CC BY
133
А 18
Е.А. АВДЕЕВА
САМОБЫТНОСТЬ КАЗАКА - ВОИНА И ЗЕМЛЕДЕЛЬЦА -В «ТИХОМ ДОНЕ» М.А. ШОЛОХОВА
Y.A. AVDEYEVA
ORIGINALITY OF A COSSACK AS A WARRIOR AND A FARMER IN M.A. SHOLOKHOVS «THE SILENT DON»
В статье раскрываются некоторые сущностные аспекты баталистики «Тихого Дона», связанные с двуединым воинским и земледельческим началом казачества как сословия. Автор акцентирует внимание на «мирных» страницах романа, в которых наиболее ярко проявляется связь земледельческого и воинского начал.
The article touches upon some essential aspects of the study of battles in «The Silent Don», connected with the double but indivisible military and agricultural origin of the Cossacks as a social class. The author makes emphasis on the «peaceful» pages of the novel, where the relation between the military and agricultural origins manifests itself most brightly.
Ключевые слова: литературная баталистика, казачество, «Тихий Дон».
Key words: the study of battles in literature, the Cossacks, «The Silent Don».
Создавая «Тихий Дон», Шолохов реализовал завет Л.Н. Толстого, который может быть воспринят как сверхзадача любого автора эпопеи нового времени: «Захватить все и дойти до корня». Произведение Шолохова кажется необъятным по содержанию, сохраняя при этом в высшей степени качество цельности. Это сочетание эпической широты и глубины есть не только результат завершенного в своей целостности произведения, но и отражение природы каждого его элемента. Это гармоническое единство своеобразно проявилось и в художественном осмыслении мира, находящегося в состоянии войны или же готовности к ней, то есть в системе мотивов и образов, в совокупности составляющих содержание понятия «баталистика».
Баталистика «Тихого Дона» проявляется не только в главах, описывающих сражения и походы, но и в мирных сценах. Этот факт, на наш взгляд, отражает ориентацию писателя на двуединую сущность казачества, в котором сочетаются два жизненных пути - воина и землепашца, или, по параллели Д.В. Поля, пути былинных Вольги и Микулы Селяниновича [3, с. 30-37]. С первых «мирных» страниц произведения читатель постоянно находит замечания, касающиеся организации Донского войскового круга, особенностей воинского призыва и службы; отзвуки войны слышны и в степной страде, и в старинных народных песнях, и в воспоминаниях стариков.
Военная доблесть, удача на поле брани издревле считались обязательными составляющими статуса успешного взрослого мужчины. Казачество, посвятившее себя войне и службе государству, сохранило искреннее уважение
к разным проявлениям героического - доблести, личной храбрости, готовности к подвигам. Григорий выигрывает джигитовку и этим обращает на себя внимание Коршунова; Пантелей Прокофьевич хвастает перед хуторскими первым Георгиевским кавалером, сопоставляет звания, которых казакам удалось достичь «на действительной», даже число людей, которыми пришлось руководить. И неизменно в первых книгах «Тихого Дона» сила и удаль вызывают уважение хуторян. Даже старики постоянно связывают свою жизнь со службой как с самым ярким эпизодом их жизни. И дед Гришака, и даже Авдеич, служивший когда-то в лейб-гвардии Атаманском полку и за свои «рассказы» заслуживший прозвище Брех, обращаются к воспоминаниям о службе и войне: «Дед Гришака <...> За боевые отличия под Плевной и Рошичем имел два Георгия и Георгиевскую медаль и, доживая у сына <...>, короткие остатки жизни тратил на воспоминания» [4, I, с. 87]. Из этих воспоминаний хуторян и складывается память казачества как воинского сословия, а уважение к рассказам стариков воспитывает в «добром казаке», прежде всего, бережное отношение к прошлому донцов, к памяти предков, традициям.
Воинское настолько укоренено в сознании казаков, что даже в первом описанном мужском семейном деле - рыбалке - Пантелей Прокофьевич «воюет»: «Стихал сазаний бой» [4, I, с. 18]. Этот же герой нередко «воюет» и у себя в доме. Так, узнав о связи сына с Аксиньей, он «...поднес раз жене, опрокинул столик со швейной машинкой и, навоевавшись, вылетел на баз» [4, I, с. 53]. Подобное «воевание» в «Тихом Доне» чаще всего связано со стихийным началом в самом процессе борьбы, с открывающимся в захлестывающих эмоциях древнем хаосе, со своенравным отступлением от спокойного, но вялого и безвольного существования. Стихийным свойством обладает и массовое «побоище» [4, I, с. 131] на мельнице между казаками и хохлами. Стихия, страсть, свобода, постоянная изменчивость, риск собственной жизнью взаимодействуют и конфликтуют с вынужденными подчинением, послушанием, смертью на поле боя. Из этих столкновений исследователь В.А. Беглов выделил важное для «Тихого Дона» понятие меры как естественного регулятора: «Всякое рождение сопровождается смертью <...>. Но это - естественный порядок вещей, определяемый мерой. Лучшие шолоховские герои инстинктивно тянутся к ней» [1, с. 203]. В непрерывном взаимодействии противоположных начал жизни кроются ее неуемная сила, стремление к новому и неизбежная повторяемость бытийных констант. Сохранение этого равновесия не мыслится шолоховским казачеством без участия в славных подвигами и жестоких войнах, без напряженного труда на родной донской земле. В равнозначности этих, на первый взгляд, несовместимых начал, в их вечном и непримиримом взаимодействии кроются диалектичные начала характеров многих героев «Тихого Дона».
Война и пахота - два полюса казачьей жизни, и это проявляется в романе и на уровне поэтической организации текста. Так, в тексте батальном возникают лексические обороты, связанные с аграрной культурой: «Первая цвинькнула где-то высоко пуля, тягучий свист ее забороздил стеклянную хмарь неба [4, II, с. 247]. А в «мирных» главах появляются сопоставления природы и людей с тем или иным видом оружия, металла и др.: «Против станицы выгибается Дон кобаржиной татарского сагайдака...» [4, I, с. 149], «Толпа покатилась к выходу, как просыпанная дробь» [4, III, с. 165]. Подобная обусловленность одного состояния мира другим свидетельствует о глубокой взаимосвязи яв-
лений в сознании и мироощущении казачества, постоянной готовности к смене войны миром, и наоборот.
Война сопутствует казаку с самого рождения, сознание неизбежности и необходимости службы воспитывается в каждой семье с детства. Уже на первых страницах «Тихого Дона» Дарья Мелехова поет своему дитю колыбельную «Колода-дуга». В ней отразились все потенции развития дальнейшей судьбы ребенка, пол которого в романе не назван: для девки это выход замуж, для казака - военный поход. Текст колыбельной намеренно приведен не полностью, так как в сильной позиции оказывается следующий текст: «- А иде ж казаки? // - На войну пошли» [4, I, с. 24]. Плач ребенка и именно эта колыбельная песня будят Григория ранним утром дня, когда человек 30 казаков, в их числе Петро Мелехов и Степан Астахов, уходят в майские лагеря.
В «Тихом Доне» нередко именно в мирных сценах раскрываются некоторые неписанные правила поведения казаков на войне. Так, для формирования представления о воинской чести донцов имеет значение «разговор» двух глубоких стариков деда Гришаки и Максима Богатырева на свадьбе Григория и Натальи. Герои Шолохова вспоминают годы службы и рассказывают о наиболее ярких для каждого эпизодах Кавказской и Турецкой войн соответственно, формулируя при этом некоторые неписанные правила военной чести. Богатырев сознается в давнем грехе - краже ковра из брошенной сакли: «До этого сроду не брал чужого... бывало займем чеченский аул, в саклях имение, а я не завидую... Чужое сиречь от нечистого...» [4, I, с. 102]. Совесть мучает деда и спустя много лет после проступка. Мародерство - явление на войне массовое и, кажется, вечное. В «Тихом Доне» редкий служивый, особенно в Гражданскую войну, как только грабеж населения принимает практически узаконенные формы, способен устоять перед соблазном легкой наживы, и все же в эпопее представлены нравственно сильные герои. Григорий, например, казак по природе своей совестливый, потому он категорически не приемлет грабежей даже в условиях Гражданской войны, когда многие утрачивают всякое представление о чести и человеческом достоинстве.
Еще одно качество воина, выделяемое стариками, - способность к жалости, память о ценности человека, осознание того момента, когда нет необходимости наносить удар. Дед Гришака, рассказывая о пленении «янычира», произносит: «Хотел срубить, а посля раздумал. Человек ить...» [4, I, с. 103]. Сожаление о напрасно погубленной жизни не раз будет преследовать многих героев романа, неоправданная жестокость по-своему выявляет их человеческую несостоятельность. Здесь можно вспомнить ставшее хрестоматийным сопоставление Григория Мелехова и Чубатого. Шолохов, ориентируясь на казачий кодекс чести, не приветствует ни жестокости, ни излишней трусости на войне. Военное «умение» состоит в том, что нужно соблюсти некую середину, некоторый человеческий баланс, меру. Прав А.А. Дырдин, отмечая: «Шолохову чужды однозначные оценки. Он отвергает обе крайности по отношению
к войне - и безболезненное вхождение в нее (образы Чубатого и Митьки Коршунова), и морализаторское осуждение <...> Речь идет о принятии автором «Тихого Дона» таких сторон войны, как жертвенность и героизм. У войны есть и благая цель: защита родины и веры. Поэтому в сознании казаков она соотносится с чем-то важным и глубоким, с культом воинской славы и доблести,
а не только с насилием и кровью» [2, с. 34-35].
Фраза «человек ить» употребляется в тексте романа «Тихий Дон» неоднократно разными героями. Шолохов многочисленными, хотя и скупыми, штрихами отражает принципиальную значимость сохранения в душе каждого «боли по человеку» [4, II, с. 408], которая позволяет жить в ладу с совестью, с миром, с общими ценностями. Притупленная войной эта боль всегда возвращается к герою, ищущему правду, от мимолетного соприкосновения с простым и чистым миром ребенка, от сопоставления себя бывшего с собой настоящим. Вот, например, что ощущает Григорий, лежа рядом с австрийскими окопами: «...но знал, что больше не засмеяться ему, как прежде; знал, что ввалились у него глаза и остро торчат скулы; знал, что трудно ему, целуя ребенка, открыто глянуть в ясные глаза; знал Григорий, какую цену заплатил за полный бант крестов и производства» [4, II, с. 409]. Соотнесение жестокости, тревог, душевного надлома, рожденных войной, с камертоном детства, приходящего к Мелехову «тонкой голубой прядью», воспоминанием, оставляет «сосущую тоску», заставляет огрубевшее сердце вернуться к своему духовному истоку, начать поиск причин развязавшейся бойни и своего места в ней. И даже в Гражданскую войну, когда Мелехов признается жене в том, что огрубело сердце и даже детву он не жалеет, герой ищет путь выхода из бесчувственного, душевно огрубелого состояния и стремится к труду земледельца, родному порогу и своим детям.
Мощным средством, выражающим нравственные представления человека, является в «Тихом Доне» народная песня. Большинство песен, встречающихся на страницах романа, связаны с войнами. И если старинные казачьи песни, фрагменты которых вынесены в эпиграф к произведению, характеризуют сознание и установку автора, то песни, вплетенные в ткань самого текста, отождествляются с сознанием конкретных героев, следовательно, отражают многие их ценностные установки, в том числе и принципы поведения на войне. В гимне «Всколыхнулся, взволновался // Православный тихий Дон...» представлены традиционные понятия казачества о сохранении верности присяге, постоянной готовности выполнить приказ. Но соседство торжественного гимна со словами пьяного старика: «Милая ты моя... говядинка!» [4, II, с. 238], -предвосхищает трагическое столкновение искреннего патриотического настроя и реальности новой масштабной войны, в которой погибнет добрая половина войска. Сама ситуация у железной дороги вызывает ассоциативные параллели с известным эпизодом романа «Война и мир» - купанием солдат в пруду и брезгливым, пренебрежительным ^er a canon князя Андрея. В чувствах князя выразились и сословная дистанция, и пренебрежение индивидуалиста, и представление о солдате как о не рассуждающем и не думающем пушечном мясе. В романе Шолохова звучат совсем иные ноты: слова железнодорожника произносятся с искренней жалостью к отправляемым на гибель, с осознанием роли, отведенной казакам, основанном на жизненном опыте старика. Опытные герои «Тихого Дона» отчетливо осознают отводимую им роль в грядущих событиях, готовятся к подстерегающей смерти, пытаются оградить себя от гибели разными психологически мотивированными средствами - верой в силу молитв, отчуждением и ожесточением, ледяным спокойствием и т.д.
Одни походные песни будят в казаках тоску по мирному труду, дому, молодой казачке («Ой, да разродимая моя сторонка», «Калинушка»). Другие рассказывают о военном умении казаков, их силе и выдержке («А из-за леса блестят копия мечей...», «На войне кто не бывал...»). В «Тихом Доне» песни, ободряющие военный дух казаков, редки, да и поют их либо нетрезвые солдаты, либо парни, не побывавшие на службе: сошедший с ума Лиховидов
поет «Скажи, моя совушка...» [4, II, с. 402]. Казаки же, постоянно участвующие в боях, чаще поют другие песни - «тоскливые, несказанно грустные» [4, II, с. 382]. Поскольку с песни «короткий спрос» [4, III, с. 163], в них проявляются печали и радости воинов, напряженные размышления о дальнейшей судьбе. Редкое и специфичное появление бодрых воинских песен - не только символичное предвестье грядущей катастрофы казачества, но и свидетельство осознания казаками утраты ведущей роли в творении истории, в усталости от пути Вольги и тоске по независимому и спокойному труду Микулы Селяни-новича, в понимании конфликта национального с общечеловеческим.
Гармоническое единство «Тихого Дона» своеобразно проявилось в осмыслении воинской и мирной составляющих казачьей жизни. На самых разных уровнях текста читателю явлена не только любовь к мирному труду, его тяготам и радостям, но и готовность его отстаивать и защищать с оружием в руках. Конфликт двух жизненных путей, обозначенный еще в древнерусских былинах, своеобразно решается через понятие меры как естественного регулятора жизни. Отказ или нивелирование одной из этих сторон жизни ведет к разрушению самой сущности казачества как сословия.
Литература
1. Беглов, В.А. Эпопея в русской литературе [Текст] / В.А. Беглов. - М.: МГУ, 2005.
2. Дырдин, А.А. «Поднявший меч от меча и погибнет. Истинно» [Текст] / А.А. Дырдин // Войны России XX века в изображении М.А. Шолохова. Шолоховские чтения. - Ростов н/Д, 1996. - С. 34-35.
3. Поль, Д.В. Проблемы поэтики и эстетики М.А. Шолохова [Текст] / Д.В. Поль. - М.: ИХО РАО, 2007.
4. Шолохов, М.А. Тихий Дон: роман в 4-х кн. [Текст] / М.А. Шолохов. Кн. Мк - М.: Эксмо, 2006. - 720 с.; Кн. МНУ. - М.: Эксмо, 2006. - 832 с.
