CC BY
171
ГРУЗИЯ В ПОЛИТИКЕ РОССИИ
Юрий СУЛАБЕРИДЗЕ
кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института политологии Академии наук Грузии (Тбилиси, Грузия)
В
течение длительного времени между политическими элитами России и Грузии продолжается информацион-
ная воина, можно говорить даже о цикличности и ритмичности информационных выбросов, отравляющих атмосферу двусто-
ронних отношений. Контакты же между этими суверенными государствами, бывшими республиками СССР, обозначаются лишь через символы «холодной войны».
В статье не ставится задача рассмотреть историю связей между Грузией и Россией. Это требует отдельного исследования, сравнительного анализа процессов внутренней трансформации постсоветских обществ в указанных странах и факто-
ров, определивших разные векторы их внешнеполитической ориентации. У нас более скромные цели: выявить политические мифы, характерные для отношений между Грузией и Россией, а также причины их продолжительного существования и «востребованности», которая отчетливо проявляется в периоды обострения взаимоотношений, доходящего до радикальных форм.
Когда начался отход друг от друга
В первую очередь необходимо сделать несколько экскурсов в историю, что позволит обозначить отдельные причины, которые могли вызвать взаимное отчуждение.
Напомним, что в годы неудавшихся горбачевских реформ была разрушена одна из двух частей биполярного мира. «Отцы перестройки» не смогли уяснить, что конвергенция противоположных систем, сосуществование их в рамках «нового мышления» коммунистической и либеральной идеологии немыслимы. В условиях глобального наступления либерализма догматический марксизм оказался беспомощным, уступая свои позиции. Развал системы, не сумевшей найти ответы на вызовы научнотехнической революции, был подобен лавине, которая выбросила на поверхность антиволну, несшую не только либерально-демократические идеи. Политические элиты молодых постсоветских государств представляли собой странный симбиоз партийной бюрократии и националистов. Доминировали радикализм, антисоветизм и антикоммунизм, ставшие питательной средой для идеологического обоснования задач национального самоопределения.
Странам, образовавшимся на месте сверхдержавы и не прошедшим стадий развития «государство-бюрократия» и «государство-нация», пришлось (особенно молодым) начинать «с чистого листа».
Зарождающейся национальной идеологии довелось столкнуться не только с отмирающим догматическим марксизмом, но и с далеко идущими амбициями идеологии глобализма. Поэтому первый период независимого развития Грузии был заполнен этническими конфликтами и гражданской войной. Уже тогда в политическом сознании республики, патрональном по своему характеру, появилась главная установка — отторжение от прежнего патрона, с которым была связана 200-летняя культурно-политическая история. Значительную роль в отторжении от прежнего патрона сыграли события 9 апреля 1989 года. Они стали основой мифологизации героев, приносящих себя в жертву общественно-политической идеи, а также выполняли ключевую роль в мобилизации общественного мнения, в создании ореола харизматического лидера. Националистически настроенная часть политической элиты Грузии («звиадисты» — последователи первого президента республики) стала видеть наследницей «имперской России» «демократическую Россию», которая поддержала «агрессивный сепаратизм» Абхазии и Южной Осетии, отколовшихся от Грузии. Последнюю называли жертвой противостояния Кремля и Запада.
Главную причину нынешнего разлада между Грузией и Россией некоторые грузинские эксперты видят в появлении «агрессивного сепаратизма», заявляя, что режим Б. Ельцина был заинтересован в потакании сепаратистам. По утверждениям этих исследовате-
лей, «прежний патрон» наказывает «блудного сына, отвергающего отца». Другие специалисты констатируют, что Россия вела в Абхазии войну против Грузии, так как не была заинтересована в ее независимом развитии.
Несомненно, клубок современных противоречий в отношениях между двумя странами образовался в первые годы их существования как суверенных государств. Тогда же зарождались и политические мифы, заменившие отсутствовавшую национальную идеологию. К объективным противоречиям постсоветского развития добавлялись субъективные причины, обусловливавшие недоверие и враждебность. Руководители постсоветских стран действовали по инерции, сохраняя советский менталитет и традиции тоталитаризма, не обладая ни обновленной стратегией, ни методологией. Явно ощущался дефицит взаимопонимания, хотя провозглашалась приверженность принципам международного партнерства1.
В Грузии получила развитие гибридная система правления, в которой доминирует тенденция к авторитаризму. Идет процесс формирования демократических институтов и ценностей, однако демократия носит противоречивый характер (часть аналитиков определяет ее как «виртуальную демократию» — порождение грандиозного пиар-проекта «цветных революций»). Исследователи подчеркивают функциональность демократии в Грузии, которая обусловлена политической целесообразностью и служит идее восстановления территориальной целостности. В этом заключается суть национального проекта, для реализации которого (в отсутствие национальной идеи) используют пиар-проекты, рассчитанные на внешние ресурсы, игру на противостояние основных акторов при очередном разделе сфер влияния в Кавказском регионе.
Специалист-международник С. Лунев, изучающий политику России в отношении государств Южного Кавказа, выделяет несколько этапов, обозначая их характерные черты. По его мнению, с первой половины 1990-х годов было «отсутствие какой-либо четкой стратегии», затем «последовала хаотическая реакция на события, а не их прогнозирование, полный волюнтаризм». В целом российский ученый характеризует политику Москвы на Южном Кавказе в последнем десятилетии как «провальную»: «У РФ не было сбалансированной четкой концепции системы отношений с бывшими южными советскими республиками. Наиболее распространенными являлись идеи либо насильственной реинтеграции, либо восприятия южных республик в качестве «цивилизационного балласта», либо их временного игнорирования при утверждении, что эти государства в исторической перспективе якобы «обречены» на новый союз с РФ».
Вывод, к которому пришел С. Лунев, весьма знаменателен: «В результате Россия фактически сама инициировала процесс своего окружения на юге недружественными государствами». Он утверждает, что политика Москвы на южном направлении стала более прагматичной после прихода к власти президента В. Путина, однако до сих пор нет четкого понимания перспектив развития постсоветского пространства в целом и Южного Кавказа в частности2.
Суждения С. Лунева показательны и в определенной степени доминируют в академической среде России. На базе посылок, которые вкладываются в анализ состояния отношений между Москвой и Тбилиси, делаются довольно радикальные выводы. Часть аналитиков РФ (не только ученые, но и политики) утверждает, что Россия должна уйти из Грузии. Она для России потеряна, так как нет солидной политической силы внутри Гру-
1 См.: Неклесса А. ОМо quardo: четвертый порядок: пришествие постсоветского мира // Полис. 2000, № 6.
2 Лунев С. Центральная Азия и ЮжныИ Кавказ как геополитические регионы и их значение для России // Центральная Азия и Кавказ, 2006, № 3 (45). С. 24—25.
зии, которая бы поддерживала политику России. Грузия неминуемо вступит в НАТО, так как это стремление поддерживает огромное большинство населения Грузии3.
Столь радикальные выводы появились в период обострения отношений между двумя странами, пик которого пришелся на сентябрь — декабрь 2006 года. Мы уделим внимание данным воззрениям и проследим интерпретацию событий как грузинскими, так и российскими экспертами.
Но прежде возвратимся к рассуждениям, которые завершаются следующим резюме: «Россия не потеряет многого с уходом из Грузии — с экономической точки зрения субрегион не представляет особого интереса для РФ». Исходя из этого, часть политиков, радикально настроенных по отношению к Грузии, предлагают руководству России отказаться от поддержки «формального принципа» — признания территориального единства республики. Выдвигается «стратегическое оружие» — прецедент Косова, — которое может быть задействовано в отношении Абхазии и Южной Осетии. По мнению директора института СНГ К. Затулина, это сделает политику России более открытой. Возможное вступление Грузии в НАТО, «превращение ее во врага, конкурента России породит для грузинского народа комплекс труднейших проблем, которые лучше не создавать»4.
Другая часть аналитиков считает необходимым оставаться на позициях статус-кво, то есть на признании территориального единства Грузии, настаивают на сохранении «замороженных конфликтов», тем более в условиях подготовки к Олимпийским играм-2014 в Сочи. Представители данной группы — сторонники реализации политики создания «либеральной империи», усиления «экономической интервенции», попыток не допустить Грузию в НАТО. Постулируется тактика постепенного «уменьшения или увеличения санкций в зависимости от ситуации в отношении непокорного соседа»5.
Камнем преткновения для политиков обеих стран стали внутренние проблемы Грузии, поиски ее руководством методов разрешения «затяжных конфликтов» революционным путем и тесно связанная с этим внешнеполитическая ориентация властей республики на интеграцию в НАТО и Евросоюз. В ряд первоочередных задач включаются также восстановление территориальной целостности страны и распространение суверенитета на всю ее территорию. В этом плане интеграция в НАТО рассматривается в двух значениях: как вхождение в систему безопасности, гарантирующую восстановление целостности грузинского государства, и как углубление процесса демократических реформ — развитие демократии в республике и окончательный разрыв с евразийской цивилизацией. Такие «мессиджи» постоянно присутствуют в идеологически-пиарном арсенале последователей «цветной революции», выступивших в свое время (2004—2005 гг.) за «создание санитарного кордона вокруг возрождающейся российской «либеральной империи».
В этом контексте грузинская политическая элита обыгрывает концепцию региональной безопасности в системе ГУАМ, ТРАСЕКА и «Шелковых путей», реализацию транзитных энергопроектов, связывающих Восток и Запад, возвращение Грузии в «европейский дом» как «древнейшей европейской страны». Данной концепции придается доминирующее начало, на основе которого будет обеспечена независимость Грузии в глобальном плане. Стремление к Евросоюзу и НАТО находит объяснение (в числе других) в приверженности республики к демократии и свободе. Подспудно звучит, что прежний патрон не может служить эталоном демократии и чем раньше Грузия вступит в НАТО и Евросоюз, тем лучше будет не только для нее, но и для ее отношений с РФ6.
3 См.: Там же. С. 26—27 (см. также: Фоменко А. На холмах Грузии — ночная мгла // МН, 2006, № 45).
4 Затулин К. Право, в котором отказали // Материк. Институт СНГ. Бюллетень № 172, 15 июля 2007.
5 Григорьев М. Политика умиротворения М. Саакашвили ведет к быстрому вытеснению России // Академия тринитаризма. М., Эл № 77, публ.13855, 5 октября 2006.
6 Ср.: Силаев Н. ГУАМ и «Малая игра» на постсоветском пространстве // Центральная Азия и Кавказ, 2006, № 4 (46).
Мифы раскола
По сути, здесь и существуют поля напряженностей, где возникают волны «холодной войны» и создаются политические мифологемы, цель которых — дальнейшее отдаление друг от друга.
Эти мифы экстраполируются на харизматических лидеров государств, вызывая к жизни те или иные образы: «справедливого», «мужественного», «героического» носителя национальных идей, «собирателя земли» или его антипода — «коварного врага», «разрушителя порядка» и «прагматичного империалиста».
Они меняются в зависимости от состояния отношений между странами.
После «революции роз» президент Грузии воспринимался в российском политическом сознании как молодой энергичный реформатор. Он протягивал руку дружбы руководству РФ. Встреча с В. Путиным, состоявшаяся в феврале 2004 года, произвела на М. Саакашвили неизгладимое впечатление. Он был поражен скромностью и гибкостью «хозяина» Кремля. Казалось, что в отношениях между главами двух государств открылась действительно новая страница, которую можно наполнить позитивным содержанием.
Для российского политического сознания характерно восприятие В. Путина как сильного и справедливого правителя, восстанавливающего «самодержавие России», ее величие. Например, В. Дегоев пишет: «В. Путин адекватен России, ее нынешнему состоянию, ее проблемам и возможностям, ее опасениям и надеждам. Он лидер, в которого верят, в целом предсказуемый, но сохраняет некую тайну, ореол»7.
М. Саакашвили также носит образ неординарного лидера, активного и энергичного. Он более открыт, отмечен качествами популиста, способен играть. Пиар-шоу — неотъемлемая часть политического театра президента Грузии. Эти черты составляют как преимущества, так и недостатки М. Саакашвили. Однако в данном случае интересна не академическая оценка действий главы республики, а его восприятие политическим и общественным сознанием России8. После упомянутой встречи с В. Путиным М. Саакашвили открыто заявил о стремлении учиться методам управления государством у президента Российской Федерации.
В среде журналистов даже появилась метафора в отношении молодого грузинского президента: «грузинский Путин».
Сам приход к власти М. Саакашвили путем бескровной «революции роз» порождал массу иллюзий по поводу того, что в Абхазии и Южной Осетии «цветами устлан путь разрешения конфликтных проблем», которые относятся к категории «сложных затяжных социальных конфликтов». Но «революционная атака» на Цхинвали летом 2004 года вмиг развенчала миф о «революционере-лидере». Разгоняя «колесницу революции» на постсоветском пространстве, М. Саакашвили вызвал ответную реакцию тех разнородных сил, часть которых стремилась сохранить власть «отцов перестройки». Другая часть не принимала революционные методы реформирования постсоветской системы. В России прошла «либерально-революционная волна» господства олигархии, начались процессы «собирания» государства и создания суверенной демократии. Политики РФ пытаются возвратить образ государства, который не только усваивает достижения демократии, но и старается вернуть функции «союзообразующей» страны.
Этапы постсоветского развития России и Грузии не совпадают. РФ активно занялась укреплением позиций на пространстве распавшегося СССР, еще не имея стратегии и
7 Дегоев В. Еще раз о загадке В. Путина // Политический класс, 2007, № 1. С. 28—29.
8 Ср.: Хачатурян Арт. Успехи М. Саакашвили. Политический портрет // МН, 2006, № 37; Третъяков В. Политический дневник // Политический класс, 2006, № 10.
концепции (если не считать квазиконцепцию «либеральной империи», обозначающую геоэкономику как структурную основополагающую часть освоения окружающего пространства). Поэтому на смену «идеализму» времен Б. Ельцина пришел жесткий прагматизм В. Путина. Он не мог найти точек соприкосновения с пиарной методологией «цветных революций» и с идеалами лидеров-революционеров, решивших восстанавливать территориальную целостность Грузии на основе противостояния США и Евросоюза с Россией.
Процесс суверенизации, осуществляемый методами «цветной революции», означает смену верхов политического класса, нарушение статус-кво и очередной раздел сфер влияния на Кавказе. Первоначально М. Саакашвили пытался сделать это при «умолчании» РФ, а затем с использованием внешних ресурсов в лице НАТО, Евросоюза и других международных организаций, изменив форматы разрешения конфликтов. Столь революционные методы для политического класса России, где «либерально-революционный» этап уже прошел, а новый еще не наступил, не только неуместны, но и считаются опасными.
В Москве М. Саакашвили восприняли не как революционера идей, а как разрушителя порядка, хотя в Грузии ему придали образ «героя-строителя». Оценка же работы М. Саакашвили в республике носит неоднозначный характер: он реформатор, создатель новой Грузии, борец с коррупцией, но при этом отходит от принципов демократии. В его действиях превалирует насилие, они менее прагматичны, имеют значительный налет эмоциональности, а зачастую и некомпетентности. Но, видимо, излишняя амбициозность, стремление стать лидером на постсоветском пространстве и желание выйти за рамки принятых на территории СНГ стандартов вызвали неприятие «героя-разрушителя». Первоначально российские политтехнологи давали ему, президенту Грузии, иную характеристику. Так, Г. Павловский отмечал, что «он не настроен антирусски»: это политик, который «намерен найти новый способ восстановления государственности и экономики за счет внешнего финансирования после создания управляемого кризиса. Это гибкий и хороший импровизатор, стиль которого — «работать на блефе». Его задача — создать видимость конфликта между Россией и Грузией»9.
Позже отношение к политическому «игроку», который стал создавать проблемы для политической элиты РФ «на глубоком юге», кардинально изменилось. Возникла неприязнь к энергичному, но импульсивному руководителю Грузии, который, по утверждению политтехнологов Кремля (С. Маркова, А. Дугина и того же Г. Павловского), выступал в роли создателя «санитарного кордона» вокруг России.
Зародился очередной миф — основным врагом Москвы стал грузинский президент, придерживающийся фарватера экспансии НАТО и Запада на постсоветское пространство. Примечательно, что падение рейтинга М. Саакашвили в российском политическом и общественном сознании совпало с конфронтацией великих держав в сфере реализации энергопроектов Восток — Запад, а также со стремлением властей Грузии утвердить функцию транзитной страны.
М. Саакашвили сделался «зловещим лицом» в противостоянии России и Запада, идеи которого, по мнению аналитиков РФ, он обязан претворять в жизнь на постсоветском пространстве. Радикализм Тбилиси в деле ускорения вывода российских баз из Грузии и миротворцев РФ из зон конфликтов достиг кульминации в сентябре 2006 года, что выразилось в задержании ряда российских военнослужащих. Чаша терпения Москвы переполнилась в результате действий «грузинских революционеров» при урегулировании проблем, возникающих как внутри Грузии, так и в ее отношениях с РФ. Последо-
9 Павловский Г. Саакашвили будет искать и находить все новые поводы выИти на обострение отношении с РоссиеИ [www.Sakartvelo.Info], 17 августа 2004.
вали отзыв из Грузии российского посла, сокращение до минимума уровня дипломатических отношении, введение экономических и иных санкциИ против грузинского государства.
«Причем тут М. Саакашвили?» — так называлась одна из статеИ в «Кавказском курьере» (8 ноября 2006 г.). Между Западом и РоссиеИ идет ожесточенная борьба за Кавказ, точнее — за сферы влияния в этом регионе. Вашингтон заявил о разочарованности пози-циеИ Москвы.
В опубликованноИ «НезависимоИ газетоИ» статье Ю. ПетровскоИ «Москва — Тбилиси: блокада по всем фронтам» (5 октября 2006 г.) отмечается, что Грузия проводит ан-тироссиИскую линию, разыгрывает антироссиИскую карту, чтобы ускорить свое присоединение к НАТО. Приводится высказывание министра иностранных дел России С. Лаврова, заявившего в Страсбурге, что «Грузия не соответствует критериям вступления в НАТО, поэтому ее цель — скорее присоединиться и доказать, что она заслужила своеИ антироссиИскоИ политикоИ исключения из общих правил».
Идеи о неподготовленности Грузии к вхождению в СевероатлантическиИ альянс (с точки зрения неразвитости демократии, нарушениИ прав человека, игнорирования прав национальных меньшинств и неспособности руководства страны разрешить конфликтные проблемы) выносятся в поле идеологическоИ борьбы и содеИствуют появлению мифов, а также манипуляциИ общественным сознанием. Часть россиИскоИ политическоИ элиты усиленно пропагандирует миф о республике с небольшими ресурсами, которая утратила возможности выИти на арену самостоятельноИ политики и наИти собственную идентификацию в глобальноИ демократии. Развенчиваются мифы о грузинском экономическом чуде, об инвестиционном буме, об исключительности грузинского народа и осо-боИ политическоИ толерантности «лидеров-революционеров древнеИшеИ европеИскоИ страны». Ряд россиИских политологов, в частности К. Затулин, опираясь на социологические опросы, обнаруживающие динамику потери президентом Г рузии голосов электората, ждет появления в Тбилиси другого общественного деятеля, дружественного Кремлю и похожего на генерала де Голля.
Мифология лидеров выстраивала шеренги тех героев времени, которые укладываются в логику «управляемого правителя». Не отпечаток ли это концепции «старшего брата», которая еще имеет хождение в некоторых политических кругах? Данная идея, потребительская по своеИ сути, бытует не только в Москве, но и в Тбилиси. Она не просто дань тоталитарному прошлому, но и продукт кризисного состояния либерально-демократи-ческоИ идеологии на постсоветском пространстве.
В духе «холодноИ воИны» на М. Саакашвили было поставлено клеИмо «русофоба», недееспособного руководителя.
Аналитики еженедельника «Эксперт» создали пакет рекомендациИ по борьбе против антироссиИскоИ политики грузинского президента, появилась даже специальная рубрика: «Грузия против России». В деИствиях «нетехнологичного и неуправляемого» М. Саакашвили находят целевую установку — максимально «выжать» все из конфликта с РФ, провоцируя ее на агрессию и демонстрируя заокеанскому патрону, что «маленькая демократическая Грузия» стала жертвоИ русского чудовища».
Аналитик В. Ионов пишет, что «фактически именно в Штатах находится целевая аудитория грузинских демаршеИ», а М. Саакашвили пользуется картоИ, суть котороИ — противопоставление на основе языческоИ дихотомии: «мы и они». ЛеИтмотивом выступлениИ М. Саакашвили стало обращение к Европе за помощью: «То, что происходит в настоящее время в России, далеко выходит за рамки простого кризиса в наших двусторонних отношениях. Мы имеем дело с людьми, которые очень опасным образом разыгрывают этническую националистическую карту. В этом я вижу глубочаИшую опасность прежде всего для России. Но это касается и Европы, это касается нас всех». По мнению
этого аналитика, М. Саакашвили пытается унизить РФ, ударить по ее имиджу как демократической страны, противопоставив ее Европе, частью которой является Грузия. Говоря об «асимметричном ответе российских властей на грузинские провокации», автор сомневается в том, что «благодаря этому выиграет М. Саакашвили. Скорее всего, ничего. Но и Россия, вернув своим критикам подзабытую уже систему аргументации, точно про-играла»10. Среди «асимметричных ответов» были введение на рынке РФ эмбарго на грузинскую продукцию, прекращение авиа- и почтового сообщения, а также депортация грузин-нелегалов.
Некоторые аналитики сомневались в эффективности подобных мер. Так, А. Привалов пишет: «Чего, собственно, Россия хочет добиться от Грузии своими санкциями? Вопрос чрезвычайно серьезен. Либо работа с заявленными проблемами (а это ведь сплошь проблемы коррупции — и миграция, и рынки) перерастает и уводит на подобающий ему пятый план антигрузинский контекст — либо, становясь рюшечками на этом контексте, действительно оказывается «маленькой победоносной войной» — и государственной школой шовинизма. Этого нельзя допустить, поскольку это может стать не очередной ошибкой (одной больше, одной меньше), а Ошибкой. Такие игры только начать легко, остановить будет неизмеримо сложнее». Аналитик справедливо заключает, что «кризис наших отношений с Грузией был, по совести говоря, мелким. Если на него реагировать так, то что делать при крупном кризисе?»11
А. Громов ищет корни «антигрузинской истерии» в несколько иной плоскости. Он задает вопрос: «Не является ли сжигание мостов с Грузией не следствием, а целью ответных действий российской стороны?» Главный порок политики РФ в республике данный эксперт видит в том, что российская политика противодействует национальным интересам Грузии. Это касается и негативного отношения российского правящего класса к строительству трубопровода Баку — Тбилиси — Джейхан, что, по его мнению, имело большое экономическое и политическое значение для укрепления ее самостоятельности. Поддержав этот проект, Россия смогла бы сформировать пророссийские силы в грузинской элите. Ключевым национальным интересом Грузии является территориальный вопрос, и РФ, согласно суждению цитируемого аналитика, должна была работать на сохранение статус-кво, но поступала вопреки этому, поддерживая сепаратистов. Таковы системные ошибки российской политики в выстраивании отношений с Грузией в постсоветский период.
Рекомендации А. Громова выглядят несколько парадоксальными. По его мнению, цели демарша М. Саакашвили — укрепление антироссийского национального консенсуса и мобилизация нации вокруг себя. Аналитик предлагает начать новую игру, объявив Россию «антигрузинским государством». При этом Тбилиси лишится важнейшего козыря. М. Саакашвили придется в ситуации максимального противостояния менять тактику, так как любая серьезная акция может окончательно лишить его Абхазии и Южной Осетии12.
Российские аналитики стремятся обнаружить и другие причины ухудшения российско-грузинских отношений. Часть экспертов РФ фундаментальную проблему их нерешенности видит в том, что «Россия не знает, зачем ей вообще нужна Грузия, испытывающая огромные проблемы в ходе становления своей государственности». При этом политика Москвы в отношении Тбилиси основывается на противостоянии с Вашингтоном. П. Быков и А. Громов утверждают, что «представители российских властей совсем не готовы работать с независимыми пророссийскими политиками» в Грузии. По их мнению, «противо-
10 Ионов В. Заграница нам поможет // Эксперт, 17 октября 2006.
11 Привалов А. О нас, а не о Грузии // Эксперт, 9 октября 2006.
12 См.: Громов А. Смысл антигрузинской истерии // Эксперт, 5 октября 2006.
стояние с Америкой и борьба с «цветными революциями»... на постсоветском пространстве» не способствовали нахождению путей «к формированию пророссийской политической силы, лояльной революции».
Указанные аналитики полагают, что М. Саакашвили стремился стать «грузинским Путиным», восстановить территориальную и государственную целостность страны, но не нашел общего языка с Кремлем. «Единственное, что удалось М. Саакашвили, — установить режим личной власти и при помощи американцев создать более или менее приличную армию. Но это лишь еще больше развело Грузию и Россию».
Авторы статьи — «Средство из арсенала real politic» считают, что проблема «замороженных конфликтов» сводит возможности компромиссов до минимума. Они заключают: «Перед Россией сегодня стоит крайне сложная задача — выстроить новый баланс в отношениях с Грузией и ее западными партнерами — США и ЕС»13.
Критики грузинского президента относят его высказывания и действия к «театру абсурда». Руководитель Института стратегических исследований А. Коновалов утверждает, что М. Саакашвили лихорадочно ищет пути разрешения своей политической проблемы (фактического и юридического возвращения Абхазии и Южной Осетии в состав Грузии), однако с огорчением обнаруживает, что ни РФ, ни США, ни НАТО не намерены прибегать к силе и влиянию, чтобы урегулировать эту проблему вместо него14. М. Саакашвили понимает всю сложность положения, в котором оказались республика и он сам — ее президент. Для него невозможно и предъявлять России ультиматумы, например по вопросу ее вступления в ВТО. В Тбилиси не рассчитывают на позитивный исход затянувшегося противостояния, а может, и не желают. Ведь в таком случае отпадет необходимость просить защиты и покровительства НАТО15.
Российские аналитики призывают Кремль отказаться от мифической политики, касающейся Г рузии, от наслоений отжившей идеологии «старшего брата»; вести по отношению к государству более прагматичную политику, не позволять его руководству переступать «границы дозволенного и возможного»16. Специалисты рассматривают Грузию как развивающуюся страну с многочисленными проблемами, невысоким уровнем развития экономики, ограниченными ресурсами (в частности, политическими). Они уверены, что «миф об экономическом чуде», превращении республики в транзитно-сервисную страну не имеет под собой основания. «Революционное руководство» Грузии занято поисками геополитических источников капитализации государства, привлечением иностранного капитала (в том числе российского) в целях приватизации основных секторов производства (включая стратегические отрасли). При этом львиная доля средств направляется на милитаризацию страны и поддержку авторитарного режима. Социальная пропасть, которая все больше расширяется, слабая консолидация правящего класса, неразвитость демократических институтов и ценностей вынуждают укреплять авторитарный режим, искать новые возможности легитимации на Западе и ускорять интеграцию в НАТО.
По мнению российских экспертов, все это делается на фоне «импровизаций» грузинского президента, который дозирует как мирные инициативы, так и враждебные действия, затрагивающие РФ. Кремль призывают использовать все внешнеполитические ресурсы, чтобы сделать политику относительно Тбилиси «сильной, реактивной, реагирующей; отказаться от галантности и джентльменства», отбросив миф «об особых отношениях» с республикой.
13 Эксперт, 9 октября 2006.
14 См.: Коновалов А. Если не враги, то кто?! // МН, 2006, № 42.
15 См.: Багратиони А. «Мы не сумасшедшие!» // МН, 2006, № 43.
16 Скаков А. Красная черта для Тбилиси // Политический журнал, 9 октября 2006, № 37—38.
В м е с т о в ы в о д о в
Реальная почва для появления мифов постсоветского развития — противоречивый процесс формирования политических и экономических систем бывших республик СССР. Эти мифы носят переходный характер и обусловливают противостояние различных тенденций, в силу чего доминирует «стабильность нестабильности». Политика Грузии «привязана» к негативному сегменту в отношениях между Западом и Россией, а также к стремлению извлечь из данного противоборства политические дивиденды. В отношениях между Тбилиси и Москвой продолжает доминировать антиволна, не сложились позитивные идеалы. Процесс самоидентификации грузинского политического сознания явно не завершен. Политика РФ, связанная с Грузией, не носит последовательного характера (это касается всего Кавказского региона).
Векторы развития Грузии и России, а также их подходы к разрешению конфликтных проблем явно расходятся, что наглядно проявляется в различной интерпретации создания «альтернативных правительств» в зонах противостояний и роли существующих форматов урегулирования коллизий. Разнится восприятие реальных процессов взаимоотношений; политтехнологи обеих сторон упорно прорабатывают мифологию образа врага. Все это не позволяет судить о возможностях занять хотя бы нейтральную позицию в отношениях друг к другу (попытка внести идею о нейтралитете Грузии завершилась неудачей) и сохранить хотя бы нормальный уровень взаимоотношений. Не обусловили позитива и встречи президентов двух государств. В интервью еженедельнику «Эксперт» спикер парламента Грузии Н. Бурджанадзе отметила: «Проблема кроется не в личной неприязни двух президентов, а в различии взглядов на некоторые принципиальные вопросы». Она имела в виду нежелание России видеть Грузию единой и интегрированной в европейские структуры17.
В ответ российские аналитики привели фрагменты заявления В. Путина в адрес М. Саакашвили, в которых подчеркивалась правопреемственная связь политики пре-зидента-революционера со сталинским министром госбезопасности Л. Берия, а также отмечалось, что «Россию хотят ущипнуть, спровоцировать». Ударение делалось на заключении: «Эти люди думают, что, находясь под «крышей» своих иностранных спонсоров, они могут себя чувствовать комфортно и в безопасности. Так ли это на самом деле?»18.
Последняя (на момент подготовки данной статьи) встреча президентов России и Грузии состоялась в Санкт-Петербурге. Взаимные контакты остаются «стабильно холодными», хотя режим санкций в отношении Грузии несколько ослаб. Основные проблемы двусторонних отношений не урегулированы, да и подходы к их разрешению не найдены. «Оттепель» после опасного кризиса, имевшего место в сентябре — декабре 2006 года, скорее всего, тактическое звено, предшествующее новому витку информационной войны, в которой политические мифы будут играть разрушительную роль, подтачивая многовековой пласт культурно-политических связей единого цивилизационного развития.
17 Эксперт,16 ноября 2006.
18 Независимая газета, 2 октября 2006.
