CC BY
44
© 2010
С. В. Рудакова
РОМАНТИЧЕСКИЙ КОНФЛИКТ В ЛИРИКЕ Е. А. БОРАТЫНСКОГО
(к постановке проблемы)
В основе художественного мировосприятия Е. Е. Боратынского лежит традиционное для романтиков критическое отношение к действительности. Столкновение в лирическом герое Боратынского чувства и рассудка, веры и истины, надежды и опыта заставляет осознать, что, возможно, единственный выход для него — бесстрастное и рассудочное отношение к жизни. Но для героя Боратынского «жизнь» и «волненье» хотя и не равнозначные, но, бесспорно, неотделимые друг от друга категории. Потому лирический герой Боратынского, наделенный сильными чувствами, живущий богатой внутренней жизнью, пребывающий в постоянных духовных метаниях, все же не может признать истинной жизнь, исполненную «безнадежности» и «покоя».
Ключевые слова: романтизм, Боратынский, конфликт, лирический герой, мечта, жизнь, волненье, покой.
В основе художественного мировосприятия Е. Е. Боратынского лежит традиционное для романтиков критическое отношение к действительности, обусловленное убеждением, что в мире есть две субстанции: материальная и духовная, определяющие непримиримое противоборство в человеке двух начал — «телесного» и «умственного»: «Земным ощущеньям насильственно нас / Случайная жизнь покоряет. / Но в искре небесной прияли мы жизнь, / Нам памятно небо родное1. Лирический герой Боратынского, с одной стороны, ощущает себя принадлежащим «высокой небесной гармонии», называя себя «жителем неба»2, утверждая, что «Ко благу пылкое стремленье / От неба было мне дано»3, а с другой стороны, понимает, что его желание одухотворить земной мир, избавив его от противоречий, оказывается невыполнимым. Со временем поэт осознает, что материальное не только не преображается под влиянием гармоничного духовного мира, но, напротив, подчиняет его своей власти. Более того, поэту открывается страшная истина — духовное бытие отравлено тлетворным влиянием жестокой действительности: «Знать миру явному дотоле / Наш бедный ум порабощен, / Что переносит поневоле / И в мир мечты его закон!»4 .
Художественное мироощущение Боратынского определяет появление в его творчестве системы антиномий. Так, духовное пространство раскрывается поэтом через такие категории, как «чувство», «мечта», «надежда», «вера», «поэзия», которые противопоставлены «рассудку», «реальности», «опыту», «истине», «холодности, прозаичности и вообще исключительному стремлению к практической деятельности»5. Последний из рядов понятий, по мысли поэта, являет собой непременное условие действительности.
1 Баратынский 1989, 78.
2 Там же, 87.
3 Там же, 140.
4 Там же, 153.
5 Киреевский 1911, 91.
Романтическое неприятие окружающего мира лирическим героем Боратынского выражается в том, что сама «жизнь» в его художественной образной системе награждается отнюдь не лестными оценками: «чаша испытаний»6, «болезненная»7, «случайная»8, «тяжкий сон»9, «тягостна для нас жизнь, в сердце бьющая волною»10...
«Мечта» как условие строительства иной, отличной от реальной, поэтической романтической вселенной оказывается не в состоянии противостоять миру земному, в столкновении с ним она теряет свою легкость и уже не способна вознести человека вслед за собой к высотам Эмпирея. В лирике Боратынского она не всегда «веселая» [1, 68], «волшебная» [1, 71], «лучшая» [1, 104], «необъятная» [1, 135], «небесная» [1, 183]; чаще «мечта» обретает такие свойства, которые сближают ее с земным, суетным миром и идут вразрез с ее изначальной природой, превращая ее в «печальную» [1, 71], «мучительную» [1, 95], «болезненную» [1, 138], «раболепную» [1, 141], «мятежную» [1, 159].
Под воздействием гнетущей, все подавляющей действительности «мечта» становится все более зыбкой в своем проявлении, иллюзорной в своем «бытии», что, по мысли Боратынского, является одним из первоистоков общечеловеческой трагедии: «Чудный град порой сольется / Из летучих облаков, / Но, лишь ветр его коснется, / Он исчезнет без следов. / Так мгновенные созданья / поэтической мечты / Исчезают от дыханья / Посторонней суеты»11.
«Надежда» и «вера» как явления человеческой жизни, напрямую связанные с «мечтой», также находятся в прямой зависимости от окружающего мира, от состояния человека, рода человеческого. Их чистота, устремленность к возвышенным предметам связываются поэтом с духовной молодостью как самого человека, так и всего человечества в целом. Именно в юности человек счастлив «спокойствием незнанья»12 и сохраняет веру в «обольщающие надежды». «Дни незнанья», описанные в «Приметах», сохраняли в человеке «распахнутость» миру внешнему, а безоговорочная вера человека всему, предстающему перед его глазами, позволяла чувствовать гармоничное единение с миром природы, «сердце» которой было ему «открыто»13. Однако стремление постичь мир, познать его законы позволяет человеческой личности приблизиться к осознанию ряда основополагающих истин, открытие которых начинает разрушать существовавшие до этого гармоничные отношения людей и природы. Утеря прежнего естественного состояния приводит человека к пониманию разрушительного влияния опыта и истины, лишающих бытие всех прелестей. Столкновение в лирическом герое Боратынского чувства и рассудка, веры и истины, надежды и опыта заставляет осознать, что на нынешнем этапе его бытия наилучший и, возможно, единственный выход — бесстрастное и рассудочное отношение к жизни. Замыкание в себе, при-
6 Баратынский 1989, 76.
7 Там же, 77.
8 Там же, 78.
9 Там же, 149.
10 Там же, 64.
11 Там же, 148.
12 Там же, 64.
13 Там же, 191.
тупление чувств заглушают отчаяние, делают бесстрастье «отрадным», позволяя сберечь «хлад спасительный своей бездейственной души»14.
«Волнение» воспринимается Боратынским непременной составляющей многих жизненных процессов, включая и любовь: «В моей душе одно волненье, / А не любовь пробудишь ты»15. В данном контексте слово «волненье» выступает своеобразным синонимом выражению «сложное душевное переживание», оказываясь равно далеким и от подлинной любви, и от полного бесстрастья. «Волненье» в лирике Боратынского соотносится и с творчеством; правда, его появление не всегда радует, а порой даже расстраивает лирического героя, ибо вырывает его из мира неги, которую дарит ему общение с любимой: «Мне иногда докучно вдохновенье: / Мешает мне его волненье / Дышать любовью в тишине!»16. Если лирический герой Боратынского противопоставляет два состояния — любовь и творчество, то для лирического героя А. С. Пушкина эти состояния неразделимы: жить значит любить, любить значит творить.
Для Боратынского в принципе «жизнь» и «волненье» хотя и не равнозначные, но, бесспорно, неотделимые друг от друга категории: «А что прошло, то непреложно. / Года волненья протекли, / И мне перо оставить можно. / Теперь я знаю бытие»17. В стихотворении «Мудрецу» эта формула предстает уже в своей почти афористической законченности, в ней «волненье» — высшая форма проявления жизни: «Жизнь для волненья дана: жизнь и волненье — одно»18. Таким образом, «волненье» становится у Боратынского символом полновесной жизнедеятельности человека, утрата «волнения» личностью приводит не только к крушению идеальных представлений о жизни, но и к духовной смерти, то есть к «бездействию» души человека.
«Бездейственность» рождает такое состояние, как покой, приобретающее в поэтическом мире Боратынского явно отрицательные оттенки значения. «Покой» может быть разным: он и «бесчувственный и вялый»19, и «равнодушием богатый»20; правда, иногда он наделяется совсем иными качествами, ассоциируясь с чем-то родным, близким, уютным: «Усталый труженик под кровлею родною / Вкушает сладостный бездействия покой»21; «Мечтанья юности, восторги сладострастья, / Обманы радости и ветреного счастья; / Милее кажется ему родная сень, / Покой отраднее, приятней рощи тень, / Уединённая роскошнее природа, / И тихо шепчет он: «Всего милей свобода!»22. Однако в положительном проявлении «покой» в поэтическом мире Боратынского — это или кратковременное состояние, или иллюзия, эфемерный плод мысли человеческой: «Тщетно меж бурною жизнью и хладною смертью, философ, / Хочешь ты пристань найти, имя даёшь ей: покой»23. Рассматривая «покой» как следствие «бездейственности» души, поэт
14 Там же, 101.
15 Там же, 74.
16 Там же, 167.
17 Там же, 215.
18 Там же, 195.
19 Там же, 69.
20 Там же, 69.
21 Там же, 61.
22 Там же, 61.
23 Там же, 195.
создает таким образом определенное мотивное поле, связанное с утратой надежды на изменение любого характера, как внешнего, так и внутреннего. Еще в «Двух долях» Боратынский подробно описывает подобное состояние: «Дало две доли провидение / На выбор мудрости людской: / Или надежду и волнение, / Иль безнадёжность и покой»24. Чаще «покой» ассоциируется у поэта со смертью: «Гляжу с отрадою на близкую могилу, / Приветствую её, покой её люблю, / И цепи отряхнуть я сам себя молю»25. Потому лирический герой Боратынского, наделенный сильными чувствами, живущий богатой внутренней жизнью, пребывающий в постоянных духовных метаниях, все же не может признать истинной жизнь, исполненную «безнадежности» и «покоя».
Подобный подход к освещению основного романтического конфликта «Я» и действительности, духовного и земного не заставляет Боратынского отказаться от преклонения перед миром нравственно-духовных ценностей. Свои мысли поэт отражает не только в лирике, но и в своем эпистолярном творчестве. Так, в письме к И. В. Киреевскому от 1829 г он писал: «Я нахожу довольно теплоты в моем сердце, чтоб никогда не охладить твоего, чтобы делить все мечты и отвечать душевным словом на душевное слово. Береги в себе этот огонь душевный, эту способность привязанности, чистый, богатый источник всего прекрасного, всякой поэзии и самого глубокомыслия. Люди, которых охлаждает суетный опыт, показывают не проницательность, а сердечное бессилие. Вынесть сердце свое свежим из опытов жизни, не позволить ему смутиться ими, вот на что мы должны обратить все наши нравственные способности. Прекрасное положительнее полезного, оно принадлежит нам в большей собственности, оно проникает все существо наше, между тем как остальное едва нами осязается»26.
Творчество Е. А. Боратынского становится во многом «зеркалом» процесса духовного освобождения личности, поисков новых идеалов, что обусловлено вытеснением с исторической арены идей Просвещения, кризисом прежней системы жизненных ценностей: закрепившаяся было в сознании ценность человеческой индивидуальности сменяется идеей отторженности личности от мира.
В своей поэзии Боратынский выводит «генерализирующее» переживание, впитавшее в себя все «болевые импульсы» духовной атмосферы 1820-х годов Х1Х века и определяющее господствующее в обществе мироощущение как «разочарование». Хотя состояние «разочарования» не было открытием Боратынского в лирической поэзии, достижением стало то, что это чувство в контексте его лирики становится «всеобъемлющим» и «трагически универсальным»; поэт изображает его в психологической и социо-культурной конкретности, вскрывая его жизненную подоснову. Осознавая трагическую разъединенность человека и мира, Боратынский особое внимание уделяет тому, что происходит с самим человеком; его лирический герой уже не замкнут в прошлом, а развитие лирического сюжета его стихотворений чаще всего обусловлено беспощадным анализом мельчайших движений человеческого сердца.
В ранней лирике Боратынского жизненная неудовлетворенность лирического героя не констатируется, а выводится из развития конкретной лирической ситу-
24 Там же, 100.
25 Там же, 142.
26 Боратынский 2001, 3, 85.
ации, когда разочарование распространяется и «вширь», и «вглубь», накладывая отпечаток даже на такие «вечные» чувства, как дружба и любовь. Не случайно многие исследователи определяют раннюю любовную лирику Боратынского как «безлюбовную», ибо в ней главным становится не признание в любви, а признание в охлаждении, неспособности любить. Герой Боратынского, оказавшись даже в положении избранника, ощущает свою неспособность отдаться чувству, ему мешает постоянный самоанализ. Это становится причиной его нравственной драмы, воспринятой позже как проявление «болезни века». Сам лирический герой Боратынского предстает как «герой своего времени», поэт наделяет его чертами своего современника: человека, сомневающегося во всем, ищущего истину в себе и в мире, борющегося или пассивно ожидающего решения своей участи у судьбы. Ранняя лирика Боратынского — это печальное раздумье о судьбе человеческой личности, идеалы которой гибнут независимо от ее воли; это своего рода декларация бессилия человека перед предназначенной ему свыше судьбой.
С годами действительность воспринимается поэтом все более враждебной и дисгармоничной, подавляющей личность. Лирический герой Боратынского, ранее познававший прежде всего мир в себе, и уже через него — внешнюю действительность, все и всех осмыслявший через себя, сквозь призму своего чувствования, в произведениях 1827-1835 гг. нарушает границы узкого «бытования», выходит в окружающий мир и стремится соотнести этот мир с собой. Потому если своеобразие позиции лирического героя в первый период можно было определить формулой «Я» и «мир», то теперь эта формула представлена соотношением «Мир» и «я». Происходит усиление пессимистической настроенности поэта в восприятии мира, им все более обнажается в человеке разлад между голосом разума и непосредственностью чувства. Однако чем мрачнее взгляд поэта на жизнь, тем сильнее в его лирическом герое чувствуется потребность ощутить полноту жизни, но при этом осознается невозможность достичь желаемое, что приводит к обострению духовного кризиса. В этот период Боратынский возводит личную грусть уже до общего философского значения.
В поздней лирике Боратынского главной проблемой становится рассмотрение человека как приложения всемирных сил и природных законов. Все явственней становится тенденция к объективизации изображения, к рассмотрению душевной жизни человека «извне». Внешний мир, ранее изображаемый как некое замкнутое пространство, лишь оттеняющий духовное богатство личности, ныне существенно влияет на жизнь лирического героя Боратынского, входя в его сознание в качестве важнейшей реалии Бытия. И в поздней лирике поэта отношения человека с миром строятся по формуле «Мир» — «Я» — «мир». В книге стихов «Сумерки», являющейся завершающим аккордом творчества Боратынского, лирический герой выступает представителем рода человеческого. Но если раньше он был центром, вокруг которого вращалось все остальное, через себя он этот мир познавал и проверял, то ныне он осознает, что он — лишь часть, при том небольшая, этого огромного мира.
Хищники и их жертвы в «Нравах Растеряевой улицы» Г. И. Успенского 109
ЛИТЕРАТУРА
Баратынский Е.А. 1989: Полное собрание стихотворений. Л.
Боратынский Е. А. 2000-2001: Полное собрание сочинений: в 3 т. М.; Augsburg.
Киреевский И. В. Полное собрание сочинений: в 2 т. Т. 1. М.
ROMANTIC CONFLICT IN YEA. BORATYNSKY'S LYRICS (an approach to the problem)
S. V. Rudakova
Ye. A. Boratynsky's world vision is based on a critical approach to reality that was typical of Romanticists. His lyric hero's inner conflict between emotions and reason, belief and truth, expectations and experience encourages awareness of nonchalant and sensible attitude to life as the only possible way out for him. Boratynsky's lyric hero perceives life and emotional tension as two (though quite different) inseparably intertwined categories. That is why he, with his strong emotions, rich inner life, eternal spiritual quest, cannot but admit that life, full of hopelessness and quiet, is real.
Key words: romanticism, Boratynsky, conflict, lyric hero, dream, emotional tension, quiet.
© 2010
Н. В. Баканова
ХИЩНИКИ И ИХ ЖЕРТВЫ В «НРАВАХ РАСТЕРЯЕВОЙ УЛИЦЫ»
Г. И. УСПЕНСКОГО
В статье рассматривается цикл очерков Г. И. Успенского «Нравы Растеряевой улицы» с позиции аксиологической методологии. Особое внимание уделено системе ценностей писателя. На примере произведений Г. И. Успенского раскрываются возможности использования аксиологического подхода в литературоведении.
Ключевые слова: русская литература, Г. И. Успенский, аксиология.
Использование аксиологической методологии при изучении литературных произведений позволяет эффективно решать проблемы их современного прочтения. В этом ключе особый интерес составляет ценностный мир героев Г. И. Успенского. «Нравы Растеряевой улицы» — первый очерковый цикл Глеба Успенского, в котором он собрал воедино тематически разнородный материал и одновременно реализовал свои идеи. Вот уже почти полтора столетия эти идеи и влгляды писателя и поставленные им вопросы сохраняют свою актуальность в русском обществе: что такое «растеряевщина»? Что делает человека, вне зависимости от его со-
