CC BY
164
ЛИТЕРАТУРА
Баратынский Е. А. 1989: Полное собрание стихотворений. Л.
Боратынский Е. А. 2000-2001: Полное собрание сочинений: в 3 т. М.; Augsburg.
Киреевский И. В. Полное собрание сочинений: в 2 т. Т. 1. М.
ROMANTIC CONFLICT IN YEA. BORATYNSKY'S LYRICS (an approach to the problem)
S. V. Rudakova
Ye. A. Boratynsky's world vision is based on a critical approach to reality that was typical of Romanticists. His lyric hero's inner conflict between emotions and reason, belief and truth, expectations and experience encourages awareness of nonchalant and sensible attitude to life as the only possible way out for him. Boratynsky's lyric hero perceives life and emotional tension as two (though quite different) inseparably intertwined categories. That is why he, with his strong emotions, rich inner life, eternal spiritual quest, cannot but admit that life, full of hopelessness and quiet, is real.
Key words: romanticism, Boratynsky, conflict, lyric hero, dream, emotional tension, quiet.
© 2010
Н. В. Баканова
ХИЩНИКИ И ИХ ЖЕРТВЫ В «НРАВАХ РАСТЕРЯЕВОЙ УЛИЦЫ»
Г. И. УСПЕНСКОГО
В статье рассматривается цикл очерков Г. И. Успенского «Нравы Растеряевой улицы» с позиции аксиологической методологии. Особое внимание уделено системе ценностей писателя. На примере произведений Г. И. Успенского раскрываются возможности использования аксиологического подхода в литературоведении.
Ключевые слова: русская литература, Г. И. Успенский, аксиология.
Использование аксиологической методологии при изучении литературных произведений позволяет эффективно решать проблемы их современного прочтения. В этом ключе особый интерес составляет ценностный мир героев Г. И. Успенского. «Нравы Растеряевой улицы» — первый очерковый цикл Глеба Успенского, в котором он собрал воедино тематически разнородный материал и одновременно реализовал свои идеи. Вот уже почти полтора столетия эти идеи и влгляды писателя и поставленные им вопросы сохраняют свою актуальность в русском обществе: что такое «растеряевщина»? Что делает человека, вне зависимости от его со-
циального облика и рода занятий, героем Растеряевой улицы и всей растеряевой округи? Какие у него идеалы и ценности?
Творчество Успенского отражает то, что свой идеал он связывает не с мужицким трудом вообще, а, прежде всего, с трудом в условиях дружного общинного хозяйства. Глеб Иванович показывает, каких пустоцветов рождало воспитание, принятое в мещанском кругу. В «Нравах Растеряевой улицы», например, он дает образ Кузьки, племянника некой Балканихи, которая выражала свою любовь к нему тем, что беспрерывно заставляла его есть: «Кузька был усыплен и закормлен до такой степени, что когда ему приходилось что-то видеть в первый раз в жизни, не приковывали его внимания». Поступив на самоварную фабрику, он подвергался побоям и хозяев и товарищей, и вскоре стал захаживать в кабак. Каждую субботу тетка тратила на него, по крайней мере, два пучка розог. «Такая классическая система сделала то, что Кузька, будучи уже взрослым малым, был глупее всякого растеряевского ребенка». Он ищет развлечений от мертвящей скуки: с удовольствием слушает визг собаки, которой ранит ногу запущенный им кирпич, мешает Никите, чистящему лошадь. Кузьма «становится в тупик перед самыми обыкновенными человеческими отношениями; весь мир божий казался ему множеством совершенно отдельных предметов, которые друг с другом не имеют никакой связи». Громадные нетронутые силы юноши искали выхода. «Первый сознательный и смелый шаг» Кузьмы состоял в том, что он, зайдя в кабак, решил выпить четверть на спор и умер.
Растеряевская темнота и дикость также сгубила любознательного юношу Алифана, сына шапочника Юраса. Начитавшись о путешествиях капитана Кука, он всюду рассказывал об этом. Над ним смеялись и издевались, его мелочная торговля пошла плохо. Так и сгинул бесславно человек пытливый, влюбленный в книгу, ненавидимую растеряевцами.
Автору «Нравов Растеряевой улицы» и «Власти земли» пришлось мучительно блуждать в поисках правды и справедливости. Он жил и творил в эпоху утопического социализма. Духовная драма Успенского поучительна для тех, кто искал новое мировоззрение, иные правила жизни, другой идеал.
Глеб Успенский «вставал на место» и переживал все судьбы «обглоданного люда» как свою собственную. Он понимал и трясущуюся от страха прачку, не желающую жить с кровопийцей-мужем, и голодающего вместе с детьми старика-крестьянина, сбежавшего из деревни, и рабочего, напуганного рекрутчиной и бросившегося в кипящий котел (рассказ «Будка»), и Ивана Босых, разоренного, гибнущего от пьянства (цикл очерков «Власть земли»), и Ивана Николаевича, крестьянина, страдающего от того, что «правды сыскать нигде не может», жаждущего «впереть» в земство и спасти крестьян.
Личность всегда оценивает все элементы окружающей ее внешней среды. В силу социального неравенства, отраженного в очерках Успенского, ценности среди людей распределяются неравномерно. Именно на неравном распределении ценностей строятся все виды отношений в его произведениях.
Растеряевский мир искажает природу человека, делает его беспомощным и растерянным перед жизнью. Писателя интересует, прежде всего, вопрос о том,
1 Успенский 1955, 331.
как растерявский общественный быт, моральные заповеди Растеряевки формируют характеры ее обитателей, превращая одного в кулака (Прохор), другого в мучителя, наслаждающегося унижением и забитостью зависимых от него людей (Толоконников), третьего в шарлатана (Хрипушин) и т.д.
Создатель «Нравов..» изобразил среду, в которой есть те, кто мучит, угнетает, эксплуатирует совесть, его «полоумство», а есть те трудами которых живут, кого гнетут, пользуясь беззащитностью и покорностью.
Очевидно, что Успенский в своем произведении использует сопоставления (хищники, мучители, жертвы). Это нашло свое выражение и в художественных особенностях произведения. Композиционно оно развертывается как целостное повествование (его организует постановка единой проблемы) о растеряевских типах. Одни из персонажей в той или другой норме пользуются сложившимися обстоятельствами (Прохор, Балканиха, Дрыкин, Хрипушин), а другие являются жертвами этих обстоятельств (Игнатьевич, Претерпеевы, Кузька, Алифан).
Писатель с большой тщательностью и мастерством рисует эти характеры: их портреты, внешнюю обстановку, жизнь, речь, душевные качества.
Все устройство жизни на Растеряевой улице несовместимо с разумными, человечными отношениями людей друг к другу. Отсутствует такая духовная ценность, как милосердие к ближнему. Для людей становятся главными ценностями — власть, самоутверждение, обогащение.
Можно сказать, что в «Нравах Растеряевой улицы» преобладают мелкие хищники, и среди них нет счастливых. Жизнь как ценность для человека связана, прежде всего, с поиском и реализацией личного идеала, так или иначе соотнесенного с идеалом общественным. Большинство хищников, как и их жертвы, погрязли в мелочах быта, лишены всякой жизненной перспективы. И часто они сами становятся жертвами созданных ими обстоятельств.
Немалую часть книги Глеб Успенский посвящает трагикомической истории сестер Претерпеевых и чиновника Семена Ивановича Толоконникова. «Этот Семен Иванович является «благодетелем» разоренного семейства. Перед нами одно из проявлений самого безоглядного самодурства. И как бы ни были бедны сестры Претерпеевы, все же и они решили освободиться от своего «благодетеля». Страшная потребность быть тираном над забитым жизнью человеком довершается у То -локонникова стремления сделать из этого средство своего тщеславия».
В образе Толоконникове Успенский показал обесчеловечивание растеряевцев, формирование человеконенавистников. Сын сельского дьячка, с детства много битый «неповоротливый и угрюмый» Толоконников, пройдя годы чиновничьей выучки, превратился в самодура. Все его мысли и желания сосредоточились на изобретении разных издевательств над людьми. Сначала он издевался над кухаркой, потом над целой семьей: матерью и тремя дочерьми Претерпеевыми. Искусно затянув в свои сети бедствующую семью подачками, выражением сочувствия, Толоконников сделал этих и без того робких людей своими рабами. «Изобретательность его в деспотическом желании довести семью до непрестанного к нему внимания и страха перед ним доходила до виртуозности. Вариации ее были, поистине, изумительны». Он заставлял упрашивать себя обедать до средины дня до глубокой ночи и, доведя людей до полного изнеможения, кричал соседям, что его морят голодом. «Обезумевшие, превратившиеся в каких-то автоматов» Претерпе-
евы тем не менее нашли в себе силы взбунтоваться. Но Толоконников ушел от них только тогда, когда выполнил всю свою программу издевательств, заставив отказаться от них жениха одной из дочерей.
В мире Растеряевки нашелся человек, который с охотой пошел навстречу То -локонникову. Это была старшая некрасивая дочь мелкого помещика, которую ненавидели ее сестры потому, что она отдала себя на растерзание Толоконникову. Он торжествующе восклицал: «Так настращена, так настращена, боже защити!.. Позвольте попросить у вас воды, скажешь иной раз ей. Ту же минуту несет воду и чмок в руку!.. Каково?». Друг Толоконникова — медик Хрипушин — замечал, что у этой покорной жены «слезы не просыхали на глазах.».
Сам же Семен Иваныч Толоконников женился на страшной девушке без любви, только из-за ее наследства. «Младшая может выйти только тогда, когда выйдет старшая, в противном случае она лишается двадцати десятин земли, а старшей достаются все сорок»2.
В образе Толоконникова, как и в образе Прохора, мы видим своеобразную эволюцию, происходящую из-за внешней среды. Подобно Прохора Порфирычу, образ Толоконникова дан в развитии, причем последовательное усиление отрицательных качеств героя определяет большую стремительность. Множеством различного рода оскорблений было отмечено прошлое чиновника С. И. Толоконни-кова: побои в родительском доме, поношения в духовном училище, откуда он был исключен по неспособности к наукам, насмешки сослуживцев во время службы в палате. Забитый, озлобленный чиновник с поразительной быстротой превращается в дикого деспота, издевающегося над своими жертвами.
«Разного рода оскорбления привели Толоконникова к отчуждению от людей, постоянной потребности мести кому-то», впоследствии — к бессмысленному, безудержному накопительству как средству самоутверждения, достижения «более или менее счастливой жизни» в растеряевском понимании. Одинокий, он накупил посуды, «которой хватает на пятьдесят человек», гору белья, одежды, гниющей в сундуках и т. д.
«Потребность мести кому-то» выливается в самодурство и превращается в его «ндрав» (название главы, рассказывающей о нем, — «Жизнь и «ндрав» То -локонникова»): он издевается над своей старухой-кухаркой, над бедствующей семьей Претерпеевых, после своей женитьбы — над собственной женой, над всеми, кто имеет несчастье попадать от него в зависимость3.
Люди ненавистны Толоконникову, ибо представление о них неразрывно связано в сознании его с представлением о зле, ими приносимом, об оскорблениях, глумлении, насмешках. «Счастье» (страшное счастье Толоконникова) обретается героем Успенского в отрыве от людей, от каких бы то ни было общих интересов: оно сводится для Семена Ивановича к бессмысленному накопительству, доведению до высшей степени совершенства своего хозяйства. В образе Толоконнико-ва ярко раскрыта противоестественная любовь к вещам. «Посмотрите, чего-чего только нету у него, — пишет о своем герое Г. Успенский, — в шкафу, в верхней половине, все полки заставлены посудой, которой хватит на пятьдесят человек: тут и вилки дюжинами, и ложки, и чашки, и проч., — все подобрано под одну
2 Успенский 1955, 138.
3 Там же, 14.
масть, «под кадриль», как выражается Семен Иванович. Нижняя часть шкафа, т.е. комоды, битком набиты бельем разных сортов и видов... По стенам лепятся сундуки: откройте их и загляните туда: платье и летнее, и зимнее наложено ворохами, моль бродит по нем, потому что, Семен Иванович никогда еще не решался надеть и носить этого нового платья».4 Это бесцельное, бессмысленное накопление «добра» составляет главную ценность в жизни Семена Ивановича.
Достижение материального благополучия используется Толоконниковым как возможность нелепого, неразумного вымещения на окружающих ранее полученных им обид.
Внешняя, ханжеская религиозность героя сказывается в его речи лицемерными обращениями к богу («Слава Богу», «Слава тебе, Господи» и др.).
Но видим, что достижение материальных благ для Семена Ивановича — это своего рода компенсация за несчастные детские годы. Мы согласны с А. В. Сергеевой, которая считает, что«на самом деле русские воспринимают счастье не само по себе, не как отдельный факт или сторону жизни, которую можно организовать. Они воспринимают счастье комплексно: в связи со страданием и несчастьем. Между счастьем и несчастьем есть причинно-следственные отношения. Об этом и русские поговорки: «Не было бы счастья, да несчастье помогло», «Горя бояться — счастья не видать» и др. Подобное внимание к несчастью отразилось и во всей русской классической литературе XIX века, где преобладает тема сложной человеческой судьбы, духовных страданий» 5.
«За слишком долгое отсутствие всех приятных ощущений, какие доставляет жизнь, Семен Иваныч в вознаграждение своих долгих страданий в одиночестве начал требовать с какою-то болезненною жадностью самого безграничного уважения».
Если Прохор под «счастливой жизнью» разумел «разживу», материальную эксплуатацию человека, то Толоконников в «счастливой» жизни искал возможности к нравственному подавлению зависимого от него человека, к утолению своей жажды насладиться унижением другого. Чиновническим путем так «выбиться в люди» и отомстить он не мог.
О страдающей душе в русской литературе сказано таким образом, что невольно приходишь к выводу: страдания — это и есть проявление души, а значит и самой жизни. И отсутствие страдания не означает счастья в жизни, часто это знак одиночества или просто признак глупости и неразвитой личности. Именно таким образом тема «русской души» описана в романах Ф. Достоевского. Его книги убеждают читателя в том, что страдания ценны, потому что они очищают и возвышают человека. Страдать просто необходимо, чтобы стать личностью. Только после страданий человек становится душевно более чутким, внимательным к чужой жизни, он способен сострадать другим людям. Но тоска Толоконникова и от одиночества, и от «наболевшего самолюбия» начала искать другой выход (поэтому он так и не научился сострадать другим людям). Сперва она получила какое-то удовлетворение в разговорах с собственной кухаркой. Из этих бесед Семен Иваныч убедился, что он не только «ничуть не хуже других», а получше. «У тебя, эва, что
4 Там же, 115.
5 Сергеева 2007, 23.
всего понапихано, где не повернись. У иного помещика еще и этого-то нету.»6 Так была добыта из кухарки первая «крупица утехи». Но этим удовлетвориться Толоконников не мог. «Он начал потихоньку помышлять о том, что его особа не получает должного уважения и не имеет нигде права голоса.». Тогда он «срывает» кровную обиду за пережитые унижения и за непризнания на той же кухарке Авдотье. Затем сфера деятельности Толоконникова расширяется. Он завоевывает, побеждая ухарство кучеров, внимание кухарки Прасковьи, наконец, начинает «покровительствовать» семейству Претерпеевых. Посылки капусты, сахара и т.д. убедили Толоконникова, что в семье несчастной вдовы его боятся, благоговеют перед ним и безгранично преданы ему. Семен Иванович «лакомясь в завоеванном и порабощенном семействе, впал в какое-то сладостное забытье»7. Он приступил к исполнению главной части своей программы: начал мучить людей, пользуясь своими правами над ними. Полного триумфа на всю жизнь Толоконников добивается в женитьбе на беззащитной, некрасивой, засидевшейся в девках Марии.
«Счастье — это мечта, идеал, в лучшем случае — короткий эпизод в жизни, который нельзя вернуть. И показательно, что здесь важна проблема морального права быть счастливым. Например, почему часто в жизни бывает так, что достигаются все поставленные цели, реализуются все возможные желания, но счастливым человек, увы, не становится. Почему так происходит? Человеку мешает какое-то моральное чувство».
«Семен Иванович очень смутно постигал, чего ему хочется. Самодурство как-то уродливо копошилось в нем»8.
Счастье Толоконников находит в одиночестве, что говорит о такой норме, как эгоизм. «Отсутствие людей и человеческих звуков доставляло Толоконникову истинное удовольствие и незаметно навело его на мысль, что одиночество есть настоящее средство для достижения более или менее счастливой жизни. С этого времени, не отдавая себе обстоятельного отчета в своих поступках, Семен Иванович стал устраивать собственное хозяйство»9. Отсутствие знакомых людей, человеческого общества, свою тоску необходимо было чем-то заглушать. И удовлетворение Толоконникову приносило покупка вещей, порой абсолютно ненужных. Этими вещами он захламил весь дом, за длительное время собрав много «хозяйства», как Плюшкин из произведения «Мертвые души» Гоголя. «Хозяйство его доведено до высшей степени совершенства; посмотрите чего-чего только нету у него . битком набиты бельем разных сортов. все это лежит недвижимо, наготовлено на пятьдесят персон, ждет кого-то. И все никого нет, все героя одолевает тоска по чему-то.»10. Ведь действительно, такие духовные ценности как общение, дружба нельзя заменить материальными вещами. Поэтому Семен Иваныч «в вознаграждение своих долгих страданий в одиночестве, начал требовать с какою-то болезненною жадностью самого безграничного уважения. Разговоры кухарок про строгих господ, хорошие отзывы о «других», вообще все, что составляло чуждую
6 Успенский 1955, 119.
7 Там же, 119.
8 Там же, 117.
9 Там же, 115.
10 Там же, 116.
ему жизнь провинциального общества, — все это навалилось на него какою-то громадною тяжестью и заставило его жаждать власти хоть над курами»11.
Вообще власть над людьми постепенно стало нормой поведения для Толокон-никова. «Семейство Претерпеевых обратило на себя внимание Семена Иваныча по тем же причинам, по каким слова кухарки, величавшей его помещиком и богатырем, доставляли ему высокое наслаждение». Успенский даже интонационно делает акцент на этом с помощью риторического вопроса. «Семен Иваныч впал в какое-то сладостное забытье: сама Олимпиада Артамоновна, известная в рас-теряевской Палестине за девицу высокопросвещенную и гордую, и та, по словам Авдотьи, пылала к нему беспредельным благоговением. Чего же еще желать»?12.
Все его действия были направлены только на то, чтобы перед ним преклонялись. «В самом деле, намерения Семена Ивановича были далеки от законного брака. В Претерпеевых он чуял таких людей, которые будут поклоняться ему и носить его на руках и «так» без женитьбы, единственно ради его к ним внимания и кой-каких съестных подачек».
На Растеряевой улице даже комплименты не говорились просто так, а только ради своей выгоды. Хрипушин нахваливал Толоконникова и тут же ждал выпивки. «Долго говорил Хрипушин в том же хвалительном роде. Хозяин таял от слов его и совсем было забыл о водке, если бы гость, у которого, наконец, пересохло горло от длинных монологов, сам не свернул разговор на этот предмет»13.
Он знал, что это поклонение его персоне неискреннее, но Толоконникову это было уже не важно. «Не чувствуя в семье Претерпеевых никакой к себе нравственной, сердечной привязанности и зная, что им, в сущности, не за что чувствовать ее, он, как истинный деспот, находил утешение в безграничном пользовании своими правами над людьми, которые подвержены ему волей-неволей».
Но вместе с возвышением величия Семена Иваныча падала все более и более нравственная свобода Претерпеевых; «... все они оглупели, обезумели и превратились в каких-то автоматов, с тою разницей, что у них были сердца, поставленные в необходимость ежеминутно замирать и трепетать» 14.
Причем Семен Иваныч хотел именно безграничной власти. «Он узнал, что благодетельствуемая им семья знает людей кроме него и думает не исключительно о нем»15.
Власть над людьми извращала Толоконникова, ведь он начал предъявлять новые и новые требования. Эта ценность вела его личность только к регрессу. «Избалованная общим раболепством его натура уже требовала разнообразия. Семен Иванович, являвшийся прежде к хозяевам не иначе как в сюртуке или в шинели, надетой в рукава, начал являться в халате, очевидно, уже не страшась отвращения Олимпиады Артамоновны, или приносил девицам какую-нибудь принадлежность своего туалета и просил пришить пуговицу также без всякой церемонии»16.
11 Там же, 117.
12 Там же, 124.
13 Там же, 126.
14 Там же, 133.
15 Там же, 134.
16 Там же, 130.
Его жертвы — семья Претерпеевых — были вынуждены унижаться, чтобы прокормиться, оставшись без мужа. «Все они робко подступали к лежавшему Семену Ивановичу, робко просили пожаловать кушать и, ответом на эти приглашения, имели несчастие видеть ту же неподвижную спину благодетеля».
Но раз такая ценность как власть не является благородной, то она и не принесла Толоконникову счастья. «Семен Иваныч остается один; тоска гнетет его; он вздыхает все глубже и глубже, и, наконец, мертвая тишина комнаты нарушается заунывным пением» 17.
На первых страницах, когда речь идет о причинах образования «ндрава» Семена Ивановича, писатель спокоен, он понимает, как и почему на Растеряевой улице образуется самодур-мучитель. Автор лишь слегка иронизирует над ним («многотрудные старания», «служебное поприще», разговоры с кухаркой) 18. Но по мере того, как «ндрав» Толоконникова стал вполне определяться и выражаться в действиях, направленных против человека («Семен Иванович» знакомится с семейством Претерпеевых»), ирония и смех автора теряют снисходительность. Писатель обращается к саркастическим характеристикам («сладостное забытье», стал «благодушествовать» и т.п.), к прямому обличению всей подлой натуры Толоконникова (сцена с обедом, особенно эпизод с гостем Претерпеевых, Сладкоумовым). В последней же сцене, когда Толоконников оказался у пристани, писатель уже не может сдержать себя в выражении отвращения к нему. Толокон-ников привел Хрипушина к себе в дом, чтобы в «деле» показать Машу. «С каким-то удовольствием, — подставил он жене спину, для того, чтобы она сняла шинель, и из снисходительности не допустил ее снять с себя калоши, к которым она было уже бросилась. — Самовар! — кротко и нежно пропел притворяющийся зверь. Жена мгновенно исчезла в кухню.- Видел — шепнул хозяин гостю. Самовар явился мгновенно. Жена Семена Ивановича с тем же испугом суетилась около чашек и ложек. Муж с удовольствием поглядывая на этот испуг. — Маш-а!-жена вздрогнула и чуть не выронила чашки. — А что я тебе сказал сегодину». И далее следует сцена, которая «мучительно-долго» уже практиковалась с кухарками и Претерпеевыми: «Семен Иванович был доволен и тешился забитостью жены до усталости»19.
Вместе с нарастающим отвращением, которое испытывает автор при взгляде на Толоконникова, усиливается и его скорбное чувство при изображении жертв «деспота». Оно уже вполне раскрылось, когда автор говорит о превращении Претерпеевых в людей с ежеминутно замирающими и трепещущими сердцами. В главе же «Семен Иваныч у пристани» ранее ощутимая скорбь говорит о «попирание человека в человеке». Не боль в сердце и не глубокую грусть, а полное удовлетворение, восторг и блаженство испытывает Успенский при виде испуга, унижения и покорности подчиненного Толоконникову человека. И самое страшное, что видит Успенский: тайно плачущая жертва не винила мучителя, «она чувствовала, что обязана ему свободой от презрения родных»20.
17 Там же, 136.
18 Там же , 115.
19 Там же, 140.
20 Там же, 141.
И произведение, и его главные герои убеждают, что осуществление своих притязаний за счет других людей — бесчеловечно; движение к цели за счет ущемления интересов рядом идущих — безнравственно и бесчеловечно, как безнравственно и бесчеловечно противопоставление своего счастья — всеобщему.
ЛИТЕРАТУРА
Сергеева А. В. 2007: Русские. Стереотипы поведения. Традиции. Ментальность. М.
Успенский Г. И. 1955: Полное собр. сочинений: в 9 т. Т. 2. М.
PREDATORS AND THEIR PREYS IN G. I. USPENSKY'S "RASTERYAYEV
STREET MORALS"
N. V. Bakanova
The article considers a series of G. I. Uspensky's essays from the axiological viewpoint with particular emphasis on the author's system of values. Using G. I. Uspensky's work as an example the author shows the possibilities of axiological approach for literature study.
Key words: russian literature, G. I. Uspensky, axiology.
© 2010
Е. А. Черных
ОСОБЕННОСТИ СТИЛИСТИЧЕСКОГО ИСПОЛЬЗОВАНИЯ РИТМИЧЕСКИХ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЕЙ В РОМАНЕ ДЖ. ОСТЕН «НОРТЕНГЕРСКОЕ АББАТСТВО»
Статья посвящена изучению особенностей ритмической организации атрибутивных и именных последовательностей и их функционирования в английской художественной прозе. Исследование выполнено в русле фоно стилистики на материале романа Джейн Остен «Нортенгерское аббатство». Особое внимание уделяется возможностям стилистического употребления ритмических последовательностей как художественного приема.
Ключевые слова: филологическое чтение; фонетика; стилистика; фоностилистика; атрибутивные словосочетания; ритм, просодия.
В настоящее время, когда наше общество, благодаря развитию современных технологий, вступило в новый этап, «книжная культура» постепенно вытесняется так называемой «культурой экранной». Так, по данным социологических исследований, чтение книг как таковых все больше отходит на второй план, уступая место телевидению и интернету.
