CC BY
155
П. Э. Рассолова
ИМПЕРСКИЙ СТАТУС США В ТЕОРИИ НЕОКОНСЕРВАТИЗМА
Казалось, время империй уже давно прошло, и в XXI в. вступили независимые национальные государства, а мир приобрел черты многополярности. Но международная ситуация, очевидцами которой мы являемся, говорит об обратном. Активная внешняя политика США, включающая в круг национальных интересов весь мир, одно-полярность действий, частое использование военных методов для достижения таких целей, как распространение демократии и поддержание безопасности, показывает, что Америка пытается оказывать намного большее влияние на международные процессы, чем другие субъекты международного права. В ретроспективе после падения СССР, несмотря на победу капитализма, США, оказавшись в политическом вакууме, не могли определить вектор своего дальнейшего развития как единственного оставшегося гегемона.
В течение 1990-х годов американское правительство уделяло внимание внутренней политике и поддерживало экономическое процветание страны. Но после террористических атак 11 сентября 2001 г. ситуация резко изменилась, была разработана новая Стратегия Национальной Безопасности, в которой отразились приоритетные направления американской внешней политики, такие как защита американского народа, борьба с терроризмом и продвижение демократии во всем мире. В ней также был сделан особый акцент на превентивные военные действия и односторонние действия в случаях, если международные организации или союзники не будут поддерживать американские инициативы [18].
Новая стратегия основывалась на постулатах современных неоконсерваторов, которые занимали лидирующие позиции в администрации Джорджа Буша и которые, в свою очередь, сначала робко, но потом все более решительно стали пропагандировать имперский статус Америки в качестве единственно возможного варианта развития стабильного международного порядка.
Цель данной статьи — определить позицию современных неоконсерваторов относительно имперского статуса США и выявить ее влияние на формирование внешнеполитического курса страны во время правления Джорджа Уокера Буша.
Для достижения цели исследования в первую очередь следует выполнить следующие задачи: установить, что такое современный неоконсерватизм, и рассмотреть историю его возникновения. В своей статье «Neocon Nation» в «World Affairs Journal» известный политический деятель и главный приверженец неоконсерваторов Роберт Каган заявил: первое, что следует сказать о мировоззрении неоконсерватизма, — оно не имеет никакого отношения к консерватизму. По мнению Кагана, до сих пор нет твердого определения неоконсерватизма: так, для кого-то «неоконсерваторы» это лишь синоним «ястребов» или этническое определение, для других «неоконсерватизм» воплощает все, что связано со злом. Но если же относиться к этому понятию открыто и непредвзято, то оно заключает в себе моральное поведение и идеализм во внешней политике, веру в американскую исключительность и сохранение американского превосходства и использование силы, включая военную, как средства защиты и продвижения моральных и
© П. Э. Рассолова, 2009
идеалистических принципов, а также недоверие по отношению к международным институтам и тенденцию к принятию односторонних решений. Каган так же утверждает, что в целом в неоконсерватизме нет ничего нового для истории США, так как основные постулаты, такие как продвижение демократии, идеализм, исключительность и милитаризм, были приняты на вооружение внешней политикой США еще со времен основания этого государства. Так, например, Джордж Вашингтон в своем прощальном обращении предсказал, что «Соединенные Штаты будут обладать такой силой, что смогут на полном основании не считаться ни с одной другой державой в мире». Обе мировые войны, равно как войны в Корее и Вьетнаме, были бы непостижимы, если не принимать во внимание преданность Америки идее продвижения и защиты демократии [13].
С ним солидарен известный американский публицист и «крестный отец» неоконсерватизма Ирвинг Кристол. Он так же говорит о подозрительном отношении к международным организациям и о важности американской миссии в оказании помощи демократическим государствам. В своей статье «Неоконсерватизм как убеждение» автор указывает на то, что неоконсерватизм — это то, что Марвин Майерс назвал убеждением, которое провозглашает само себя во времени, но неустойчиво, и значение которого мы можем определить, только обратившись к прошлому. По мнению Кристола, исторической и политической задачей неоконсерватизма является перестройка Республиканской партии и американского консерватизма в целом против их воли в новый вид консерватизма, который будет соответствовать управлению современной демократии
[15].
Оба автора в совместной статье, написанной в середине 90-х годов, «Toward Neo-Reaganite foreign policy», называют неоконсерватизм неорейганизмом, суть которого от этого не меняется, что можно четко проследить в напутствующем слове к консерваторам: «Теодор Рузвельт и Рональд Рейган, оба приняли новую международную ответственность, которая появилась с увеличением американской силы и влияния. Оба приветствовали американскую исключительность. Оба заставили американцев гордиться их ведущей ролью на международной арене. Отнимая поддержку у нарастающего патриотизма, лишая возможности призвать к национальной гордости, консерваторы, в конце концов, потерпят неудачу в управлении страной. И Америка не справится со своей обязанностью управлять миром» [14].
Один из главных современных американских идеологов неоконсерватизма и научный сотрудник Института американского предпринимательства Ричард Перл в интервью «Эксперту» заметил, что очень сложно определить приверженность к неоконсерватизму тех или иных политических деятелей, так как не существует устоявшегося определения данного термина: «Неоконсерваторами, если быть точным, называли узкую группу интеллектуалов, которые писали статьи в ряд журналов, один из них — Commentary. Это были представители поколения, которое было носителем определенных идей еще в пятидесятые-шестидесятые годы двадцатого века. Их взгляды сильно менялись вместе с политической обстановкой... Неоконсерватора можно описать в таких терминах, как “предрасположение к тому, чтобы обращать внимание на специфические проблемы”. Они таковы. Вопрос гражданских свобод. Неоконсерваторы не могут не быть ярыми сторонниками гражданских свобод. Вопрос об интервенциях США за границей. Те, кто называют себя неоконсерваторами, готовы защищать и поддерживать базовые либеральные ценности. Они либералы. Например, если вспомнить тех, кто подписал письмо с призывом к США вмешаться в боснийский конфликт в тот момент, когда на боснийских мусульман напали Милошевич, Мла-
дич и Кораджич, большинство из них можно смело назвать неоконсерваторами. Так что, повторюсь, неоконсерваторами становятся по отношению к определенной проблеме» [8].
В связи со всем вышеуказанным, современный неоконсерватизм можно определить как политические «убеждения» неоднородной группы единомышленников по определенным вопросам внешней политики США, которые включают в себя следующие положения:
1. США призваны осуществлять «гуманную глобальную гегемонию» во всем мире на основе своего международного влияния и авторитета, возникшего в результате международной и оборонной политики прошлых лет.
2. Для стабилизации современного мира, особенно в условиях возникшей террористической угрозы, необходимо повсеместное распространение демократии, особенно в странах с недружественными режимами, так как существует убеждение, что демократические страны не воюют друг с другом. В целях продвижения демократических принципов могут быть использованы как невоенные, так и военные методы.
3. Недоверие к международному праву и международным институтам в вопросах, касающихся поддержания мира и безопасности. Отсюда предпочтение односторонних действий в обход резолюций ООН.
По мнению других специалистов, неоконсерватизм в США как цельное течение политической мысли возник еще в 1930-е годы с создания идеологической группы интеллектуалов, вышедших из Городского Колледжа Нью-Йорка. К ней принадлежат такие известные ученые, как социолог Дэниэл Белл, профессор общественных наук Гарвардского университета, который опубликовал книгу «Конец Идеологии», социолог и культуролог Натан Глэзер, гарвардский профессор, редактор журнала «The New Republic»; профессор Стэнфордского Университета Ирвинг Хоув; профессор Нью-Йоркского Университета и член одного из наиболее влиятельных независимых аналитических центров Совета по Международным отношениям Ирвинг Кристол [21].
Идейная база течения основывается на влиянии известного немецкого философа и профессора Чикагского университета Лео Штрауса. Интеллектуальными наследниками Штрауса стали главный редактор «The Weekly Standard» Уильям Кристол (сын Ирвинга Кристола), бывший министр образования (в администрации Рейгана) Уильям Беннетт, ученый Фрэнсис Фукуяма, философ Алан Блюм и др. Слушателями Штрауса были Ричард Перл, Абрам Шальски, главный специалист по разведке, эксперт-советолог Стефан Сестанович и специалист по Центральной Азии Чарльз Фэйрбэнкс. Лео Штраус был основоположником одного из главных принципов неоконсерватизма — применения военной силы как первоочередного средства решения проблем. Штраус крайне негативно относился к тоталитарным и авторитарным режимам, считая, что они способны совершить любое преступление. Его нелюбовь к подобным государствам унаследовали современные неоконсерваторы [21].
На протяжении долгого времени будущие неоконсерваторы были приверженцами различных политических направлений: троцкизма в 1930-х годах, консерватизма во время правления администрации Ф. Рузвельта в конце 1940-х — начале 1950-х годов. Как поясняет бывший спичрайтер Буша и пропагандист неоконов Дэвид Фрам, «термин неоконсерватизм имеет отношение к определенному поколению, родившемуся между 1920 и 1950 годами. Они сами или их родители были частью большой иммиграции в США до и после Первой мировой войны. По этой причине большинство из них либо католики, либо евреи — не протестанты» [8].
В 1950-1960-е годы консерватизм среди высших политиков стал постепенно вытес-
няться «неоконсерватизмом», который для большинства старых консерваторов представляется чем-то вообще не связанным с консервативной идеологией, основа которой во внешней политике — изоляционизм. Сам термин был впервые использован в 1970 г. социалистом Майклом Харрингтоном для обозначения образа мысли бывших левых интеллектуалов, перешедших на правые позиции. Для них было характерно сохранение «социалистических» представлений об активном вмешательстве государства в экономику при одновременной поддержке экспансионистской внешней политики — войны во Вьетнаме и «холодной войны» с СССР. Такой внешнеполитический курс рассматривался как наиболее эффективное обеспечение внутренней безопасности страны за счет насаждения демократических режимов в других странах с помощью финансирования, поддержки оппозиционных движений и прямого военного вмешательства. Так как это течение охватывает узкий круг политиков и интеллектуалов США, крупнейшего оплота либеральных идей, то связь «неоконсерватизма» с либерализмом гораздо сильнее, чем с классическим консерватизмом. По сути неоконсерватизм представляет собой трансформированный либерализм, возникший как реакция на просчеты и ошибки классического либерализма [10].
Как утверждает научный сотрудник Американского института предпринимательства и приверженец неоконсерватизма Джошуа Муравчик, «мы, неоконы, были маленькой группой политических деятелей, которые разорвали отношения с либералами во время Вьетнамской войны, так как считали в отличие от последних, что коммунизм представляет потенциальную угрозу и ужасное зло. За наше упрямство мы были выставлены из либерального лагеря и прозваны “неоконсерваторами”» [16].
Активную роль неоконсерваторы стали играть с приходом в белый дом Рональда Рейгана в 1980-х годах. Он привлек их твердой позицией против коммунистической угрозы. Многие убежденные демократы переходили в лагерь республиканской партии, уверенные, что политика именно этого президента позволит Америке остаться единственной в мире сверхдержавой [16]. Одним из таких перебежчиков стала бывший посол США в ООН при администрации Рейгана, а сегодня ведущий аналитик Американского института предпринимательства Джин Кирпатрик, которая определила суть неоконсерватизма словами Ирвинга Кристола: «Неоконсерватор—это либерал, который схвачен за горло реальностью». По ее мнению, «в этом вся суть неоконсерватизма. Это определение делает понятным для сторонних наблюдателей, что неоконсерватор — это прежде всего бывший либерал. И это важно — есть разница между теми, кто родился консерватором, и консерватором, который большую часть своей жизни был либералом» [8].
В эпоху Рейгана неоконсерваторы контролировали американскую внешнюю политику в интеллектуальном и практическом плане. Макс Капельман получил назначение на пост директора по вопросам разоружения, позже он был замещен другим неоконсерватором Кеннетом Адельманом. Ричард Перл стал заместителем секретаря по вопросам обороны. Ричард Пайпс был назначен членом Национального совета безопасности. Вследствие многолетней гонки вооружений и битвы за первенство коммунизм был повержен, но победа в «холодной войне» также означала и не востребованность на этом этапе идей неоконсерваторов, возникла необходимость в новой угрозе извне. Такое положение вещей сохранялось недолго, а именно до Балканских войн в 1990-х годах. Оказалось, что все, кто причислял себя к неоконсерваторам, активно поддерживали военную интервенцию в Боснии [8].
Пиковым моментом возращения неконсерватизма на международную арену стало 11 сентября 2001 г., когда атаки террористов потребовали срочного пересмотра внеш-
неполитического курса страны и разработки стратегии превентивного удара, которая была отражена впоследствии в доктрине Буша. Данная доктрина как нельзя лучше отражает взгляды современных неоконсерваторов и подкреплена концепцией об особом положении США в мире как единственной сверхдержавы, обладающей моральным правом на изменение мирового порядка: «Сегодня Соединенные Штаты обладают уникальной военной мощью и огромным экономическим и политическим влиянием. Мы будем активно работать ради осуществления демократии, развития, свободного рынка и свободной торговли во всех частях мира. Мы будем решительно сопротивляться агрессии со стороны других крупных государств, но готовы приветствовать их мирные попытки добиться процветания, развития торговли и культуры. Соединенные Штаты взяли на себя обязательства в отношении таких прочных альянсов, как Организация Объединенных Наций, Всемирная торговая организация, организация Американских государств и НАТО. Сегодня человечество имеет возможность обеспечить победу свободы над всеми ее врагами. Соединенные Штаты готовы со всей ответственностью возглавить эту ответственную миссию» [2].
С момента своего образования США стремились отойти от имперских традиций Великобритании и построить новый тип государственного правления, основы которого были закреплены в конституции. Новой формой правления стала республика, в основу которой легли принципы демократии. Америка заявила всему миру, что на международной арене она будет играть роль стороннего наблюдателя, придерживаясь тактики изоляционизма. «Философия изоляционизма была обусловлена географической отдаленностью от Старого Света, а также слабостью страны, для которой участие в европейской политике не сулило ничего, кроме смертельной опасности. К тому же среди американцев было распространено убеждение в том, что они создают новый мир, великий эксперимент, и контакты с отсталой, аморальной и деградирующей Европой Америке не нужны. Формирование общества и государства в США происходило в благоприятных исторических условиях, вдали от центров мировых конфликтов... подобная защищенность и отстраненность от мировых центров силы создавали благоприятную почву для формирования изоляционистских настроений» [9].
Таким образом, исторически американскому народу было чуждо понятие империи в его традиционном виде, а именно империи как образования с сильной централизованной властью, лидером или элитой, которые руководствуются конкретными целями и имперской идеологией, оправдывающей претензии на глобальную гегемонию и управляют разнородной в культурном и этническом плане периферией, опираясь на стержневой этнос, который обладает имперским мышлением и поддерживает имперские устремления элиты, следуя политике поддержания не только собственного существования, роста материального благосостояния, поддержания общих интересов и устранение опасности со стороны потенциальных конкурентов, но и распространения своего образа жизни (государственного порядка), материальных ценностей на другие подчиненные территории, где она играет роль главного стабилизатора.
Со временем американская политическая элита стала по-иному видеть историческую миссию своего государства. Имперское сознание высшего политического класса проявлялось в основных внешнеполитических документах и доктринах, которые направляли внешнеполитический курс страны. При этом эти доктрины никогда явно не провозглашали имперской направленности государства, политика США всегда оправдывалась со стороны элиты различными доводами от защиты прав человека до гуманитарной интервенции. До недавнего времени американская элита никогда открыто не
придерживались имперской политики, и даже наоборот, негативно относились к самому термину, проводя аналогию с Советской империей.
С ростом американского могущества в XX в. все более популярной становилась идея «сверхдержавы поневоле», которую наиболее емко выразил историк Эрнест Мэй: «Некоторые народы достигают величия. На Соединенные Штаты величие обрушилось» [10, р. 7]. С этой точки зрения США не претендуют ни на господство, ни на территорию; они отстаивают свою власть лишь в силу необходимости и в благородных целях обеспечения мира и защиты демократии. Подобных взглядов придерживались многие американские лидеры, представляющие интересы обеих ведущих партий [3].
Республиканская администрация Дж. Буша-младшего никогда не осмеливалась называть свою политику имперской. По словам советницы президента по национальной безопасности Кондолизы Райс, невозможно говорить об империи в классическом виде. «У Соединенных Штатов нет территориальных амбиций и нет желания контролировать другие народы». Схожую точку зрения разделяет и Джордж Буш: «У нас нет территориальных амбиций, мы не стремимся создавать империю» [20, с. 69].
Роберт Каган в своем интервью аргентинскому журналу «С1апп» отмечал расплывчатость определения империи и вследствие этого невозможность его применения к США в классическом виде: «Полагаю, если бы мы начали рассуждать о том, что является империей, а что — нет, наша беседа затянулась бы. Мне всегда казалось, что, начиная использовать термин “неоимпериализм”, мы вступаем на зыбкую почву. Достаточно трудно провести различия между столь могущественной страной, как Соединенные Штаты, способной оказывать огромное влияние на весь мир и теми империями, что существовали в прошлом. В империи метрополия напрямую управляет несколькими подчиненными ей государствами, подобное правление осуществляется посредством военных сил, присутствующих на подчиненных территориях. Эти силы устанавливают законы и обязывают захваченные народы подчиняться имперскому центру. В истории были моменты, когда Соединенные Штаты вели себя подобно империи: к примеру, когда владели колонией на Филиппинах, к тому же американская политика в отношении стран Латинской Америки также во многом напоминала имперскую. Тем не менее, мне кажется, что основные элементы американского влияния не во всем соответствовали модели империй прошлого. Более того, в некоторых случаях проводимая Соединенными Штатами политика оказывалась успешной именно потому, что нам удалось избежать некоторых слабых сторон прежних империй. Так, к примеру, в отличие от британской и даже французской империи, мы крайне осмотрительно вмешивались в дела других государств. У США нет колоний, которые во что бы то ни стало необходимо защищать» [1].
Клайд Престовиц, заместитель помощника министра торговли в рейгановской администрации, рассуждает в своей работе о «крахе благих намерений Америки»: «Я убежден, что сам Буш себя императором не считает. Империя — это то, что бывает у европейцев, китайцев или японцев, но никак не у американцев. Между тем если нечто выглядит, ходит и крякает как утка, то, скорее всего, это утка и есть. Разумеется, собственно колоний или территориальных владений, подобных тем, какие, с классической точки зрения, имелись у Великобритании и Японии в прошлом, у Америки немного. Однако империи определяются так же по их способности проецировать свою власть, принуждать или побуждать других к соблюдению выдвигаемых ими требований, задавать и навязывать правила, устанавливать социальные нормы. Если взглянуть на Соединенные Штаты под этим углом зрения, то в очертаниях того, что представляется взору, безошибочно угадывается утка» [3, с. 37].
После 11 сентября 2001 г. в Америке понятие «империя» сменило негативно-осуждающий знак на позитивно-конструктивный. Лидеры республиканской администрации стали утверждать, что «выбор империализма безальтернативен, поскольку ни экономическая, ни политическая помощь не решают задачи достижения мировой стабильности». Буш по этому поводу заявил: «Подобно тому, как Перл-Харбор пробудил нашу страну, террористическая атака мобилизовала Америку, и Америка будет в этой борьбе руководить огромной коалицией» [5, с. 80].
По утверждению Макса Бута, старшего научного сотрудника Совета по международным отношениям, известного своими неоконсервативными взглядами, 11 сентября явилось результатом не чрезмерной активности США во внешней политике и их неуемного желания вмешиваться в дела других государств, а как раз наоборот, «поверхностного участия и недостаточных амбиций». Таким образом, решением проблемы терроризма должна стать новая американская политика, которая подразумевает «более открытый характер наших целей и более агрессивное их достижение», что подразумевает под собой в первую очередь включение в сферу национальных интересов распространение демократии на Ближнем Востоке [11].
Британский историк Фергюсон однозначно заявляет, что Соединенные Штаты являются империей: «У меня нет принципиальных возражений в отношении Американской империи... для многих частей мира американское владычество будет благотворным. Пусть только это будет либеральная империя, так как либеральные империи всегда провозглашали собственный альтруизм» [12, р. 280]. Прогнозируя сложившуюся ситуацию, он делает вывод, что «империя будет необходима в XXI веке более чем, когда-то бы ни было, поскольку технологические прорывы делают международные угрозы более острыми» [12, р. 280]. Говоря о возможности многосторонности мира и участия в нем таких транснациональных политических структур, как ООН, историк отмечает: «Суть в том, что ООН не может служить альтернативой США, хотя бы потому, что бюджет ООН составляет 0,07% федерального бюджета США» [12, р. 280].
Идеи неоконсерваторов по поводу будущей роли Америки в мире были сжато изложены еще в 1997 г. в заявлении о миссии так называемого Проекта «Новый американский век» — мозгового центра неоконсерватизма: «К концу XX столетия Соединенные Штаты прочно заняли позицию сильнейшей державы. Перед Америкой открылись новые возможности и встали новые задачи. Мы забыли об основных элементах, ставших залогом успеха администрации Рейгана: вооруженные, крепкие и готовые к решению существующих и будущих проблем; внешняя политика, прямо и решительно насаждающая американские принципы за рубежом; руководство страны, понимающее глобальную ответственность США». Под этими словами подписались такие известные личности, как Дик Чейни, Дональд Рамсфелд, Пол Вулфовиц, Залмай Халилзад. Они же впоследствии призвали в 2003 г. к вторжению в Ирак [4, с. 21]. Известный обозреватель «The Washington Post» Чарльз Краутхаммер, соглашаясь с новой глобальной задачей США, пишет, что «американский народ выходит из замкнутого пространства к мировой империи. Со времен римской империи в мире не было подобной мировой силы, которая доминировала бы в культурном отношении, экономически и в военном смысле. Никогда еще за последнюю тысячу лет в военной области не было столь огромного разрыва между державой № 1 и державой №2. Американская экономика вдвое больше экономики своего ближайшего конкурента» [17, р. 64].
Блестящий представитель американской политической элиты Збигнев Бжезинский, так же как и другие последователи неоконсерватизма, считает Соединенные Штаты единственной сверхдержавой: «. . . нет никакой реальной альтернативы торжеству аме-
риканской гегемонии и роли мощи США как незаменимого компонента глобальной безопасности» [20]. «Американское мировое превосходство отличается стремительностью своего становления, своими глобальными масштабами и способами осуществления. В течение всего лишь одного столетия Америка под влиянием внутренних изменений, а также динамичного развития международных событий из страны, относительно изолированной в Западном полушарии, трансформировалась в державу мирового масштаба по размаху интересов и влияния» [20, с. 8]. Говоря об американской империи, Бжезин-ский констатирует, что «в результате краха соперника Соединенные Штаты оказались в уникальном положении. Они стали первой и единственной действительно мировой державой. И все же глобальное господство Америки в некотором отношении напоминает прежние империи, несмотря на их более ограниченный, региональный масштаб. Эти империи опирались в своем могуществе на иерархию вассальных, зависимых государств, протекторатов и колоний, и всех тех, кто не входил в империю, обычно рассматривали как варваров. В какой-то степени эта анахроничная терминология не является такой уж неподходящей для ряда государств, в настоящее время находящихся под влиянием Америки. Как и в прошлом, применение Америкой “имперской” власти в значительной мере является результатом превосходящей организации, способности быстро мобилизовать огромные экономические и технологические ресурсы в военных целях, неявной, но значительной культурной притягательности американского образа жизни, динамизма и прирожденного духа соперничества американской социальной и политической элиты» [19, с. 5].
Таким образом, влиятельная политическая группировка неоконсерваторов, которая обладала наибольшим весом в исполнительном крыле власти администрации Джорджа Буша, уверена, что, располагая огромной военной и экономической мощью, США могут и должны участвовать в мировой политике как имперская сила. Данное положение нашло свое непосредственное отражение не только в официальных документах, таких как Стратегия Национальной Безопасности США 2002 г., но и в принятии внешнеполитических решений, которые вылились в две крупномасштабные войны на Ближнем Востоке. В данный момент, несмотря на серьезную критику политики неоконсерваторов как со стороны левого, так и правого фланга, а также ухода из рядов неоконсерваторов такой влиятельной фигуры, как Фрэнсис Фукуяма, сторонники этого движения считают, что еще рано ставить на нем крест, и утверждают, что до тех пор, пока не будет предложен новый курс поведения США на международной арене взамен стратегии неоконсерваторов по трансформации Ближнего Востока, кардинальных изменений ждать не стоит. Каково будет отношение нового президента Барака Обамы и его команды к положению Америки в мире и будут ли предложены новые идеи, пока неясно, но то, что новой администрации придется столкнуться с тяжелым наследием неоконсерваторов и выводом страны из затянувшегося кризиса, вполне очевидно. Что касается Ближнего Востока, то с учетом намерений нового главы государства обеспечить Америке в ближайшем будущем энергетическую независимость за счет альтернативных источников энергии, можно надеется, что произойдут коренные изменения на американской стратегической карте мира.
Литература
1. Bacevich A. American Empire: The Realities and Consequences of U.S. Diplomacy. Cambridge, Mass., 2002.
2. Boot M. The case of American democracy // The Weekly Standard. 2001. 15 October.
3. Ferguson N. The price of American Empire. New York, 2004.
4. Kagan R. Neocon Nation, Neoconservatism, c. 1776 // World Affairs Journal. Summer. 2008.
5. Kagan R., Kristol W. Toward Neo-Reaganite Foreign policy // Carnegie Foreign Affairs. July/August. 1996.
6. Kristol I. The neoconservative persuasion // The Weekly Standard. 2003. August.
7. Muravchik J. Can the neocons get their groove back // Washington Post. 2006. 19 November.
8. Renwick N. America’s World Identity. The Politics of Exclusion. New York, 2000.
9. The National security strategy of the USA / Executive Office of the president, 2002. URL: http://www.whitehouse.gov/nsc/nss.html
10. Бжезинский З. Великая шахматная доска. Господство Америки и ее геостратегические императив / Пер. с англ., под ред. Е. А. Напочницкой. М., 1998.
11. Бжезинский З. Выбор. Глобальное господство или глобальное лидерство / Пер. с англ. под ред. Ю. Н. Кобякова. М., 2005.
12. Ванчугов В. В. Неоконсерватизм: что, где, когда? 2006. URL: http:// www.humanities. edu.ru/db/msg/79005
13. Каган Р. По ту и по другую сторону Атлантики 2003. URL: http://www.inosmi.ru/trans-lation/ 183073.html
14. Неоконсерваторы, вильсонианцы и реалисты — три источника и три составные части американской внешней политики. URL: http://www.washprofile.org/ru/node/2578
15. Престовиц К. Страна — изгой: Односторонняя полнота Америки и крах благих намерений / Пер. с англ. Под ред. А. П. Кириллова. М., 2005.
16. Сорос Д. Мыльный пузырь американского превосходства / Пер. с англ. Под ред. В. Ионова. М., 2004.
17. Уткин А. США и Западная Европа // Свободная мысль. 1999. №10.
18. Уткин А. Удар Американских богов. М., 2006.
19. Филиппович А. Имперский проект современного неоконсерватизма США. 2006. URL: http:// www.imperiya.by/ theory.html
20. Храбрый О. Неоновая имерии // Экперт. 2005. 9 Мая.
21. Ширяев Б. А. Внешняя политика США. СПб., 2007.
Статья поступила в редакцию 18 июня 2009 г.
