Научная статья на тему 'Углубление христианского содержания концепции образа Ильиничны в романе-эпопее М. А. Шолохова «Тихий Дон»'

Углубление христианского содержания концепции образа Ильиничны в романе-эпопее М. А. Шолохова «Тихий Дон» Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
797
98
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ХРИСТИАНСКИЕ МОТИВЫ / ЖИТИЕ / CHRISTIAN MOTIVES / HAGIOGRAPHY

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Чалова Анна Петровна

В статье доказывается, что образ Василисы Мелеховой, подобно образам других матерей и стариков, приобретает все большее значение по мере развития повествования. Если в 1 и 2 книгах «Тихого Дона» в изображении героини акцент сделан на внешности, одежде и образ практически не связывается с церковью, то на основе анализа 3 и 4 книг можно говорить о христианской доминанте образа Ильиничны и об использовании элементов житийного сюжета для воссоздания судьбы этой героини.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

DEEPENING OF CHRISTIAN CONTENTS OF THE IMAGE OF ILYINICHN

In this paper it is proved that the image of Vasilisa Melekhova, like images of other mothers and old people, acquires greater importance in accordance to the development of narration. In the 1 st and 2 nd volumes of the novel in the image of the character the author emphasizes on physical appearance, clothing, and the image has almost nothing to do with the church. The analysis of the 3 rd and 4 th volumes let us talk about the Christian dominant of the image of Ilyinichna and about the use of hagiographic elements to recreate the fate of the character.

Текст научной работы на тему «Углубление христианского содержания концепции образа Ильиничны в романе-эпопее М. А. Шолохова «Тихий Дон»»

ББК 83.3(2Рос=Рус)6 YAK 82.091

А.П. ЧАЛОВА

A.P. CHALOVA

УГЛУБЛЕНИЕ ХРИСТИАНСКОГО СОДЕРЖАНИЯ КОННЕПиИИ ОБРАЗА ИЛЬИНИЧНЫ В РОМАНЕ-ЭПОПЕЕ М.А. ШОЛОХОВА «ТИХИЙ ДОН»

DEEPENING OF CHRISTIAN CONTENTS

OF THE IMAGE OF ILYINICHNА IN THE EPIC NOVEL «AND QUIET FLOWS THE DON» BY M.A. SHOLOKHOV

В статье доказывается, что образ Василисы Мелеховой, подобно образам других матерей и стариков, приобретает все большее значение по мере развития повествования. Если в 1 и 2 книгах «Тихого Дона» в изображении героини акцент сделан на внешности, одежде и образ практически не связывается с церковью, то на основе анализа 3 и 4 книг можно говорить о христианской доминанте образа Ильиничны и об использовании элементов житийного сюжета для воссоздания судьбы этой героини.

In this paper it is proved that the image of Vasilisa Melekhova, like images of other mothers and old people, acquires greater importance in accordance to the development of narration. In the 1st and 2nd volumes of the novel in the image of the character the author emphasizes on physical appearance, clothing, and the image has almost nothing to do with the church. The analysis of the 3rd and 4th volumes let us talk about the Christian dominant of the image of Ilyinichna and about the use of hagiographic elements to recreate the fate of the character.

Ключевые слова: христианские мотивы, житие.

Key words: Christian motives, hagiography.

Углубление христианской проблематики романа весьма заметно на примере образа Ильиничны. Эта героиня неоправданно редко привлекает внимание исследователей православной топики произведения. Между тем её образ является важным для понимания эволюции авторской позиции, что побуждает нас рассмотреть особенности изображения этого персонажа в разных книгах романа.

В 1 и 2 книгах «Тихого Дона» Ильинична - персонаж второстепенный, практически никак не влияющий на развитие сюжета. Она довольно часто упоминается, произносит незначительные реплики. Единственный её поступок, повлиявший на развитие сюжета, - это то, что именно она уговаривает Пантелея Прокофьевича женить Григория на Наталье Коршуновой. В семье Ильинична сглаживает конфликты, смягчает крутой нрав своего мужа. Мы часто видим её хлопочущей по дому, и сама она вспоминает свою «горбатую в работе жизнь» [2, т. 2, с. 132].

Во второй книге «Тихого Дона» внешность героини нигде не описывается, её душевное состояние передаётся непосредственно, без обращения к портретным характеристикам, с помощью глаголов речи: «заголосила» [2, т. 3, с. 62], «смеясь и плача, выкрикивала» [2, т. 3, с. 62], «ехидно окликнула» [2, т. 3, с. 74], «досадливо сказала» [2, т. 3, с. 281], «сказала с нарочитой хвастливостью» [2, т. 3, с. 277], «с поддельной суровостью вставила» [2, т. 3, с. 276], «напустилась» [2, т. 3, с. 279], «качая головой, ругалась» [2, т. 3, с. 62], «бурчала» [2, т. 3, с. 284]. Во второй книге романа Ильинична реализует себя в речевой деятельности, причём героиня не вступает в диалог, она обычно ограничивается одной репликой. Автор передаёт все богатство

интонаций казачки, практически ни разу не повторяясь. О других реакциях героини на происходящее М.А. Шолохов сообщает столь же лаконично: «взволнованно отстранила» [2, т. 3, с. 274], «хмурясь и розовея по-молодому» [2, т. 3, с. 278], «улыбнулась на улыбку Григория» [2, т. 3, с. 276], «и тут не удержалась от слёз» [2, т. 3, с. 282].

Во второй книге Ильинична четырежды поминает имя Божие во фра-зеологизированных оборотах: при приветствии, при прощании и в тот момент, когда узнает, что Наталья родила двойню, и один из младенцев мальчик: «Слава богу» [2, т. 3, с. 277], «Ступайте с богом» [2, т. 3, с. 281], «Господи, да двое их! Ой, господи, парнишка один!..» [2, т. 3, с. 63] В целом можно сказать, что содержание образа Ильиничны напрямую не связывается с христианскими мотивами.

В 1 книге романа «Тихий Дон» часто описывается или упоминается одежда героини, особенно в эпизодах сватовства и свадьбы: «в палевой праздничной шали» [2, т. 2, с. 70], «кружевным рукавом кофты вытирала выжатую ветром слезинку» [2, т. 2, с. 71], «в шелесте юбок поплыли краснома-ковая Ильинична и Василиса» [2, т. 2, с. 72], «уселась, шелестя поплином подворачиваемого платья» [2, т. 2, с. 89], «откуда-то из неведомых глубин своей люстриновой, с буфами на рукавах, кофты, как будто из-за спины, выволокла наружу высокий белый хлеб» [2, т. 2, с. 89], «с крыльца гусыней поплыла Ильинична, обметая подолом ошлепки навозной грязи, занесённой на порожки» [2, т. 2, с. 105].

Описывается внешность героини: «кургузая и важная» [2, т. 2, с. 70], «гнула дородный стан» [2, т. 2, с. 105], «пухлый живот» [2, т. 2, с. 154], «была она выше его (Пантелея Прокофьевича. - А.Ч.) на добрую четверть» [2, т. 2, с. 72]. Душевное состояние казачки выражается через описание её лица: «на лицо Ильиничны тенью легла замкнутость» [2, т. 2, с. 154], «на её лице лежала печать некоторого смятения» [2, т. 2, с. 168], «с давнишней, прижившейся на её лице суровостью» [2, т. 2, с. 154], «каменно застыли её тонкие губы» [2, т. 2, с. 103], «тая в углах губ материнскую тревогу» [2, т. 2, с. 70], «полыхала вишнёвым румянцем» [2, т. 2, с. 91], «багровая и торжественная» [2, т. 2, с. 100].

Примета героини в первой книге - грузная походка, вызванная болезнью ног. О недуге Ильиничны сообщается многократно: «тяжело подкатываясь к лавке (у неё пухли ноги, ходила она, редко их переставляя, ровно на колёсиках катилась)» [2, т. 2, с. 353], «с трудом передвигая по кухне ноги, хрипела Ильинична» [2, т. 2, с. 156], «переставляя по кухне дородные ноги» [2, т. 2, с. 132], «откинувшись назад, несёт мать в завеске на затоп кизяки, шаркает старчески дряблыми босыми ногами» [2, т. 2, с. 24], «хворает ногами» [2, т. 2, с. 222].

Болеет героиня и после рыбалки: «Ильинична эти дни прихварывала. На водянисто-пухлом лице её виднелись усталость и боль. Она лежала на высоко взбитой перине, привалясь спиной к подушке, поставленной торчмя» [2, т. 2, с. 154]. «Стреляет в суставы, ломит», - жалуется она мужу [2, т. 2, с. 154].

Таким образом, в изображении героини в 1 книге романа сделан акцент на внешности персонажа, на выражении лица, одежде. Внимание уделяется и болезням героини, что связано с интересом ко внешности казачки в целом: болезнь придаёт Ильиничне особую походку.

Если в 1 книге «Тихого Дона» первостепенное внимание уделяется внешности казачки, чувства героини выражаются через описание её лица, то в 3 и 4 книгах в её изображении внешнее, телесное отодвигается на второй план, все больше высветляется душевное, духовное. Нигде более не упоминается, какая на Ильиничне одежда в тот или иной момент повествования, практически не описывается выражение лица, а эмоции передаются непосредственно. О реакции героини на жизненные неурядицы автор сообщает весьма сдержанно.

В 3 и 4 книгах героиня полностью избавляется от ножной болезни, во всяком случае повествователь ни разу не упоминает об этом недомогании, почти никогда не описывает походку казачки. Напротив, сообщается о том, что Ильинична «проворно ходила по кухне» [2, т. 4, с. 71]. Не говорится и о других заболеваниях Василисы, о её плохом самочувствии. Казалось бы, для стареющей женщины естественно с годами становиться все более немощной, чаще хворать. Но героиня М.А. Шолохова, напротив, словно наполняется некой духовной силой, перед которой отступают все недуги.

В 3 книге мы постоянно видим её хлопочущей по дому: «собирала на стол» [2, т. 4, с. 71], «задолго до света Ильинична затопила печь и к утру уже выпекла хлеб и насушила две сумы сухарей» [2, т. 4, с. 117], «Ильинична, не дожидаясь согласия, рванулась к печке. Рогач в руках её дрожал, и она никак не могла поднять чугун со щами» [2, т. 4, с. 130], «поставила в миске щи» [2, т. 4, с. 131], «погасила лампу, ощупью пошла стелить в горничке» [2, т. 4, с. 138], «Ильинична с Дуняшкой, на ночь глядя, затеяли топить печь, чтобы сготовить пахарю к заре харчи» [2, т. 4, с. 303], «под сараем насыпала в завеску поджожки» [2, т. 4, с. 432], «опять стала собирать в завеску щепки» [2, т. 4, с. 433].

Образ углубляется, ярче высвечивается материнское начало. В 1 книге романа семья Мелеховых получает похоронку на Григория, однако о реакции Василисы на это событие автор сообщает очень скупо: «томилась в неумолчной тоске» [2, т. 2, с. 354]. В 3 книге героине приходится пережить ещё одно испытание: погибает её старший сын, и автор уже более внимателен к материнскому горю: «Подводчик взялся было за ноги Петра, но толпа молча расступилась, почтительно дала дорогу сходившей с порожков Ильиничне.

Она глянула на сани. Мертвенная бледность полосой легла у ней на лбу, покрыла щеки, нос, поползла по подбородку. Под руки подхватил её дрожавший Пантелей Прокофьевич» [2, т. 4, с. 222].

В 1 книге образ Ильиничны никак не связывается с Церковью. Она нигде не обращается к Богу, не крестится и т.п. Единственный раз, во время грозы, она велит Дуняшке прогнать кошку и просит прощения у Богородицы за готовое сорваться с языка ругательство: «Старуха страшными глазами глядела на ластившуюся у ног её кошку.

- Дунька! Го-о-ни ты её, прок... царица небесная, прости меня, грешницу» [2, т. 2, с. 30].

В 1 же книге появляется значимый в романе мотив материнского благословения. О молитвах, которые казаки списывают перед отправкой на войну, сообщается: «Крепили их к гайтанам, к материнским благословениям, к узелкам со щепотью родимой земли» [2, т. 2, с. 278]. «Крест и молитву, зашитую в материнское благословенье» [2, т. 2, с. 307] носит и Петро, но собственно сцены благословения Ильиничной Петра и Григория отсутствуют.

В 3 книге «Тихого Дона» изображается, как Ильинична провожает Григория на войну, и здесь уже отчётливо явлен христианский мотив, наполненный глубоким смыслом: «Пантелей Прокофьевич пошёл седлать коня, а Ильинична, крестя и целуя Григория, зашептала скороговоркой:

- Ты бога-то... бога, сынок, не забывай! Слухом пользовались мы, что ты каких-то матросов порубил... Господи! Да ты, Гришенька, опамятуйся! У тебя ить вон, гля, какие дети растут, и у энтих, загубленных тобой, тоже, небось, детки поостались... Ну как же так можно? В измальстве какой ты был ласковый да желанный, а зараз так и живёшь со сдвинутыми бровями. У тебя уж, гляди-кось, сердце как волчиное исделалось... Послухай матерю, Гришенька! Ты ить тоже не заговорённый, и на твою шею шашка лихого человека найдётся...

Григорий невесело улыбнулся, поцеловал сухую материнскую руку, подошёл к Наталье» [2, т. 4, с. 332-333].

Образ Ильиничны теснее связывается с христианской топикой. Героиня в целом отрицательно относится к красным, называя их «анчихристами» [2, т. 5, с. 38, 41, 320]. Тем не менее она выражает решительный протест против того, чтобы её сын убивал революционеров. Она напоминает сыну о Боге в связи с тем, что Григорий порубил матросов под Климовкой. В войне она видит серьёзную угрозу душе родного человека: «У тебя уж, гляди-кось, сердце как волчиное исделалось...» [2, т. 4, с. 189]. Мать призывает сына к милосердию и состраданию - по отношению к красным, которые убили её старшего сына. Смерть Петра не вызывает у неё злобы, ожесточения. Прощая своих врагов и даже проявляя к ним сочувствие, Ильинична являет собой пример подлинно христианского человеколюбия, следуя словам Спасителя: «люби'те врагов ваших, благотворите ненавидящим вас, благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас» [Лк. 6:27-28].

Если в 1 и 2 книгах романа Ильинична поминает Имя Божие достаточно редко, то в 3 и 4 книгах она дважды крестится и вспоминает Создателя уже значительно чаще: «бог миловал», «бог не без милости», «слава богу» (3 раза), «упаси бог» (2 раза), «оборони господь», «не дай бог», «бог даст», «бог послал», «привёл-то господь», «прости бог», «прости господи» и др. Как видно из этих фразеологизмов, Ильинична надеется на Божию милость, защиту, спасение. Она исполнена веры в Промысел и в различных жизненных обстоятельствах видит проявление благой Господней воли, например: «Привёл-то господь, Натальюшка! Уходют красные!» [2, т. 5, с. 41]. Причём в отличие от Григория она не начинает сомневаться в Сущем, попадая в сложные житейские ситуации. Домашние воспринимают Ильиничну как мо-литвенницу; так, Дарья перед смертью «сунула ей в рукав две бумажки по двадцать рублей и, прижимая к груди горячими руками узловатую руку Ильиничны, зашептала: «Это - Петю поминать... Закажите, мамаша, вселенскую панихиду, кутьи наварите...» - И заплакала...» [2, т. 5, с. 126], а Дуняшка не решается выходить замуж без материнского благословения.

Нельзя не указать ещё на одно свидетельство мастерства М.А. Шолохова, проявившееся в индивидуализации и психологическом обосновании даже религиозных поступков персонажей. Вот, к примеру, такой факт: на протяжении всего романа Пантелей Прокофьевич более 10 раз осеняет себя крестным знамением1 (при входе в дом, перед началом какого-либо дела и т.д.), а Ильинична всего три раза. Для сдержанной, немногословной Ильиничны более характерна тихая молитва: «Ильинична вздыхала и чуть слышно шептала: «О, господи, господи! Грехи наши тяжкие!» [2, т. 5, с. 70]; «Ильинична долго беззвучно шевелила губами» [2, т. 5, с. 322]. По-разному поминают герои и Имя Божие. Так, отличительная черта речи Мелехова-старшего, характерная только для него, - эмфатические междометные обращения: «Бож-же-жж мой» [2, т. 2, с. 155], «Бож-ж-же мой!» [2, т. 2, с. 358], «бож-же мой!» [2, т. 3, с. 63], произносимые в эмоционально напряжённых ситуациях. Трижды в романе Пантелей Прокофьевич божится: «истинный бог» [2, т. 2, с. 74; т. 4, с. 416]; «ей-богу» [2, т. 4, с. 126], что опять же нехарактерно для Ильиничны. Так темперамент героя накладывает отпечаток на проявления его веры.

Все большее значение приобретает образ Ильиничны к концу романа. Имена она даёт нравственную оценку действиям Григория, Митьки Коршунова и Михаила Кошевого, Натальи, Аксиньи, Дуняшки, Мишатки; а её иногда эмоциональная, иногда весьма сдержанная реакция на поступки Панте-лея Прокофьевича формирует отношение читателя к этому персонажу. Если в 1-2 книгах Ильинична в общении с другими действующими лицами ограничивалась одним-двумя словами, то в 4 книге она становится полноценным собеседником различных героев, и диалоги с её участием всегда содержательны, они затрагивают серьёзные этические проблемы, постоянно находящиеся в центре внимания писателя. Разговоры Ильиничны с близкими не

1Чаще, чем все остальные персонажи.

имеют сюжетного значения: так, Наталья не изменит своего решения вытравить плод и умрёт от последствий аборта, Мишатка продолжит навещать Аксинью, а впоследствии даже останется у неё, а Дуняшка выйдет замуж за Кошевого. Однако диалоги различных персонажей с Ильиничной расставляют важнейшие нравственные акценты в повествовании; и по сравнению со смыслом этих бесед сами сюжетные повороты имеют уже гораздо меньшее значение.

В большинстве этих диалогов Ильинична осуждает месть и убийство и призывает персонажей к примирению и в военной, и в мирной жизни. Устами своей героини М.А. Шолохов осуждает братоубийственную войну и действия наиболее ярких представителей противоборствующих сторон из числа татарцев: Григория, Мишки и Митьки. Вот как реагирует Ильинична, узнав о «рукомесле» Митьки Коршунова: «Да разве ж это казацкое дело - казни-телем быть, старух вешать да детишков безвинных шашками рубить?! Да разве они за Мишку своего ответчики? Этак и нас с тобой и Мишатку с Полюшкой за Гришу красные могли бы порубить, а ить не порубили же, поимели милость? Нет, оборони господь, я с этим несогласная!» [2, т. 5, с. 110]. Душегубом называет она Кошевого, укоряя его в убийстве Петра и деда Гри-шаки: «Старика мирного убивать, это - тоже война?» [2, т. 5, с. 316]. Заметим, что в осуждении войны старуха подлинно беспристрастна, она порицает и белых, и красных, и даже своего сына предостерегает против убийства Григорием революционеров, хотя прекрасно знает, что Мишка ему первому собирается «шворку на шею надеть» [2, т. 4, с. 432]. Тем не менее она проявляет милосердие к жестокому атаману. Услышав от Мишатки о приступе эпилепсии у Кошевого, «Ильинична посмотрела в окно, отошла к столу и долго-долго молчала, о чем-то задумавшись...

- Ты чего ж молчишь, бабуня? - нетерпеливо спросил Мишатка, теребя её за рукав кофты.

Ильинична повернулась к нему, твёрдо сказала:

- Возьми, чадунюшка, одеялу и отнеси ему, анчихристу, нехай накроется» [2, т. 5, с. 320].

В её душе побеждают материнская жалость и сострадание, заставляющие простить «душегуба».

Причём Ильинична весьма последовательно реализует идею примирения; эту идею она приносит и в мирную жизнь. Так, она выступает против убийства нерождённого ребёнка, задуманного Натальей, против её отчаянной мольбы покарать Григория. Она же постоянно сглаживает конфликты в семье, прощает постоянно избивавшего её в молодости Пантелея, прощает Наталью, убившую её будущего внука или внучку и просившую смерти её сыну, не держит зла на Аксинью, разрушившую брак Григория с Натальей, благословляет Дуняшку на брак с убийцей своего сына. При этом позиция Ильиничны далека от конформизма, она выражает собственные твёрдые убеждения, не пытаясь приспособиться к обстоятельствам и замаскировать свои истинные взгляды. Позиция примирения и прощения, на наш взгляд, наиболее близка авторской. Не случайно мать главного героя - Ильинична -единственная героиня романа, названная «мудрой». Этот эпитет употребляется автором только по отношению к природе и к жизни.

Можно предположить, что именно материнская правда в «Тихом Доне» ближе всего к истине. Справедливо пишет Г.С. Ермолаев: «Наиболее решительный протест против убийств в «Тихом Доне» исходит от матерей. Мать является непосредственным источником жизни и связана с ней самыми крепкими узами - своей любовью и заботой о детях. Эта, по преимуществу биологическая, привязанность менее подвержена отрицательном влиянию социальных, экономических и политических факторов, чем любой другой вид человеческих взаимоотношений» [1, с. 130]. Важно добавить, что любовь матери в «Тихом Доне» не просто биологическая привязанность; эта любовь одухотворяется христианскими идеалами.

Правда матери в «Тихом Доне» - правда Богородицы, она напрямую соотнесена с идеями православия. Матери в романе похожи на Богородицу даже внешне: «одна из старух - высокая и черноглазая, со следами строгой иконописной красоты на увядшем лице - протяжно говорила, когда Григорий подходил к крыльцу:

- Милые вы мои! До чего же вы хорошо да жалостно поёте! И, небось, у каждого из вас мать есть, и, небось, как вспомнит про сына, что он на войне гибнет, так слезами и обольётся...» [2, т. 5, с. 188].

Матери в романе никогда не выступают на стороне какой-то одной враждующей стороны, они выше этого. Призывая детей к примирению, эти героини всегда напоминают действующим лицам эпопеи о Боге. Заметим, что в 3 и 4 книгах герои, напоминающие людям о Боге и его заповедях, всегда обращаются именно к Григорию как к человеку, который способен услышать и воспринять нравственные заветы. Так, старик Чумаков, подобно деду Гришаке и старым казачкам, убеждает Григория в необходимости примирения: «Бог-милостивец, он все видит, он вам всем это не простит, попомни моё слово! Ну, мыслимое ли это дело: русские, православные люди сцепились между собой, и удержу нету. Ну, повоевали бы трошки, а то ить четвёртый год на драку сходитесь. Я стариковским умом так сужу: пора кончать!» [2, т. 5, с. 430]. И хотя Григорий ничего не отвечает ни старику Чумакову, ни матери, его возвращение домой на последней странице романа - свидетельство того, что обращения и напоминания верующих героев эпопеи оказались им услышаны.

Ильинична к концу романа словно обретает особое знание о своей судьбе и судьбах других персонажей, основанное на глубокой вере. Вот характерный диалог старухи с маловерной Натальей:

«- Вот поглядишь, скоро переправются наши из-за Дона, - уверенно отозвалась Ильинична.

- А почём вы знаете, мамаша!

- У меня сердце чует» [2, т. 5, с. 37].

Уверенность Ильиничны основывается на вере в милосердие Божие: «Небось ничего им не сделается, бог не без милости», - говорит она о казаках [2, т. 5, с. 37]. «Бог даст, живых-здоровых увидим», - уверена она [2, т. 5, с. 38]. И надежда её не остаётся тщетной: «Привёл-то господь, Натальюшка! Уходют красные!» [2, т. 5, с. 41].

Сердечная вера в Создателя убеждает её и в том, что Григорий жив: «А я не верю! Не может быть, чтобы лишилась я последнего сына! Не за что богу меня наказывать... <...> Живой Гриша! Сердце моё не вещует, - значит, живой он, мой родимый!» [2, т. 5, с. 303] «Храни тебя царица небесная!» [2, т. 5, с. 77] - молится Василиса, провожая Григория на фронт, и молитва её действительно спасает сына на войне, что замечает даже безбожник Коршунов.

Упование героини на встречу с сыном не напрасно. Перед самой смертью Ильиничне даровано в видении узреть родного человека, а после как будто встретиться с его душой: «Ильинична долго смотрела в сумеречную степную синь, а потом негромко, как будто он стоял тут же возле неё, позвала:

- Гришенька! Родненький мой! - Помолчала и уже другим, низким и глухим голосом сказала: - Кровинушка моя!..» [2, т. 5, с. 330].

Характерна реакция наблюдающей за этим Аксиньи: она «вся содрогнулась, охваченная неизъяснимым чувством тоски и страха» [2, т. 5, с. 330] -словно стала свидетельницей явления сверхъестественного, необъяснимого, несводимого к обычной галлюцинации. Показательно, что М.А. Шолохов описывает состояние героини не как помешательство, помутнение рассудка, а как прозрение - обретение перед смертью зрения духовного - вполне в традициях агиографической литературы. Ильинична достигает в конце романа той степени духовной зрелости, когда человек способен духом общаться с другим человеком, она как бы выходит за рамки своей телесности, и потому

для неё уже нет смысла дожидаться встречи с Григорием в этом мире. Она обретает особое знание - знание времени своей кончины, даруемое Богом истинным своим угодникам, чтобы те успели достойно подготовиться к переходу в мир иной: «В эту ночь Ильинична поняла, что скоро умрёт, что смерть уже подошла к её изголовью. На рассвете она достала из сундука рубаху Григория, свернула и положила под подушку; приготовила и своё, смертное, во что её должны были обрядить после последнего вздоха. <...>

Дуняшка увидела лежавшие на сундуке чёрную материну юбку, рубаху и матерчатые чирики - все, что надевают на покойниц, провожая их в дальний путь, - увидела и побледнела:

- Что это вы, маманюшка, смертное приготовили? <...> Господь с вами, рано вам о смерти думать.

- Нет, пора мне. - прошептала Ильинична. - Мой черёд. <...>

Через три дня она умерла» [2, т. 5, с. 330].

Умерла, подчеркнём, в здравом уме, истинно по-христиански, простив перед смертью Мишку Кошевого, отдав ему самое дорогое - рубаху Григория. Из православной вероучительной литературы известно, что о том, свят или грешен человек перед Богом, судят, прежде всего, по его смерти, по тому, как просветляется лицо Божиего угодника. Эти представления нашли отражение и в «Тихом Доне». Смерть Ильиничны резко контрастирует с уходом в мир иной грешницы Дарьи, отвергшей Бога и Его заповеди. Так, глядя на Дарью, Дуняшка испытывает «страх и чувство гадливости» [2, т. 5, с. 205]; описание смерти Дарьи изобилует безобразными подробностями. Напротив, когда Аксинья пришла попрощаться с матерью Григория, «она с трудом узнала в похорошевшем и строгом лице мёртвой маленькой старушки облик прежней гордой и мужественной Ильиничны» [2, т. 5, с. 331].

Таким образом, образ Ильиничны, подобно образам других матерей и стариков, приобретает все большее значение по мере развития повествования. Если в 1 и 2 книгах в изображении героини акцент сделан на внешности, одежде и образ практически не связывается с церковью, то в 3 и 4 книгах мы можем говорить о христианской доминанте образа Ильиничны и об использовании элементов житийного сюжета для воссоздания судьбы этой героини. Внешнее уходит из образа, уступая место глубокому внутреннему содержанию. Эпизоды с её участием наполняются глубоким смыслом, имеющим большое значение для содержания произведения в целом. В разговорах с матерью Григория герои высказывают свои сокровенные мысли, раскрывают перед нами свои убеждения. Ильинична - один из наиболее ярких и цельных персонажей «Тихого Дона», а её уверенность в необходимости примирения враждующих сторон во многом совпадает с авторской позицией.

Литература

1. Ермолаев, Г.С. Михаил Шолохов и его творчество [Текст] / Г.С. Ермолаев. -СПб. : Академический проект, 2000. - 448 с.

2. Шолохов, М.А. Собр. соч. : в 8 т. [Текст] / М.А. Шолохов. - М. : Гос. изд-во ху-дож. лит., 1956-1960.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.