CC BY
76
guistic représentants of scientific picture of the world in science fiction texts]. In: Sovremennye nauchnye issledovaniya: aktual'nye voprosy, dostizheniya i in-novatsii: sbornikstateypobediteleyIII Mezhdunarod-noy nauchno-prakticheskoy konferentsii. (g. Penza, 17 aprelya 2017 g.) [Modern scientific research: topical issues, achievements and innovations. Proc. 3rd Int. Sci.-Prac. Conf. (Penza, April 17, 2017)]. Penza, Nauka i prosveshchenie, 2017, pp. 100-103.
4. Borovkova A.A. Mezhdunarodnyy nauchno-issledovatel'skiy zhurnal, 2016, no. 10-3, pp. 11-14.
5. Gavrilova G.F. Predlozhenie i tekst: sistemnost' i funkcional'nost' [Sentence and text: consistency and functionality]. Rostov-on-Don, AkademLit, 2015, 412 p.
6. Poletaeva E.D. Filologicheskie nauki. Voprosy teorii ipraktiki, 2018, no. 5-2, pp. 384-389.
7. Vonnegut K. Slaughterhouse-five. L., Penguin, 1994, 104 p.
25 июня 2019 г.
УДК 821.161.1.0; 81'38
ГРИШАКА КОРШУНОВ КАК НОСИТЕЛЬ ТРАДИЦИОННЫХ КАЗАЧЬИХ ПРАВОСЛАВНЫХ ЦЕННОСТЕЙ В РОМАНЕ М.А. ШОЛОХОВА «ТИХИЙ ДОН» (лингвистический аспект исследования)
А. В. Малахова
DOI 10.18522/2072-0181-2019-99-3-109-114
Антропоцентрическая парадигма знания современной науки ставит в фокус внимания изучение внутреннего мира человека. В соответствии с этой тенденцией растет и значимость вопросов, связанных с этно- или социокультурной самоидентификацией личности, с определением существенных черт традиционной национальной культуры, в частности - её ценностей. Особый вклад в философское осмысление данной проблемы в Х1Х-ХХ вв. в России внесли Н. Я. Данилевский, П. А. Флоренский, Н. А. Бердяев, И. А. Ильин, С. С. Аверинцев [1-5]; и др. Среди трудов современных исследователей о русском национальном самосознании интерес представляет книга историка Л. П. Решетникова «Вернуться в Россию» [6].
Важнейшую роль в любой традиционной национальной культуре можно по праву отвести религии, которая формирует мировидение её носителей. Так, Н. А. Бердяев, говоря о религиозном «фундаменте» культуры, утверждает: «Культура родилась из культа. Истоки её сакральны. Вокруг храма зачалась она и в органический период была связана с жизнью религиозной. Так было в великих древних культурах, в культуре греческой, в культуре средневековой, в культуре раннего Возрождения. Ей передаётся иерархический характер культа. Культура име-
Малахова Арина Викторовна - аспирант кафедры русского языка Южного федерального университета, 344006, г Ростов-на-Дону, ул. Большая Садовая 105/42, e-mail: philfac@philol.sfedu.ru.
ет религиозные основы» [3]. И. М. Невлева, Т. А. Сережко, Ж. С. Кохан считают, что именно религиозные ценности находятся в центре мировидения культуры, являясь её стержнем: «Священные и вероучительные книги содержат общечеловеческие ценности культуры, нравственности и морали. Эти ценности выступают центром культуры каждого народа, каждой нации» [7]. Таким образом, религиозные ценности целесообразно относить к традиционным ценностям культуры и считать основополагающими для всех остальных.
Вопрос о соотношении культуры и традиционных ценностей, ставший особенно значимым в ситуации культурного кризиса и слома традиционных устоев в России в первой четверти XX в., остается актуальным и для современности в связи с проблемой культурной идентичности. Как подчёркивает Р. М. Николаев, «осмысление ценностных ориентиров культуры прошлого значимо, прежде всего, как ответ на вопросы настоящего и основание для будущего» [8].
Каждая культура, обладая набором общечеловеческих и оригинальных ценностей, транслирует их через своих носителей, в том числе и через продуцируемые ими высказывания. Поэтому имеет смысл обращаться не только к философии, но и к художественной речи и искать ответы на вопросы о традиционной системе ценно-
Arina Malakhova - Southern Federal University, 105/42 Bolshaya Sadovaya Street, Rostov-on-Don, 344006, e-mail: philfac@philol.sfedu.ru.
стей религиозного плана в творчестве мастеров слова. В силу того, что «наиболее значительным эпическим произведением XX века, воплотившим в творчески преобразованном виде традиции русской литературы в изображении народа в трагических обстоятельствах переломного времени» [9, с. 826], считается роман М. А. Шолохова «Тихий Дон». Именно он и служит материалом для выявления взгляда данного писателя на то, сохранились ли в казачьей среде первой четверти ХХ в. традиционные православные ценности и кто был их носителем.
Важно отметить: в основе культуры казачества, сформировавшейся на основе культуры общерусской, лежит христианская (православная) вера, что отмечает уже Н.М. Карамзин, наряду с этим определяя и специфические черты казаков - независимость, воинский дух: «Более и более размножаясь числом, питая дух независимости и братства, Козаки образовали воинскую Христианскую Республику в южных странах Днепра» [10]. Что касается художественной речи, то христианские ценности вербализуются как традиционные уже в произведении середины XVII столетия - «Повести об Азовском осадном сидении донских казаков». При описании кульминационного момента осады автор «Повести...» подчеркивает, за что именно отдают свои жизни казаки: «А смерть наша грешничья в пустынях за ваши иконы чудотворныя, и за втру христианскую, и за имя царское, и за все царство Московское (курсив мой. - А. М.) » [11, с. 171]. Вера как ценность следует из самой сути христианства. Царь на Руси являлся помазанником Божьим, которому, как считалось, Сам Бог помогал управлять делами страны, поэтому царя почитали за батюшку и старались относиться к нему по заповеди о почитании отца. Царство Московское мыслится как земля христианская. Таким образом, все три ценности (вера православная, служение православному царю и защита Отечества) объединяются как воплощение видения казаками своей миссии. Наименования главных ценностных сущностей донского казачества созвучны с воинским дореволюционным девизом «За Веру, Царя и Отечество!» [12], оформившимся окончательно, кстати, лишь в XIX в.
Творчество М. А. Шолохова уже являлось объектом исследования филологов, культурологов и священства с позиции православия (см. сборник статей «М. А. Шолохов и православие» [13]). Также в мировоззренческом, культурологическом и филологическом отношении значим труд Е. А. Костина «Шолохов forever» [14],
посвящённый исследованию русской культуры в аспекте взаимосвязи истории и литературы, в частности, своеобразию русского художественного сознания. Тем не менее, творчество М. А. Шолохова ещё недостаточно полно исследовано в аспекте языкового выражения православных традиционных ценностей казачества.
Поскольку толковый словарь определяет традицию как «то, что перешло от одного поколения к другому, что унаследовано от предшествующих поколений (напр. идеи, взгляды, вкусы, образ действий, обычаи)» [15, с. 1055], стоит обратиться к образу одного из представителей старшего поколения казаков - деда Гришаки Коршунова.
Лингвистическое исследование эпизодов с участием деда Гришаки ставит целью выявить, какие именно ценности донской казачьей культуры автор связывает с православием и осмысляет как актуальные для старшего поколения. Кроме того, можно попытаться пронаблюдать, высвечиваются ли на фоне данного персонажа изменения в системе традиционных ценностей казаков через диалоги, в которых участвует или фигурирует в качестве объекта речи старший Коршунов.
Характеризуя Гришаку Коршунова, автор описывает его как отважного в прошлом воина - «За боевые отличия под Плевной и Роши-чем имел два Георгия и Георгиевскую медаль», казака, пользовавшегося «в хуторе всеобщим уважением за ясный до старости ум, неподкупную честность и хлебосольство» [16, т. 1, с. 86].
Автор неоднократно подчёркивает христианский образ жизни героя: посещение им церковных служб («Было воскресенье, и дед направлялся в церковь к вечерне» [16, т. 3, с.130]), участие в церковных таинствах исповеди и причастия («Дед Гришака говел на четвертой неделе. Приходил из церкви почерневший от холода» [16, т. 1, с.168]) (ср.: «Говеть. У верующих: поститься и ходить в церковь, готовясь к исповеди и причастию» [15, с. 171]). По одной из реплик Гришаки читатель узнает о следовании им православной традиции поста в среду: «Рыбки посолонцевать неплохо, завтра вокат середа» [16, т. 1, с. 111] (ср.: «Ряд постов посвящен скорбным событиям библейской истории: в среду Христос был предан Своим учеником -Иудой» [17]).
У старика Коршунова имеется Псалтырь («Дед Гришака порылся в псалтыре и вынул смятый, провонявший затхлым канунным медом и ладаном лист» [16. т. 1, с. 184]), а в его горенке
можно увидеть «стопку церковных книг, сложенных под образами» [там же]. Эти штрихи характеризуют героя как набожного человека.
Старый казак не ограничивается простым соблюдением церковной обрядности, он старается вникнуть в суть Священного Писания. Стоит подчеркнуть: в романе лишь дед Гришака использует Евангелие по назначению - читает его, ср. эпизод из второй части: «Дед Гришака сидел у окна; оседлав нос круглыми в медной оправе очками, читал Евангелие» [16, т. 1, с. 111]. Вспомним заодно диалог двух казаков в одной из сцен последней части романа. Прохор Зыков рассказывает Михаилу Кошевому, что перевел на самокрутки Новый и Старый (т. е. Ветхий) Завет, а также поминальную книжку, которые хранились у его жены [см.: 16, т. 4, с. 301], и пользу от них он видит только в том, чтобы реализовать их в качестве курева. Автор не показывает никакой реакции Кошевого на это сообщение. Скорее всего, оно ему, атеисту, исповедующему идеи большевиков, безразлично. Однако и Зыков, не являющийся идейным сторонником ни старой, ни новой власти, а просто плывущий по течению жизни, оказывается абсолютно равнодушным и к вере, и к царю, и к Отечеству.
Возвращаясь к осмыслению образа Гриша-ки Коршунова, можно увидеть, что в нем высвечиваются ключевые, абсолютно положительные, авторские характеристики данного персонажа, соответствующие христианской православной традиции: уважаемый всеми, обладающий ясным умом, честный, хлебосольный и набожный.
О православной направленности миро-видения деда Гришаки свидетельствуют его собственные высказывания. Он считает, что жизнь каждого человека находится в руках Господа: «Немощен плотью стал. Домовина уж какой год в анбаре стоит, а господь, видно, забыл про меня*»; «Оборонил господь от лихой пули? Ну слава богу» [16, т. 3, с. 251], «По божьему указанию все вершится» [16, т. 3, с. 252]. Себя старик Коршунов называет грешником, рабом Божьим: «Я уже иной раз, грешник, и взмолюсь ему: «Обороти, господи, милостливый взор на раба твоего Григория!» [16, т. 3,с. 251].
В опасные моменты дед Гришака уповает на силу крестного знамения («анчихристы ко мне не взойдут, крестного знамения убоятся» [16, т. 3, с. 352]), а в последние мгновения жизни произносит слова: «Яко... не своею си
* Здесь и далее по тексту в цитатах М. А. Шолохова курсив мой. - А.М.
благодатию... но волею бога нашего приидох... Господи, прими раба твоего. с миром.» [16, т. 3, с. 365], в которых легко узнается молитва на исход души от тела, ср.: «<...> приими в мире душу раб(ы)а Твое(я)го (имя рек) и покой его(ю) в вечных обителех со святыми Твоими, благодатию единороднаго Сына Твоего, Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа <...>» [18].
В кругу главных ценностей деда Гришаки обнаруживаются именно те, которые выше упоминались как специфические для православного казачества: защита веры, царя и Отечества. Из слов персонажа становится ясным: служба царю была значимой для него именно потому, что в христианской традиции царь являлся помазанником Божиим, данным казакам от Бога, а значит, своим: «Я, соколик, верой-правдой своему белому царю служил. А власть эта не от бога. Я их за власть не сознаю» [16, т. 3, с. 130]. Гри-шака упрекает казаков в бездействии, напоминая об их миссии воинов-защитников. Не случайно он иронически именует их вояками, которые не видят опасности от чужой войски: «Вы чего же это, вояки, дома сидите? Пригрелись возля баб? <...> на Чертковой стоит чужая войска -болшаки эти самые» [16, т. 2, с. 202]. Правда, впоследствии Гришака несколько меняет своё мнение. Расценивая власть большевиков как ан-чихристову, тем не менее, говорит, что «<...> всякая власть от Бога. Хучь она и анчихристо-ва, а все одно богом данная» [16, т. 3, с. 252].
Это заключение героя созвучно со словами апостола Павла из послания к римлянам: «Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены» (Рим.13: 1).
Над репликами самого Гришаки и над цитируемыми им «таинственными непонятными "речениями" Библии» [16, т. 3, с. 254] задумывается Григорий Мелехов. Отсюда видно, что слово старика для него значимо, авторитетно: «Гришака по Библии читал и говорит, мол, неверно мы свершили, не надо бы восставать» [16, т. 3, с. 257]. Однако к самому Евангелию у Григория тяги нет. Можно охарактеризовать его отношение к Священному Писанию как равнодушное и даже пренебрежительное: «<...> я эту хреновину не буду читать!» [16, т. 3, с. 254]. Отторжение Библии показывает, что молодой казак замыкается на земном существовании человека, полагая, что проступок или преступление должны наказываться сразу, а если этого нет, значит, нет и того, от кого ожидают суда люди. В его сознании Бог выступает как ширма, за ко-
торую может спрятаться грешник. Такой взгляд обнаруживается во внутреннем монологе Григория при формулировании оценки поведения набожных стариков: «Смолоду бесются, водку жрут и к другим грехам прикладываются, а под старость, что ни лютей смолоду был, то больше начинает за бога хорониться» [там же]. Мелехов осуждает аморальное поведение, о чем говорит включение в реплику глагольных форм бесются, жрут, обладающих негативной оценочностью. Однако, не видя сиюминутного наказания неправедного поведения людей, считает пустым то, что декларирует Священное Писание. Отсюда видно, что молодой казак не впитал в себя традиции православия.
Отход казачества от традиционных православных ценностей можно увидеть и в изображении на контрасте с Гришакой остальных членов семьи Коршуновых.
Вернемся к эпизоду из начала романа, где Шолохов передает разговор Гришаки с внуком Митькой. Изобразив читающего Евангелие деда, автор показывает, на что направлены мысли других членов его семьи. Сын, Мирон Григорьевич, занят мирскими проблемами - хлопотами по хозяйству (дед сообщает внуку, что назавтра отец собирается вместе с ним конопи молотить [16, т. 1, с. 110]), а сам Митька в это время хочет отправиться на рыбалку, которая на деле является лишь предлогом для того, чтобы соблазнить Елизавету Мохову. В итоге складывается впечатление, что сохранение веры и постоянная мысль о соизмерении своих действий, поступков с православными канонами остается уделом только старика.
В другом эпизоде противопоставленными выглядят описания занятий деда Гришаки и других членов семьи Коршуновых в Страстную пятницу - строгий в христианской культуре день - день распятия Христа. Тем самым автор вновь дает читателю повод задуматься об отношении казаков к традиционным православным ценностям. В то время как дед читает «затрепанное, закапанное воском, в кожаном переплете Евангелие» [16, т. 1, с. 183], Наталья ушла на посиделки к соседке. При этом повествователь дает пояснение, что той просто было скучно, и она «созвала баб-соседок время разделить» [16, т. 1, с. 182]. Таким образом, мысли женщин далеки от Бога. Не вспоминает о нем и сын Гри-шаки: «Мирон Григорьевич в кухне довязывал крыло к вентерю, слушал рассказ Михея о каком-то давнишнем убийстве» [16, т. 1, с. 183]. Это описание времяпрепровождения семьи, гла-
ва которой остается единственным сознательно православным, показывает затухание веры у казаков и трансформацию системы православных ценностей.
Более того, разрыв в миропонимании Гри-шаки и других Коршуновых с течением времени углубляется. Лукинична, на плечи которой после смерти мужа легли все хозяйственные заботы, думает теперь только о том, кто будет
работать в поле и поддерживать в порядке дом и двор. Единственная фраза, связанная с религиозным мировосприятием, - пожелание царства небесного покойному мужу [16, т. 3, с. 250], но произносится она как-то автоматически, на деле же Лукинична горюет о том, что без Мирона Гигорьевича она не в силах управляться по хозяйству. О свекре она думает, что тот «кубыть трошки умом начал мешаться» [16, т. 3, с. 251], аргументируя свой взгляд тем, что старик углубился в Священное Писание и перестал быть понятным в общении: «Так и сидит дни-ночи напролёт, Святое писание читает. Иной раз загута-рит-загутарит, да так всё непонятно, церковным языком...» [там же]. Это высказывание казачки свидетельствует о том, что обращение к религиозным православным текстам и, по-видимому, к отправлению церковных обрядов ушло из повседневного обихода. Традиция перестала поддерживаться, а православные ценности начали отодвигаться на задний план.
Разрыв традиции происходит последовательно между представителями трёх поколений. Так, сын деда Гришаки, Мирон Григорьевич, не воспринимает всерьёз патриотизма своего отца, основанного на подвигах былого, награды за боевые заслуги пренебрежительно именует висюльками: «Служивого нашего встрел? Вот наказание! ... Нацепил свои висюльки» [16, т. 3, с. 130131]. Кстати, и Пантелей Прокофьевич советует старику снять награды в угоду правилам нового времени: «Кресты - воротись - сыми, сват! Не полагается их теперь. Господи боже, одурел ты, сваток?» [16, т. 3, с. 130]. Старший Коршунов не принимает назиданий свойственника, раздражаясь тем, что в нарушение традиций младший пытается поучать старших: «Ступай с богом! Молод меня учить-то! Ступай себе» [там же]. Но эта традиция давно начала разрушаться: уже в первой книге романа автор рисует сцену пренебрежительного отношения (непослушания отцу) Григория к самому Пантелею Прокофьевичу.
Гришака Коршунов даёт негативные характеристики трём разноплановым персонажам романа - Григорию Мелехову, Митьке Коршуно-
ву и Мишке Кошевому, - каждая из которых вызвана нарушением традиции уважительного отношения молодых казаков к старшим. Так, Григория Мелехова старик характеризует как поганца за нарушение этикета: «Гришка-то непочтительный, поганец. Надысь иду из церкви, встретился со мной и не поздравствавался. Старики ноне не дюже в почёте» [16, т. 1, с. 87]. Митьку, своего внука, Гришака называет нечистым духом и вра-жиной [16, т. 1, с. 88] за то, что тот подслушал его сокровенный разговор с Натальей и позволил себе подшутить над стариком, проявив тем самым неуважение. А Мишку Кошевого старший Коршунов именует не только сукиным сыном, поганцем, но и анчихристовым слугой и супо-статиной (ср.: «Супостат. Противник, недруг» [15, с. 1021]) за то, что он пошел «супротив своих-то хуторных» [16, т. 3, с. 364]. Таким образом, Мишка Кошевой получает определение «чужого», не принадлежащего к общности казаков. При этом в напряженном диалоге дед Гришака неоднократно цитирует Священное Писание.
Трагичность судеб младшего поколения казачества в романе в какой-то мере можно связать с разрывом межпоколенческого единства, которое в православии можно усмотреть в пятой заповеди - о почитании отца и матери. Именно её соблюдение выступает как условие долгой и хорошей жизни: «Почитай отца твоего и матерь твою, как повелел тебе Господь, Бог твой, чтобы продлились дни твои, и чтобы хорошо тебе было на той земле, которую Господь, Бог твой, даёт тебе» (Втор. 5:16).
В целом анализ авторских характеристик деда Гришаки Коршунова и диалогов, в которых он либо участвует, либо становится предметом обсуждения, убеждает, что, на взгляд М.А. Шолохова, традиционные православные ценности казачества в первой четверти ХХ в. постепенно утрачиваются. Как последовательный носитель этих ценностей автором изображен только дед Гришака. Остальные персонажи - сознательно или бессознательно - отдаляются от них или даже перестают воспринимать их значимость.
ЛИТЕРАТУРА
1. Данилевский Н.Я. Россия и Европа / Сост. и комм. Ю.А. Белова. Отв. ред. О. А. Платонов. М.: Институт русской цивилизации, 2008. 816 с.
2. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. М.: АСТ, 2003. 640 с.
3. Бердяев Н.А. Судьба России. Опыты психологии войны и национальности. Репринтное воспроиз-
ведение издания 1918 г. М.: Философское общество СССР, 1990. 240 с. С. 248.
4. Ильин И.А. Путь духовного обновления / Сост., авт. предисл. Отв. ред. О.А. Платонов. М.: Институт русской цивилизации, 2011. 1216 с.
5. Аверинцев С.С. Собрание сочинений / Под ред. Н.П. Аверинцевой и К.Б. Сигова. К.: ДУХ I Л1ТЕ-РА, 2005. 118 с.
6. Решетников Л.П. Вернуться в Россию. Третий путь или тупики безнадёжности. М.: ООО «Духовное преображение», 2017. 320 с.
7. Невлева И.М., Сережко Т.А., Кохан Ж.С. Традиционная культура: религиозно-этические основы // Научные ведомости БелГУ Серия: Философия. Социология. Право. 2017. № 17 (266). С. 64-68.
8. Николаев Р.М. Традиционные ценности как концептуальная основа культурной идентичности. Автореф. дис. ... канд. культурологии. Екатеринбург, 2011. 24 с. С. 3.
9. Дворяшин Ю.А. «Тихий Дон» // Шолоховская энциклопедия / Гл. ред. Ю.А. Дворяшин. М.: Изд. Дом «Синергия», 2012. С. 826-835.
10. Карамзин Н. М. Исторiя государства Россшска-го: В 12 т. Т. 8. СПб.: тип. Н. Греча, 1819. 308 с. С. 137-138.
11. Повесть об Азовском осадном сидении донских казаков / Подгот. текста Н. В. Понырко; комм. Кн. 1. О. В. Творогова // Памятники литературы Древней Руси: В 12 т. Кн. 1. XVII век. М.: Художественная литература, 1988. С. 160-174.
12. Гайда Ф. «ЗА ВЕРУ, ЦАРЯ И ОТЕЧЕСТВО»: К ИСТОРИИ ЗНАМЕНИТОГО ВОИНСКОГО ДЕВИЗА [Электр. ресурс]. URL: https:// pravoslavie.ru/61882.html (дата обращения: 04.03.2018).
13. М.А. Шолохов и православие: сборник статей о творчестве М.А. Шолохова / Сост. В. А. Алексеев. М.: «К единству!», 2013. 558 с.
14. Костин Е.А. Шолохов forever. Вильнюс: ВАГА, 2013. 256 с.
15. Ожегов С.И.Словарь русского языка / Под общ. ред. проф. Л.И. Скворцова. 24-е изд., испр. М.: «ОНИКС»; «Мир и Образование», 2005. 1200 с.
16. Шолохов М.А. Тихий Дон // Собр. соч. В 8 т. Т. 1-4. М.: «Художественная литература», 1985-1986. 351 с. + 352 с. + 368 с. + 432 с.
17. Архимандрит Рафаил (Карелин). Пост и его значение / Благодатный огонь (20 марта 2013 г.). URL: https://pravoslavie.ru/60225.html (дата обращения: 23.09.2019).
18. Молитвенник. М.: Изд-во ООО «Печатник», 2006. 272 с. С. 239.
REFERENCES
1. Danilevskiy N.Ya. Rossiya i Evropa [Russia and Europe]. Compiler Yu.A. Belova. Ed. by O.A. Platonov. Moscow, Institute of Russian civilization Publ., 2008, 816 p.
2. Florenskiy P. A. Stolp i utverzhdeniye istiny [The pillar and ground of the truth]. Moscow, AST Publ., 2003, 640 p.
3. Berdyayev N. A. Sud'ba Rossii. Opyty psiholo-gii voyny i natsionalnosti. [The fate of Russia. Experiments on the psychology of war and nationality] Reprintnoe vosproizvedeniye izdaniya 1918 yr. Moscow, Philosophical society of the USSR Publ., 1990,240 p., p. 248.
4. Il'in I.A. Put' dukhovnogo obnovleniya [The path of spiritual renewal] /Ed. by O.A. Platonov. Moscow, Institute of Russian civilization Publ., 2011, 1216 p.
5. Averintsev S.S. Sobraniye sochineniy [Collected works]. Ed. by N.P. Averintseva and K B. Sigov. Kiev, DUKH I LITERA Publ., 2005, 118 p.
6. Reshetnikov L.P. Vernut'sya v Rossiyu [Return to Russia]. Moscow, OOO «Dukhovnoe preobrazhe-nie» Publ., 2017, 320 p.
7. Nevleva I.M., Serezhko T.A., Kokhan Zh.S. Nauch-nyye vedomosti BelGU Publ. Seriya: Filosofiya. Sotsiologiya. Pravo, 2017, no.17 (266), pp. 64-68.
8. Nikolaev R. M. Traditsionnyye tsennosti kak kont-septualnaya osnova kul'turnoy identichnosti [Traditional values as a conceptual basis of cultural identity. A thesis submitted for the degree of Candidate of Culturology]. Ekaterinburg, 2011, 24 p., p. 3.
9. Dvoryashin Yu. A. «Tikhiy Don» [«And Quiet Flows the Don»]. Sholokhovskaya entsiklopediya. Ed. by Yu.A. Dvoryashin. Moscow, «Sinergiya» Publ., 2012, pp. 826-835.
10. Karamzin N.M. Istoriya gosudarstva Rossiyskago v 12 vol. [History of the Russian state]. In 12 vol.
Vol. 8. Saint-Petersburg, tip. N. Grecha Publ., 1819, 308 p., pp. 137-138.
11. Povest' ob Azovskom osadnom sidenii donskikh kazakov [The story of the Azov siege seat of the Don Cossacks]. In 12 vol. Vol. 1. 17th century. Moscow, «Khudozhestvennaya literatura» Publ., 1988, pp. 160-174.
12. Gayda F. "ZA VERU, TSARYA I OTECHESTVO": KISTORIIZNAMENITOGO VOINSKOGO DEVIZA [«FOR FAITH, TSAR AND FATHERLAND»: THE HISTORY OF THE FAMOUS MILITARY MOTTO]. Available at: https://pravoslavie.ru/61882.html (accessed March 04, 2018).
13. M.A. Sholokhov i pravoslaviye: sbornik statey o tvorchestve M.A. Sholokhova [M.A. Sholokhov and Orthodoxy: collection of articles about the work of M.A. Sholokhov]. Compiler V.A. Alekseev. Moscow, «K edinstvu!» Publ., 2013, 558 p.
14. Kostin E.A. Sholokhov forever [Sholokhov forever]. Vil'nyus, «VAGA» Publ., 2013, 256 p.
15. Ozhegov S. I. Slovar' russkogo yazyka [Dictionary of the Russian language] Ed. by L.I. Skvortsov. 24th ed., Moscow, «ONIKS»; «Mir i Obrazovaniye» Publ., 2005, 1200 p.
16. Sholokhov M.A. Tihiy Don [Quiet Don]. In: Sobra-nie sochineniy [Works]. In 8 vol. Vol. 1-4, Moscow, «Khudozhestvennaya literatura» Publ., 1985-1986. 351 p. + 352 p. + 368 p. + 432 p.
17. Arkhimandrit Rafail (Karelin). Post i ego znacheniye [Fasting and its meaning]. Available at: https://pravo-slavie.ru/60225.html (accessed September 23, 2019).
18. Molitvennik [Missal]. Moscow, OOO «Pechatnik» Publ., 2006, 272 p., p. 239
29 августа 2019 г.
УДК 930
ОРГАНИЗАЦИЯ ОБУЧЕНИЯ В ШКОЛЕ РУССКОГО ЯЗЫКА ПРИ ДВОРЦОВОЙ КАНЦЕЛЯРИИ В КИТАЙСКОЙ ДИНАСТИИ ЦИН (начало XVII - вторая половина XVIII вв.)
Чен Хунцзе
DOI 10.18522/2072-0181-2019-99-3-114-119
История взаимоотношений России и Китая насчитывает к настоящему времени почти 400 лет. Когда-то в прошлом существенные традиционные культурные различия вызвали серьезные трудности и нежелательные помехи в установлении контактов между этими двумя странами-соседями. Другим
Чен Хунцзе - магистр, доцент Института России Академии общественных наук провинции Хэйлунцзян КНР, 150028, г. Харбин, ул. Shi Bo, 1000, e-mail: rus163@163.com, т. 8(86)045158670422.
серьезным препятствием в российско-китайских отношениях на протяжении долгого времени был языковой барьер: даже в первой половине XVIII в. в России не знали китайского языка, а в Китае - русского [1, с. 13], хотя проблемы языкового барьера и его негативных последствий проявились уже веком раньше. В 1618-1619 гг.
Cheng Hongze - Institute of Russia Heilongjiang Academy of Social Sciences (China), 1000 Shi Bo Street, Harbin, 150028, e-mail: rus163@163.com, tel. +8(86)045158670422
