37ИЗ ИСТОРИИ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
ББК 63.3(2)+283.2
А. В. Зябликов «СОЮЗ 17 ОКТЯБРЯ» И «НОВОЕ ВРЕМЯ»
В пору партийной дифференциации общества, в конце
1905 г., правый центр политического спектра России складывался особенно трудно. Задачам объединения препятствовало разное представление о стержневой, цементирующей идее. Один из идеологов «мирного обновления» — Г. Н. Трубецкой считал, что подлинный патриотизм требует объединения «выше партий», что одной партии не по силам возрождение России1. Задуманный в сентябре 1905 г. С. Н. Булгаковым «Союз христианской политики» призван был объединить демократические и социалистические партии на основе заповедей Божьих2. Летом
1906 г. с проектом «соборного союза» для сплочения консервативных сил вокруг монархической идеи выступил Б. В. Никольский3. На состоявшемся 25 ноября 1905 г. заседании по образованию «Соединенного комитета конституционномонархических партий» присутствовали делегаты от 10 партий и движений, таких, как «Союз 17 октября», «Партия правового порядка», «Демократический союз конституционалистов», «Лига скорейшего созыва народных представителей», «Лига свободы и порядка» и др.4 В действительности партий и организаций правоцентристской ориентации было гораздо больше. Такая множественность, с одной стороны, косвенно свидетельствовала о разрозненности сил этого спектра, с другой стороны, иллюстрировала объективную необходимость в появлении крупной политической партии, опирающейся на либеральноконсервативные идеалы.
В 1905 г. в числе возможных лидеров умеренноконсервативного движения назывались имена князя В. М. Голицына, М. А. Стаховича, В. И. Герье. А. С. Суворин отдавал предпочтение московскому губернскому предводителю дворянства князю П. Н. Трубецкому, П. С. Шереметеву, Н. А. Хомякову, считая, что вокруг этих людей соберутся здоровые консервативные силы, сформируется сильная и энергичная политическая партия5. Имевшая несколько «рабочих» названий («соборная», «русская народная партия», «партия губернских предводителей»), она должна была решать одну задачу — быть противником бюрократического самовластия, но не врагом государственного строя, который «создан тысячелетней историей и отвечает воззрениям подавляющего большинства русского народа»6.
Более других соответствовал этой задаче «Союз 17 октября», остающийся в российской истории партией нереализованных возможностей.
Партийный орган «Союза 17 октября» — «Голос Москвы» так определял главную идею октябризма: «Не спешите затягивать освобожденную Россию в конституционный корсет европейского образца, дайте развиться содержанию акта 17 октября в нормальной обстановке, дайте время народной мудрости выработать те формы государственной жизни, идеалы которых, быть может, смутно, но давно живут в душе народа»7. Бывший президент Вольного экономического общества старейший октябрист барон П. Л. Корф считал «Союз 17 октября» идейной коалицией сил, в равной степени отвергающих революцию и реакцию8.
Современники считали аксиомой, что «Союз 17 октября» ни в коей мере не может претендовать на культурную и интеллектуальную гегемонию в обществе9. Однако октябризм располагал большим культурным потенциалом, чем это принято представлять. Подтверждением служит тот факт, что членами «Союза 17 октября» были известный историк В. И. Герье, академик архитектуры Л. Н. Бенуа, знаменитый художник-ювелир К. Г. Фаберже. Умеренная программа, структурная рыхлость «Союза», размытость его границ, эстетическая терпимость, отсутствие строгой дисциплины приближали к нему
многих формально беспартийных представителей художественной интеллигенции. Во время второй думской избирательной кампании (январь — февраль 1907 г.) кандидатами в выборщики по Санкт-Петербургу от партии октябристов значились архитекторы Б. Е. Фурман, Л. Н. Бенуа, П. Н. Волков, В. Ф. Пруссак, В. А. Липский, артист Императорского театра В. Я. Майборода, художники Н. В. Дмитриев, А. И. Куинджи, писатель Л. Л. Толстой (сын Л. Н. Толстого)10.
Российский октябризм имел потенциального литературного союзника в лице самой влиятельной российской газеты «Новое время». «Нововременцы» сходились с октябристами в представлениях о Государственной Думе не только как о паллиативном средстве избавления от революционных потрясений, но и как о возможности разумно уравновесить национальное и общечеловеческое. В декабре 1905 г. публицист «Нового времени» Н. А. Демчинский предложил Центральному Комитету «Союза 17 октября» услуги свои и своих коллег в качестве пропагандистов и митинговых ораторов11. В партию вступили «нововременские» публицисты А. А. Столыпин и А. А. Пиленко. К числу наиболее активных сторонников «Союза 17 октября» следует отнести «нововременца» Льва Львовича Толстого, для которого членство в партии было, бесспорно, связано с представлениями о некоем фамильном долге. Этот писатель, явно мечтая о лаврах автора «Дневника писателя», стремился воспламенить словом дух нации, явить России другого Толстого — патриота и государственника, исправившего ошибки отца. Л. Л. Толстой понимал под патриотизмом не только любовь к родному очагу, религии, языку, но и «к известным формам гражданской жизни»12. Это понимание сочеталось у Л. Н. Толстого с наивными фантазиями о «русском земном шаре» в далеком будущем13. Л. Л. Толстой, несмотря на известную фамилию, не мог принести октябристам серьезных политических дивидендов: отсутствие острого публицистического слога делало его неинтересным для читателя. Гораздо более перспективным выглядело сотрудничество с А. С. Сувориным, В. В. Розановым или М. О. Меньшиковым.
К наметившемуся на рубеже 1905—1906 гг. альянсу «Нового времени» с партией октябристов А. С. Суворин поначалу отнесся скептически. Писателя смущала тактическая пассивность «Союза 17 октября», упование скорее на лозунги, чем на конкретные дела; кроме того, «Союз» намертво был привязан к одному-единственному небесспорному государственному акту14. В ходе первой избирательной кампании А. С. Суворин отмечал, что название ни одной из партий не может считаться удачным. Особенно сетовал писатель на отсутствие слов «национальный» и «либеральный». «Я пристал бы к единственной партии, — писал издатель “Нового времени”,
— национально-демократической, которой нет, но которая могла бы проповедовать все свободы и экономическое устройство народа и не была бы исключительно русской, а, напротив, соединила бы с собою народности культурные, как поляки»15. Предложение Ф. Е. Енакиева о реорганизации «Союза 17 октября» в «национально-прогрессивную партию» не было поддержано, а 7 апреля 1906 г. на заседании ЦК и петербургских участковых комитетов было постановлено наложить запрет на любые разговоры о переименовании партии16.
Октябристы очень рассчитывали на союзничество А. С. Суворина и его печатного детища. В ноябре 1905 г. председатель Санкт-Петербургского ЦК «родственной» октябристам партии правового порядка А. А. Тарасов рекомендовал бесплатно прилагать к октябристским воззваниям номера «Нового времени» и «Слова»17. Петербургская газета «Слово», ставшая к ноябрю 1905 г. октябристской (хотя формально и непартийной), в наименованиях и содержании своих рубрик, в общей стилистике, бесспорно, шла вслед за «Новым временем». «Новое время» неизменно было в числе газет, выписывавшихся «Союзом», — к началу 1907 г. число периодических изданий, получаемых Петербургским ЦК, равнялось сорока четырем. Спектр печатной продукции был широк: от левокадетского «Товарища» до ультраконсервативных «Московских ведомостей»18.
Мысль о проведении соединенного совещания октябристов в Москве 8—9 января 1906 г., по словам лидера партии Д. И. Шипова, возникла под впечатлением ряда «нововременских» материалов,
где отмечались тревожные факты упрочения в общественном сознании скептических оценок октябрьского манифеста.
Поражение октябристов на первых выборах заставило их в корне пересмотреть отношение к пропагандистскому аспекту своей деятельности, активизировало поиск литературных союзников. В ряде своих писем А. С. Суворину А. И. Гучков прямо связывал возобладание кадетской и социалистической фракций в Думе с наличием хорошей агитационной литературы19. Октябристы, в отличие от кадетов, не имели своего издательского товарищества, хотя А. И. Гучков предпринимал для этого серьезные усилия. Созданное в 1906 г. бюро печати координировало выход 56 газет октябристского толка20. Но вопрос об издании большой партийной газеты был решен только 17 апреля 1906 г. — первый номер газеты «Национальная Русь» вышел еще позже, 26 ноября. В специальном обращении от 9 января 1907 г. ЦК «Союза 17 октября» предлагал своим сторонникам уделить особое внимание литературноагитационному направлению партийной работы21.
В августе 1906 г. А. И. Гучков, сетуя на неурядицы в издательских делах партии, указывал А. С. Суворину на «агитационные сокровища», накопленные на страницах «Нового времени». Он просил писателя издать отдельными брошюрами часть «нововременских» материалов, особенно выделяя статьи А. А. Столыпина, М. О. Меньшикова, С. И. Смирновой и «Маленькие письма» самого А. С. Суворина. «Вы оказали бы громадную услугу делу воспитания нашего общественного мнения и дали бы нашему брату, практическому политику, драгоценнейшее оружие в руки», — писал А. И. Гучков А. С. Суворину 23 августа22. В декабре 1906 г. А. С. Суворин принял решение об издании сборника «нововременских» статей С. И. Смирновой. А. И. Гучков с благодарностью писал А. С. Суворину о важности выхода книги еще до выборов, подчеркивая ее пропагандистскую ценность не только для октябристов, но и для правых партий23.
Необычайно возросла популярность лидера октябристов в умеренно-консервативных кругах после появления 10 сентября
1906 г., через 3 дня после похорон генерала Д. Ф. Трепова, знаменитого открытого письма Е. Н. Трубецкому. В письме
А. И. Гучков выражал убежденность в том, что дальнейшее обострение революционного кризиса явится гибельным для политической свободы, культуры, народного благосостояния и призвал общество отречься от «союза с революцией»24. А. И. Гучков счел политику репрессий по отношению к революционному движению вполне совместимой с планом либеральных преобразований, предложенным П. А. Столыпиным
25 августа 1906 г.
Таким образом, впервые за время революции был взят курс на консолидацию крупной политической партии и правительства реформ. «Союз 17 октября» становился первой правительственной партией в России. Письмо А. И. Гучкова, имевшее широкий общественный резонанс, внесло окончательный раскол в партию октябристов: вышедшие из нее М. А. Стахович, П. А. Гейден, Н. Н. Львов закончили оформление партии мирного обновления, осуждавшей террор во всех его проявлениях. На этот уход обратил внимание даже Л. Н. Толстой. Великий писатель расценил его как уход из политики вообще и с одобрением о нем отозвался25. Сам А. И. Гучков охарактеризовал позицию «мирнообновленцев» как преступную. «Стахович несчастный человек, который думает, что его присутствие в шайке бандитов сделает их честными людьми», — жаловался лидер октябристов А. С. Суворину в декабре 1906 г.26
Дерзость и прямота А. И. Гучкова заставила с уважением отнестись к нему даже политических противников. М. О. Меньшиков, подчеркивая свое расхождение с политической программой октябристов, писал: «Как бы враждебны ни были честные и умные люди вроде А. И. Гучкова — во всех партиях — они союзники друг друга в том единственном, что нужно Родине
— в исполнении долга»27.
13 сентября 1906 г. в «Новом времени» появилось посвященное А. И. Гучкову «маленькое письмо» А. С. Суворина, который продолжил свою политическую физиогномику. «В Гучкове мне симпатичны мужество, — писал издатель, — его твердая уверенность в победе конституционного порядка вещей, его прирожденное русское чувство, которое он никогда не скрывал, и открытая борьба с революцией»28. Личность
А. И. Гучкова соответствовала суворинским мечтам об укреплении власти при сохранении конституционных гарантий
— тем более что 10 сентября «Союз 17 октября» был официально зарегистрирован, а 29 октября 1906 г. А. И. Гучков стал председателем ЦК партии.
Позиции октябризма неожиданно укрепились после сентябрьского съезда кадетов в Гельсингфорсе и октябрьского съезда монархистов в Киеве. Кадеты, по существу, не отказывались от тактики пассивного сопротивления власти, хотя и признали непопулярность в обществе идей «выборгского воззвания». Съезд же монархистов, по словам М. О. Меньшикова, показал, что в крайне правых партиях собралась «анархия, бестолочь и неразбериха»29.
К осени 1906 г. октябристы оставались единственной партией конституционалистов, не открестившейся от национальных лозунгов и наименее скомпрометировавшей себя союзом с революцией или реакцией. А. С. Суворин отмечал здравомыслие октябристов, но по-прежнему считал это заслугой исключительно А. И. Гучкова. Сам А. И. Гучков высоко оценивал вклад «Нового времени» и А. С. Суворина в становление октябристской пропаганды. В декабрьских (1906 г.) письмах А. С. Суворину
А. И. Гучков называет писателя своим единомышленником30. В конце 1906 г. лидер октябристов предлагал М. О. Меньшикову возглавить одну из октябристских газет и даже вступить в «Союз 17 октября»31.
23 декабря 1906 г. вышел первый номер партийной газеты «Голос Москвы», в качестве редактора-издателя которой выступил сам А. И. Гучков. В «Голосе Москвы», наряду с прочими художественными текстами, публиковался огромный роман Н. А. Энгельгардта «Московское рушение» — его писатель считал своим лучшим произведением. Сохранилось письмо Н. А. Энгельгардта В. И. Герье, в котором писатель просит октябриста-историка оценить роман с точки зрения исторической верности, художественных достоинств и, что особенно любопытно, «духа, направления»32. Стилистика газеты точно отражала суть октябризма: она была выдержана в неярких, спокойных, подчеркнуто корректных тонах, была лишена скандально-разоблачительного налета. В связи с этим шансы
октябристов на победу в выборах оценивались невысоко — предвыборная тактика кадетов и социалистов была изощренней и эффектней.
Художественной интеллигенции импонировало то, что октябристы стремятся вернуть в политический лексикон слова «Россия», «Отечество», однако накануне II Думы «Союз
17 октября» начал все чаще соскальзывать со своего «национального» пьедестала. В атмосфере броских политических посулов, раздариваемых избирателям левыми партиями и кадетами, октябристы вынуждены были поправлять свой чересчур архаичный имидж напоминанием о европейской природе партии. Сказывался здесь и страх перед отождествлением в общественном сознании октябризма с черносотенством. И М. О. Меньшикова и А. С. Суворина смущала неспособность октябристов «зажечь» своей идеей сердца. Впрочем, оба писателя, как наиболее влиятельные литературные союзники «Союза 17 октября», должны были ощущать и свою ответственность за это. Объективно октябристы уступали крайним партиям и кадетам в политическом темпераменте. Свою роль играл и определенный «комплекс неполноценности» «Союза» по отношению к европейцам-кадетам: октябристы быстро усваивали партийную фразеологию и свойственный кадетской печати менторский тон, быстро входили во вкус партийных баталий. М. О. Меньшиков справедливо замечал, что национальное у октябристов «затемнено» партийностью33. В этих условиях все большее распространение получала черносотенная трактовка «национального» и «патриотического».
Крайне правые относились к октябристам резко негативно, несмотря на стремление «Союза 17 октября» блокироваться в предвыборной борьбе с монархистами: оно было расценено последними как попытка обращения в «конституционную» веру. В программной статье «Что нас разделяет?» один из ближайших сподвижников А. И. Дубровина — А. Н. Борк-Александров разъяснял, что монархисты прочно соотносят себя с русским народом, а октябристов — с интеллигенцией, духовно «обслуживающей революцию»34. Сам А. Н. Борк-Александров в декабре 1905 г. возглавил санкт-петербургское братство «Свобода и
порядок», состоявшее на 90 % из фабричных рабочих, крестьян, мелких ремесленников, торговцев и ставившее целью «борьбу с революцией»35. Проблему октябризма, как любой «промежуточной» силы, А. Н. Борк-Александров видел в сложности выбора: быть с «черной» или «красной» партией. «Октябристская слякоть», — презрительно отозвалась о своих несостоявшихся союзниках газета «Русское знамя»36. В. М. Пуришкевич посвятил А. И. Гучкову басню «Шурка Подляков».
В отличие от А. Н. Борка-Александрова, А. С. Суворин понимал проблему октябризма как проблему обретения собственного голоса, проблему преодоления партийного в угоду национальному, государственному. Ход думских прений убеждал в слабой способности октябристов аккумулировать и выражать общественные настроения, чрезвычайно шаток был авторитет октябристской группы среди массы крестьян и «полуинтеллигенции», составивших большую часть собрания. Более того, существовала опасность обратного подчинения: «молчальники» октябристы имели шанс, говоря словами М. О. Меньшикова, отдать свою партию «на побегушки» более темпераментным левым фракциям37. Октябристы показывали явную неспособность реализовать себя в качестве «соборной» партии. Во II Думе на бледном умеренно-консервативном фоне как сильная, боеспособная политическая единица выглядела группа польских национал-демократов (47 человек) во главе с писателем Р. Дмовским, определявшая исход многих голосований. Патриотизм и сплоченность польской группы еще более убеждали писателей-«нововременцев» в необходимости создания русской национальной партии и придания Думе национального характера.
Идею создания национальной партии, национал-либераль-ного Русского имперского клуба, в противовес неудавшемуся Русскому собранию, разрабатывал еще в апреле 1906 г. М. О. Меньшиков. Однако тогда писатель полагал, что формирование такого рода партии можно будет начать только после возникновения стабильных и работоспособных думских фракций38. В мае 1907 г. М. О. Меньшиков выступил с проектом создания Великорусской партии, целиком базирующейся не на политической, а на национальной основе. Тогда же писатель
начинает отстаивать идею «русской Думы», а его публицистика приобретает отчетливо антисемитский оттенок. По замыслу автора, костяк партии должны были составить конституционалисты: в первую очередь, левые октябристы и правые кадеты. Эти надежды были перечеркнуты в ноябре
1907 г., когда III Дума в лице кадетов и октябристов проголосовала за исключение из приветственного адреса Николаю II слова «самодержавие». Созданный при деятельном участии М. О. Меньшикова в мае 1908 г. Всероссийский национальный союз также не отвечал идеалу «соборной» партии. В российской истории он остался элитарным интеллектуальным клубом, тщетно пытавшимся соединить русский национализм с либерально-западническими политическими формами.
А. С. Суворин в начале 1907 г. еще надеется на эволюционирование «Союза 17 октября» в национальную партию. Однако после прошедшего в Москве 7—10 мая 1907 г. съезда октябристов писатель начинает целую критическую кампанию в адрес партии А. И. Гучкова. Поводом для суворинского возмущения стала резолюция съезда об ответственности министров. Октябристы выступали за подотчетность министров монарху и народному представительству — последнее могло выражать недоверие правительству и отдельному министру, а также требовать его отставки. Писатель полагал, что осуществление октябристского проекта спровоцирует новые трения между Думой и верховной властью, а стало быть, будет способствовать продолжению революционной смуты. А. С. Суворин был сторонником исключительных прерогатив монарха, который назначает ответственных перед ним министров — Дума же имеет право делать министрам запросы и ставить их «перед общественным мнением»39. Консервативный взгляд А. С. Суворина объясним историческим моментом, когда первоочередной задачей было примирение общества, превращение Думы из обличительной в работающую.
В мае — июне 1907 г. А. С. Суворин вел ожесточенную критику практически всех аспектов и направлений деятельности «Союза 17 октября», не забывая, впрочем, сделать оговорку, что это проистекает из желания партии добра40. Писатель обвинял
октябристов в «маниловщине», упрекал в заигрывании с кадетами, в пассивности, в неспособности внятно сформулировать свою доктрину. «Ни Богу свечка, ни черту кочерга», — отозвался А. С. Суворин об октябристской программе41. «Кадетами второго сорта» окрестил октябристов в июле 1907 г. М. О. Меньшиков42. Невыразительность, тусклость духовного, интеллектуального облика «Союза 17 октября» отмечали представители практически всех политических направлений России, что свидетельствует не только об объективности суворинских оценок, но и о предсказуемости октябризма как политического движения43.
После объявления «третьеиюньского» манифеста, которое было воспринято без свойственного правым злорадства, писатель видел политическое спасение октябристов в немедленном переименовании их в Русскую партию, которая смогла бы соединить в себе «квинтэссенцию конституционализма» с тем, что составляет «существенные черты русского народа». Под «квинтэссенцией конституционализма» А. С. Суворин понимает наличие законосовещательного народного представительства и гарантированных конституционных свобод. В суворинское понимание «существенно русского» входят:
— исключительные права российского монарха как высшего арбитра нации,
— сословный строй,
— мировое могущество России,
— культивирование русской народной обрядности,
— приоритет русского языка и культуры.
В июне 1907 г. А. С. Суворин вернулся к проекту создания дворянского парламента, так как предполагал особую «наличность» в этом сословии государственных, а не партийных качеств. Писатель предлагает следующую формулу общественного оздоровления: национальное единение —
культурное развитие — парламентаризм.
1907 г. предоставлял русскому консерватизму, возможно, последний шанс. В июне 1907 г. В. Я. Брюсов записывал в дневнике впечатления от разговоров во время поездки по Волге от Ярославля до Самары: «Настроение всех, с кем я встречался, правое, но левее “октябристов”»44. На выборах в III Думу (сентябрь — октябрь 1907 г.) многим, по выражению
В. В. Розанова, хотелось «положить шар правее, чем куда хочется»45. Страна, уставшая от революционной анархии, требовала от своих новых избранников осмотрительности, осторожности, конструктивности. От «космополитического одурения» левых необходимо было перейти к методичной созидательной работе. В эти дни чрезвычайно актуальным стал политический рецепт В. Л. Величко, предложенный писателем еще в 1902 г.: «Общий подъем самоотверженного, вдумчивого патриотизма, дружная работа общества рука об руку с правительством, без доктринерской вражды или холопского фрондирования по отношению к представителям и системе государственного дела — вот, что нужно теперь нашей родине, вот, что должен ей дать и непременно даст подъем национального самосознания»46.
Логично, что наибольшее количество мест в новой Думе получили октябристы. «Союзу 17 октября» выпала миссия стать своеобразным буфером между радикальными направлениями. Увы, решая благородную задачу общественного примирения, любая «буферная» партия обречена потерять свое лицо. Октябристам, впрочем, было сложно утратить свою политическую эксклюзивность, поскольку они изначально были лишены идейной самобытности, их программа так и не обрела выразительности.
III Дума обозначила готовность и способность погасить революцию. В. В. Розанов назвал ее первой «антилитературной» Думой47. Сделать народное представительство работоспособным и деловым можно было, лишь «выплеснув» из него радикальную и либеральную интеллигенцию, которая отождествляла государственную деятельность с полемическими эскападами в адрес государства. «Дума должна государствовать, а не литераторствовать, — писал В. В. Розанов в июне 1908 г. о деятельности I и II Дум. — <...>. Нужно было государствовать, а государствовать не умели и отчасти к этому даже не было вкуса»48. III Дума в большей степени напоминала собрание государственников и патриотов, далеких, впрочем, от лояльности к политической архаике и бюрократическому произволу. Дума проявила достаточную твердость в отстаивании конституционных свобод, она имела хороший шанс стать инструментом, усиливающим ответственность государства.
Однако острого интереса к ее деятельности у художников уже не было.
Даже такой толерантный к политике писатель, как А. С. Суворин, оставив упования на превращение «Союза 17 октября» в широкое «соборное» движение, объявил партийность «политической холерой», искажающей лучшие качества в человеке49. В конце 1907 г. идее политического объединения и «федерации партий» писатель пытался противопоставить концепт гуманистического союза по типу масонского — в нем угадывается нечто подобное проекту Л. Тихомирова и К. Н. Леонтьева, предлагавших на рубеже 80—90-х гг. XIX в. создать тайное общество (под видом благотворительного или научного) для противодействия революционным партиям50.
A. С. Суворин мечтал о создании неполитического тайного сообщества русских людей, своего рода патриотического братства, где могла бы быть реализована присущая человеку обрядность. В консервативных кругах всерьез обсуждался вопрос о «гроссмейстерстве» А. С. Суворина в задуманном им братстве51. Впрочем, представляется странным широкое обсуждение в печати проекта создания тайного общества, остается непонятным, как намеревался писатель совместить неполитический характер общества с вполне политической целью (борьба с революционным экстремизмом).
Принципиальным критиком партийного принципа формирования народного представительства выступал
B. О. Ключевский. Знаменитый историк считал Думу фактором догоняющего развития, неизбежно культивирующим систему «наскоро собранных знаний» и провоцирующим политический эгоизм52. «Тиранией числа» назвал парламентаризм Д. Н. Цертелев53. К этому мнению могли бы присоединиться и многие другие деятели русской культуры от А. М. Ремизова до М. М. Пришвина54.
Итак, партии конституционалистов-консерваторов трудно было рассчитывать на успех в стране с идеократическим типом государственности и политической культуры. Понятие «государственная, национальная интеллигенция» в России отождествлялось со всеми ненавидимой бюрократией, а «национальные» партии в условиях 1905—1907 гг. немедленно превращались в очередной слепок с черносотенного союза русского народа. Площадь грани, на которой балансировал
российский либерал-консерватизм в 1905—1907 гг., оказалась слишком малой: репутация «кадетского» либерализма была скомпрометирована союзом с революцией — консерватизм отождествлялся с охранительством. Альянс художественной интеллигенции с «Союзом 17 октября» не сложился в значительной степени потому, что октябристы вынуждены были подчеркивать свое европейское происхождение и в партийной риторике следовать за космополитами-кадетами.
75
Трубецкой Г. Н. Задачи момента // Московский еженедельник. 1906. № 29. С. 9.
2 Булгаков С. Н. Неотложная задача // Вопросы жизни. 1905. № 9. С. 358—359.
3 Государственный архив Российской Федерации (далее — ГАРФ). Ф. 588. Оп. 1. Д. 299. Л. 5—6.
4 ГАРФ. Ф. 1822. Оп. 1. Д. 3. Л. 37.
5 Суворин А. С. Письмо БЬХХІХ // Новое время. 1905. 8 апр.
6 Глинка С. Искусственное давление // Там же. 16 апр.
7 Голос Москвы. 1907. 21 сент.
8 ГАРФ. Ф. 1822. Оп. 1. Д. 3. Л. 37.
9 Например, дневник советника при министре иностранных дел октябриста А. А. Гирса свидетельствует о весьма скромном уровне эстетических запросов его автора (ГАРФ. Ф. 892. Оп. 1. Д. 3. Л. 31).
10 Листки Союза 17 октября. 1907. № 9.
11 Протоколы ЦК «Союза 17 октября» периода первой российской революции // История СССР. 1991. № 2.
С. 166.
12 Толстой Л. Л. Что такое патриотизм // Новое время. 1907. 1 февр.
13 Научно-исследовательский отдел рукописей Российской государственной библиотеки (далее — НИОР РГБ). Ф. 459. Д. 27. Альбом 3. Л. 15.
14 Суворин А. С. Письмо БСХХХУН // Новое время. 1906. 22 марта.
15 Суворин А. С. Письмо БСХХХІХ // Там же. 28 марта.
16 Протоколы ЦК «Союза 17 октября» периода первой российской революции // История СССР. 1991. № 6.
С. 153.
17 Там же. № 2. С. 164.
18 ГАРФ. Ф. 115. Оп. 1. Д. 14 (1). Л. 18.
19 Российский государственный архив литературы и искусства (далее — РГАЛИ). Ф. 459. Оп. 1. Д. 1126. Л. 1— 2.
20 Шелохаев В. В. Партия октябристов в годы первой российской революции. М., 1987. С. 89.
21 ГАРФ. Ф. 115. Оп. 1. Д. 4. Л. 9.
22 РГАЛИ. Ф. 459. Оп. 1. Д. 1126. Л. 1—2.
23 Там же. Л. 5.
24 Новое время. 1906. 10 сент.
25 Гусев Н. Н. Два года с Л. Н. Толстым. М., 1928. С. 71.
26 РГАЛИ. Ф. 459. Оп. 1. Д. 1126. Л. 1—2.
27 Меньшиковы. О. Погоня за портфелем // Новое время. 1906. 14 сент.
28 Суворин А. С. Письмо БСЬХХХІ // Там же. 13 сент.
29 Меньшиков М. О. Партия правового беспорядка // Там же. 7 окт.
30 РГАЛИ. Ф. 459. Оп. 1. Д. 1126. Л. 4.
31 Свой отказ М. О. Меньшиков объяснил позже нежеланием вступать в «партию без людей» (Новое время.
1907. 19 июля).
32 НИОР РГБ. Фонд Герье. Пап. 57. Ед. хр. 27. Л. 1.
33 Меньшиков М. О. Великорусская партия//Новое время. 1907. 10 мая.
34 БоркА. Н. Что нас разделяет? // Русское знамя. 1907. № 56.
35 ГАРФ. Ф. 1822. Оп. 1. Д. 3. Л. 109.
36 Русское знамя. 1907. № 129.
37 Меньшиков М. О. Знахари в парламенте//Новое время. 1907. 13 февр.
38 Меньшиков М. О. Русский клуб//Там же. 1906. 13 апр.
39 Суворин А. С. Письмо ЭССИ // Там же. 1907. 10 мая.
40 Суворин А. С. Письмо ЭССХ // Там же. 8 июня.
41 Суворин А. С. Письмо ЭССШ // Там же. 13 мая.
42 Меньшиков М. О. Кадеты второго сорта // Там же. 19 июля.
43 См., напр.: Лавинцев А. И. Русская общественная жизнь в 1906 году // Клад. 1907. № 1. С. 89; Елпатьевский С. Я. Люди 17 октября//Русское богатство. 1907. № 11. С. 88—94.
44 Брюсов В. Я. Дневники. Автобиографическая проза. Письма. М., 2002. С. 158.
45 Розанов В. В. Русская государственность и общество. М., 2003. С. 463. (Собр. соч.)
46 Величко В. Л. Русские речи // Русский вестник. 1902. № 5. С. 129.
47 Розанов В. В. В нашей смуте. М., 2004. С. 138. (Собр. соч.)
48 Там же. С. 136.
49 Суворин А. С. Письмо БССХХ//Новое время. 1907. 5 авг.
50 См.: Костылев В. Н. Выбор Льва Тихомирова // Вопросы истории. 1992. № 6/7. С. 35.
51 Суворин А. С. Письмо БССХХП //Новое время. 1907. 17 авг.
52 Ключевский В. О. Сочинения: в 9 т. М., 1990. Т. 9. С. 358.
53 Цертелев Д. Н. Самодержавие и парламентаризм // Русский вестник. 1900. № 8. С. 473.
54 См.: Отдел рукописей и редких книг Российской национальной библиотеки. Ф. 634. Д. 175. Л. 18.
