CC BY
82
86
В. В. Малащенко — ст. преп., РГУ им. И. Канта, slavphil@newmail.ru. УДК 821.0(470+571)"19"
И. Л. Старцева
ХУДОЖЕСТВЕННАЯ РЕАЛИЗАЦИЯ МИФОЛОГИЧЕСКОЙ ОППОЗИЦИИ «ПЕСЬЕ - ВОЛЧЬЕ»
В ЭМИГРАНТСКОЙ ПРОЗЕ ТРЕТЬЕЙ ВОЛНЫ
Рассматривается функционирование мифологической оппозиции «песье — волчье» в смысловом поле несвободы/ свободы в эмигрантской прозе третьей волны (на примере романов «Прощание из ниоткуда» В. Максимова, «Остров Крым» В. Аксенова и повести «Верный Руслан» Г. Владимова).
This article presents the functioning opposition «dog's - wolf's» in the semantic field «non-freedom-freedom» in the emigrant prose of the third wave. The following texts are under consideration: «Farewell from nowhere», a novel by V. Maksimov; «The Crimean island», a novel by V. Aksenov, and «Faithful Ruslan», a novelette by G. Vladimov.
Исследователи отмечают, что «двуединый» «мифологический образ», распадающийся на две «ипостаси» — волка и собаки, восходит к героическому дискурсу и прежде всего связан с освоением племенным сообществом новых территорий, принадлежащих другим родовым кланам [1, с. 285]. «С точки зрения "нормального человеческого" пространства любой человек, вышедший за пределы окраинной хозяйственной зоны» обретает, по мнению В. Михайлина, «звериный волчий статус» [1, с. 281]. И наоборот, собачья ипостась реализуется в первом элементе из обозначенных «пространственно-магических дихотомий»: «внутри — снаружи», «человеческое — нечеловеческое», «свое — чужое», «деревня — лес»,
«прирученное — дикое», характеризуясь связанностью, скованностью — наличием цепи, ошейника (в отличие от несвязанности — нескованности волка), агрессией «в магически понимаемом пространстве», направленной «изнутри вовне» (тогда как «у волка — извне вовнутрь») [1, с. 285].
Эмигрантская проза третьей волны вывела «песье — волчье» за пределы героического дискурса, переместив данные мифологические ипостаси в смысловое поле несвободы/ свободы.
Россия в произведениях писателей предстает как окончательно освоенная территория, окруженная чужими землями. В «родном», «своем» хронотопе практически невозможно проявление-обретение волчьей ипостаси. Вожди страны презентируются в произведениях В. Максимова и Г. Владимова как вожаки «собачьей стаи» («Только теперь у нас заместо хозяина большой ученый сидит... Сел и погоняет страну овчарками» [2, т. 4, с. 153] — «Два неживых человечка, цвета алюминиевой миски, зачем-то забрались на тумбы и вот что изображают: один, без шапки, вытянул руку вперед и раскрыл рот, как будто бросил палку и сейчас скомандует «апорт!», другой же, в фуражке, никуда не показывает, а заложил руку за борт мундира — всем видом давая понять, что апорт следует принести ему» [3, с. 228]). По ло-
Вестник РГУ им. И. Канта. 2008. Вып. 8. Филологические науки. С. 86 — 88.
гике художественных законов большинство описанных в произведениях советских людей сопровождают собачьи характеристики.
Проявления волчьего начала в советском хронотопе или очень редки, или являются временными переходами в данную ипостась. В «Прощании из ниоткуда» как волчий презентирован мир людей, преступивших закон. Пахан Серый (знаменательна кличка персонажа) имеет, хотя и искаженное воровским кодексом, представление о чести, справедливости, свободе. По мифологическим «установкам» для обретения «волчьего» статуса Влад Самсонов должен оказаться в «дикой» зоне, и он после ухода из дома длительное время «бегает» с Серым, усваивая законы волчьей стаи. Однако герой, ощутивший себя созданным по подобию Божьему, избавляется от звериного инстинкта. Волчье начинает переплавляться в душе Влада Самсонова: отбрасывается хищническая составляющая и усиливаются другие — жажда свободы и обращение к творчеству.
Образ автобиографического героя романа «Прощание из ниоткуда» В. Максимова, на первый взгляд, противоречив. С одной стороны, представителями советской власти Влад Самсонов оценивается как обладатель волчьей ипостаси. Так, редактор журнала «Октябрь» Кочетов выносит вердикт персонажу: «Говорил мне Сема Бабаевский: волк ты, волком и останешься, сколько тебя ни корми» [2, т. 5, с. 142]. Юрий Домбровский, наоборот, констатирует совершенно противоположное: «Вспомни, рассказывал ты мне в прошлый раз жизнь свою горемычную, а ведь выжил, выжил ведь, хотя не волчья в тебе порода, значит, не зубами выжил?» [2, т. 5, с. 87]. В приведенном высказывании герой включается в другой мифологический контекст. «.. .Волк нечист по определению, он — "кровавый", он — воплощение хтонического начала, связанного со снятием запрета убивать человека» [1, с. 290].
На избирательность проявления волчьего в автобиографическом герое указывают и стихотворные строки О. Мандельштама, которые Владу Самсонову читает Ю. Домбровский: «Мне на плечи кидается век-волкодав, но не волк я по крови своей.» [2, т. 4, с. 272]. Эта цитата повторится в «Прощании из ниоткуда», фокусируя скрытую связь между творчеством и волчьей ипостасью. Мифологическое взаимодействие между поэтическим, художественным словом и четвероногим хищником определяется магическим бесплодием волка, «лаем»-перебранкой с противником, боевыми песнями на ранней стадии сражения. Данная схема последовательно выдерживается в романе «Прощание из ниоткуда» в первом столкновении Влада Самсонова с представителями власти. Герой сталкивается с сильным врагом — «партийным боссом, ведавшим пропагандой» (явный символический подтекст — преодоление преграды на пути к истинному творчеству) [2, т. 4, с. 404]. После того как «партийный босс» процедил распоряжение: «. Возвращайся в колхоз и работай, мы не препятствуем, здесь тебе делать больше нечего», в автобиографическом герое просыпается «озарение» и «вдохновение», предшествующие «боевому бешенству» [2, т. 4, с. 404; 1, с. 292]. «В одно мгновение все, что глубоко таилось в нем — нелепая гибель отца и голод, побеги и побои, пересылки и лагеря — собралось в фокус этого корявого, в мелкой ряби лица, — пишет автор. — Нет, я скажу тебе все, будь ты проклят!» [2, т. 4, с. 404]. Из глубины души Влада Самсонова поднимаются воспоминания о прошлом, все то, из чего и будет в дальнейшем «прорастать» его истинное творчество. Последовавший за этим «прием психологического подавления противника» «перебранкой» «как основным активным магиче-
88
ским действием на первой стадии сражения» знаменует начало битвы за право стать настоящим писателем, которую открывает поединком с партийным боссом Влад Самсонов («—Мразь, — напрягаясь, словно перед прыжком в пропасть, внятно отчеканил Влад, и повторил: — Мразь. — Что-о! — Ты — мразь») [1, с. 292; 2, т. 4, с. 405]. Из победной схватки с чиновником и рождается творческая индивидуальность Влада Самосонова.
В повести «Верный Руслан» Г. Владимова отношения «пес — человек» уходят в глубокую древность: «В этом смысле Руслан был вполне обычным псом, законным сыном той первородной Собаки, которую этот страх перед темнотою и ненависть к луне пригнали к пещерному костру Человека и вынудили заменить свободу верностью» [3, с. 240]. Постепенно люди верность заменяют Службой, что означает для собаки окончательную утрату свободы. В Руслане встреча в лесу с волками «заронила» «мысль»: «...Он мог бы стать таким же вольным зверем.» [3, с. 311]. Однако караульная собака, как отмечает автор, была «отравлена» «сладчайшим ядом» — «согласием с миром людей», «и никакое блаженство охоты уже не заменило б ему другого блаженства: повиновенья любимому, счастья от самой малой его похвалы» [3, с. 311].
В романе «Остров Крым» В. Аксенова один из немногих героев, потенциально претендующих на истинный волчий статус, — Андрей Лучников. Однако этот персонаж чаще находится в промежуточном состоянии «между волком и собакой». Андрей Лучников, проживающий на острове Крым, обрел западное понимание-мироощущение свободы. Поездка героя в СССР, где он один путешествует по стране, есть попытка обретения своей истинной волчьей ипостаси в «дикой зоне». Однако странствие по глубинке России приводит Андрея Лучникова к противоположному результату. Он обретает ощущение воли по-советски, которое формируется в амбивалентную доминанту сознания, соединяющую зависимость от внешнего рабства и стремление к внутреннему освобождению. Образ Андрея Лучникова в финале романа окончательно утрачивает героический волчий статус, переходя в христианский дискурс в заключительной сцене на кладбище.
Проанализированные произведения писателей-эмигрантов моделируют два типа художественной трансформации мифологической оппозиции «песье — волчье». В дилогии «Прощание из ниоткуда» мифологическая волчья ипостась накладывается на личность автобиографического героя, что приводит к обретению персонажем подлинной свободы. В произведениях Г. Владимова, В. Аксенова превалирует песья ипостась, символизируя утрату свободы.
Ключевые слова: Владимов, Аксенов, Максимов, зарубежье, мифология.
Список литературы
1. Михайлин В. Между волком и собакой: героический дискурс в раннесредневековой и советской культурных традициях // Новое литературное обозрение. 2001. № 1 (47).
2. Максимов В. Собрание соч.: В 9 т. М., 1991—1993.
3. Владимов Г. Сочинения: Верный Руслан. Повести. Рассказы. Комедии. М., 2004.
4. Аксенов В. Остров Крым. М., 2003.
Об авторе
И. Л. Старцева — канд. пед. наук, Брянский государственный университет им. акад. И. Г. Петровского, kustareva83@mail.ru.
