18ИЗ ИСТОРИИ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
ББК 63.3(2)5-283.2
А. В. Зябликов
ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ И ПАРТИЯ КОНСТИТУЦИОНАЛИСТОВ-ДЕМОКРАТОВ В 1905—1907 ГОДАХ
Политическое позиционирование значительной части российской художественной интеллигенции в годы первой русской революции можно определить как внеприсутствие. Оно отнюдь не означало идейного, творческого безучастия к происходящим в стране процессам. Напротив, сознательное или бессознательное институирование себя на самом нижнем этаже политической активности позволяло художникам оценивать события без доктринерской замкнутости и предвзятости. Внепартийность нисколько не мешала художнику как иметь свои политические антипатии, так и очаровываться теми или иными политическими концепциями и персонами. 1905—1907 гг. стали временем недолгого, но острого интереса «внепартийной» интеллигенции к миру политических идей и дискуссий. В. В. Розанов сравнивал время первой российской революции с короткой и «гениальной» минутой, которую человек проводит без пригляда «начальства»
© Зябликов А. В., 2011
Зябликов Алексей Вячеславович — доктор исторических наук, профессор кафедры культурологии и филологии Костромского государственного технологического университета. (4942) 31-48-14 доб. 169
В центре особого общественного внимания были партии «конституционного» спектра, ищущие компромиссные варианты решения накопившихся в государстве проблем. Многие, даже в консервативных кругах, искренне верили, что именно легальная конституционно-монархическая партия окажется тем инструментом, который, соединив западнический интеллект и энергию с почвенными идеалами, поможет не только наладить заржавевший механизм российской государственности, но и усовершенствовать его.
Холодным душем для оптимистов стало «выборгское» воззвание кадетов (июль 1906 г.), показавшее обществу, что политические амбиции либералов выше интересов государства. Период романтизации революционных группировок завершился еще раньше: после декабря 1905 г. леворадикальные партии вновь были вынуждены уйти в подполье. Последняя ретушь с портрета социал-радикала стерлась в августе 1906 г., когда на Аптекарском острове в Петербурге бомба эсеров-максималистов унесла 32 ни в чем не повинные жизни.
Итак, в 1905—1907 гг. новая политическая элита приковывала к себе пристальное внимание художественной интеллигенции не только «экзотической» новизной, но и эвристическими, интеллектуальными, консолидирующими возможностями. У нового поколения политиков появилось законное право говорить с высокой государственной трибуны «о нуждах и чаяниях народных» — в XIX веке в этом качестве могла выступать только трибуна литературная. Не случайно В. В. Розанов призывал первую Государственную думу, отвечая на тронную речь Николая II, ощутить себя наследницей русской литературы и взять максимально душевный, деликатный тон2. Конечно, писатель ни в коем случае не воспринимает думскую работу как литературное витийство, перенесенное на государственную трибуну, он лишь желает подчеркнуть, что Дума вправе осознавать себя как часть признанной во всем мире интеллектуально-духовной традиции. При этом практические возможности Думы несопоставимо выше любых художнических усилий. «...Для всей России, для всей русской истории, — писал В. В. Розанов в апреле 1906 г., — жизнь Думы будет таким “рафинированием” народной свободы,
государственного упорядочения, с каким, напр., не смогут сравняться годы и десятилетия литературной работы на пользу свободы»3. Л. Л. Кобылинский (Эллис) считал, что Государственная дума нужна хотя бы для того, чтобы покончить с «писаревщиной». «А если бы такого места не было, — говорил поэт, — российская общественность по-прежнему продолжала бы требовать, чтоб Брюсов писал стихи о наделении крестьян землей, Мережковский занимался бюджетом нефтяных рабочих, а Скрябин обязательно слагал симфонию на тему “Что ты спишь, мужичок?”»4.
Либеральные партии России стояли перед очень сложной задачей: не открещиваясь от своих «литературных» корней, храня уважение к духовной традиции, они должны были обозначить принципиально иной уровень политического мышления и предложить обществу реалистичную программу действий. Увы, декларируя высокие цели и новые подходы к решению общественных задач, молодые либеральные партии нередко использовали застарелые методы в своей работе, в том числе — в обезоруживании оппонентов и увещевании возможных союзников. Многие партии так и не смогли преодолеть свою сугубо литературную природу. Другие, напротив, слишком рьяно отрекались от нее. История политического ангажемента, осуществлявшегося либеральными партиями в отношении деятелей искусства, высвечивает как особенности политической ментальности художников, так и причины кризиса либерально-народнических и либеральнозападнических идей после 1906 г.
Бесспорно, не стоит идеализировать художественную интеллигенцию и считать всех художников непогрешимыми хранителями заветов «вечности» и культуры. Были среди них и те, кто с юношеским азартом отдавался политическому влиянию, превращаясь в неразборчивых и услужливых исполнителей партийных задач. Для начала ХХ века показательна фигура поэта Н. М. Минского, которого В. В. Розанов называл «вечно “крашеным”»5.
Примером несостоявшейся попытки соединить философско-эстетическую и политическую «рецептуру» освобождения личности можно назвать «мистический анархизм» Г. И. Чулкова. Провозглашая лозунгом «мистического анархизма» борьбу с догматизмом в религии, философии, морали и политике, ратуя за преображение человека и мира посредством искусства, мистического и религиозного опыта, автор неожиданно переводит эту серьезную внутреннюю работу в плоскость борьбы с властью и «разрушения государственных норм»6. Эссе Г. И. Чулкова, вышедшее в 1906 г., поразило своим идейным сумбуром даже собратьев писателя по цеху символистов. Впоследствии и сам Г. И. Чулков крайне негативно оценивал эти умственные построения.
Проблема общественно-политического выбора художественной интеллигенции в 1905— 1907 гг. могла быть решена и решалась двумя путями: «просеиванием» сквозь еще более мелкое партийное сито и резкой партийной дифференциацией литературно-художественных периодических изданий с последующим «бессмысленным самопоеданием»7 или — преодолением направленства на путях утверждения общенациональных, нравственных идеалов.
Ближе других партий к осуществлению задачи политического объединения прогрессивных общественных сил подошли конституционалисты-демократы (кадеты). Выросшая из немногочисленного московского кружка земских деятелей «Беседа» (1899—1905), нелегального «Союза освобождения» (1904—1905), к осени 1905 г. партия соединяла в себе три интеллигентских потока: левый фланг земцев-конституционалистов (часть губернского и уездного дворянства), городскую цензовую интеллигенцию (профессуру, приват-доцентов, адвокатов), интеллигенцию массовых профессий — учительство, врачей. К весне — лету 1906 г., высшему успеху кадетизма, в рядах партии насчитывалось от 25 тыс. до 100 тыс. человек (по разным сведениям). Наиболее оптимальными можно считать данные В. В. Шелохаева, назвавшего цифру в
50 тыс. человек к лету 1906 г.8 В составе ЦК партии 1905—1907 гг. состояло 11 крупных помещиков и 44 представителя интеллигенции9.
Кадетская партия не была рядовым тактическим альянсом, подобным умереннопрогрессивной партии, партии «Свободомыслящих» и другим объединениям, просуществовавшим лишь до первых думских выборов. Сторонники парламентской монархии по английскому образцу, кадеты выступали за приоритет закона, упразднение всех видов цензуры, паспортной системы, за несменяемость, независимость и гласность суда, за предоставление окраинам культурнонациональной автономии. Кроме того, кадеты выдвигали серьезную программу экономических и финансовых реформ, направленных на развитие и расширение свободного рынка. Они также предлагали оптимальный план решения аграрной и рабочей проблемы. Успех кадетов в 1906— 1907 гг. был связан с точно найденной мерой политического реализма и идеализма, консервативного и революционного начал — кадетская программа стала своего рода золотой серединой конституционных вожделений российского общества рубежа веков. «Страна указала нашу партию как равнодействующую», — замечал А. С. Изгоев на заседании ЦК партии в феврале 1907 г.10 В начале 1906 г. кадетами был увлечен даже М. О. Меньшиков. Пик меньшиковской кадетофилии пришелся на май 1906 г., когда публицист провозгласил конституционалистов-демократов «партией Петра Великого». «Кадеты — самые крепкие и твердые русские люди, — писал он. — Это современный Великий Новгород, рассыпанный по России, — это люди промышленности, торговли, европейской культуры, европейских прав»11.
Начиная с 1906 г. в речевом обиходе даже появляется выражение «кадетствующий интеллигент». Этим определением покрывается, в первую очередь, та часть образованного сословия, которая считала делом всего лишь нескольких лет превращение «отсталой» самодержавной России в «цивилизованное» европейское государство с крепкой парламентской системой. К художникам с их тяготением к почвенным ценностям упомянутое определение плохо приложимо.
Летом 1906 г. кадеты были убеждены в том, что не сегодня-завтра во главе с С. А. Муромцевым будет сформировано кадетское правительство: министром народного
просвещения виделся А. А. Мануйлов, обер-прокурором Святейшего синода — Е. Н. Трубецкой или Н. Н. Львов, а портфель министра внутренних дел, естественно, был закреплен за П. Н. Милюковым12. Эйфория лидерства в стане конституционалистов укрепляла кадетов в вожделениях на звание надклассовой, общенародной партии, следствием чего стало переименование конституционно-демократической партии в партию «народной свободы» на втором съезде 5—11 января 1906 г. Претенциозное название для партии, не имевшей глубоких социальных корней в обществе, символизировало начало политических мытарств кадетов, попытавшихся вывести российский либерализм за рамки чисто интеллектуального движения.
Особенности положения партии народной свободы в политическом спектре России точно уловила З. Н. Гиппиус. «Кадетская партия. — единственная значительная либеральная русская партия, в сущности, не имела под собой никакой почвы. Она держалась европейских методов в условиях, ничего общего с европейскими не имеющих», — замечала поэтесса13. Н. А. Бердяев, упрекая кадетов в излишне рациональном подходе к идее национального возрождения, в склонности «сотворять кумира» из конституции, соглашался с тем, что в сфере политики партия народной свободы — наименьшее зло для России. «В партии этой нет чрезмерного человеческого самомнения, обращающего политику в религию, нет политической экзальтации, доводящей до
изуверства и бесноватости. Это гуманитарная общественная среда, а в нейтральном гуманизме заключена несомненная правда», — писал философ14. Однако сами кадеты настойчиво опровергали лестную характеристику Н. А. Бердяева, предлагая без околичностей отождествлять историю первых шагов народного представительства с историей партии народной свободы15. Кадеты отнюдь не страдали отсутствием должного самомнения. «Россия будет свободна тогда, когда она вся будет кадетская», — говорил В. А. Маклаков на банкете в Литературнохудожественном кружке 29 января 1907 г. по случаю победы кадетов на выборах16.
В советское время сложилась тенденция рассматривать кадетизм как идеологически однородное явление. Такой взгляд нуждается в уточнении. Как общественно-политическое образование кадеты распадались на два течения, схожих в политико-правовом и экономическом аспектах и существенно различающихся в аспектах культурно-этическом и эстетическом. «Линия» П. Н. Милюкова, линия «правоверных» кадетов-рационалистов, нашла свое идеологическое оформление в крупнейшей кадетской газете «Речь» — духовным пристанищем П. Б. Струве и кадетов-идеалистов стали журналы «Полярная звезда» и «Русская мысль».
Традиция отождествления партии народной свободы с передовым отрядом российского либерализма и наиболее значительной в культурном отношении силой начала утверждаться уже на рубеже 1905—1906 гг., когда разочарование насильственными методами борьбы и грядущие выборы в Думу сделали насущным выдвижение на первый план сильной парламентской партии центристского толка. «Всемирный вестник» С. С. Сухонина отмечал в мае 1906 г., что к кадетам примкнула почти вся интеллигенция либеральных профессий: наука, литература, адвокатура17. «Мы считали (кадетскую партию. — А. З.) самой выдающейся, как по качеству входящих в нее интеллигентских и научных сил, так и по наиболее полной, сравнительно с другими, философской обоснованности ее программы», — писал Н. Крыленко в марксистском «Образовании»18. Определенную роль в формировании высокой интеллектуальной и культурной репутации кадетов играла политическая самореклама. А. С. Изгоев прямо провозглашал партию народной свободы главной культурной силой, накопленной русской историей «для перехода к новому строю»19. Одним из главных достоинств кадетов А. С. Изгоев считал необремененность партии никакими «фантазиями» о самобытности исторического пути России.
Факт сосредоточения в рядах партии народной свободы крупных литературных сил преподносился кадетами как данность.
В историографии советского периода убежденность в полной литературной обеспеченности кадетов основывалась на кочующем из исследования в исследование высказывании В. И. Ленина о 9/10 кадетской прессы по отношению ко всей издававшейся в годы революции периодике20. Так, Б. И. Есин утверждал, что все либерально-буржуазные газеты в 1905 г. стали кадетскими21. Однако нет никаких оснований говорить о засилье кадетской печати в ту пору. В 1905—1907 гг. в России издавалось 3310 периодических изданий (из них 1467 — общественно-политических, 844 — специальных, 285 — сатирических, 181 — иллюстрированных, 149 — религиозных, 148 — научных и научно-популярных, 124 — профессиональных, 91 — информационных, 21 — детских и юношеских)22. Кадеты контролировали, в той или иной степени, не более 70 центральных и провинциальных изданий23; для сравнения: большевики в 1906 г. издавали 83 (34 легальных и 49 нелегальных) печатных органа24. Тем не менее, бесспорно: кадеты придавали огромное значение вопросам пропагандистско-издательской деятельности. В отличие от октябристов, кадеты начали работу с создания собственной издательской структуры и поиска литературных союзников.
Лидер кадетов П. Н. Милюков чертой, принципиально отличающей 1906 г. от 1905 г., считал возникновение легальных политических партий и, как следствие, — появление и бурный рост легальной, газетной и брошюрной литературы25. В декабре 1905 г. кадетами был создан редакционный комитет, начало работу издательство «Народное право», основанное М. Г. Комиссаровым26. Функционировало регулярно собиравшееся культурно-просветительское бюро27. Кадетские издания, благодаря низкой цене, расходились быстро. С декабря 1905 г. по сентябрь 1906 г. кадеты выпустили 1 284 200 экземпляров различных книг, брошюр и листовок28. В феврале 1906 г. вышел первый номер официального партийного еженедельника «Вестник партии народной свободы». На третьем съезде партии, 21—25 апреля 1906 г., по инициативе нижегородского издателя Е. М. Ещина было решено создать в Петербурге «Бюро прогрессивной печати», призванное помочь провинциальным изданиям в подготовке и доставке литературного и информационного материала. К лету 1906 г. Бюро объединяло 18 провинциальных издательств. На заседании Центрального Комитета 28 ноября 1906 г. было решено активнее взаимодействовать с
формально беспартийными периодическими изданиями. М. Г. Комиссаров не исключал возможности использования в партийных целях даже бульварной прессы29.
Отношение кадетов к устройству концертов, спектаклей и прочих чисто художественных мероприятий с целью сбора средств было двойственным. С одной стороны, такие формы признавались не вполне совместимыми со значением и характером партии30, с другой — финансовые дела кадетов были плохи: партийные издания, включая «Речь», были сплошь убыточными. За период с октября 1905 г. по февраль 1907 г. треть своих средств партия потратила на издание официально-партийного «Вестника» и лекторские командировки31.
Иллюзия серьезной художественной обеспеченности кадетской партии поддерживалась в нашей исторической и публицистической литературе рядом других аргументов, например общим совпадением либерально-радикальных требований, изложенных в известных протестах деятелей искусства в 1905 г., с пунктами кадетской программы, а также данными о профессиональном составе партии народной свободы. Однако из восьми членов кадетской фракции в I Государственной думе, обозначивших свой род занятий как «литератор» и «писатель» (редактор газеты «Народное дело» В. Е. Якушкин, соредактор «Вестника права» М. М. Винавер, редактор архангельского «Северного листка» И. В. Галецкий, профессор-историк Н. И. Кареев, редактор виленского «Литовского листка» Ч. К. Янковский, издатель «Народного дела» М. Г. Комиссаров, редактор пензенской газеты «Перестрой» Н. Ф. Езерский, редактор журнала «Жизнь Крыма» князь В. А. Оболенский), никто не может быть отнесен к художественной интеллигенции. Не было представителей художественной интеллигенции и среди шести аналогично обозначивших свою профессиональную принадлежность членов кадетской фракции II Думы (зоолог Н. А. Бородин, редактор «Голоса Юга» Д. С. Горшков, Г. Б. Иоллос, Н. Ф. Езерский, Д. И. Шаховской, В. Е. Якушкин)32. В списках выборщиков от партий народной свободы значились имена известных в России людей: В. Г. Короленко, Л. Ф. Пантелеев, академик живописи К. Я. Крыжицкий, композитор А. К. Глазунов, скульптор В. А. Беклемишев, художник П. А. Брюллов, артист В. Г. Вальтер33, но их выбор определялся скорее осознанием корпоративного родства с кадетами как с партией интеллигенции, нежели серьезной политической убежденностью.
Вхождению художественной интеллигенции в поле притяжения кадетизма мешал директивный тон кадетской прессы, ее следование направленческой архаике, а также безоглядная ориентация конституционалистов-демократов на либерально-западнические идеалы.
Кадетский публицист Ф. Д. Батюшков, декларируя раздельность областей литературы и политики, обособленность их задач, с удовлетворением отмечал, что из числа 300 рассказов, повестей и романов и 1000 стихотворений, появившихся в печати за 1906 г., — более половины отмечены проявлениями политики34. Публицист признавал этику недостаточным оружием в условиях революции — художник был призван окунуться в благотворную стихию политики. Ф. Д. Батюшков считал, что внепартийный по своей сути художник подходит к политике и направлению «в силу вещей»35.
Оценка публицистами «Речи» произведений искусства основывалась на степени созвучности последних общественным проблемам. Признавая огромную роль театрального искусства в формировании общественных настроений, кадеты критиковали столичные театры за пребывание «вне времени и пространства». «Где-то в заднем углу нашей общественной жизни, далеко от политики, в стороне от волнующих нас вопросов этики и эстетики, копошится и пищит
о чем-то, никого близко не затрагивающем, — русский театр», — писал А. Азов36.
В самоустранении от участия в освободительном движении обвинялись художники и музыканты. Скульптор И. Я. Гинцбург, ведший в «Речи» «художественную хронику», упрекал художников в отсутствии «стремления к новым идеалам»37. Причину общей «унылости» шести крупнейших художественных выставок Петербурга И. Я. Гинцбург связывал со спецификой искусства, всегда, по мнению скульптора, опаздывающего по отношению к политическим событиям, а также с цензурными гонениями. Осуждение цензурного террора было особенно характерно для кадетской публицистики — «Речь» регулярно публиковала своего рода мартиролог арестованных правительством изданий и запрещенных постановок. В своем стремлении подчеркнуть вседозволенность и бездуховность власти кадеты зачастую не оговаривали подлинных причин цензурных запретов, что приводило к казусам. Так, в скорбные списки «Речи» попал журнал «Под звуки Шопена», часть номеров которого была арестована и уничтожена за печатание полупорнографических материалов38. В действительности, если в чем-то и можно было упрекать царскую цензуру, то в излишней лояльности и покладистости. Идейный плюрализм тех лет поражает: в легальных журналах рядом с аннотацией на «Полное собрание речей Императора
Николая II» можно было обнаружить развернутую рецензию на книгу П. А. Кропоткина «Записки революционера»39. Заметим, что, начиная с 1906—1907 гг., более всего хлопот цензорам доставляли отнюдь не журнальные «политические хроники», а так называемые «легкие» жанры: театральные фарсы, пикантные журнальные иллюстрации, газетные юморески, «светские» зарисовки и анекдоты. Огромная доля цензурных воспрещений касалась заведомо безнравственных публикаций и антреприз. Канцелярия начальника Главного Управления по делам печати А. В. Бельгарда была завалена такого рода делами40.
В 1906 г. по инициативе И. Я. Гинцбурга на страницах «Речи» развернулась обличительная кампания против С. И. Дягилева и художников «Мира искусства»41. Очевидное тяготение И. Я. Гинцбурга к эстетике социального заказа сближало скульптора с социал-демократами. Негативные и даже унизительные оценки преобладали в кадетской публицистике, посвященной «новой» поэзии и новаторским экспериментам на театральной сцене.
Кадетская эстетика ставила художника в сложное положение: с одной стороны, он не должен был отворачиваться от событий современности, с другой — он лишался какого бы то ни было права на проповедь и теорию. Эту прерогативу конституционные демократы оставляли за собой и ревностно ее оберегали. Политические рецепты художников кадеты сравнивали с речами ребенка и «шаманскими заклинаниями». «Никогда не доверяйте художнику, который отыскал путь, открыл мораль, ведущую к совершенству. Знайте: он уже ушел из искусства и беспомощно блуждает в сектантстве, спотыкаясь о короткие мысли», — писала «Речь» о Л. Н. Толстом и М. Горьком42. С меньшей охотой направляли кадеты этот справедливый тезис в сторону идеологии и политики, в сторону самих себя: путь к политическому сектантству пролегает через те же пределы, что и к сектантству художественному.
Идейный наставник «Речи» П. Н. Милюков, несмотря на высокий уровень образованности, личное знакомство со многими деятелями искусства и музыкальные способности, был человеком весьма консервативных эстетических вкусов: он осуждал увлечение М. К. Морозовой музыкой А. Н. Скрябина, модернистской поэзией — именно модернистов П. Н. Милюков считал повинными в перенесении упаднических настроений из литературы в политику43. Любимым выражением кадетского лидера было: «Нужно выправлять партийную линию»44. По своему духовному складу П. Н. Милюков был ближе народникам из «Русского богатства»: Н. Ф. Анненскому, В. А. Мякотину, с которыми лидера «правоверных» кадетов связывала личная дружба45. Это не могло не отразиться на эстетической программе «Речи», подчас дублирующей утилитаристские подходы энесов.
Как бы то ни было, П. Н. Милюкову удалось привлечь к сотрудничеству влиятельные творческие силы, хотя в их отборе проявлялась известная амбициозность: были, например, отвергнуты услуги А. А. Пиленко из «Нового времени»46. Литературно-критический отдел бессменно вел К. И. Чуковский, не имевший, впрочем, серьезных политических убеждений и рассматривавший свое сотрудничество в околопартийных изданиях скорее как возможность заработка. Излюбленная тема К. И. Чуковского 1906—1907 гг. — критика «короткомыслия», партийного доктринерства, по сути, непосредственно касалась самих кадетов. В газете вели постоянные разделы А. Н. Бенуа (с конца 1907 г.), музыкальный критик В. Г. Каратыгин, театральный критик П. Ярцев, публиковали отдельные беллетристические произведения
А. В. Амфитеатров, А. И. Куприн, Ф. Сологуб, И. М. Потапенко. Несколько стихотворений опубликовал в «Речи» А. А. Блок. Заголовок газеты был выполнен по макету художника Л. С. Бакста47. Более тесное сотрудничество художественной интеллигенции с «Речью» стало возможно с конца 1907 г., в условиях, когда историческая реальность все более убеждала общество в существовании не только политических ориентиров.
В 1905—1907 гг. отношение художественной интеллигенции к партии народной свободы оставалось двойственным. Европеизм кадетов настораживал, но и притягивал, так как выглядел достаточно экзотично в стране с недавним самодержавно-крепостническим прошлым. Свой голос за конституционных демократов во время первой избирательной кампании отдал И. Е. Репин48. «Среди имен неизгладимо: Милюков. С его именем соединилась для меня блестящая полоса, из которой высвечивают письмена: свобода», — вспоминал не единожды поносимый «Речью»
А. М. Ремизов49. В течение долгого времени писатель хранил бланк для поступления в кадетскую партию с припиской В. В. Розанова: «Дорогому Алексею Михайловичу с просьбой подумать, решиться и подписаться.»50 Мимолетное увлечение кадетизмом самого В. В. Розанова носило специфически «розановский» характер.
В 1905—1906 гг. В. В. Розанов частый гость на митингах, партийных и думских заседаниях; при этом писатель не забывает подчеркнуть, что смотрит на происходящее глазами беззаконной,
недолюбливающей политику личности, глазами «анархиста» и «архаиста». В очерках и репортажах
В. В. Розанова той поры щедро рассыпаны яркие характеристики думских ораторов, фракций, партий. «Трудовики» — не испорченный цивилизацией «свежий дичок»51, кадеты — «революционеры с культурой»52. Как и многие, писатель особенно пристально следил за деятельностью этой партии, ядром которой были опытные юристы, интеллигенты-интеллектуалы. В отличие, например, от М. О. Меньшикова, В. В. Розанов не раздает кадетам слишком щедрых авансов. Он ценит ее, прежде всего, как партию «центра», некую «срединную» силу, которая способна сплотить вокруг себя «белых из красных» и «красных из белых», то есть людей без политических крайностей53. Успех кадетов в 1906 г., их популярность среди различных сословий В. В. Розанов связывал с тем, что активная политика никак не вписывалась в идеалы Святой Руси, и когда мужик оказался поставленным перед задачами государственного творчества, единственным подходящим для этого «универсальноевропейским жаргоном» оказался либерализм54. Кроме того, как замечал писатель, «после Цусимы, Лаояна, сдачи Порт-Артура “пойдешь в кадеты” и даже пойдешь куда угодно, ибо это — отчаяние.»55.
Еще до начала работы первой Думы В. В. Розанов удивительно точно почувствовал политическую суть кадетов: они не строители, а только «критики и разрушители», со склонностью жертвовать делом во имя фразы. В. В. Розанов не отрицает «конституционных» заслуг кадетов, отдает должное ораторскому таланту Ф. И. Родичева и уравновешенности С. А. Муромцева, но основное внимание писателя сосредоточено на неуклюжих и «косолапых» депутатах из народа: земская Россия интересует В. В. Розанова больше России «цензовой».
Кадетам не удалось сделать первую Думу инструментом общественного примирения и созидательной работы. В статье с характерным названием «Темная Дума» В. В. Розанов обвинял законодательное собрание в кулуарности, государственной и нравственной «неубедительности». Кадеты, с которыми связывалось столько надежд, уподобляются писателем хамелеону, «настоящий цвет которого есть все цвета и, пожалуй, отсутствие какого-нибудь цвета»56.
В отличие от В. В. Розанова, сразу не «полюбившего» кадетов, Е. Н. Чириков, в 1905 г. потешавшийся над их «помещичьей внеклассовостью»57, спустя 13 лет стал активистом деникинского ОСВАГА и соратником многих бывших кадетов по антибольшевистской борьбе.
Через сотрудничавшего в «Речи» Д. В. Философова близко соприкасались с кадетами З. Н. Гиппиус и Д. С. Мережковский. З. Н. Гиппиус признавала «культурные» заслуги кадетов, но замечала также, что именно кадеты окончательно убедили ее в обреченности российского либерализма, не имевшего под собой прочной социальной базы58. Отношение к партии народной свободы четы Мережковских особенно показательно. Многие художники, признавая свое «кровное» родство с конституционалистами-демократами, подчеркивали духовную антипатию к ним — таковая питалась излишним рационализмом, позитивизмом кадетов, игнорированием ими национального фактора. Так, З. Н. Гиппиус отдавала свои политические симпатии эсерам как более «русской», более национально и социально обеспеченной партии59.
Многое роднило с конституционалистами-демократами В. Г. Короленко, названного
A. В. Луначарским «борцом в сфере легальности»60. В 1907 г. В. Г. Короленко был убежден, что середина общества должна находиться «около кадет»61. 15 мая 1906 г., выступая в суде ответчиком по обвинению в напечатании знаменитого «финансового манифеста», в последнем слове
B. Г. Короленко четко сформулировал свою общественную и писательскую позицию, весьма совпадавшую с особенностями кадетской тактики: «Правительству теперь должно привыкнуть к анализу действий и к нападкам на него, ибо нападки на правительство не есть нападки на самую идею власти»62. Кадеты не без оснований считали В. Г. Короленко своим единомышленником, несмотря на отказ писателя вступить в партию. К. И. Чуковский позже высказал убежденность, что только духовный «кадетизм» помешал В. Г. Короленко стать великим писателем63.
Преодолением кадетизма можно считать общественный путь А. А. Блока. Пренебрежение кадетов ко всякому художническому иррационализму, строгое следование математически выверенной доктрине усиливало разобщенность партии и художественной интеллигенции, заведомо исключало союзничество таких «внеобщественных» художников, в каковых числился А. А. Блок. В 1906 г., в пору своего подъема, когда партия народной свободы была вправе рассчитывать на поддержку не слишком именитых, но полных творческих сил представителей художественной интеллигенции, кадеты предпочли доказывать «кадетизм» И. С. Тургенева и А. П. Чехова. Н. А. Бердяев, анализируя причины трагического разрыва между политикой и культурой, справедливо отмечал ущербность как «аскетического» позитивизма русской радикальной
интеллигенции, так и «самодовольно-ограниченного» позитивизма интеллигенции либеральнобуржуазной64.
В большей степени удалось избежать его правым кадетам во главе с П. Б. Струве, человеком «неугомонной» мысли (А. В. Тыркова), который, по признанию А. В. Пешехонова, в 1904 г. многим казался «вторым Герценом»65. Если «линия Струве» была нацелена на достижение политического союза с родственными политическими группировками, то «линия Милюкова» в 1905—1907 гг. применяла тактику объединения и примирения строго дозированно и только в отношении левых партий. К кадетам, как духовному образованию, в значительной степени применима характеристика, данная социал-демократической партии «перевальцем» А. Боровым: «Становятся они
монополистами спасения, усваивают себе постепенно начальнический тон, создают неумолимую партийную дисциплину. Из друзей и представителей интересов угнетенного класса превращаются в мелочных и придирчивых опекунов, забывая о действительно жизненных интересах опекаемых, стремятся они ввести пролетариат в собственный мир априорных, нередко фальшивых построений; с непоколебимым упрямством навязывают его опекаемым, обставляя его научным аппаратом и грозя, что вне рекомендованных им средств нет спасения»66. Писатель-монархист В. Л. Величко замечал в своих «Русских речах»: «У крайних даже консерваторов чаще всего встречается широчайшая терпимость, то есть либерализм в идеальном смысле слова, а у крайних либералов — деспотизм и черты рьяного сыщика, доносящего на своих противников на три фронта: и их собратьям, и либеральному судилищу, и начальству»67.
В 1905—1907 гг. новая политическая элита в лице партийных и думских деятелей получила реальную возможность аккумулировать и выражать настроения и интересы самых различных общественных групп. На этом фоне художественная интеллигенция в своей старой общественнополитической функции, действительно, выглядела архаично. Однако, как нам представляется, кадеты недооценивали фактор общественно-культурной инерции и идеократической природы российского государства — к рассмотрению же собственной социально-культурной роли подходили крайне эгоцентрично, спешно выводя за пределы своего революционного и либерального позитивизма художнические рецепты «морального убеждения». Отсюда — столь характерный для либералов-западников взгляд на художественную интеллигенцию «сверху вниз». Такая позиция способствовала падению престижа партий кадетского спектра, дальнейшему оттоку интеллигенции от всего, что имеет признак деления по политической окраске.
Художественная интеллигенция, принимая объединительные декларации конституционалистов-демократов, в большинстве своем отказывалась от исполнения узкопрактических задач, уходила от прямолинейного политического дидактизма в суждениях. «.Беллетристика на побегушках у кого бы то ни было есть самый постыдный вид литературного ремесленничества и мещанства», — писал А. А. Измайлов68. Суждение известного писателя и литературного критика вполне приложимо и к советской, и к постсоветской эпохе: серьезные, крупные художники всегда порицали открытый, циничный политический конформизм и идеологическое горлопанство.
Таким образом, серьезная обеспеченность партии народной свободы влиятельными литературно-художественными силами нам представляется спорной. Даже ощущение художественной интеллигенцией своего корпоративного, «кровного» родства с кадетами не помешало ей в итоге отвернуться от партии, слишком рьяно прерывавшей исторические нити, связывавшие ушедший век владычества литературы с новой общественно-культурной эпохой.
Примечания
1 Розанов В. В. Когда начальство ушло. : собр. соч. М., 1997. С. 7.
2 Там же. С. 103.
В статье «Несколько воспоминаний из недавнего прошлого», опубликованной в июле 1906 г. в «Русском слове», В. В. Розанов проводит любопытную параллель между политическими «персонажами» Таврического дворца и героями русской классической литературы (Розанов В. В. Русская государственность и общество : собр. соч. М., 2003. С. 106).
3 Розанов В. В. Русская государственность и общество. С. 55.
4Валентинов Н. Два года с символистами. М., 2000. С. 263.
5 Розанов В. В. В нашей смуте : собр. соч. М., 2004. С. 99.
6 Чулков Г. И. Валтасарово царство. М., 1998. С. 359.
1 Изгоев А. С. Разбитое корыто // Русская мысль. 1907. № 7. С. 164.
8Шелохаев В. В. Кадеты — главная партия либеральной буржуазии в борьбе с революцией 1905—1907 годов. М., 1983. С. 63.
9 Протоколы ЦК кадетской партии периода первой российской революции // Вопросы истории. 1990. № 2.
С. 37 (далее — Протоколы ЦК. с указанием года и номера журнала).
10 Там же.
11 Меньшиков М. О. Партия Петра Великого // Новое время. 1906. 28 мая.
12Глинка Я. В. Одиннадцать лет в Государственной думе. 1906—1917 : дневник и воспоминания. М., 2001.
С. 217.
13Гиппиус З. Н. Черная книжка // Под созвездием топора : Петроград 1917 года — знакомый и незнакомый. М., 1991. С. 329.
14Бердяев Н. А. К психологии революции // Русская мысль. 1908. № 7. С. 126.
15Речь. 1907. 1 янв.
16 Вестник партии народной свободы. 1907. № 4. С. 234.
17 Всемирный вестник. 1906. № 5. С. 307—308.
18 Крыленко Н. Исторический момент // Образование. 1906. № 8. С. 123.
19 Изгоев А. С. Культурная сила // Речь. 1906. 1 нояб.
20 См., напр.: Есин Б. И. Русская дореволюционная газета. М., 1971. С. 60.
21Там же. С. 41.
22Смирнов С. В. Легальная печать в годы первой русской революции. Л., 1981. С. 12.
23 Политическая история в партиях и лицах. М., 1993. С. 95.
24 Смирнов С. В. Указ. соч. С. 13.
25 Милюков П. Н. Воспоминания (1859—1917). М., 1990. Т. 1. С. 352.
26 Государственный архив Российской Федерации (далее — ГАРФ). Ф. 523. Оп. 2. Д. 32. Л. 2.
27 ГАРФ. Ф. 579. Оп. 2. Ед. хр. 770. Л. 2.
28 Шелохаев В. В. Указ. соч. С. 168.
29 Протоколы ЦК. 1992. № 10. С. 163.
30 Там же. 1990. № 6. С. 141.
31 Там же. 1992. № 10. С. 182.
32 Вестник партии народной свободы. 1907. № 17. С. 1107—1116.
33 Речь. 1907. 25 янв.
34 Батюшков Ф. Д. Литература и политика (по поводу беллетристики за 1906 год) // Речь. 1906. 3 дек.
35 Батюшков Ф. Д. Психология и политика в последних рассказах Куприна // Речь. 1906. 28 дек.
36 Азов А. Горе театра // Речь. 1907. 18 дек.
37 Гинцбург И. Я. Выставки // Речь. 1906. 3 марта.
38 Российский государственный исторический архив (далее — РГИА). Ф. 776. Оп. 9. Д. 75. Л. 1—57.
39 Книга. 1906. № 1. С. 13—14.
40РГИА. Ф. 776. Оп. 25. Д. 911. Л. 1—2.
41 Гинцбург И. Я. В защиту искусства // Речь. 1906. 9 марта.
42 Речь. 1907. 17 июня.
43 Милюков П. Н. Указ. соч. С. 265, 286.
44 Тыркова-Вильямс А. В. То, чего больше не будет : воспоминания. М., 1998. С. 494.
45 Там же. С. 273.
46 Гессен И. В. В двух веках // Архив русской революции. М., 1993. Т. 21/22. С. 238—239.
47 Там же.
48 См.: ШлеевВ. В. Революция и изобразительное искусство. М., 1987. С. 86. Один из основателей кадетской
партии соредактор «Речи» И. В. Гессен считал картину И. Е. Репина «18 октября» лучшим постижением
причин поражения революции 1905—1907 гг. (Гессен И. В. Указ. соч. С. 206).
49 Ремизов А. М. Огонь вещей. М., 1989. С. 488.
50 Там же. С. 491.
51 Розанов В. В. Когда начальство ушло. С. 109.
52 Там же. С. 124.
53 Розанов В. В. Русская государственность и общество. С. 53.
54 Розанов В. В. Когда начальство ушло. С. 108.
55 Розанов В. В. Русская государственность и общество. С. 52.
56 Там же. С. 95.
57 Чириков Е. Н. Рождение новой партии // Новая жизнь. 1905. 28 окт.
58 Гиппиус З. Н. Указ. соч. С. 329.
59 Гиппиус З. Н. Дмитрий Мережковский // 14 декабря : роман ; Дмитрий Мережковский : воспоминания. М., 1991. С. 409.
60 Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 142. Оп. 1. Д. 256. Л. 34.
61 Цит. по: Гибет Е. И. Идейные и эстетические принципы редакционной деятельности В. Г. Короленко : дис. . канд. филол. наук. М., 1966. С. 17.
62 Речь. 1906. 15 мая.
63 Чуковский К. И. Дневники. 1901—1929. М., 1991. С. 33.
64 Бердяев Н. А. Культура и политика // Вопросы жизни. 1905. № 45. С. 329.
65 Пешехонов А. В. «Санинцы» и «Санин» // Русское богатство. 1908. № 5. С. 122.
66 Боровой А. Реформа и революция // Перевал. 1907. № 7. С. 6.
67 Величко В. Л. Русские речи // Русский вестник. 1902. № 5. С. 121.
68 Измайлов А. А. Помрачение божков и новые кумиры. М., 1910. С. 7.
