CC BY
24
Гротескная реальность Чевенгура высвечивает жизненно важное в созидаемом государстве, заключает Н. Скрадол. Маленькое коммунистическое поселение - это высшая реализация карнавальной идеи в том смысле, что она выворачивает наизнанку не только существовавший старый порядок, но и сам новый режим.
Т.Г. Юрченко
2011.01.027. ДЫРДИН А.А. ЭТЮДЫ О МИХАИЛЕ ШОЛОХОВЕ. -М.: Фонд «Шолоховская энциклопедия», 2009. - 139 с.
В монографии доктора филол. наук А.А. Дырдина (проф. Ульяновского технического университета) рассматриваются связи писателя с национальным самосознанием и духовной культурой народа, вопросы комментирования шолоховского текста. Композиционно книга делится на три части: «На пути к главной книге (1920-е - начало 1930-х годов)»; «"Тихий Дон": Мироощущение и образотворчество»; «Эстетика Шолохова и традиции национального самосознания». В каждой части несколько статей, задуманных автором как этюды, «свободные от стереотипов» прежних исследований (с. 107).
В этюде «Рассказ М. Шолохова "Ветер" как полемическая парафраза авторской позиции» внимание сосредоточено на малоизвестном произведении, психологической зарисовке, появившейся в газете «Молодой ленинец»1. Несмотря на то, что в рассказе обнаруживаются черты эскизности, незавершенности, он проясняет отдельные моменты эволюции творческой системы автора. М. Шолохов полемизирует со сторонниками романтизации стихийных чувств народной массы. Он ставит вопрос о цене крови, пролитой в братоубийственной войне. Впервые именно в «Ветре» проявилось неприятие расхожих психологических схем и романтических штампов, что стало важным моментом развития идейно-творческих взглядов писателя.
«В наше сознание М. Шолохов и А. Платонов входят, скорее, как эстетические антиподы, а не как писатели одного поколения и одной темы. Между тем их художественные миры совпадают -прежде всего в устремлении к человеку, который представлен у
1 Молодой ленинец. - М., 1927. - 4 июня. - С. 5.
них во всем своем человеческом очаровании (Шолохов) и сокровенной сущности (Платонов)», - отмечает А. А. Дырдин в этюде «С кровью и потом. "Поднятая целина" М. Шолохова и "Впрок" А. Платонова: Два взгляда на крестьянскую трагедию» (с. 25). Оба произведения находятся в границах того идейно-тематического направления, наглядным отражением которого являлись книги о переустройстве патриархального уклада в пореволюционной деревне: «Бруски» (1928, кн. I) Ф. Панфёрова, «Девки» (1928, кн. I) и «Записки селькора» (1929) П. Кочина, «Движение. Январь и февраль 1930 г. на Кубани» (1931) И. Катаева.
Вместе с тем книги Шолохова и Леонова противостоят этому направлению своей принципиальной незавершенностью, наличием «плавающей» точки зрения. В романе «Поднятая целина» и в повести «Впрок. Бедняцкая хроника» очевидна зависимость от стиля и языка политических документов, газетно-журнальной публицистики: таково, например, использование в качестве сюжетно-композиционного ключа статьи И. В. Сталина «Головокружение от успехов» (1930).
Сопоставляя повесть Платонова с романом Шолохова, «невозможно отделаться от впечатления присутствия платоновских наблюдений в шолоховском тексте и - наоборот» (с. 35). Шолохов и Платонов предоставляют своим героям право на независимую оценку исторических событий, в которые они втянуты. Однако судьбы писателей и их книг оказались полярными: «Поднятую целину» критика интерпретировала как апологию колхозного строя, а повесть-хроника «Впрок» оказалась приговорена к долгому забвению сталинской оценкой на полях ее рукописи - «Мерзавец».
Этюд «Христианский реализм и смысл войны: Антиномии войны в "Тихом Доне" М. Шолохова» раскрывает народно-христианскую интуицию автора романа-эпопеи. Понимание войны М. Шолоховым, данное через трагедию Григория Мелехова, при различии способов осмысления приближено к религиозной антропологии С. Булгакова. Концепции С. Булгакова и М. Шолохова исходят от общей вероисповедной основы: «Изображение военных событий в "Тихом Доне" корректируется народно-православным миропониманием. Как историческая катастрофа, инициирующая в человеке звериные инстинкты, война противна сознанию христианина. И все же для Шолохова период войн и революций - это вре-
мя, когда одухотворенная личность поднимается до уяснения жизненных истин» (с. 53). Перед лицом смерти Мелихов начинает постигать смысл войны. Он начинает различать добро и зло. Выбирая между белым и красным, сознает, что окончательной правды нет ни у одной стороны. Григорий доказывает свою свободу от логики войны, когда берет на себя ответственность за происходящее вокруг. У него возникает новое жизненное восприятие, которое «на языке религиозной мысли» определяется как «восстановление внутренней цельности, приобщение к опыту всеединства» (с. 50).
«Народная культура-вера соприродна художественной плоти "Тихого Дона". Творческое сопереживание героям, погруженным в духовно-религиозную жизнь или исподволь возвращающимся к ней, придает эпосу Шолохова идейную завершенность и целостность» (с. 69), - пишет А.А. Дырдин в этюде «Сокровенное слово в эпической стихии М. Шолохова "Тихий Дон" и народно-православное сознание». Несмотря на то, что писатель глубоко проникает в дохристианские, природные основы человеческой души, язычеству и пантеизму в эпопее не находится места. В то время как различные версии христианства - от ортодоксального учения о церкви до старообрядчества - в тексте представлены.
Много места в романе отведено фактам и предметам казачьей веры. Способность казачества оставаться в пределах христианства даже в ситуации религиозного кризиса обозначена в атрибутах народно-церковной культуры: иконах, крестиках-тельниках, молитвах, зашитых в ладанку, в образах почитаемых казаками святых (Егория Храброго - Георгия Победоносца, Николая Угодника, Ильи Пророка). Обращаясь к поэтике концовок у Шолохова, исследователь обнаруживает важную для понимания художественных акцентов закономерность: в финалах трех книг «Тихого Дона» можно найти символические знаки, напоминающие о существовании иной реальности, делающие жестокий мир осмысленным. Это -степная часовенка у развилки дорог (кн. I), часовня с иконой Богоматери над могилой Валета (кн. II), слова из Святого Писания, произносимые дедом Гришакой перед смертью в порицание и осуждение «антихристова слуги» Мишки Кошевого (кн. III). Все нити сюжета стянуты к праздникам и святым дням (Троица, Страстная седмица, Светлое Воскресение). Пасха, время спасительных страстей Христа, делает очевидным несоответствие между высшими
идеалами и трагически-реальной ситуацией. Этот разлад выражен в реплике одного из участников расправы над подтелковцами: «Святая Пасха, - а мы кровь проливать будем»1.
В текст эпопеи включены библейские речения (из Евангелия Матфея), образы-символы (черного солнца, карающего меча, ветра и бури и др.), события священной истории (например, схватка Давида с Голиафом), которые обретают масштабное идейно-синтезирующее значение. Выполняя структурообразующую функцию, религиозные образы и смыслы приобретают у Шолохова символичность, самостоятельную ценность. Христианские мотивы дают возможность демонстрировать жизнь изнутри - в духовной проекции. Такую авторскую позицию А.А. Дырдин объясняет тем, что творческая индивидуальность писателя формировалась на основе национального культурно-исторического опыта, включающего в себя религию.
В двух этюдах - «Правда как жизненная ценность и мера духовности в художественной философии М. Шолохова», «Народная апология правды как эстетическая идея М. Шолохова» - автор утверждает, что главные компоненты шолоховской художественной системы соотносятся с православной идеей правды в ее народном преломлении. «Сущностный смысл художественно-философской мысли Шолохова можно усвоить лишь во всем богатстве отношений художника к тексту, к созданным им картинам и образам, стоящими за ними психологией и веросознанием. Яркой иллюстрацией этому служат многочисленные рассуждения о правде, внутренние монологи центральных персонажей романа-эпопеи» (с. 91), -отмечает А.А. Дырдин. В нескольких ярких эпизодах романа изображена причастность Мелехова к «световому ряду мировосприятия» (с. 97), борьба нравственных начал в его сознании представлена через символику света и тьмы, как жизни и смерти. Символы, характеризующие трагедию Мелехова и других героев «Тихого Дона», по мнению исследователя, соединяются в один богочелове-ческий монолог. Библейские фразы, христианские символы («черное солнце»), ситуации (возвращение в финале книги Григория Мелехова к родному порогу как реализация мотива блудного сына)
1 Шолохов М.А. Тихий Дон: В 4 т. - М., 2007. - Т. 2. - С. 315.
создают своеобразный духовно-философский контекст, в котором раскрываются все ипостаси правды как целостного знания о мире, справедливости, истины, лежащей в основе существования человека и человечества.
Каждый этюд автор снабжает библиографическим материалом. В книге публикуются иллюстрации и страницы рукописи незавершенного очеркового наброска М. Шолохова «По западному Казахстану» с комментариями исследователя «Замысел и его реализация: Реконструкция незавершенного очерка».
К.А. Жулькова
2011.01.028. ЧЖАН ЧАОИ. ВЛАДИМИР ВОЙНОВИЧ: ЭТАПЫ ТВОРЧЕСКОЙ ЭВОЛЮЦИИ. - СПб.: СПбГУ, 2009. - 207 с.
Реферируемая монография доцента Института русского языка (Пекин) Чжан Чаои, автора книг «Мифологические элементы в творчестве В. Войновича» (1997), «Трагедия и комедия "маленького человека"» (2005)1, состоит из трех глав: «"Сказки для взрослых" и русский фольклор», «Жанр романа-анекдота: "Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина"» и «Поэтика романа "Москва 2042" как литературной антиутопии» - эти произведения писателя «открыли новые пути в развитии русской литературы конца XX в.» (с. 13).
Рассматривая историю развития жанра литературной сказки, Чжан Чаои приходит к выводу, что «не только социальная, но и эстетическая потребность общества ведет к актуализации фольклорных жанров» (с. 39). Если в традиционной сказке чаще затрагивались моральные проблемы, то в современной доминируют острые социальные вопросы. В центре внимания авторов-рассказчиков встали вопросы универсального, философского, «космического» значения, такие, как человек и природа, человек и время, человек и судьба. Писатели, «следуя правилам создания сказки, переосмысливают классические народные мотивы и сюжеты, на основе фантастической сказки трактуют давно уже привычную и не всегда видимую людьми реальную абсурдность, раскрывают гротесковую
1 Сведения о работах автора взяты из издательской аннотации на обложке издания. - Прим. реф.
