CC BY
129
УДК 141.3 М171
Максименко Людмила Александровна
кандидат философских наук, доцент кафедры философии Омского государственного педагогического университета
msw6@rambler.ru
HOMO COSMICUS: ФЕНОМЕН «ОКЕАНИЧЕСКОГО ЧУВСТВА»
Аннотация:
Древнейшая мысль о сопричастности человека и Вселенной приобрела по-стулативную очевидность неясного генеза, иногда затертую в устойчивом фразеологизме «Человек и Вселенная». Не только для древнего, но для современного человека, по словам известного физика С. Вайнберга, «почти неизбежна вера в то, что мы имеем какое-то особое отношение ко Вселенной» [1, с. 142]. Эта сопричастность воплощена в феномене, наиболее употребительные имена для которого: космическое сознание, океаническое или вселенское чувство. В чем суть этого феномена, какая сущность скрыта за ним? В статье предлагается возможный ответ на данный вопрос.
Ключевые слова: Вселенная, океаническое/вселенское чувство, космическое сознание, сущность человека, родовой признак.
В фольклорную традицию и дальше индоевропейскую архаику глубинными корнями уходит представление, в котором огненная душа человека отождествлялась со звездой. Впоследствии метафора «душа-звезда» стала пониматься в буквальном смысле, положив начало стойким верованиям и преданиями индоевропейских народов, связующим и начало (а не только рождение), и конец человеческой жизни с небесными звездами.
В исследовании этих верований выдающимся русским литературоведом и фольклористом XIX в. А.Н. Афанасьевым [2, т. 3, с. 100-158] обращают на себя внимание три момента. Во-первых, многочисленность подобных представлений у разных народов. Во-вторых, их устойчивость и живучесть в народной культуре. В-третьих, примечателен сам факт буквализации метафоры «душа-звезда» далеко за пределами мифопоэтической эпохи с ее особой има-гинативной логикой мысли, превращающей тропы в вещи. Остается вопрос, на чем зиждется само стремление к подобной буквализации, даже если его рассматривать как сохранившийся в культуре мифопоэтический реликт?
Овидий писал, что Прометей, создавая человека из смеси речной воды и земли, дал ему «высокое лицо», и «прямо в небо глядеть повелел, подымая к созвездиям очи», «между тем как, склоняясь, остальные животные в землю смотрят». («Метаморфозы», I, 84-86). Человек в таксонометрической системе живых организмов уже в мифологии мыслился как Ното Оовтюив, ибо единственный способен почувствовать и осознать свою неразрывную связь со Вселенной. В дальнейшей истории философии и науки весьма многочисленны примеры, фиксирующие осознание или чувствование этой связи как некого родового свойства человека. Канадский психолог Р. Бёкк писал о «космическом сознании» как о будущей норме человечества [3, с. 21]. У. Джеймс особо выделял данный феномен в ряду мистических переживаний, связанных с религиозным чувством, признавая его основополагающим моментом человеческого бытия [4, с. 315-316]. К. Фишер представил свидетельство [5, т. 8, Полутом 1, с. 38-40], что «торжественное чувство, возбужденное ночным одиночеством» и видом звездного неба, содержание которого составлял порыв к Бесконечному («я в нем живу, я - все, я только его олицетворяю собой»), было близко Г.В.Ф. Гегелю, что отражено в стихотворном гимне «Элевзис Гёльдерлину». О «вселенском сознании» как родовом свойстве человека писал С.Н. Трубецкой, доказывая «органическую соборность человеческого сознания», из которой следует его вселенскость [6, с. 82]. Отдельное сознание перерастает «в новое, другим животным совершенно неведомое «вселенское сознание»», делающим возможным непосредственную открытость бытия, без которой нет ни сознания отдельного человека, ни самой возможности познания. Его носителем философ мыслил «космическое существо, или мир в своей психической основе, то, что Платон называл Мировой Душою». В. Зеньковский высоко оценил эти идеи Трубецкого, сожалея, что он «остановился лишь на пороге этой проблемы, столь же важной для антропологии, как и для космологии» [7, с. 753].
Идею «космического сознания», весьма схожую с идеей Р. Бёкка, мы встречаем в работах русского педагога, философа К.Н. Вентцеля. Сознание приобретает статус космического, когда «восстанавливается нарушенное единство между человеком и Вселенной». Это проявляется в преодолении границ своего «Я», «простирающегося в беспредельность», так, что в нем оказывается «заключенными не только все Человечество, но и вся Вселенная» [8, с. 202-205]. Основу космической педагогики К.Н. Вентцеля составляет культивирование Космического сознания, которое сам педагог называл не иначе как «новая религия» или «религия духовно освобожденного человека».
Русский философ И. Лапшин роднил душевное состояние в мистическом экстазе, названное им «вселенским чувством», с немистическими состояниями человеческого духа, «психическими процессами интеллектуального и аффективного порядка», выражающими стороны человеческого существа, которые признавались самыми важными в жизни человека большинством представителей рационального познания [9, ч. 1, с. 579-581]. «Вселенское чувство» он обнаружил во множестве произведений художественной литературы и философской классики, отмечая удивительное психических переживаний, коренящееся в общих свойствах духовной природы человека. Религиозное самосознание человечества, проявляющееся во «вселенском чувстве», оказывается в существенных чертах тождественным у людей, принадлежащим к разнообразным религиозным и метафизическим направлениям. Так «не сама ли Вселенная своей беспредельностью вызывает религиозные чувства?» [10, с. 7]. Экзистенциальный опыт постижения сакрального - основа культуры во всех ее проявлениях. Религия открывает глубины человеческой жизни, обычно скрытые пылью повседневной жизни и шумом секулярного труда. «Она дает нам опыт Священного, того, к чему нельзя прикоснуться, что внушает благоговейный ужас, предельный смысл, источник предельного мужества», - писал П. Тиллих [11, с. 241]. Терминология, в которой описывается подобный опыт, весьма близка к той, в которой мы встречаем описание «вселенского», «океанического» чувства. Если «религия есть вкус и интерес к бесконечному» (Ф. Шлейермахер), то можно понять, почему к охваченному «вселенским чувством» нерелигиозному человеку приходят в этом состоянии, содержание которого составляют «ночь, звездное небо, вечность, бог и пробуждающиеся мысли о себе», религиозные мысли и образы. Они - суть форма, посредством которой выражается нечто глубокое и одновременно понятное всем. Адекватное выражение смысла, относящееся к обсуждаемому содержанию, возможно с ними скорее, чем каким-либо другим способом.
Любое чувство основано на опыте взаимодействия с объектом. Объектом, способным в разные исторические эпохи, у разных людей вызывать весьма схожий спектр переживаний и чувств и мыслей является звездная Вселенная. В перечисленных выше примерах рефлексивные состояния, переживания и чувства, как правило, либо инициировались, либо сопровождались созерцанием звездного неба. Вся история культуры говорит о том, что особое состояние человеческого духа, воспроизводящее некий мистериальный тип отношений человека с миром, в которых проявляется их глубинное внутреннее единство, неизбежно возникает, когда человек вглядывается во Вселенную. Звездное небо притягивало и гипнотизировало человека в доисторические времена. Оно наполняло священным трепетом и величайшим благоговением Канта. Так же гипнотически оно действует на наших современников [12]. Ничего не изменилось. Столкновение с Суперреальностью звездного неба переживается как экзистенция и манифестирует себя через особенное чувство, весьма удачно названное «океаническим». Брошенный в миг Вечности человек не только инстинктивно живет, он силиться понять себя Вселенским существом.
Термин «океаническое», по-видимому, принадлежит Р. Ролану. Французский писатель в полемике с З. Фрейдом отметил, что подлинным источником религиозной энергии считает особое чувство, никогда его не покидающее и обнаруживаемое у многих людей, «предположительно присущее миллионам». Чувство чего-то безграничного, бескрайнего, «океанического», чувство «ощущения вечности» и неразрывной связи, принадлежности к мировому целому. Лишь на основании «океанического» чувства человек может считать себя религиозным, даже если он отвергает всякую веру и иллюзию [13, с. 66]. Фрейд не разделял такой трактовки. Он считал, что идея «океанического чувства» «звучит странно», плохо совместима с психоанализом, для которого привычнее иметь дело с «Я», отграниченным от мира, данное чувство невозможно описать в терминах физиологических характеристик.
Не находя такого чувства у себя, Фрейд все же был вынужден признать наличие «океанического чувства» у других людей, связывая его генезис с начальной стадией эволюции «Я» у младенцев и патологическим нарушением его границ во взрослом состоянии или редким рудиментом. «Наше нынешнее чувство «Я» - лишь съежившейся остаток какого-то широкого, даже всеобъемлющего чувства, которое соответствовало неотделимости «Я» от внешнего мира»,
- писал Фрейд [13, с. 69]. У некоторых людей это чувство, обозначенное Роланом «океаниче-
ским», могло сохраниться. Фрейд сомневался, что «океаническое чувство» может быть источником религиозности, хотя признавал, что оно оказалось в дальнейшем связано с религией. Впоследствии термин «океаническое чувство» вошел в лексикон психоанализа как характеристика невротического состояния, связанного с невыразимым переживанием ощущения выхода за пределы обычных пространственно-временных границ, обычно возникающим вслед за ощущением одиночества [14, с. 125].
В случае «вселенского» или «океанического» чувства имеется совпадение релевантностей субъективного опыта людей в отношении к Вселенной. «Микросмерть Я» в этом экстатическом состоянии подобна живительному глотку. В самой природе человека сохранилась генетическая память о «родственной» связи человека и Вселенной. Обряд инициации, существовавший в архаичных религиозных традициях, предполагал «умерщвление» посвящаемого («микросмерть» Я), при котором его символически разрубали на части, а потом он чудесным образом воскрешался в обновленном виде. Зачастую ритуальное умерщвление изображалось как поглощение космическим существом (змеем, крокодилом, черепахой и др.) хтонической природы, связанной с влагой, почвой, мраком, плодородием. Процесс обновления, представленный в обряде инициации, повторял космологический акт, подобно тому, как онтогенез повторяет филогенез. Во многих мифологиях расчленение-умерщвление мифологических персонажей на земле предполагало их (воз)рождение в новом качестве на небе, отрезанные части тела были тесно связаны с «астрономическим кодом», и часто фигурировали в образе звезд, созвездий и небесных тел (К. Леви-Строс).
Наличие хтонических мотивов усиливает параллелизм между космологией и эмбрионоло-гией, подмеченный многими исследователями. Адам был погребен там же, где и создан -в центре земли на вершине космической горы Голгофы. Метафора центра - «пуп земли» однозначная отсылка к перинатально-эмбрионологической теме. Средневековые богословы всерьез были озабочены «проблемой пупа» - был ли он у библейских прародителей человечества -Адама и Евы, не знавших материнской утробы? Проблема хоть и выглядит иронично, вовсе не является измышленной на пустом месте. Символика центра в космологических теориях часто выражалась с помощью терминов, как бы заимствованных у эмбриологии. Много подобных параллелей констатировал М. Элиаде. На материале древнеиндийской и египетской мифологии четкий параллелизм между эмбриологическими и космологическими представлениями обнаружен голландскими востоковедами Ф.Б.Я. Кёйпером и Б. Стрикером. Центральный космогонический миф Ригведы был прочтен как легенда о космической овуляции и зачатии. Битва Индры с драконом Вритрой - демоном хаоса интерпретирована как мифологическое отражение перинатального (то есть предшествующего рождению) «воспоминания» индивидуума о собственном зачатии [15, с. 112-146]. Один из главных основоположников современной космологии - А. Линде уподобил рождение и смерть Вселенной рождению и смерти человека [16, с. 25], поставив вопрос о том, что «изучение Вселенной и сознания неразрывно связаны друг с другом» [16, с. 248]. Продолжением этой линии можно считать сформулированный российским философом А. Павленко принцип генетического подобия космогенеза (Вселенной) и антропогенеза (человека). Согласно данному принципу две стадии развития Вселенной -инфляционная, связанная с экспоненциально быстрым расширением, и фридмановская (эволюционная) - с пренебрежительно малым изменением размеров, коррелируют с двумя стадиями, которые человек проходит в своем развитии - пренатальной и постнатальной [17]. Это вызов Декартовскому подходу к человеческому бытию с его формулой cogito ergo sum, признающей только человека с «проявленным» сознанием. Акцент следует ставить не на cogito, а на sum как на изначальном бытийном условии всякой человеческой активности.
Весьма созвучны этим идеям многие концептуальные установки трансперсональной психологии. Человеческая психика по своему существу, признается соизмеримой со всей Вселенной. Однако измененные состояния сознания, в которых, в частности, это проявляется, традиционная психиатрия и психология, ориентированные на «здравое бодрствование» как психическую норму, признают лишь в рамках яви. Если сознание - это приспособительное отражение, то состояния, искажающие сигналы внешнего мира, порождая, тем самым, изменения-искажения сознания, оцениваются как патология.
Трансперсональная психология исходит из парадигмы, признающей подлинной реальность, скрытую в глубинах психики. Измененные состояния сознания она относит к неотъемлемым способностям человеческого ума и играющим важную роль в нормальной психической деятельности. Это «фантастические внутренние путешествия в собственное бессознательное и сверхсознательное» [18, с. 47]. В них проступают интуиции о холотропной природе Вселенной. Возможность подобных интуиций объясняется тем, что измененные состояния сознания -это исторические регрессии в биологическое, культурное и духовное прошлое вплоть до пери-
натальных переживаний и даже дальше к эпизодам зачатия, к жизни биологических предков и началу Вселенной.
С перинатальным и трансперинатальным уровнями бессознательного связан особый тип «океанического экстаза» [18, с. 336]. Он отличается утратой границ Эго и абсолютным единением с природой, космическим порядком и Богом. Этому состоянию свойственно «видение звездного неба», «ощущение космического сознания», глубокое интуитивное понимание существования, поток прозрений, словом - «спонтанное пробуждение духовности». Те, кто его пережил, «обнаружили новый неожиданный источник силы и свою подлинную идентичность». С. Гроф эмпирически установил: данный феномен - некий «общий знаменатель» в человеческой природе, явно проявляющийся в опыте столкновения с особой «психокосмической» реальностью [18, с. 396].
В трактовке «океанического экстаза» и оценке его важности С. Гроф следует за О. Ранком. В основе его теории психического развития лежит понятие «травмы рождения». Основная потребность индивида - это потребность в «океаническом экстазе», если ее сформулировать в терминологии С. Грофа. То есть возвращение человека в изначальное состояние внутриутробного существования, в состояние единения с природой. «Травматизм» рождения связан с фрустрацией этой потребности. Травма рождения актуализируется на каждом этапе индивидуального развития, что субъективно воспринимается как чувство покинутости. Однако ее преодоление открывает возможности установления новых гармоничных отношений с миром. В выразительной формуле Фалеса «все из воды» О. Ранк усмотрел не только то, что вода - перво-исток всех вещей, но и первое смутное понимание индивидуального происхождения человека из материнской утробы, возведенного во всеобщий закон природы [19, с. 151-152].
О физическом «начале» нашей Вселенной из точки сингулярности в научной космологии, судят по ее следу - реликтовому излучению. О том, что было «в начале» в онтологическо-религиозном смысле, человек узнает из «Откровения» (греч. ektroma). Глагол тро^еы означает «дрожать», «страшиться». Отсюда - славянское «трепетать» с дополнительным значением «обращаться вспять». Родственно этим словам траи^а (травма) - «рана». Началом мудрости, воспроизводящей начало творения мира (Притч. 1, 7), является трепетный страх при восприятии Божественного Откровения [20, с. 189]. О том, что было «в начале» собственного рождения и даже до него, человек узнает из «океанического чувства». Оно - психо-эмоциональный след, откровение глубин бессознательного, обнажающее «вселенскость» человека. «Травма рождения» блокирует важнейшую потребность самоузнавания своего «начала» как основу самоидентификации. Поэтому образы звездного неба, зачастую «запускающие» механизм подобного отождествления, как правило, сопровождают и дрожь, и удивление, и благоговейный трепет, экзистенциальный ужас. Имеют место все те же «реликты», что и при узнавании иных, обычно противополагаемых человеку «начал». Все сходятся в одной точке - некой антроповсе-ленской сингулярности.
Многочисленность «перинатальных» трактовок космогенеза указывает, что подобный параллелизм не является каким-то случайным и исключительным. Он скорее высвечивает нормальность, естественность такого понимания существа космологической проблемы и космич-ность человеческой природы. То, что Фрейд считал патологией, на самом деле норма. У человека особый таксон. Homo Sapiens - это Homo Cosmicus. «Патология» - это родовой признак человека. Аргументацию данного тезиса можно почерпнуть из идей В. Налимова о вероятностной природе сознания, человеческой индивидуальности, многомерности личности. Весь пафос его концепции указывает, что мы подошли к необходимости понимания сознания как феномена Вселенной. «Сознание во Вселенной - или как иначе?» [21, с. 67] - для него это риторический вопрос. Иначе - быть не может. Трансперсональный уровень - это уровень космического сознания.
Функция распределения над общим полем признаков (математический коррелят психической природы человека) индивидуально-вариативна, но в ней есть инвариант, выражающий данный родовой признак. Признаковое пространство человека - размытое пятно в признаковом пространстве организмов, поскольку природа таксона вероятностна. Должно быть нечто, имеющее больший вероятностный вес, и выделяющее человека в особый таксон. В размышлениях В. Бибихина о том, «что есть человек в своем простом существе», мы находим намек на это «нечто», сцепленное с родовым признаком. «Назовем существо человека присутствием,
- пишет он. - Вещи существуют. Животные живут. Человек существует как вещь, живет как живое существо, присутствует, как может присутствовать только человек и все человеческое» [22, с. 24]. Как может присутствовать человек и все человеческое? Ясно, что присутствие не есть пространственно-временная или телесная характеристика, его природа, его семантика вероятностна. Как, например, «присутствует» электрон в атоме? Представление о нем, как телесной корпускуле, грубая и упрощенная модель. Представление о сознании человека, «запертом»
в его телесной индивидуальности можно оценить также. Присутствие электрона задается вероятностной функцией распределения. Электрон присутствует «везде», во всем пространстве атома, как бы заполняя собой его пустоту. «Уплотняя» ее в каком-либо месте, он кажется (!) нам корпускулой. Не так ли с проявленным сознанием человека?
Присутствие человека, если его определять в контексте биологии, также задается функцией распределения (плотностью вероятности). «Испорченность» функции распределения в онтогенезе выводит эмбрион человека к периферии пятна, сближая с нормой других таксонов. Испорченность «космического родового признака» как нарушение в процессе онтогенеза базовой перинатальной матрицы не дает похожего эффекта. Она ведет к разладу человека с миром, к диффузии «океанического чувства». Его смещение к периферии признакового пятна возможно чревато психическими деформациями личности, но оставляет быть человеком. Сознание человека, с которым он отождествляет себя, подобно электронному облаку, не является самозамкнутым на телесность. Согласно С. Грофу [18, с. 371], «высшее психическое здоровье» имеет не только хилотропический модус (греч. Ьу)в - материя), в котором человек идентифицирует себя с частичным аспектом своей природы - телесным. Оно с необходимостью предполагает и холотропический модус, в котором через «океаническое чувство» человек обнаруживает свою подлинную идентичность. Только полная диссипация «океанического чувства» превращает человека в животное.
Известный американский астрофизик К. Саган называл Вселенную космическим океаном. «Вода манит, - писал он. - Океан зовет. Какая-то часть нашего существа знает, что мы пришли оттуда. Нас тянет вернуться» [23, с. 27]. Это «вечное возвращение» выражается в терминологическо-семантической размытости его описания (чувство, аффект, экстаз, мистическое восприятие, переживание, представление, сознание). Пониманием схвачено нечто важное касательно природы человека и Вселенной. Схвачено, но не эксплицировано.
Отмечаемая в «океаническом чувстве» безграничность «Я» («В час тоски невыразимой / Все во мне, и я во всем» Ф. Тютчев) объяснима тем, что оно с какими-то очень малыми вероятностями содержит в себе всю реальность бытия. Семантическое поле человека сохраняет в подавленном состоянии воспоминание об предысторическом прошлом. Возвращение в него -перераспределение вероятностей в терминологии В. Налимова. В нашей - актуализация «океанического чувства» («зов Океана»), которая зачастую интерпретировалась как психическое заболевание. В силу размытости границ проблема нормы и патологии всегда выглядит неоднозначно. Творчество, теургия даже если это и сублимация сексуальной энергии по Фрейду, то вызвана она всплеском, флуктуацией «океанического чувства». И тогда гениальность, рождающую шедевры, можно квалифицировать как вид психического расстройства.
В напряжении обнаженной в звездной ночи экзистенции, когда человек «в душе своей, как в бездне, погружен», он через эту явленность «в чуждом неразгаданном, ночном», «узнает наследье родовое» (Ф. Тютчев). «Наследье родовое» - признак, проявляющийся и на уровне индивидуальном, и - родовом. Для человечества как «культурного организма» этот признак сцеплен с «инстинктом самосохранения» как постоянной обращенности в семантическую континуальность вселенского значения. Из метафоры-анаграммы «по-этического космоса», обозначенной российским поэтом и философом К. Кедровым, родился этико-антропный принцип культуры. Свои размышления об искусстве, литературе и религиозном сознании человека индийский писатель и поэт Р. Тагор резюмировал в тезисе: «Вселенная - это Вселенная человека». Научное творчество доставляет не меньше аргументов в пользу данного тезиса. Яркое подтверждение - А. Эйнштейн и его «космическое» религиозное чувство, весьма схожее с «океаническим» и «вселенским». Отнесенность «океанического чувства» к религии ясна из этимологии. ЯвНдю (лат.) - восстановление, воспроизводство лиги (связи). Человек в силу своей космической природы инстинктивно ищет, возобновляет эту связь, облачая ее в различные формы выражения.
Описания и рефлексии «океанического чувства» обнаруживают однозначную отсылку его существа к нуминозному чувству. Нуминозное - ядро сакрального, придающее ему амби-валентость. Оно не только рождает ужас, страх, преклонение, но и притягивает, обещает благо и счастье. Наличие «вселенского чувства» у человека - не просто «разность потенциалов», поддерживающая «витальное напряжение». Предикат «океаническое» (чувство) высвечивает через перинатально-космологические совпадения подобие человека и Вселенной в отношении их генезиса и развития. Предикация данного чувства как «вселенского» подчеркивает «конната-тивные эманации», обращенные к семантике Дома (Вселенная как Ойкумена), архетипу Великой Матери.
Вселенная обретает для нас огромную ценность, так как в ней заключено священное (сакральное). Оно открывается по-разному. В экзистенциальном вопрошании, в «океаническом»
чувстве. В «воплощениях Вселенной» в культовых сооружениях, религиозных службах. Сакральное обнаруживает себя и в научном поиске. «Прикосновение к великой тайне начала Вселенной» академик Я. Зельдович расценил как самый «драматический момент мужания человеческого познания» [24, т. 133, вып. 3, с. 502]. Именно оно приподнимает человеческую жизнь над уровнем фарса и суетности и придает ей не только черты высокой трагедии (С. Вайнберг), но и открывает витальные смыслы человеческого бытия. Согласно легенде, на вопрос усталого, замученного земными заботами человека о том, для чего лучше жить, чем не жить, Анаксагор ответил: «Для того, чтобы смотреть на звезды». Подобные интертекстуальные реминисценции разбросаны во всех текстах (в широком значении этого слова) двух «книг» - природы и культуры, и ярко выражены в феномене «океанического», «вселенского» чувства. Оно указывает на одинаковую природу этих «потенциалов» - человека и Вселенной, тем самым, дает новый аспект оснований гуманизма. Человек - ценность, обусловленная сопряженностью с высшей вселенской сакральностью. Синонимом сакраметального (святого, заветного) является высокое, то есть восходящее к небу.
Прометей дал человеку «завет» в соответствии с его природой - «в небо глядеть», ибо там его небесная родина. Если он опустит «высокое лицо», и перестанет «в небо глядеть», то он - и не человек, а животное. Подобная артикуляция мысли характерна не только мифологии. В реализации Птолемеевского «завета» Н.Ф. Фёдоров видел суть человеческой природы, «критически относится к этой вере, отрицать ее - значит останавливать человека на пути его от животности и рожденности к самобытности и самонадеянности». Вертикальное положение человека означает обращение взора от земли к небу. «Здесь начало того чувства, из которого произошла идея Бога, как сказали бы философы» [25, с. 512]. Овидий заканчивает свою поэму иллюстрацией древнего представления о том, что после смерти душа человека становиться звездой. Человек возвращается «домой». Убийство Юлия Цезаря совпало с появлением на небе яркой кометы: это его душа теперь «блещет звездой», она вошла в «дом небесный», «примкнула к родным светилам», и теперь с небесных твердынь взирает на Капитолий («Метаморфозы, Кн. 15, 839-850).
«Душа хотела б стать звездой» (Ф. Тютчев) не потому, что человек стремиться к смерти, а потому, что имеет звездную природу, его вещая душа «бьется на пороге как бы двойного бытия». Человек хочет и призван жить и светить. Его «хотение», запечатленное во «вселенском» чувстве, - зов, указующий на звездную природу. Если понятие сакрального сопряжено со Вселенной, то оно сопрягается и с человеком. В некотором роде он и сам являет собой некую са-кральность. А потому - должен почитаться и охраняться. Всегда. Особенно сейчас, когда возникли серьезные опасения деформации человеческого не только в животное, но и в постчело-веческое.
Ссылки:
1. Вайнберг С. Первые три минуты: современный взгляд на происхождение Вселенной. М., 1981.
2. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу: Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований в связи с мифическими сказаниями других родственных народов. В трех томах. М., 1995.
3. Бёкк Р.М. Космическое сознание. Исследование эволюции человеческого разума. М., 2008.
4. Джеймс У. Многообразие религиозного опыта. М., 2010.
5. Фишер К. История новой философии. Т. 1-8. Гегель, его жизнь, сочинения и учение. Т. 8. Полутом 1. СПб., 1902.
6. Трубецкой С.Н. О природе человеческого сознания // Трубецкой С.Н., Трубецкой Е.Н. Избранное. М., 2010. С. 47-154.
7. Зеньковский В.В. История русской философии. М., 2001.
8. Вентцель К.Н. Психологические и педагогические условия торжества новой религии // Вент-цель. М., 1999.
9. Лапшин И. Мистическое познание и «вселенское чувство» // Сборник статей, посвященных почитателями академику и заслуженному профессору В.И. Ламанскому по случаю его 50-летия ученой деятельности. СПб., 1907.
10. Гуревич П.С. Возрожден ли мистицизм: критические очерки. М., 1984.
11. Тиллих П. Теология культуры // Избранное. Теология культуры. М., 1995.
12. Суворов В.В. Звездное небо - столкновение с Суперреальностью или субъективный образ? // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. 2001. № 1 С. 84-89.
13. Фрейд З. Недовольство культурой // Психоанализ. Религия. Культура. М., 1991. С. 66-133.
14. Психоаналитические термины и понятия. М., 2000.
15. Кёйпер Ф.Б.Я. Космогония и зачатие: к постановке вопроса // Труды по ведийской мифологии. М., 1986. С. 112-146.
16. Линде А.Д. Физика элементарных частиц и инфляционная космология. М., 1990.
17. Павленко А.Н. Место «хаоса» в новом мировом порядке (Методологический анализ оснований хаотической космологии) // Вопросы философии. 2003. № 9. С. 39-53.
18. Гроф С. За пределами мозга. М., 1993.
19. Ранк О. Травма рождения и ее значение для психоанализа. М., 2009.
20. Романенко Ю.М. Бытие и естество: Онтология и метафизика как типы философского знания. СПб., 1999.
21. Налимов В.В. Размышления на философские темы // Вопросы философии. 1997. № 10. С. 58-76.
22. Бибихин В.В. Мир. Томск, 1995.
23. Саган К. Космос: эволюция Вселенной, жизни и цивилизации. СПб., 2005.
24. Зельдович Я.Б. Теория вакуума, быть может, решает загадку космологии // Успехи физических наук. 1981. С. 479-503.
25. Фёдоров Н. Ф. Горизонтальное положение и вертикальное - жизнь и смерть // Сочинения. М., 1982.
