органов судейского сообщества. Здесь должен вступать в действие механизм применения ответственности за нарушение присяги судьи (с модернизацией формулы ее текста), да и сам тяжкий проступок уже следует рассматривать как влекущий меру не дисциплинарной, а конституционной ответственности.
14 См.: Клеандров М. И. О совете судебной власти в Российской Федерации. М., 2016.
Отчетливо это провозглашено в правовой позиции Конституционного Суда РФ (определение КС РФ от 15 сентября 2015 г. № 1829-О) относительно присяги сотрудника Следственного комитета РФ: «Нарушение сотрудником Следственного комитета РФ Присяги и тем самым — принятых на себя при поступлении на службу обязательств свидетельствует о его несоответствии тем требованиям, предъявление которых связано с необходимостью выполнения поставленных перед Следственным комитетом РФ задач, имеющих публичное значение. Это обусловило включение в Федеральный закон "О Следственном комитете Российской Федерации" специального основания увольнения сотрудника Следственного комитета РФ по инициативе руководителя следственного органа или учреждения Следственного комитета РФ, а именно нарушения Присяги сотрудника Следственного комитета РФ и (или) совершения проступка, порочащего честь такого сотрудника (п. 3 ч. 2 ст. 30)».
А к какому виду юридической ответственности за нарушение присяги сотрудника Следственного комитета РФ следует отнести его увольнение? Безусловно — к конституционной. Как и — при аналогичном основании — в отношении судей.
Вообще отечественной правовой наукой проблематике конституционной (и конституционно-правовой) ответственности уделяется немало внимания15. Так что общая теорети-
15 См., например: Беджанова Т. Е., Осма-нова Х. О. К вопросу о понимании конституционно-правовой ответственности // Закон и право. 2019. № 7. С. 64—65; Липиц-кий Д. А. О юридико-технических конструкциях санкций конституционной ответственности // Правовое государство: теория и практика. 2018. № 4 (54). С. 104—111; Ярошенко Н. И. Основание конституционно-правовой ответственности в сфере нор-моконтроля // Журнал российского права. 2014. № 1. С. 101—112; Гошуляк В. В. Теоре-
ческая основа официализации конституционной ответственности судей у нас в значительной части создана. И, похоже, для этого пришло время, ведь даже в рядовых актах органов судейского сообщества нередко подчеркивается конституционный статус судей и конституционно значимые функции осуществления ими правосудия. Например, в решении ВККС РФ от 30 мая 2018 г. отмечено: «В заседании ВККС РФ установлено, что смерть судьи Ше-вак И. И. наступила в результате острой сердечной недостаточности, имевшей место в рабочее время при выполнении ею конституционно значимых функций по отправлению правосудия»16.
А поскольку наделение лица полномочиями судьи, осуществление судьей правосудия и прекращение его полномочий за нарушение им присяги судьи — конституционно значимые действия, они должны найти соответствующее закрепление в законодательстве.
В принципе этот постулат можно усмотреть из содержания ч. 2 ст. 121 Конституции РФ, провозгласившей — в конкретном сегменте — иммунитет судьи: «Полномочия судьи могут быть прекращены или приостановлены не иначе как в порядке и по основаниям, установленным федеральным законом». Вот и следует в федеральном законе предусмотреть такое основание прекращения полномочий судьи, как нарушение им присяги судьи, статус института которой наряду со статусом института присяги иных федеральных служащих, составляющих краеугольный каркас государства, необходимо поднять
тико-правовые проблемы конституционной ответственности // Конституционное и муниципальное право. 2009. № 24; Серков П. П. Конституционная ответственность в Российской Федерации: современная теория и практика. М., 2014.
16 Вестник Высшей квалификационной коллегии судей Российской Федерации. 2019. № 1 (63). С. 23.
на должную высоту с закреплением соответствующих положений непосредственно в Конституции РФ.
При этом очевидно, что, поскольку общий механизм конституционной ответственности действующим федеральным законодательством, как и Конституцией РФ, не определен, практическая реализация высказанного предложения вряд ли воз-
можна — в данном случае частную задачу не решить, если не решена общая. Значит, вначале нужно создать конституционный и законодательный механизм конституционной ответственности,благо, теоретических разработок по этой проблематике в отечественной правовой науке немало.
Библиографический список
Акимова Е. Я. Особенности правового регулирования формирования судейского корпуса в Германии // Российский судья. 2011. № 11.
Арановский А. В., Князев С. Д. Институт присяги судьи Конституционного Суда РФ: истоки, особенности, значение // Журнал российского права. 2011. № 10.
Беджанова Т. Е., Османова Х. О. К вопросу о понимании конституционно-правовой ответственности // Закон и право. 2019. № 7.
Гиро П. Частная и общественная жизнь греков. СПб., 1916.
Гошуляк В. В. Теоретико-правовые проблемы конституционной ответственности // Конституционное и муниципальное право. 2009. № 24.
Клеандров М. И. Механизм этической ответственности судьи: проблемы формирования: монография. М., 2017.
Клеандров М. И. О совете судебной власти в Российской Федерации. М., 2016.
Комментарий к Конституции Российской Федерации / под общ. ред. Ю. В. Кудрявцева. М., 1996.
Липицкий Д. А. О юридико-технических конструкциях санкций конституционной ответственности // Правовое государство: теория и практика. 2018. № 4 (54).
Сборник актов о суде и статусе судей Российской Федерации. Вып. 5: в 3 кн. М., 2012. Кн. 3.
Сборник постановлений Всероссийских съездов судей и постановлений (обращений) Совета судей Российской Федерации (1991 — 2012 годы). Т. I. М., 2012.
Серков П. П. Конституционная ответственность в Российской Федерации: современная теория и практика. М., 2014.
Судебные уставы 20 ноября 1864 года, с изложением рассуждений, на коих они основаны. Часть третья. СПб., 1866.
Тузмухамедов Б. Р. Трибунал уходит — вопросы остаются: Еще раз о малозаметных проблемах международных судов // Независимая газета. 2016. 24 авг.
Фрезер Дж. Золотая ветвь. Исследование магии и религии. М., 1980.
Ярошенко Н. И. Основание конституционно-правовой ответственности в сфере нормо-контроля // Журнал российского права. 2014. № 1.
References
Akimova E. Ya. Peculiarities of Legal Regulation of Formation of Judicial Corpus in Germany. Rossiyskiy sud'ya, 2011, no. 11, pp. 84—95. (In Russ.)
Aranovsky K. V., Knyazev S. D. Institute of Oath of Judge of the Constitutional Court of the Russian Federation: Origins, Features, Role. Zhurnal rossijskogo prava = Journal of Russian Law, 2011, no. 10, pp. 134—141. (In Russ.)
Bedzhanova T. E., Osmanova Kh. O. On the Issue of Understanding Constitutional Responsibility. Zakon i pravo, 2019, no. 7, pp. 64—65. (In Russ.)
Collection of Acts on the Court and the Status of Judges of the Russian Federation. Iss. 5. Moscow, 2012. Book 3. 510 p. (In Russ.)
Commentary on the Constitution of the Russian Federation. Ed. by Yu. V. Kudryavtsev. Moscow, 1996. 552 p. (In Russ.)
Frezer Dzh. The Golden Bough: A Study in Magic and Religion. Moscow, 1980. 286 p. (In Russ.)
Giro P. Private and Public Life of the Greeks. St. Petersburg, 1916. 683 p. (In Russ.)
Goshulyak V. V. Theoretical and Legal Issues of Constitutional Responsibility. Konstitutsionnoe i munitsipal'noe pravo, 2009, no. 24, pp. 9—12. (In Russ.)
Kleandrov M. I. Judicial Ethical Responsibility Mechanism: Issues of Formation. Moscow, 2017. 240 p. (In Russ.)
Kleandrov M. I. On the Council of the Judiciary in the Russian Federation. Moscow, 2016. 160 p. (In Russ.)
Lipitskiy D. A. On the Legal and Technical Constructions of Sanctions of Constitutional Responsibility. Pravovoe gosudarstvo: teoriya i praktika, 2018, no. 4 (54), pp. 104—111. (In Russ.)
Serkov P. P. Constitutional Responsibility in the Russian Federation: Modern Theory and Practice. Moscow, 2014. 464 p. (In Russ.)
The Collection of Decisions of the All-Russian Congress of Judges and Decisions (Appeals) of the Council of Judges of the Russian Federation (1991—2012). Vol. I. Moscow, 2012. 532 p. (In Russ.)
The Judicial Statutes of November 20, 1864, Setting Out the Reasoning on Which They Are Based. Part 3. St. Petersburg, 1866. 757 p. (In Russ.)
Tuzmukhamedov B. R. The Tribunal Leaves — Questions Remain: Once Again About the Inconspicuous Problems of International Courts. Nezavisimaya gazeta, 2016. August 24. (In Russ.)
Yaroshenko N. I. Foundations of Constitutional Legal Responsibility in the Field of Normative Control. Zhurnal rossijskogo prava = Journal of Russian Law, 2014, no. 1, pp. 101—112. DOI: 10.12737/1821 (In Russ.)
