CC BY
56
Р А. СМИРНОВА,
доктор философских наук, доцент,
Институт социологии НАН Беларуси, г. Минск
ИННОВАЦИОННО-УСТОЙЧИВОЕ РАЗВИТИЕ СЕЛА:
К МЕТОДОЛОГИИ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
В статье раскрываются основные методологические подходы к изучению инновационноустойчивого развития села, основанные на теории развития как совокупности контингентных изменений, социально-территориальной и культурно-исторической обусловленности сознания и поведения людей, проживающих в сельской местности.
В республике ведется серьезная и последовательная работа по обеспечению инновационно-устойчивого развития села. Управленческими организациями принимаются решения, имеющие инновационный характер. Однако, говоря о социальных инновациях в аграрной сфере, мы имеем в виду два встречных процесса: разработку и внедрение новых форм экономических и социальных преобразований со стороны властных органов и руководства АПК (законы, директивы, постановления и др.), с одной стороны, и принятие, освоение сельским социумом, работниками АПК и руководством сельхозпредприятий, в частности, новых форм и способов деятельности и мышления, соответствующих управленческим решениям - с другой. Это значит, что реализация стратегии инновационно-устойчивого развития села должна предусматривать такую последовательность действий по ее реализации, которая учитывала бы тенденции и процессы в управлении, способах хозяйствования, сознании и поведении аграриев, препятствующие или способствующие успешному развитию агропромышленного комплекса и развитию сельских территорий.
Задача эта чрезвычайно трудная. Во многом трудности обусловлены широко распространенной парадигмой ведомственной логики, слишком прямолинейно увязывающей причины и следствия происходящих процессов, принятие решений и их реализацию. Так, в 70-80-х годах социально-политическими решениями было предпринято строительство в каждом колхозе клуба, школы, детского сада и других объектов социальной сферы. Однако оказалось, что то, что было востребовано в 50-60-е годы, стало неактуальным в 80-90-х годах. Многие колхозы пошли по пути укрупнения, молодежь начала мигрировать в города, что, соответственно, привело к снижению рождаемости в деревне. В результате огромные здания школ опустели, в клубах остались лишь библиотеки, а некоторые вообще закрылись, детские сады также стали свертывать
свою деятельность. Прямолинейная логика управленцев: «чем больше строить объектов социальной сферы, тем лучше сельчанам», не срабатывала. Такая же история повторяется и в настоящее время: в некоторых областях страны построенные в агрогородках коттеджи пустуют. Оказалось, что молодым специалистам не так важен коттедж на селе и даже неплохая зарплата, как реализация личностных планов: значительная часть выпускников аграрных учебных заведений имеют планы, не связанные с аграрным производством. Повторяемость управленческих ошибок свидетельствует, что среди тех, кто принимает решения, сохраняется установка к переустройству на основе сугубо экономических реформ, опирающаяся на принципы жесткого детерминизма. Сознательные, ментальные изменения последуют, согласно данной установке, автоматически за экономическими преобразованиями. Однако совершенно очевидно, что одна и та же экономическая ситуация в разные периоды и у различных социальных групп порождает разные социальные последствия и жизненные стратегии людей.
Все это говорит о том, что парадигма жесткой рациональности и детерминизма не всегда срабатывает в сфере экономической и социальной политики на селе. Такая ситуация наблюдается не только в Беларуси, но и в других развитых странах. Так, несмотря на рациональный, просчитанный подход, осуществляемый в агросфере развитых стран, оказались непредвиденными некоторые его последствия. Уже сейчас, в начале XXI века, во многих странах ощущается разочарование выбранным курсом национального агропроизводства. В Европейском союзе наблюдаются кризисные явления: дорожает производство сельхозпродукции, увеличиваются государственные субсидии, производство становится невыгодным; увеличивается безработица среди фермеров, рыбаков и других работников агросферы, учащаются забастовки, про-тестные движения. Стало невыгодно выращивать качественный продукт: ТНК монополизировали рынок сельхозпродукции и товаров, изготовленных из нее, сконцентрировавшись на удешевлении и, соответственно, ухудшении их качества.
На наш взгляд, одной из причин кризисных явлений в агросфере развитых стран являются, во-первых, самонадеянная уверенность в правильности раз и навсегда выбранного курса аграрной политики, основанная на успехах в прошлом, и, во-вторых, жесткодетерминационная экстраполяция его на настоящее и будущее. Линейное, детерминистское видение процессов развития в различных сферах социума, в частности в агросфере, привело аграрных политиков, а также правительства этих стран в тупик, сопровождающийся растерянностью и действиями по «залатыванию дыр».
Как свидетельствует отечественный и зарубежный опыт реформирования аграрной экономики, при реализации стратегии развития следует учитывать многочисленные социальные тенденции, предшествующие любой реорганизации. В Беларуси к ним относится целый спектр состояний и тенденций, среди которых можно назвать следующие:
макроэкономические изменения, включающие возможность ухудшения конъюнктуры мировых цен на товары экспорта, сокращения реальных доходов населения и снижение спроса на продукцию АПК;
институциональные тенденции, заключающиеся в высоком уровне монополизации рынков покупателей продукции и поставщиков услуг для сельхозпроизводителей, что вызывает неоправданный рост цен на материальнотехнические ресурсы и услуги для сельскохозяйственных производителей, а также существенно ограничивает доходность и инвестиционную привлекательность сельского хозяйства;
социально-структурные изменения, возникающие как результат усиления непривлекательности сельской местности, оторванности и обособленности населенных пунктов, увеличения разрыва между уровнем жизни городских и сельских жителей;
ментальные процессы, характеризующиеся несоответствием сознания и поведения крестьян рыночным реалиям в АПК;
техногенные, экологические и природно-климатические тенденции, связанные с вероятностью масштабных катастроф и непредвиденными дополнительными расходами ресурсов от возможных потерь, ликвидация которых требует отвлечения средств и всех отраслей народного хозяйства, в том числе из аграрного сектора экономики;
тенденции, связанные с несовершенством законодательной базы по регулированию сельскохозяйственной деятельности и отсутствием достаточной практики реализации рыночных отношений, что лишает возможности сельскохозяйственным товаропроизводителям привлекать финансовые ресурсы на реальных рыночных условиях;
социально-политические проблемы, возникающие из-за принятия политико-управленческих решений, недостаточно учитывающих основные тенденции в социуме (макроэкономических, институциональных, социально-структурных, ментальных, техногенных, политико-правовых и др.), в конечном счете определяющие вектор изменений в АПК.
Учет сложного переплетения состояний, связей и тенденций в социуме требует нового способа объяснения и планирования инноваций в аграрной сфере. В основу анализа социальной базы инновационно-устойчивого развития села нами положены три основных методологических подхода: 1) социально-территориальной, 2) культурно-исторической обусловленности сознания и поведения людей, а также 3) развития как результата социальных изменений и контингентного сдвига.
Принцип социально-территориальной обусловленности сознания и поведения аграриев выражается в том, что сельские жители как объект социологического изучения специфичны не в том смысле, что они обладают какими-то таинственными свойствами («таинственный незнакомец» по Т. Шанину), особыми потребностями, отличными от горожан, а в том, что сам факт проживания в сельской местности предоставляет им неодинаковые возможности для
удовлетворения этих потребностей и соответственно определяет своеобразие экономического поведения и образа жизни сельчан.
Это различие возможностей и способностей удовлетворения потребностей обусловлено по меньшей мере тремя факторами: особым характером социального взаимодействия между людьми в целях использования сельскохозяйственных природных ресурсов; производственной деятельностью, обусловленной территорией и сельским ландшафтом; а также поведением, опосредованным рефлексией человека по отношению к сельской местности и сельскому образу жизни.
Именно различие возможностей получения средств для удовлетворения потребностей определяет специфику базовых жизненных стратегий: экономическое поведение, сельский труд, образ жизни, культуру, политическое сознание, отношение к традициям, адаптационные стратегии. В этом смысле можно сказать, что базовые стратегии поведения сельчан определяются нормативными системами, складывающимися в действиях по использованию природных ресурсов, в условиях крестьянского образа жизни и среды, а также в результате осмысления своего бытия в ней. При этом в условиях крестьянской социально-культурной среды данные нормативные системы закрепляются и воспроизводятся в процессе дальнейшей социализации. В основе базовых стратегий поведения сельчан лежит прежде всего экономическое поведение в целом, жизнь в крестьянском сообществе (общине).
Вторая идея, основанная на теории социальных изменений и контингентного сдвига, предполагает рассматривать инновационно-устойчивое развитие не только как однозначную предопределенность развития заранее выбранным курсом, а во взаимодействии и случайном взаимовлиянии уникальных ситуаций, характерных именно для Беларуси, проявляющихся в синергетическом эффекте, порождающем новые ситуации и тенденции. В отличие от парадигмы жестко детерминационного видения социальных процессов в основу представленной нами концепции инновационно-устойчивого развития села положена теория развития как совокупности контингентных (исторически и культурно уникальных, ситуативных) трансформаций. Авторы этой модели развития (Р. Нисбет, К. Поппер, Р. Будон, П. Штомпка и др.), критикуя концепции прогресса, эволюции, развития, в качестве альтернативы предложили теорию общественных изменений, концептуализирующую эмпирически фиксируемые тенденции в различных сферах общественной жизни. Совокупность тенденций, по их мнению, образует единое движение - трансформацию общества, при этом отдельные тенденции рассматриваются как взаимообус-ловливающие или как автономные, не связанные причинно-следственно друг с другом. Не отказываясь от теорий общественного развития, раскрывающих универсальные, перманентные и однозначно направленные трансформации общества, мы предлагаем в представленной концепции инновационно-устойчивого развития села учитывать специфический набор тенденций, возникающих в сельском сообществе и агропроизводстве, способных спровоцировать
контингентный сдвиг, т. е. такую совокупность событий, радикально и катастрофически быстро меняющих привычные структуры общественной жизни, которые превращают ранее периферийные сферы и вяло текущие тенденции в ключевые.
Понятие контингентности несет в себе два смысла: 1) контингентность как ситуативность, обусловленность специфическими обстоятельствами, и 2) как возможность иного хода событий. Период контингентного сдвига характеризуется «переломным» изменением трендов основных параметров: от медленного роста к остановке и даже снижению и далее бурному росту. В этом смысле концепция инновационно-устойчивого развития села предстает как категориальное осмысление соотношения поступательного развития и «разрывов», вызванных контингентным сдвигом, где превращение вяло текущих тенденций в интенсивные является моментом разрыва.
В качестве примера можно проследить развитие агросферы в Беларуси: в период социально-политических событий 90-х годов развитие АПК сохраняло по инерции устойчивый характер, однако последующие пять-семь лет наблюдались снижение темпов экономического роста, безработица и падение объемов производства. Становление нового экономического уклада на селе (и в стране в целом) создало общественные проблемы, перманентно вызывающие социальные конфликты. За этим кризисным этапом происходит «рождение» новой тенденции модернизации, характеризующейся сначала вялым экономическим ростом (1995-1996 гг.), затем скачкообразным ростом (1998-2009 гг.).
Каким образом происходят социальные изменения, иногда незапланированные и не всегда желанные, и какие тенденции они порождают, можно продемонстрировать на примере влияния колебаний роли заработной платы с основного места работы респондентов в семейном доходе на их социальные связи, экономическое поведение и образ жизни в целом. Как правило, объективной основой таких колебаний является экономическая политика государства. Анализ данных показывает, что позитивные тенденции в росте заработной платы аграриев во многом обусловлены редистрибутивной политикой государства, которая, однако, может привести не только к улучшению материального благосостояния и социального самочувствия, но и к изменениям, способным спровоцировать контингентный сдвиг в образе жизни сельчан. Анализируемый в данной статье пример характеризуется так называемой двойной кон-тингентностью. Во-первых, эта контингентность обусловлена специфическими обстоятельствами и не следует из прямых причинно-следственных связей событий и процессов. Так, согласно статистике, реальные доходы с 1996 г. росли по экспоненте (1996 г. - 58,6 % к 1990 г.; 1998 г. - 79; 2000 г. - 95,0; 2002 г. -132,8; 2004 г. - 160,8; 2006 г. - 210,6; 2008 г. - 266,5 % и только в 2009 г. - несколько замедленный рост - 276,1 %), однако восприятие роста денежных доходов развивалось по своим трендам, зависящим от иных, специфических особенностей социальной жизни сельчан. Так, восприятие респондентами уровня заработной платы колебалось следующим образом: высокий - до 2000 г..
спад - в 2001-2003 гг., резкий рост - в 2004-2006 гг., спад - в 2007-2008 гг. и с 2009 г. - опять рост. Данные колебания породили второй контингентный сдвиг, приведший к иному ходу событий, резким изменениям как в экономическом поведении в целом, так и в трудовых усилиях в ЛПХ, в социальных и межсемейных связях. В частности, это выразилось в следующей зависимости: чем ниже восприятие роли заработной платы в семейном бюджете респондента, тем теснее его связи с родственниками, тем выше степень их взаимопомощи друг другу; чем ниже оценивали респонденты роль зарплаты в семейных доходах, тем большую роль в них играли доходы с ЛПХ и соответственно больше времени и усилий затрачивали респонденты на его поддержание. Так, почти половина (43,3 %) сельских жителей в 2000 г. опирались в решении материальных проблем на продукцию со своего приусадебного участка, а вот в 2004-2006 гг., характеризующихся, по их мнению, подъемом уровня заработной платы, доходы с приусадебного участка уменьшились уже только у 16 % респондентов. Восприятие как кратковременного и небольшого спада уровня реальной заработной платы на основном месте работы аграриев в 2007-2008 гг. опять привело к увеличению роли доходов с ЛПХ: они повысились у 28 % респондентов. В 2009 г. произошло повышение значимости зарплаты и сразу же резко упала опора на продукцию ЛПХ, соответственно снизились трудовые и временные затраты семьи; произошел спад в развитии ЛПХ и их роли в решении продовольственной безопасности страны. Как видно из этого примера, социальная политика, направленная на рост заработной платы с основного места работы, повлекла не только позитивные перемены, но и спровоцировала контингентный сдвиг в экономическом поведении сельчан, поскольку отказ от ведения личных подсобных хозяйств мы рассматриваем как путь к окончательному отчуждению сельского населения от крестьянского образа жизни.
Изменения в сознании аграриев также можно объяснить в терминах теории социальных изменений и контингентного сдвига. Однако их темпы и периодизация не соответствуют объективным трансформациям и характеризуются определенным запаздыванием и медлительностью. В частности, несмотря на влияние перемен в экономическом укладе, тенденции в сознании крестьянства, связанные с рыночными процессами, пока развиваются медленно и не приводят к контингентному сдвигу. Напротив, в России, где крестьяне оказались объектом шоковой терапии, наступивший период контингентного взрыва затянулся настолько, что не только не вызвал экономический подъем в агросфере, но и не привел к формированию новой социальной структуры сельского сообщества, способной изменить ситуацию, что стало угрозой для всего человеческого потенциала российской деревни. Ситуации в Беларуси и России, обусловленные собственными уникальными тенденциями в социуме, и в агросфере в частности, создают специфическое противостояние нового и прошлого состояний, порождающее, в свою очередь, новые тенденции, требующие иной парадигмы мышления, поведения и управленческих действий в агросфере.
И третий, методологический, подход, существенно меняющий парадигму исследования процессов, связанных с инновационно-устойчивым развитием села, - культурно-исторический - проливает свет на причину сложностей адаптации сельчан к рыночным отношениям на селе, дисбаланса между их сознанием и поведением. Возьмем, к примеру, отношение к собственности и, в частности, собственности на землю. Если анализировать данные опросов, то с точки зрения методологии рыночного экономического рационализма (социальная инновация АПК) крестьянин должен до пота работать в общественном производстве (СПК, ЧУП и др.), затем так же - на своем личном подсобном хозяйстве, стремиться больше заработать (подработать) на стороне, а также продавая продукцию с ЛПХ на рынке, пополнять и накапливать богатство для материального благополучия семьи и детей (внуков). Картина - соответствующая типичным описаниям крестьянина западного образца.
Однако современное отношение крестьян к собственности и труду настолько связано с их историческим прошлым, что, несмотря на двадцать лет переучивания, результаты в менталитете сельского населения существенно не изменились. Во все периоды существования белорусского крестьянства использование собственности в целях накопления, обогащения, эксплуатации неимущих осуждалось крестьянами. Проведенные социологические опросы (2007 г., 2009 г.) показали, что для крестьян собственность - не капитал, приносящий доход или прибыль, а средство пропитания и помощи детям. В русском языке есть понятие «достаток», т. е. то количество материальных средств, которых хватает на то, чтобы жить. По данным опроса около трети респондентов понимают под достатком в доме хорошее питание, большую дружную семью, наличие хозяйства и немногим более трети - деньги, богатство. При этом на первом месте стоит позиция «дружная семья» (52,7 %), на втором - «хорошее питание» (37,6 %), на третьем - деньги (36,5 %) и на четвертом - наличие хозяйства (22,5 %). В целом можно сказать, что в массовом сознании сельских жителей традиционно частная собственность ассоциируется главным образом с личным имуществом: домом, хозяйством, машиной и т. п. При этом имеется в виду, что эта частная собственность нажита личным трудом, поэтому в глазах респондентов она легитимна.
Данное понимание определяет отношение крестьян к частной собственности на земельные угодья. Нужно сказать, что вопрос о частной собственности на землю всегда занимал ключевое место в судьбе крестьян. По существу история жизни на земле и борьбы селян за землю сделала этот вопрос и само понятие частной собственности на землю знаковым. То есть исторически сложилось так, что оно стало означать одно: если земля находится в частной собственности, то это обязательно связано с капиталистическим способом производства, ориентированным на прибыль, эффективность, товарность, на рост капитала, независимо от того, что на этой земле выращивается и производится: лес, лен, торф, рапс, пшеница и т. п. Собственник земли - это всегда владелец
капитала, предприниматель, владелец и распорядитель сельхозпродукции и, как правило, работодатель. Такое понимание всегда носило идеологический характер, тем более что за годы советской власти крестьянство настолько привыкло к тому, что земли являются колхозными (равно государственными), т. е. общими, что всякие разговоры о введении частной собственности на землю встречают непонимание и путаницу в сознании людей. Особенно ярко они проявляются в настоящее время, когда законом объявляется частной земля личных подворий, дачных участков и других земельных наделов, в то время как земля, предназначенная для общественного сельхозпроизводства, по-прежнему остается государственной.
На наш взгляд, неточность в законе вносит путаницу в связи с неоднозначным использованием экономических понятий, имеющих важное социальное значение. В СССР было четко определено: земля находится в государственной собственности, а право пользования передается колхозам, совхозам, крестьянам в коллективное и личное пользование. В настоящее время то, что называлось в СССР личной собственностью, стало именоваться частной собственностью. Однако переименование такого типа социально и политически нагруженных явлений не так безобидно, как кажется. Проблема заключается в том, что если бы вопрос о собственности на землю не был таким идеологизированным и социально значимым, то ничего страшного в этом переименовании не было бы. В условиях борьбы интересов и противостояния социальных сил в отношении собственности на землю, постоянно поднимаемых в обществе и СМИ дискуссий о земле данное переименование, не учитывающее культурных традиций, чревато негативными последствиями. Тем более необходима точность в употреблении понятий и различного рода переименований в условиях нашей страны, когда важные для общества государственные решения принимаются, как правило, на референдумах, т. е. с учетом общественного мнения всего населения. Каково же на самом деле общественное мнение сельских жителей о собственности на землю?
Интерпретация учеными данных социологических опросов, не учитывающих историко-культурные традиции и неоднозначность понимания населением понятия «частная собственность» на землю, оперирование ответами на прямой вопрос респондентам «за» они или «против» введения частной собственности на землю как характеристикой их экономического сознания и поведения, на наш взгляд, дают неадекватную картину отношения людей к земле. Путаница в понятиях, слабая информированность о сути рыночных отношений и месте в них собственности на землю, доверие к СМИ, оставшееся у людей от советской системы, безграничная уверенность в правильности властных решений не только не приводят к выработке сельчанами ясного представления о проблеме, но и не побуждают их к рациональному осознанию этого явления.
Особенно ярко это проявилось в социологических опросах, ставящих целью изучение отношения сельских жителей к собственности на землю с уче-
* Г)
том историко-культурного подхода . В данных исследованиях основными показателями являются не только данные о том, высказался респондент «за» или «против» частной собственности на землю, а комплекс ответов на вопросы, выступающие индикаторами двух факторов: мнения по поводу собственности на землю и поведения, готовности взять земли сельскохозяйственного назначения в собственность.
На вопрос сельским жителям: «Какая форма владения сельскохозяйственными угодьями подходит для Беларуси в большей степени?» - «частная» ответили 18,9 % опрошенных; еще 12,5 % назвали аренду сельхозугодий и 24 % не согласны ни с одной из них, считая, что необходимо оставить государственную собственность на землю. При этом необходимо отметить, что 44,1 % затруднились с ответом, т. е. немногим меньше половины опрошенных сельчан не могут дать четкого ответа.
Но даже ответы тех, кто за частную собственность на землю, не подтверждаются поведенческим индикатором, т. е. ответами на вопрос о готовности взять земли сельскохозяйственного назначения себе в собственность. Готовы ее взять 13,8 % респондентов, не готовы - 68,8 % (16,8 % затруднились с ответом). Более того, когда респондентов спросили, сколько реально земли он готов взять в частную собственность, оказалось, что из числа респондентов, готовых взять землю в собственность, только 1,4 % хотели бы взять свыше 100 га, от 50 до 100 га - 0,9 %, от 10 до 50 га - 4 % и до 10 га - 6,7 %. То есть если реализовать желания и готовность респондентов, то по существу размещение земель сельскохозяйственного назначения в стране приобретет хуторской характер, наделы которых не превысят по масштабам земельной собственности среднего фермера. Респондентов, готовых возглавить крупное, технологически и технически оснащенное хозяйство на земле, очень мало (1,4 %). Если смотреть на отношение сельских жителей к частной собственности на землю в динамике, то по сравнению с 2004 г. желающих взять ее в собственность становится все меньше (см. таблицу).
Динамика ответов на вопрос: «Земля в стране должна находиться в частной собственности?», %
Земля в стране должна находиться в частной собственности? 2004 г. 2005/2006 гг. 2009 г. 2010 г.
Да 34,8 36,0 24,5 18,9
Нет 26,8 32,9 12,7 23,9
Необходимо еще раз подчеркнуть, что на этот вопрос во всех исследованиях выявлялось очень большое (более трети) число респондентов, затруднившихся с ответом и не ответивших: в 2004 г. - 38,4 %, в 2005/2006 гг. - 31,2, в 2009 г. -62,7, а в 2010 г. - 44,5 %. Все это свидетельствует о непроясненности вопроса
* Опросы сельских жителей проводились в рамках мониторингов изучения общественного мнения населения в 2004, 2009 и 2010 гг.
о частной собственности на землю среди сельского населения, поверхностности их суждений, сформированных скорее всего под воздействием СМИ и пропаганды, доверия к государству и желанием идти в ногу со временем.
Эти данные говорят о том, что, несмотря на усиленную пропаганду рыночных отношений в агросфере и соответственно частной собственности как средства повышения благосостояния и интенсификации производства, крестьяне очень осторожно подходят к возможности приватизации земли сельскохозяйственного назначения. Здесь сказывается не только отсутствие больших денег для выкупа и обработки земли, не только недостаток физических сил и рабочих рук, но и извечная осторожность, воспитанная столетиями, в обращении и распоряжении землей. Данный пример как бы противоречит рыночным принципам, где труд, деньги, власть и свобода хозяйствования стоят во главе всех производственных начал и инноваций. Однако, на мой взгляд, он характеризует другой историко-культурный тип экономики - ее иногда называют нерыночной, редистрибутивной, централизованной, плановой. Суть ее в том, что она функционирует на основе общей собственности, а не частной. Как утверждают специалисты, общая (коммунитарная) собственность возникает там, где издержки по спецификации и защите частных прав собственности чрезвычайно высоки. Выгоды же от их установления равны нулю или меньше затрат, связанных с удовлетворением частной собственности. В разных странах существует как наиболее оптимальный свой, культурно, исторически и экономически сложившийся в специфических природногеографических и социальных условиях, тип экономики: где-то доказала свою эффективность рыночная экономика, где-то - редистрибутивная, нерыночная. По моему мнению, каждая из них имеет право на существование, исторически доказала свою жизнеспособность и в связи с этим должна сохранять тот позитивный потенциал, который обусловил ее выживание и историческую субъективность.
В результате можно сделать вывод, что учет и использование в исследовании крестьянской жизни этих трех методологических принципов позволит показать, что импульс инновационным переменам в агросфере и сельском сообществе зачастую дают не только факторы, инициированные управленческими решениями в АПК, но и вызванные всем прошлым и настоящим опытом хозяйствования на земле, сознательным или неосознанным участием в инновационном процессе различных участников, субъектов деятельности: разных групп сельского сообщества, молодежи, частных предпринимателей, фермеров, директорского корпуса АПК и др. Встреча и выстраивание отношений между ними, жизнь в новых условиях, самодеятельность и самоорганизация связей в сельском сообществе существенно влияют на характер и темпы инновационно-устойчивого развития села. В этом смысле инновационноустойчивое развитие села предстает как симбиоз уникальных состояний, процессов, явлений: 1) существующих в контексте сопутствующих им и продуцирующих их социальных факторов, 2) реализующихся либо спонтанно,
либо в определенной последовательности и 3) направленных на восстановление нарушенного равновесия между сознанием людей и необходимостью действовать им в новых условиях.
Методология исследования инновационно-устойчивого развития села включает также несколько других направлений: социологические подходы к модернизации, социологию села и крестьянского образа жизни, социологические аспекты социального пространства, социологию адаптаций, социологию регионального развития и др. Все они способствуют рассмотрению реформирования белорусского села с акцентированием существующих в белорусском обществе специфических обстоятельств и условий, с учетом нормативно-ценностного комплекса и менталитета, возможностей и степени адаптированно-сти сельского населения к реформам АПК, наличия активных и творческих индивидов, выступающих субъектами преобразований в агросфере и носителями социальных, экономических и культурных традиций в сельском социуме.
R. A. SMIRNOVA
INNOVATIVELY-SUSTAINABLE RURAL DEVELOPMENT: the methodology OF SOCIOLOGICAL RESEARCH
Summary
The article describes the main methodological approaches to the study of innovatively-sustain-able rural development - based on the theory of evolution as a set of contingent transformations and socio-territorial condition of consciousness and behavior of people living in rural areas.
