CC BY
104
ИСТОРИЯ И ОБЩЕСТВОЗНАНИЕ
А.С. Вдовин
«ГРЕШНО НЕ ОХРАНЯТЬ СТАРИНУ!»1
(СИБИРСКОЕ ДУХОВЕНСТВО И АРХЕОЛОГИЯ)
Русская православная церковь, духовенство, Сибирь, древности, археология.
Интерес к вопросам о месте православного духовенства в социально-культурном пространстве российской провинции - одна из назревших проблем отечественной исторической науки. Долгое время из идеологических соображений вклад духовенства в историческую науку практически не рассматривался. В последние годы на русское православное духовенство обратили внимание не только историки, а также историки культуры, этнографы, историки права и философы (Т.Б. Ананьева, С.И. Добренький, Н.Н. Жервэ, В.А. Косиков, Т.А. Кудрина, А.С. Майорова, Е.П. Михайлов, А.Е. Мусин, О.И. Сгибнева, Т.Е. Сиволап, И.М. Чукова, А.В. Шилов, С О. Шмидт и др.).
Историко-культурное значение деятельности сибирского духовенства в изучении истории и культуры народов Сибири не было предметом специального изучения. Данная статья попытка осветить один из аспектов - отношение православного духовенства к памятникам древности Сибири.
Разрушение сословных границ способствовало тому, что церковные догмы для многих уходили в прошлое и 60-70-е гг. XIX в. открывали для духовенства новые пути (политика, образование, наука). Зачастую именно духовенство было самым образованным сословием русской провинции, для Сибири это обстоятельство еще более значимое. В середине XIX в. были отменены ограничения, позволявшие выход из духовного сословия и открывавшие детям священников доступ к получению светского образования, в том числе университетского. С другой стороны, изменения коснулись и сословий, которые могли получить образование в духовных заведениях, где плата за обучение была ниже.
По свидетельству Н.Н. Глубоковского, который вспоминал 60-70-е гг. XIX в., «ничто не ценилось выше чистого служения науке» [Тарасова, 2005, с. 84]. Не случайно, что для работы в Статистических комитетах привлекались лица, «которые по любви к науке, по участию в общественных интересах и по образованию своему могут трудами своими принести действительную пользу в деле разностороннего изучения губернии; особенно важно в этом отношении участие духовенства, члены которого сообщают много точных и тщательно собранных данных Русскому географическому обществу и другим ученым обществам» [Пименова, 2009, с. 28]. Именно в этот период мы находим немало документальных подтверждений разносторонних интересов священников, которые обращались к изучению истории, этнографии и археологии.
Слова епископа Енисейского и Красноярского Никона.
В.А. Бердинских справедливо отмечает, что приходские священники были историками поневоле, прекрасно знавшими местные обычаи и обряды и потенциально было сословием историков [Бердинских, 2003, с. 225]. Иллюстрацией этого могут служить слова из статьи, опубликованной в «Енисейских епархиальных ведомостях»: «Священник - историк своего прихода. И пусть каждый приходской пастырь потрудится в изыскании церковно-исторического материала для своего прихода; да и кто может более других, вслед за людьми науки, потрудиться над этим делом, как не приходской священник?» [Фигуровский, 1914, с. 14].
Этому способствовали высшие церковные власти. В 1864 г. Святейший Синод рекомендовал создавать в епархиях собственные архивные комиссии, в 1866 г. - заводить церковноприходские летописи, в 1868 г. - составлять церковно-исторические и статистические описания епархий и др.
Выпускники духовных учебных заведений участвовали в общественно-политической жизни, а также внесли вклад в российскую науку. Часто проповедническая, миссионерская деятельность выливалась в историко-краеведческие, этнографические и археологические исследования. Православное духовенство наряду с представителями светской интеллигенции активно участвовало в сборе историко-этнографического материала, многие из них оставили значительный след в науке - В.И. Вербицкий, М.И. Суслов, Иннокентий Вельяминов и др.
Обращение к изучению народов было необходимостью, а вот археология... Что привлекало к изучению древнейшей истории, тем более на территориях, где православие появилось с приходом русских?
В Сибири Русская православная церковь относилась к памятникам древности, как памятникам языческим, следовательно, не осуждала их разрушение и разграбление, в первую очередь курганов. Поэтому священникам в Сибири нередко приносили древние предметы, которые чаще всего впоследствии переплавляли. А.А. Формозов приводит сведения о том, что в 1864 г. в Минусинске один из прихожан пожертвовал на отливку колокола более семи пудов «чудских вещей» [Формозов, 1990, с. 14]. Иная ситуация была в центральной части России, где памятники воспринимались как могилы предков, поэтому долгое время и не раскапывались.
С организацией Московского археологического общества (МАО) и Императорской археологической комиссии (ИАК) для решения вопросов сохранения археологического наследия пытаются привлечь православное духовенство. В 1869 г. на Первом Археологическом съезде (АС) в Москве при обсуждении вопроса о необходимости преподавания археологии в высших учебных заведениях московский профессор Ф.И. Буслаев предлагает сосредоточить преподавание в духовных учебных заведениях [Тихонов, 2003, с. 32.].
Духовенство активно участвовало в организации и проведении АС. Так, на IV АС в Казани в 1877 г. академик И.И. Срезневский отмечал, что «деятельное и просвещенное участие в Археологическом съезде города Казани и духовной академии, сослужившей почетную службу русскому северо-востоку, является непосредственным доказательством, что Казань вполне просвещенно поняла обе задачи: любовь к родной старине и солидарность научных сил духовных и светских деятелей в деле просвещения».
В 1884 г. ИАК через обер-прокурора Святейшего синода циркулярным письмом обратилась к епархиальному начальству с просьбой помочь духовные власти противодействовать совместно с гражданским начальством кладоискательству на церковных землях.
В 1886 г. ИАК обратилось через епархиальное начальство с просьбой к сельским священникам оказать помощь в сохранении «отечественных древностей от бесследного уничтожения». Письма были отправлены епископу Енисейскому и Красноярскому Тихону, архиепископу Иркутскому и Нерчинскому Вениамину, епископу Селенгинскому Мелетию, епископу Киренскому Макарию, епископу Томскому и Семипалатинскому Исаакию, епископу Бий-скому Макарию, епископу Якутскому и Вилюйскому Иякову (РА ИИМК. Ф. 1. 1886. Д. 50. Л. 21-23).
В этом письме за подписью графа А.А. Бобринского приводятся аргументы, которые могли бы способствовать привлечению духовенства: «Близко стоящие к народу, находящиеся в постоянном общении с крестьянами, живущими их же жизнью, сельские священники легко могли бы оказать археологии России неоценимую услугу и спасти от разрушения тысячи и тысячи памятников старины.
Священникам легко достигнуть этого. Указав крестьянам на археологическое значение находимых ими предметов, а главное, на представляемую этими вещами материальную стоимость и на возможность скорого получения вознаграждения за каждую сохраненную вещь от Императорской Археологической комиссии». Далее дается адрес, куда следует направлять найденные вещи, и предложение, что «священники могли бы взять на себя отправку вещей в Комиссию и передачу денег, присланных от Комиссии находчикам» (РА ИИМК. Ф. 1. 1886. Д. 50. Л. 22).
Насколько эффективным было привлечение духовенства, судить сложно. Однако некоторые священника откликнулись. Так, в 1887 г. помощник начальника Алтайской Духовной миссии протоирей Василий Вербицкий присылает в ИАК три бронзовых ножа и «железный цилиндрообразный предмет» с описанием места и условий находки. В заключение письма добавляет: «Материального вознаграждения за вещи не надобно. За большое же одолжение мы сочли бы, если бы Археологическая Комиссия удостоила нас своим ответом на вопросы: 1) что это за вещи; 2) какому народу они принадлежали и 3) какое их употребление?» (РА ИИМК. Ф. 1. 1886. Д. 46. Л. 13).
К местным священникам обращались частные коллекционеры и музеи для пополнения коллекций. Через Минусинский музей И.А. Лопатин устанавливал связи с теми, кто мог помочь в приобретении древних вещей. Так, в письме к Н.М. Мартьянову (1877 г.) И.А. Лопатин писал: «. хочу его (отца Степана из с. Абаканского) попросить покупать для меня древние вещи при случае» (МГА. Ф. 3. Оп. 1. Д. 1. Л. 55).
Священник Чадобской Спасской церкви, Енисейского округа Енисейской губернии Дмитрий Флигинский в 1894 г. писал к распорядителю Енисейского музея А.И. Кытманову, что по его просьбе «купив, сколько мог разного рода осколков каменных орудий и горшечных обломков, при сем, препровождаю в Енисейский общественный музей» (ЕКМ. Д. 4. Л. 90).
Некоторые священники имели свои частные археологические коллекции. Известно, что иркутский архиепископ Нил в 40-70-х гг. XIX в. собирает большую археологическую коллекцию, приобретенную от жителей Сибири и Алеутских островов. Часть этой коллекции экспонировалась на антропологической выставке 1879 г. [Свинин, 1991, с. 112]. Первый епископ Енисейский и Красноярский Никодим при посещении Архиерейского дома в Иркутске оставил свидетельство: «В саду поставлен сфинкс, гранитный, вроде крокодила. Надпись “чингисханова времени” - это поставил преосвященный Нил, нашедший сие чудовище где-то за Байкалом» (ЕЕВ, 1913, с. 17). Были археологические коллекции и у приходских священников, многие исследователи называют отца Степана из села Абаканского (ОПИ ГИМ. Ф. 17. Д. 555. Л. 234).
При формировании Археологического музея Томского университета в 1884 г. была приобретена ценная коллекция бронзовых изделий из Егозовского клада у священника Гурьева, в которой находились диски-зеркала и набор литейных фигурок синкретического орнитозо-оморфного содержания. В 1913 г. Красноярский музей приобрел интересную коллекцию священника о. А. Масленикова, заключающую предметы из камня, в том числе два интересных изображения рыб.
Среди дарителей сибирским музеям мы находим имена священнослужителей. Ф.Я. Кон приводит список жертвователей (около 100 человек), передавших древности в Минусинский музей, среди них: протоирей Г. Бенедиктов, священники Е. Новочадовский, Г. Олофин-ский, К. Либутский. Позже в отчетах музея называются священники П. и А. Силины. «Всего интереснее находки А. Силина - каменные орудия, из окрестностей с. Восточного, они слу-
жат указанием на существование в Минусинском округе новой, до их пор неизвестной, стоянки каменного века». В Красноярский городской музей передали археологические предметы священники П.П. Силин, П. Соколовский, П. Солодчин [Кон, 1902, с. 223-254].
МАО также пыталось привлечь духовенство к сбору сведений для составления археологических карт губерний. Так, на вопросник, разосланный Обществом, ответили священники Вилюйского округа (ЦИАМ. Ф. 454. Оп. 2. Д. 101. Л. 13-16). А.В. Адрианов в 1884 и 1885 гг. разослал в различные районы Сибири брошюру «Курганография Сибири», среди адресатов были приходские священники
[Дэвлет, 1998, с. 176]. Кроме того, для большей эффективности «Курганография» была опубликована не только в «Сибирской газете», а также в «Тобольских епархиальных ведомостях» (ТЕВ, 1885, с. 397-402). Вопросники рассылались по предложению и местных церковно-историко-археологических обществ, в них входили вопросы не только по истории приходов. Например, Енисейское ЦИАО включило вопрос для приходских священиков: «Нет ли в приходе каких-либо других памятников и предметов старины?».
Духовенство активно участвовало в сборе сведений о прошлом и настоящем края (церковные летописи, миссионерские отчеты, церковная археология). Многие священники были членами научных обществ и публиковали материалы об археологических памятниках. В 1884 г. настоятель Крутинской Пророко-Ильинской церкви (Тюкалинского округа Тобольской губернии) священник П.Ф. Лепехин предложил на заседании Западно-Сибирского отдела РГО «заняться, под руководством и на средства Отдела, исследованиями земляных бугров, расположенных по северному берегу озера Ик. В этих буграх, называемых местными жителями “городками”, находят человеческие кости, стрелы, кольчуги и пр.» [Жук, 2005, с. 7].
Часто именно священники, хорошо знавшие свой приход, оказывали помощь научным экспедициям и выступали как информаторы. Можно привести пример финской экспедиции Й. Аспелина (1887-1888), в ходе которой сведения местного священника внесли изменения в первоначальный маршрут путешествия: «Мы собирались через Ужур проехать к Енисею, однако изменили это намерение, когда от священника лежащей на южном берегу Божьего Озера (ныне оз. Большое. - А.В.) деревни Дума узнали, что на восточном берегу Озера находится камень с надписями, а в 30 верстах южнее, на впадающей в Кара-Июс (Черный Июс) Сичиске (Печище) неподалеку от деревни Сулек (приблизительно в 4 верстах от Ка-ра-Июса) - имеется скала с надписями. Таким образом, мы решили, как я полагаю, к своему счастью, отправиться южной дорогой» [Семенов и др., 2003, с. 101].
В 1889 г. Тобольский губернатор и Епископ Тобольский и Сибирский обратились в ИАК с ходатайством о разрешении священнику села Шекурсинского Березовского округа «производить летом текущего года археологические раскопки вблизи означенного села, имею честь сообщить Императорской археологической комиссии. Что помянутый священник о. Герасимов, по своим умственным нравственным качествам, вполне заслуживает сего доверия: как уроженец своего края, он знаком с преданиями и верованиями местного народонаселения, человек вполне благонадежен и по своему умственному развитию, как получивший среднее образование в местной духовной семинарии. Может принести своими трудами посильную пользу археологическим интересам» (РА ИИМК. Ф. 1. 1887. Д. 67. Л. 1, 2, 4).Открытый лист был выдан, об этом сообщено Тобольскому губернатору.
Нередко священники проводили раскопки из любопытства. Например, священник А. Поливанов в 1913-1914 гг., вычитав где-то легенду о том, что на скале «Аржаковых» на Чулыме была похоронена «татарская» княжна, заложил несколько шурфов. Им были найдены несколько бронзовых предметов. Часть предметов он отправил в Томск, что-то оставил себе. Позднее оставшиеся у священника находки поступили в Ачинский музей (КККМ. 6.064(09). № 823. Л. 48).
Интерес к древним памятникам переходил от любопытства к попыткам интерпретации. Особое место занимали древние тексты. Так, арх. Аввакум давал описания надписей на кам-
нях [Арх. Аввакум, 1856]. Некоторые подходили к этому со знанием дела. Протоиерей А.М. Орлов, знаток восточных языков занимался расшифровкой надписей из Минусинских степей, об этом сообщала газета «Сибирь» [Сибирь, 1886, с. 4]. Вероятно, это енисейско-ор-хонские надписи. Следует подчеркнуть, что время этих попыток (1877) немного раньше, чем стало известно о расшифровке их В. Томсеном (1893) и В.В. Радловым (1894-1895). Позднее о. Орлов переводил надписи, присланные из Семиреченской области, которые, по мнению протоирея, были написаны на монгольском языке «с примесью рунических слов». Результаты своих изысканий, «рисунок самих надписей, с монгольским текстом и переводом» он планировал опубликовать «Иркутских епархиальных ведомостях».
Многие духовные учебные заведения имели свои музеи, где были представлены не только церковные древности, но и этнографические, и археологические материалы. К созданию таких музеев приступили после Первого археологического съезда (1869), где был поднят вопрос о сохранении памятников языческих и христианских культур. Мысль об устройстве церковно-археологических музеев высказал русский историк и обладатель одной из крупнейших коллекций древностей М.П. Погодин. Такие музеи имели не только духовные академии, а также духовные семинарии. В разное время заведующими Археологическим музеем Томского университета были протоирей, профессор богословия Д.Я. Беликов, занявший эту должность после отъезда В.М. Флоринского в 1898 г. и исполнявший ее до 1905 г., в период 1912-1915 гг. протоирей, профессор богословия И.Я. Галахов [Ожередов, 2008, с. 27].
На фоне всплеска интереса к прошлому края клерикальные круги не могли оставаться в стороне. В начале XX в. после указа Святейшего Синода 25 июня 1911 г. практически во всех епархиях были организованы церковно-археологические общества. К 1917 г. было создано пятьдесят девять (по одному на епархию). Они были открыты и в Сибири (консистор-ные архивы): Чита (1870), Владивосток (1899), Омск (1912), Иркутск - церковно-историческое и археологическое общества [Иркутск, 1912; Известия ИАК, 1913, с. 62], Красноярск -церковно-историко-археологическое общество (1912), Тобольск - церковная архивная комиссия (1902), Томск (РГИА. Ф. 797. Оп. 84. I отд. 1 стол. Д. 109), Благовещенск - церковный историко-археологический комитет (1912), Якутск - церковно-археологический комитет (1916) (РГИА. Ф. 796. Оп. 202. II отд. 2 стол. Д. 178). В 1918 г., просуществовав короткое время, общества прекратили свою деятельность. И все же, должны отметить, история этих учреждений требует специального изучения.
По составу эти общества были достаточно разнородны. В них входили представители местной интеллигенции, в первую очередь преподаватели духовных учебных заведений (в конце XIX - начале XX вв. в России насчитывалось 4 духовных академии, 57 духовных семинарий и 184 духовных училища) [Тарасова, 2005, с. 3]. Однако из документов складывается представление, что они постоянно пытались уйти из-под контроля церкви и привнести в свою работу как можно больше научного, светского.
В отличие от западных епархий, сибирские общества в своей деятельности ставили задачи изучения и сохранения не только христианских (церковных) древностей, но и других, приспосабливая их к местным условиям. Показательным с этой точки зрения является выступление на годичном собрании Енисейского церковно-историко-археологического общества 12 января 1914 г. члена этого общества И.В. Фигуровского, который отмечал: «Археология Енисейского края значительно отличается от археологии Москвы, Волыни, Киева, Новгорода. Там то и дело встретите памятники с семи-девятивековой давностью, у нас этого нет, и быть не может. Ибо мы и существуем еще не так много времени. Если у нас встретятся христианские памятники, которые перешагнули за трехсотлетний возраст. У нас, значит, самое понятие археологического памятника будет не то, что в России, тем более в Западной Европе. Не нужно ограничиваться одними вещественными памятниками христианского происхождении; их полагаю, будет очень немного. Следует привлечь богатый материал, относящийся к религиям языческим. Минусинские степи изобилуют курганами. На
камнях которых неведомая рука подчас начертала таинственные знаки. Эти курганы Восточной Сибири доселе еще почти не исследованы, тогда как, например, о курганах Западной Сибири имеются фундаментальные исследования. А что этот материал имеет научную ценность, тому доказательством является Минусинский музей. Об отдельных экземплярах его археологического отдела, собранных благодаря старанию Николая Михайловича Мартьянова, дают лестные отзывы западноевропейские ученые. Экземпляры Минусинского музея представляют собою только малую часть могильных памятников. Нужно только собрать и сохранить для будущего разбросанные по степям памятники, чтобы разрушительная стихия не стерла интересные царапины и не обратили археологических памятников в бесполезные в научном отношении каменные глыбы» [Фигуровский, 1914]. К сожалению, в большей степени общества ориентировались на церковные древности.
Нередко на страницах епархиальных ведомостей, наряду с историческими и этнографическими материалами, печатались материалы об отношении коренных народов к археологическим памятникам. В 1888 г. в «ЕЕВ» опубликована статья священника-миссионера Николая Орфеева «Предания о курганах у инородцев Минусинского округа». Автор приводит широко известное предание о народе «чудь». Кроме того, указывает на почитание инородцами каменных изваяний. «По поверьям инородцев, все эти истуканы, будто бы окаменевшие люди. Они приносят им жертвы и не любят, если кто смеется над ними или старается уверить, что это дело рук человеческих» [ЕЕВ, 1888, с. 31].
Священник В. Юневич, который вместе с русскими переселенцами проник за Саяны, в Урянхайский край, описывая церковную жизнь, не мог удержаться от лирических отступлений, навеянных большим количеством археологических памятников, в их числе: курганы, каменные бабы, плиты с «высеченными на них иероглифами и рисунками зверей». Также он обращает внимание на ирригационные сооружения, которые русские поселенцы активно использовали. Все это, по мнению автора, свидетельствует о том, что здесь еще в доисторическую эпоху «жили не орды диких кочевников, а в известной степени культурный и оседлый народ». Завершает словами: «Служа литию на холмике новооткрытого кладбища, состоящего из 1-2 могилок, испытываешь, на лоне этой величавой и дикой природы, вблизи курганов, особое чувство “со святыми упокой” и вообще словами христианских песнопений, занесенная сюда из “мира”, приобретают в этой обстановке особый глубокий смысл» [ЕЕВ, 1915, с. 25].
Появление «Епархиальных ведомостей» способствовало расширению круга потенциальных собирателей и исследователей, привлекая к этой деятельности приходских священников на местах. Именно эти издания дают нам основания говорить о вкладе духовенства в историко-краеведческое изучение провинции. В «Енисейских епархиальных ведомостях» в рубрике из церковно-общественной жизни помещена заметка из газеты «Минусинский край» «Археологические изыскания в Сибири» о находках С.Л. Минцлова в Урянхайском крае [ЕЕВ, 1913, с. 146.], в «Забайкальских епархиальных ведомостях» - статья «Доисторический человек в долине р. Савы, около Усть-Кяхты Троицкосавского у. Забайкальской обл.» священника А. Добромысова (1913), который в 1880-е гг. встречался с Н.М. Ядринцевым в Кяхте [Добромыслов, 1912].
Многие исследователи древней истории и этнографии Сибири были выходцами из семей священников: В.И. Подгорбунский (его отец, протоиерей Иннокентий Подгорбунский, сотрудничал с ВСОРГО, публиковал свои статьи по этнографии), В.И. Анучин (закончил церковноприходскую школу (1886) и Красноярское Духовное училище (1891), поступил в Томскую Духовную семинарию, откуда в 1896 г. отчислен по собственному прошению), художник и исследователь Сибири М.С. Знаменский (из семьи протоиерея Стефана Знаменского, духовника декабристов, отбывавших ссылку в Кургане, Тобольске и Ялуторовске), который проводил раскопки в окрестностях Тобольска в 1878-1880 гг., на Чувашском мысу, где происходила битва между Ермаком и татарами, И.С. Боголюбский (из семьи нерчинского архи-
ерея), С.М. Сергеев (закончил три класса в духовном училище в Красноярске), А.В. Адрианов (его отец и дед были священниками в слободе Белозерской Курганского округа Тобольской губернии), Е.И. Титов (из семьи священника-миссионера, учился в Иркутской Духовной семинарии).
Все приведенные примеры дают нам основания считать, что сибирское духовенство не было в стороне от переднего края нарождающейся археологической науки, активно интересовалось древней историей Сибири. Вместе с этим Русская православная церковь защищала свои ценности и не всегда проявляла себя сторонником новых веяний в науке, если они затрагивали устои или догматы церкви. Для Сибири можно привести примеры преследования ученых. Так, В.И. Косых говорит о судьбе основателя Нерчинского музея археолога А.К. Кузнецова, которого местные духовные (епископы Мелентий и Мефодий) и городские власти пытались «укротить» за его научные исследования, в первую очередь археологические. Это привело к тому, что музей в Нерчинске был закрыт, а деятельность Читинского парализована [Косых, 1988, с. 9-10]. В Томске в начале XX в. церковники заставили С.М. Чу-гунова захоронить все кости, найденные на старом русском кладбище г. Томска. Негативно духовенство относилось и к открытию енисейского палеолита И.Т. Савенковым.
Таким образом, в середине XIX в. происходит сближение светской и духовной науки в области церковных древностей, что стало предметом внимания исследователей. Однако не только светская наука вторгалась в духовную жизнь народа, но и духовенство с интересом занималось вопросами истории, этнографии и даже археологии. Во многом это связано с процессами возрождения, обращением к изучению греческих и римских древностей. В Русской православной церкви также в это время происходят изменения в отношении к иным религиям, иным культурам, иным памятникам. Поэтому и русское духовенство с XVI в. вынуждено формировать свое отношение к историческим памятникам, в первую очередь к мусульманским, а также и языческим, когда русское население проникает в Сибирь. Если мусульманские памятники - это больше идейно-политический аспект продвижения русских на восток, то языческие - иное дело. Надо сказать, что русское правительство выступало против насильственной христианизации коренного населения Сибири, в то же время разрушение и разграбление языческих памятников не противоречили устоям православия. Для понимания отношения духовенства к историческим памятникам (это в полной мере можно отнести и к археологическим объектам) важна была не их историко-культурная ценность, а в первую очередь их святость.
Во второй половине XIX в. под влиянием демократизации русского общества часть передового православного духовенства была втянута в социально-экономические и политические изменения в российской жизни. Наука как один из социально-культурных феноменов включила в этот процесс и наиболее образованную часть духовенства, которое активно участвовало в деятельности статистических комитетов, губернских ученых архивных комиссий, научных обществ, археологических съездов, научных изданиях. Таким образом, следует рассматривать вклад духовенства не только в изучение церковной археологии, истории и этнографии, а также в исследования первобытной археологии Сибири. Духовенство являлось частью провинциального культурного сообщества и оказывало влияние на формирование социокультурной среды российской провинции.
Вклад православного духовенства при первом рассмотрении не столь велик, однако отношение к историко-культурному наследию такой влиятельной части русского общества, как духовенство, не может быть игнорировано, поскольку в определенной степени это своеобразный показатель культурной и духовной зрелости общества.
Список сокращений
РА ИИМК - Рукописный архив Института истории материальной культуры
МГА - Минусинский городской архив
ЕКМ - Енисейский краеведческий музей ЕЕВ - Енисейские епархиальные ведомости
ОПИ ГИМ - отдел письменных источников Государственного исторического музея КККМ - Красноярский краевой краеведческий музей РГИА - Российский государственный исторический архив ЦИАМ - Центральный исторический архив Москвы
Биографический список
1. Арх. Аввакум. О надписи, находящейся на скале у Мангутской пещеры // Записки Сибирского отдела РГО. Спб., 1856. Кн. 2.
2. Бердинских В.А. Уездные историки: Русская провинциальная историография. М.: Новое литературное обозрение, 2003.528 с.
3. Добромысов А. Доисторический человек в долине р. Савы, около Усть-Кяхты Троицкосавского у. Забайкальской обл. // Забайкальские епархиальные ведомости. 1912. № 1. Ч. неофиц. С. 10-13.
4. Дэвлет М.А. А.В. Адрианов как археолог. Первый период (1879-1900) // Очерки истории отечественной археологии. М., 1998. С. 167-186.
5. Енисейские епархиальные ведомости (ЕЕВ). 1888. № 11.
6. Енисейские епархиальные ведомости (ЕЕВ). 1913. № 19.
7. Енисейские епархиальные ведомости (ЕЕВ). 1915. № 17.
8. Жук А.В. Очерк истории археологического изучения территории Омской области в ее нынешних границах до начала 1960-х годов // Источники по археологии Западной Сибири: сб. научных трудов. Сургут: РИО СурГПУ, 2005. С. 5-14.
9. Известия ИАК. 1913.
10.Иркутск. 1912. № 212. 24 сентября.
11.Кон Ф.Я. Исторический очерк Минусинского местного музея за 25 лет (1877-1902 гг.). Казань, 1902.
12.Косых В.И. Археология Забайкалья в дореволюционный период и отношение к ней администрации края и духовенства (на примере деятельности А.К. Кузнецова) // Проблемы археологии Северной Азии. Чита, 1988. С. 9-10.
13.Материалы к истории Енисейской епархии (автобиография епископа) // Енисейские епархиальные ведомости. 1913. № 4.
14.Ожередов Ю.И. Музей археологии и этнографии Сибири им. В.М. Флоринского Томского государственного университета: 125 служения // Культуры и народы Северной Азии и сопредельных территорий в контексте междисциплинарного изучения: сб. Музея археологии и этнографии Сибири им. В. М. Флоринского. Томск: Изд-во ТГУ, 2008. Вып. 2. С. 21-38.
15.Пименова И.А. Организация и деятельность Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества (1851-1918 гг.): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Улан-Удэ, 2009. 34 с.
16.Свинин В.В. Археологические памятники Байкала и их исследователи // Древности Байкала. Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 1991. С. 111-133.
17.Семенов В.А., Килуновская М.Е., Красниенко С.В., Субботин А.В. Изображения на плитах тагар-ских курганов (Шарыповский район Красноярского края). СПб., 2003. 122 с.
18.Сибирь. 1886. № 11.
19.Тарасова В.А. Высшая духовная школа в России в конце XIX - XX века. История императорских православных духовных академий. М.: Новый хронограф, 2005. 568 с.
20.Тихонов И.Л. Археология в Санкт-Петербургском университете: историографические очерки. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 2003. 332 с.
21.Тобольские епархиальные ведомости. 1885. № 15.
22.Тобольское церковное древнехранилище. Тобольск, 1902-1904. Вып. 1-3.
23.Томское ЦИАО // Известия ИАК. Спб. Прибавление. 1915. № 27.
24.Устав Енисейского церковно-историко-археологического общества. Красноярск, 1913. 6 с.
25.Устав Томского церковно-археологического общества. Томск, 1914. 8 с.
26.Фигуровский И.В. Задачи Енисейского церковно-историко-археологического общества // Енисейские епархиальные ведомости. 1914. № 6.
27.Формозов А.А. Русское общество и охрана памятников культуры. М., 1990. 112 с.
