Научная статья на тему 'Идея университета и топос мысли: материалы научной конференции, посвященной 25-летию кафедры гуманитарных факультетов Самарского государственного университета / под ред. В. А. Конева, В. Л. Лехциера, Ю. А. Разинова. Самара: Изд-во «Самарский университет», 2005. 292 с'

Идея университета и топос мысли: материалы научной конференции, посвященной 25-летию кафедры гуманитарных факультетов Самарского государственного университета / под ред. В. А. Конева, В. Л. Лехциера, Ю. А. Разинова. Самара: Изд-во «Самарский университет», 2005. 292 с Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
116
55
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Похожие темы научных работ по философии, этике, религиоведению , автор научной работы — Семенков Вадим Евгеньевич

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Идея университета и топос мысли: материалы научной конференции, посвященной 25-летию кафедры гуманитарных факультетов Самарского государственного университета / под ред. В. А. Конева, В. Л. Лехциера, Ю. А. Разинова. Самара: Изд-во «Самарский университет», 2005. 292 с»

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ

В. Е. Семенков

Идея университета и топос мысли: материалы научной конференции, посвященной 25-летию кафедры гуманитарных факультетов Самарского государственного университета / под ред. В.А. Конева, В.Л. Лехциера, Ю.А. Разинова. - Самара: Изд-во «Самарский университет», 2005. - 292 с.

Идея такой книги давно назрела. Назрела по двум причинам: необходимо осмысление университета как места производства философского знания и необходимо осмысление современных философских практик на предмет их аутентичности. Этим двум вопросам и посвящена данная работа. Являясь сборником материалов по итогам работы конференции, эта книга производит впечатление очень цельного продукта и вполне может рассматриваться как коллективная монография, если, конечно, абстрагироваться от формальных требований к коллективной монографии.

Заслуживает внимания тот факт, что данный сборник был выпущен по итогам конференции, посвященной 25-летнему юбилею кафедры гуманитарных факультетов Самарского государственного университета. Следует отметить широкую географию авторов данного сборника: Самара, Тольятти, Челябинск, Москва, Санкт-Петербург, Ульяновск, Пенза, Минск, Екатеринбург, Ижевск, Нижний Новгород, Гейдельберг. Не менее важен и настрой авторов сборника: попытка коллективно заявить некую позицию по ситуации в современной философии. Эти два обстоятельства - обширный охват и наличие некоей общей позиции по вопросам пребывания философии в современном университете - делают этот сборник весьма репрезентативным относительно философов, претендующих на новизну и значимость своих высказываний.

Весь материал книги структурирован в три раздела: «Топос

присутствия», «Топос власти» и «Топос образования». В «Топосе мысли» тон всему разделу задает статья заведующего кафедрой гуманитарных факультетов Самарского государственного университета заслуженного деятеля науки РФ, доктора философских наук, профессора Владимира Александровича Конева «Проблема универсалий в новом повороте». Он разводит проблему универсалий как проблему знания о всеобщем благе и проблему универсалий как проблему универсального действия, справедливо указывая, что «... новый поворот проблемы универсалий выводит философскую мысль к пониманию всеобщности долженствования» (С. 32). Это положение очень важно, ибо указывает на то, что для философии, озабоченной своей аутентичностью) модус должного принципиален и более значим, чем модус сущего. Еще Мартин Хайдеггер показал, что человек есть становящаяся возможность, и истина связана с мышлением того, что еще только возможно. Если объективная

действительность требует подчинения общим правилам (законам) и само утверждение человеческой субъективности требует подчинения закону, поскольку происходит через образование социума, а социум не существует без правил, то встает вопрос о возможных отношениях вне институционального режима «господство-подчинение». Ввиду этого и истина связывается с мышлением возможного и должного как истинного. Истина тогда может определяться как альтернативная возможность социальных связей вне отношений господства. Очевидно, что такая истина является уже не объективной и научной, а субъективной и философской. Именно об этом идет речь в статье В.А. Конева, когда он указывает на необходимость различия знания всеобщего бытия и знания должного бытия (С. 32). Но в таком случае, замечает проф. В.А. Конев, «должна меняться и ориентация университета как топоса мысли» (С. 31). Это уже не столько знание-эпистема, сколько знание-фронема, т. е. не знание всеобщего бытия, а знание должного бытия. От себя можем добавить, что это знание является знанием о возможности иных - истинных - социальных отношений, свободных от отношений господства и подчинения. Поэтому проблема универсальности действия, заявленная проф. В.А. Коневым, является проблемой свободного действия индивида, мыслящего ситуации уже вне сложившихся отношений господства и подчинения. Университет в свою очередь выступает гарантом самой возможности мыслить такие ситуации, гарантируя независимость философу от тех или иных способов давления на него.

Очень показательно, что эту тему - возможности осуществления подлинно философского опыта мысли - так или иначе затрагивают остальные участники рецензируемой работы. В.Л. Лехциер (Самара) в статье «Забота о себе и проблема философского образования» рассматривает философию как «заботу о себе», указывая на несводимость этого опыта к майевтики и экзегетике и подчеркивая необходимость педагогического принципа парезии. Парезия рассматривается автором как «незаинтересованное в чем-то побочном искреннее говорение в соответствии со своим присутствием» (С. 65). О понимании философии как заботы о себе говорят и Н.Л. Соколова (Самара) в весьма информативной статье «Тема философии как "искусства жизни" в американской постаналитической философии». Автор рассматривает философский опыт Александра Неймаса, Стэнли Кейвелла и Ричарда Шустермана, указывая, что для философского опыта Кейвелла и Неймаса значим акцент на письме как способе реализации философии как «искусства жизни», а для философского опыта Шустермана значимее практика формирования телесности (С.110). В статье Н.Л. Соколовой содержится очень важный вывод: философия как искусство жизни «многими воспринимается как вызов, брошенный академической философии, но это вызов, который нельзя игнорировать, поскольку это критика, родившаяся "внутри" академии» (С. 117).

Замечание Н.Л.Соколовой о философии как искусстве жизни, как о вызове сложившимся академичным модусам философии стоит уточнить. В философии сосуществуют несколько различных традиции. Есть традиция осмысления философии как учения о всеобщем. Эта традиция понимает

философию как сугубо понятийное знание и обозначается именами Аристотеля и Гегеля. Есть традиция понимания философии как способа бытия истины, предполагающего не только рефлексию, но и фиксацию того открытия истины, что связана с транцендированием человека, возможностью его свободы. Эта - линия Протагора-Хайдеггера. Наконец, можно указать и на ту традицию, согласно которой философия является определенной жизненной практикой, совсем не ограниченной сферой мышления. Эта жизненная практика имеет своей целью достижение определенного стиля жизни, придание оформленности своей повседневности специфическими языковыми практиками. Причем эти практики не являются метаязыковыми играми и не претендуют на всеобщность, а выступают всего лишь одной из возможных языковых игр. В XIX в. так рассматривал философию Ницше, а в ХХ в., Пьер Адо и его последователь Мишель Фуко, трактующий философию как умение властвовать собой, заботиться о себе. Именно эту линию и развивали в американской философии Кейвелл, Нейман и Шустерман. Показательно, что и Н.Л. Соколова обращает внимание на Мишеля Фуко как первооткрывателя сомаэстетики - дисциплины, возвращающей «телесный опыт и эстетическое конструирование в самое сердце философии как искусства жизни» (С. 117).

Если в отношении самой философии позиции авторов если и разнятся, то не принципиально, то в отношении идеи университета спектр высказываний намного шире: от указаний на то, что университет - мало подходящее место для философии (Ю.А. Разинов, Самара), до заявлений о том, что «известная всем идея университета умерла» (С.В. Соловьева, Пенза, С. 140; О.А. Маслов, Самара «Смерть университета и кризис современного человека»). Очевидно, что эти авторы так или иначе прокомментировали знаменитое высказывание Мартина Хайдеггера от 1969 г.: «старый университет умер». С.И. Голенков (Самара) предлагает понимать идею смерти университета в двух смыслах: во-первых, как неэффективность современной институциональной формы существования современного университета, а во-вторых, в сущностном смысле, как смерть самостоятельной мысли (С. 195). Если с первым положением С.И. Голенкова солидаризируется В.Н. Прончатов (Н. Новгород) в работе «Аудитории и цирковые арены университетской профессуры», то со вторым положением согласен самарец А.С. Костомаров в работе «Университет как субъект власти».

Помимо комментирования высказывания Хайдеггера ряд авторов сборника апеллируют к работе Ясперса «Идея университета». Наиболее значимой в этом плане и одной из самых сильных работ всего сборника является работа Бернда Вайдманна (Гейдельберг) «Истина и критика. К вопросу о политической функции университета в понимании К. Ясперса и Х. Аренд». Бернд Вайдманн ставит вопрос об аутентичности политического действия внутри университета. Если для Ясперса аутентичное политическое действие внутри университета было возможно через научный поиск истины, а сама научная истина понималась как политическая критика без какого-либо политического расчета, ибо задача университетского философа «состоит не в том, чтобы критиковать или расхваливать

действия правительств, но в том, чтобы научно разъяснять их фактическую структуру» (С. 169), то для Ханны Аренд «политические акции аутентичны пока они не становятся стратегическими, т. е. нацеленными на удержание власти» (С. 175). По прочтении работы Вейдманна создается впечатление, что в понимании аутентичного политического действия позиции Карла Ясперса и Ханны Аренд совпадают. Оба они ратовали за автономию университета и понимали ее как автономию университета от государства. Именно такое понимание автономии университета характерно для тех авторов рецензируемого сборника, кто так или иначе затронули эту тему. Соловьева С.В. пишет, что «университет образует дискуссионную автономную от государства инстанцию» (С. 149), Шпарага О. (Минск) замечает, что «автономия университета . невозможна без гражданского общества» (С. 162), от себя добавим, что гражданское общество по определению оппозиционно государству. Однако такое понимание автономии университета весьма спорно, ибо в философии уже явлена прямо обратная позиция, трактующая автономию университета совсем иначе. Поясним вышесказанное.

Несомненно, атрибутом университета как продукта европейской культуры является его автономия. Однако понятие автономии университета требует уточнения: автономия от чего? По вопросу автономии университета имеет смысл указать на две полярные точки зрения, персонифицированные имена Карла Ясперса и Юргена Хабермаса, высказанные в работах с одинаковыми названиями: «Идея университета».

Позиция Карла Ясперса: автономия университета связана с

автономией от государства, ибо «фактически всегда существует борьба между государством и университетом».

Позиция Юргена Хабермаса: автономия университета связана с автономией от общества, ибо «государство заинтересовано в том, чтобы обеспечить университету внешнюю форму внутренне неограниченной свободы».

Автору данной рецензии предпочтительнее представляется позиция Юргена Хабермаса, ибо только государство может обеспечить приватную автономию индивида от общества, выступив гарантом этой автономии. Приватность индивида предполагает, в частности, право на критическую точку зрения, на право на инакомыслие, которым так озабочены авторы сборника. Это инакомыслие, критическое отношение к происходящему существует как индивидуальная потребность. Причем, и это принципиально важно, данная индивидуальная потребность существует как свободно выбранное убеждение, которое может быть философским, а может не быть им. Для того чтобы это убеждение стало философским, оно должно быть ангажировано тем или иным пониманием истины. Истина это то, что должно мотивировать философа, ибо сама философия - это учение об истине. Трансформируя это свободно выбранное убеждение в философское убеждение, философ осуществляет приобщение к традиции. Философская традиция, в свою очередь, это не череда теорий, а постоянная борьба за качество мысли. Эта борьба предполагает продуктивность, а последняя связана с оппонированием идеологической репрезентации обществу.

Философ тот, кто является оппонентом идеологической репрезентации общества и ведет диалог с обществом, но это оппонирование предполагает наличие легитимной социальной позиции. Для того чтобы философу быть легитимным оппонентом обществу, сохраняя свой профессиональный статус, в социальном пространстве должно быть место, в котором философ мог себя устойчиво воспроизводить. Этим местом является университет, представляющий некую совокупность интересов, оппозиционных общественному мнению и социальному заказу. Именно в пространстве университета философ обретает возможность академичной коммуникации, и именно академизация способствует развитию технически разработанной философии. Поэтому профессионализм философа связан, зиждется, обусловлен автономией университета от общества.

Ввиду этого академизм в работе философа является необходимым условием самого развития философии. Прав С.В. Борисов (Челябинск) («Унылая» философия - «Веселая» философия: несколько штрихов к топологии философствования»), разграничивая такие вещи, как озадачивание людей парадоксами и философствованием, но он не прав, заявляя, что унылая философия - это философия строгого дискурса, а «веселая» философия - это философия акций и перформансов (С. 77). Очевидно, что здесь автор предлагает аллюзию на «Веселую науку» Ницше и в защиту позиции С.В. Борисова можно сказать, что сам Ницше также не стремился к выдерживанию концептуальной строгости своей мысли, его знаменитые словообразования: «воля к власти», «сверхчеловек», «вечное возвращение» - это не понятия, а метафоры. Но надо учитывать и различать самого Ницше и традицию, им заданную. Сам Ницше был маргинальной фигурой в европейской философии того времени, а что касается традиции, им заданной, то она уже демонстрирует концептуальную строгость и культивируется в станах Академии как вполне академичное и строгое знание.

Опыт Ницше показывает нам, что подчас удачная метафора позволяет привлечь внимание к чему-то новому и интересному. В работе «Идея университета и топос мысли» в связи с вышесказанным представляется важным остроумное, но точное замечание А.В. Коневой (Санкт-Петербург) о том, что мы присутствуем при смене типов продукта университетского образования: ранее университет готовил «умников», а теперь «знаек». Выделенное А.В. Коневой противопоставление профессионального «знайства» против университетского «умничанья» очень верное, но оно верно не столько в плане сущего, сколько в плане должного. Мы присутствуем при существенной неадекватности идеологии университетского образования (в том числе и философского) сложившемуся социальному запросу. На рынке образовательных услуг уже давно доминирует спрос на профессиональное знание как знание пользовательское, а не исследовательское по преимуществу. Пользовательское знание формируется как инструмент решения проблем от профессиональных задач до проблем повседневности и формулируется как ответ. Исследовательское знание, напротив, оканчивается знаком вопроса и само представляет собой постановку проблемы. Точнее говоря, оно порождает проблематику и направлено на решение одной задачи -

формирование нового знания. Учитывая, что потребность рынка в исследователях существенно ограничена и ввиду этого возникает диспропорция спроса и предложения, становится понятным, что такая диспропорция спроса является главным основанием преимущественной ориентации вуза на предоставление пользовательского, а не исследовательского знания в качестве своего основного товара. В виду вышесказанного справедливо видится замечание А.В. Коневой, что «активизизция университетской модели <со ставкой на подготовку исследователей - С.В.> скорее выглядит агонией эпохи "умников"» (С. 203)

Перед философским сообществом стоит вопрос о том, что из себя может представлять пользовательское знание в философском образовании? Здесь необходимо напомнить, что большую часть авторов рецензируемого сборника «Идея университета и топос мысли» объединяет интерес к философии как «заботе о себе» (Лехциер В.), как к адекватному ответу на попадание в «пограничные ситуации» (Борисов С.В.), как к альтернативному стилю мышления (Грякалов Н.А), это позволяет предложить следующую перспективу для философского образования в рамках университета.

Философию всегда упрекали в отчужденности от повседневной жизни, и в этом была своя правда. Будучи умозрительной дисциплиной, философия всегда стояла перед проблемой адекватной адресности своих сообщений. И если в классическую античность адресатом было государство, а в новоевропейской культуре, начиная от Жан-Жака Руссо, адресатом являлось общество, то сейчас потребителем философии, вероятно, является частное лицо.

Ныне сформировалась новая сфера потребления философского продукта: сфера приватного в человеческой жизни, и это задает новые требования к философскому образованию. Речь идет о том, чтобы философия выполняла не только функцию просвещения, но и функцию адаптации к современной жизни. Конечно, философ не может прийти на место психолога или священника, но он может занять свое место рядом с ними - помогая людям в тех вопросах, которые находятся в сфере его внимания по преимуществу. Имеется ввиду сфера идеологии и/или новой мифологии. Эта сфера общественной жизни оказывает тотальное воздействие на повседневную жизнь человека прежде всего через СМИ, и тогда у ряда людей появляется потребность в эмансипации от идеологического воздействия или, во всяком случае, все больше людей испытывают потребность в свободной форме потребления той же идеологии/мифологии. Это дистанцированность от идеологии достигается через развитие философского навыка рефлексии. В принципе и авторы данного сборника пишут об этом: «Деятельность гуманитария . имеет смысл уже потому, что он, написав текст, прошел путь, который без акта письма пройти не смог бы» (Лишаев С.А., Самара Гуманитарный и информационный стресс. К современным практикам письма и чтения. С. 105), «университет готовит интеллектуала как субъекта власти через конструирование у него критического, полемического взгляда на мир»

(Соловьева С.В., С. 142), функция преподавателя - «в высказывании своего субъективного мышления о публичной жизни» (Шпарага О., С.158).

Если есть потребность в эмансипации от идеологического воздействия, то для реализации этой потребности имеет смысл получить философское образование. Таким образом, мы можем сформулировать следующий тезис. Философское образование имеет хорошую перспективу именно как второе образование, и как второе образование оно не отменяет, не снимает, не дезавуирует первое, а всего лишь перенастраивает человеческую субъективность, дает новую динамику.

Второй тезис касательно философского образования можно сформулировать так: многим людям философское образование нужно не для вхождения в профессиональное сообщество философов, а для формирования нужного человеку образа жизни, «личной оригинальности». Не всем людям это нужно, но есть люди, которым это нужно: свободная форма потребления идеологии. Это потребность возникает в обществе на определенном этапе его развития, когда общество входит в этап «сложного общества», когда ему нужны не новые идеи, а новые практики.

Так сложилось, что ныне философы являются довольно замкнутым сообществом, и эта замкнутость становится проблемой для самого сообщества, выражаясь в падении конкурса на философские факультеты (именно на отделения философии), в малых тиражах книг по философии, в низком статусе философа среди интеллектуальных сообществ. Выходом из этой ситуации, как было сказано выше, является переадресование своих сообщений не обществу, а приватному лицу. Философу имеет смысл становится чем-то вроде домашнего духовника, удовлетворяя потребности в философском диалоге. А для этого нужен адекватный способ постановки философских проблем. Причем в истории философии уже были примеры такой практики: ситуация в поздней античности, где, по мнению Пьера Адо, «философ является учителем и духовником, который стремится не к тому, чтобы раскрыть свое видение мира, а к тому, чтобы при помощи упражнений воспитать себе последователей». Представляется возможным сказать, что в данном сборнике на этих позициях стоит Виталий Лехциер.

Третий тезис о возможной перспективе философского образования: философское образование как второе образование имеет перспективу в модусе приватной консультации. Эта консультация может быть очень длительной и по существу принимать форму традиционной формы обучения. Но в ходе этого обучения у обучающегося нет надобности в усвоении классической философской традиции, чтении классических текстов по философии. Здесь имеет смысл ориентировать на видение современного мира, современных феноменов, учить ориентации в сложившейся системе ценностей. Для этого нужен новый язык изложения материала. В данном сборнике попытка обретения нового языка в философии была предпринята в работе Н.А. Грякалова (Санкт-Петербург) «Сваи и интуиции».

Завершая краткий разговор о перспективе университетского философского образования, можно сказать, что в любом случае от такого философского образования требуется содействие в осуществлении некого опыта самости как опыта рационализации субъективности потребителя

философского знания. Смысл этого опыта - в формировании степени свободы в современном обществе. Авторы рецензируемого сборника этот опыт свободы нам продемонстрировали.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.