CC BY
20
УДК 811.161.1-112+801.8 Б01 10.17238/188п1998-5320.2017.29.40
Т. П. Рогожникова,
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского ГРАММАТИКА СТАРОРУССКОЙ АГИОГРАФИИ: КОНЦЕПТУАЛЬНЫЙ АНАЛИЗ
Объектом исследования являются грамматические особенности канонических агиографических текстов, включённых в состав Великих Миней Четиих митрополита Макария (середина XVI века) и образцовых для старорусского периода русского литературного языка. Актуальность работы обусловлена включением её в современную научную парадигму когнитивной лингвистики. Теоретическая значимость исследования заключается в применении концептуальной методологии в диахронии. Концептуальный анализ, впервые применённый автором к изучению средневековой грамматики, позволил раскрыть стилистические причины и ментальный механизм появления в текстах XV-XVI вв. различных языковых способов абстрагирования содержания для выражения концептуально значимых семантических признаков. На основании анализа текстов выявлены базовые языковые приёмы создания отвлечённой семантики: расширение текста (перефразирование), сжатие текста (субстантивации), явление стилистической омонимии грамматических форм (асистемные и системные факты формообразования).
Ключевые слова: агиография, концептуальный анализ, абстрагирование, омонимия грамматических форм.
Введение. Постановка проблемы. В языкознании последних десятилетий активно развивается направление, находящееся на стыке нескольких гуманитарных дисциплин - лингвистики, философии, психологии, литературоведения, истории. Направление это, с одной стороны, обнаруживает свою насущность и очевидность. С другой стороны, решаемые в нём вопросы настолько сложны, требуя глубокого проникновения в сущность предмета исследования, что оно на сегодняшний день не получило устоявшегося названия, чётко сформулированной методики исследования. Речь идёт о «философии языка», «языковой ментальности», «исторической концептологии». С нашей точки зрения, наиболее приемлемым к изучению и описанию развития концепта в связи с историей языка, культуры, ментальности является последнее наименование направления.
Языковеды, изучающие становление русской языковой ментальности, выделяют три основных логико-ментальных процесса, которые одновременно диагностируют и этапы развития языкового сознания - ментализацию, идеацию и идентификацию [11, 12]. Смена основных понятий и концептов русской ментальности представлена в истории русского литературного языка, которая хронологически представляет собой соответственно смену трёх периодов - древнерусского, старорусского и периода Нового времени. Наиболее сложным (и с точки зрения предъявленности в языке/тексте, и относительно систематизации и описания характера концептуализации), на наш взгляд, является второй процесс/этап - идеация, характерная для старорусского периода. В. В. Колесов определяет идеацию как «процесс наполнения полученных (в период древнерусской ментализации - Т. Р.) символов специфически идеальными, освящёнными традицией смыслами» [12, с. 143]. Учёный также показывает, как именно происходит «наполнение смыслами», закреплённое в изменениях языка. Следует отметить, что анализ языковой репрезентации ментальных процессов проводится преимущественно на лексико-семантическом уровне как наиболее явном и показательном (этимология имён концепта, анализ парных сочетаний-сращений, словесных формул и пр.).
При этом подчеркнём, что грамматический аспект выделения существенного концептуального признака воспринятых христианских символов практически не изучен, тогда как словесность XV-XVI веков («тёмных», по мнению многих учёных) даёт блестящие образцы именно грамматических (морфологических, синтаксических) средств выражения существенного признака концептуализации святости.
Целью нашей статьи является характеристика наиболее показательных грамматических способов и средств концептуализации святости - основной ментальной категории зрелого русского Средневековья. Источником языкового материала служат житийные тексты обозначенного периода, а собственно лингвистическим материалом - грамматические средства создания обобщённого, отвлечённого и, вместе с тем, существенного в концептуальном отношении семантического признака.
Отнесём процесс создания подобного признака к явлению генерализации. Для создания отличительных (существенных) признаков предмета или явления (в агиографии - святости героя)
необходимо отвлечение от конкретности. Генерализация, представляющая собой частный случай создания гиперонима, чрезвычайно важна для литературного языка периода идеации: зрелое средневековье даёт наглядные образцы того, как функция (стиль) формирует грамматику, задаёт её. Особенно важно понять отношения стиля-языка в переходные периоды. Таковым является старорусский период в истории русского литературного языка, характеризующийся отсутствием чёткой стилистической дифференциаций по рангам языковых единиц и, вместе с тем, тенденцией к формированию книжно-разговорного «двуязычия», стремлением к высокому стилю в отталкивании от низкого. Генерализация проявляется в языке как повышение уровня отвлечённости, создание собирательно общего смысла.
Все предпосылки для генерализации потенциально были заложены в грамматической системе и книжного, и разговорного языка - в особой категории собирательности, «в которой нейтрализовалось всякое противопоставление между численными мерами» [11, с. 224], однако в полной мере были закономерно реализованы в книжности, в рамках определённого жанра. Жанром продиктовано употребление средств выражения обобщённого признака - различных грамматических особенностей. Остановимся более подробно на наиболее показательных грамматических признаках генерализации, характерных для текстов сакральной сферы как наиболее отвлечённых и «идеационных» по сути.
Характеристику грамматики целесообразно начать с именных форм, поскольку имя играло в средневековой книжности основную роль, кроме того, имя могло соотноситься с именем концепта (или являться им непосредственно). В области именной грамматики в агиографии старорусского периода уже при первом чтении текстов бросается в глаза обилие форм имён существительных, имеющих финаль -ие (камение, татие, звЪрие, братие). Анализ контекстных употреблений даёт основание утверждать, что грамматически формы имеют значение множественного числа, тогда как формант -ие, согласно исторической грамматике, участвует в словообразовании собирательных неодушевлённых существительных (листие - ср. одуш. братия). Подобное формообразование становится в житийных текстах универсальным, характеризуя как одушевлённые, так и неодушевлённые существительные, как мужского, так и женского рода. В исходной системе склонения отмеченные словоформы образовывали грамматическую омонимию форм собирательных неодушевлённых в единственном числе (листвие) и членимых плюральных форм древнего типа склонения на * мужского рода (звЪрие). В минейно агиографической грамматике подобные незакономерные формы отмечены для парадигм существительных склонения на *о (братие), *_)о (мужие), *а (мрежие), ^а (соплие), на *п (камение). С точки зрения парадигматики текстов, в этой форме словоизменительные парадигмы разных типов склонения [14].
Формально-грамматически в таких универсальных, обобщённых формах унифицированы категориальные различия: тип склонения, число, родовая принадлежность. Однако эта унификация отлична по характеру и по функции от судьбы этих форм, с точки зрения естественно-исторической. Плюральные и собирательные формы постепенно совпали, поскольку собирательность как самостоятельная категория утратилась ещё в древнерусский период (сохранились лишь отдельные формы, семантика которых заключается в собирательности) [1; 3; 13]. Форма собирательных одушевлённых существительных частично преобразовалась в плюральную дистрибутивную форму (листья, братья, мужья), тогда как неодушевлённые собирательные утратили особую форму, претерпев унификацию под влиянием других типов склонения (звЪри, сопли, камни). В аспекте грамматической семантики стирались и смысловые различия между собирательными и омонимичными им плюральными формами.
В минейных житиях встречаются как системно закономерные архаические для рассматриваемого периода формы склонения на * (татие, звЪрие, людие), так и новые (братие, мужие): приидоша нЪции тат1е хотяще монастырь святаго покрасти [9, стб. 536в]; христоименитии люд1е [4, стб. 2277], и сии муж1еразвратишася от безумнаго оного иерея [8, стб. 740]; благороднии же родител1е [5, л. 460].
Встречается в текстах и бывшее собирательное единственного числа братия. Однако формально наблюдаются ошибки в употреблении числовых форм глаголов при этом существительном: они употреблены во множественном числе, демонстрируя тем самым смысловое согласование между подлежащим и сказуемым: и брат1я твоя с честию примутъ тя [8, стб. 739]. Подобное смысловое согласование с глаголами отмечено и в случае с неодушевлёнными системно незакономерными плюральными формами существительных на -ие: и абие разслаблени вси уди тЪла его и соплие течаху [9, стб. 539а]; и повеле воврещи мрежие [10, л. 67 об.].
Приведённые языковые факты позволяют заключить, что в сакральных текстах старорусского периода доминирующим фактором является стиль, функция, но не форма, поскольку нет единства парадигмы. Об этом говорят и употребления форм архаических, то есть исконных, и новых, причём
эти формы могут употребляться в непосредственной близости друг от друга: сиа же брат1е слышав-ше... и о сем же брат1я съумилением плачя [4, стб. 2279].
С точки зрения лингво-когнитивной, важна семантика отвлечённой множественности как проявления общей тенденции к абстрагированию повествования - проявление генерализации смысла. Именно таким образом можно квалифицировать формы, если рассматривать их лишь в аспекте формирования парадигмы плюральных форм именительного падежа. Однако при анализе функционально-семантического распределения форм на -ие следует учитывать как минимум два момента: 1) тот факт, что системный и дискурсивный характер соотношения форм мн. ч. типов склонения на * и и собирательных существительных различаются уже в древнерусский период и усугубляются в старорусский; 2) как известно, тексты, включённые в состав Великих Миней четиих, созданы в разные века (конец XV и XVI вв.), причём некоторые являются редакциями более ранних житий, что также определяло предпочтение тех или иных форм.
Кроме того, существенным моментом функционально-семантического распределения форм является также синтагматический аспект: характер текстового фрагмента с точки зрения соотношения в нём жанровых форм житийного повествования (риторическая похвала, биография, чудеса). В этом отношении чрезвычайно показателен текст Жития Михаила Клопского, рассмотренный нами в двух редакциях - ранней новгородской, легендарно-биографической и так называемой Тучковской, ми-нейной (по имени её создателя боярина Василия Михайловича Тучкова). В первой редакции такие формы, как незакономерные, вовсе отсутствуют. Во второй плюральные формы мужского рода му-жие и людие отмечены цитатах из Священного Писания; в биографии святого встречаются системно закономерные формы самовидци, апостоли, системно унифицированная форма люди - лишь в основном повествовании. При этом в собирательном значении употреблено братия в соответствии со совей парадигмой: и въходитъ в трапезу еже учредити братЮ [8, стб. 738].
Если рассматривать употребление старых и «новых» форм на -ие во всём тексте Жития, можно констатировать отсутствие исконных собирательных неодушевлённых и наличие архаических для системы языка, но закономерных для книжных текстов плюральных форм мужского рода. Однако встречается в этом тексте и системно незакономерная форма номинатива в функции аккузатива: и на угл1е фимиамъ возложивъ [8, стб. 756]. Функционально-грамматическая зависимость задана типом редактирования Тучкова, при котором фрагменты первоначальной редакции, содержащей разговорные элементы, «переведены» на более абстрактный, высокий стиль - именно на лексическом и синтаксическом уровнях.
Влияние текста на распределение плюральных форм может иметь и иной характер. В житиях Григория Пельшемского, Павла Обнорского, Пафнутия Боровского отмечены существительные исконно разных типов склонения и родовой принадлежности, как одушевлённые, так и неодушевлённые. Все они употреблены в значении множественного числа, выраженном в плюральных формах зависимых определений. Для грамматической и лексической семантики эта контекстная унификация означает отвлечение от конкретного дистрибутивного множественного в форме среднего рода.
Третий способ распределения анализируемых форм выявляется в житиях, созданных специально для Великих Миней Четиих (середина XVI века). Так, в «официальных» житиях, героями которых являются ключевые фигуры истории русской церкви - митрополит Московский Иона, известный борец с еретиками преподобный Иосиф Волоцкий, формы на -ие бессистемно чередуются с унифицированными на -и: в неи же быша сего преподобнагородители... родител1е же его и сродникы [6, стб. 463]. Контекстной обусловленности употребления и функционально-семантической дифференциации числовых форм в житии не отмечено. «Новая» форма на -ие, незакономерная для системы языка того времени, становится текстовым маркером отвлечённой семантики, а значит, маркером возвышенного варианта изложения. Этим обстоятельством можно объяснить случаи косвенных падежей неодушевленных существительных в плюральном значении. Например, в Житии митрополита Ионы встречается существительное овощие (исконно - системное собирательное от неодушевлённых) также и в родительном падеже.
Резюмируя анализ новых стилистико-грамматических форм со значением собирательности-множественности, отметим, что в связи с появлением грамматик церковнославянского языка (конец XVI - начало XVII века), а также вследствие изменившейся языковой ситуации и складывающейся системы трёх стилей описанные формы исключаются из грамматических переходных парадигм именного склонения.
«Новые» формы множественного числа, грамматически омонимичные архаичным, в старорусский период позволили абстрагировать имена от их числовой, родовой и иной категориальной
принадлежности. В результате этого процесса концептуально значимой и стилистически актуальной становится категория среднего рода в качестве оптимальной для создания отвлечённой семантики. В отношении логико-ментального механизма идеации это означало порождение стилистического по сути способа отвлечения от конкретно-вещественной семантики. Таков один из языковых путей генерализации семантического концептуального признака, релевантного для переходного периода в русской стилистической системе. Поиски осуществлялись как путём архаизации (возвращения к системным старым формам), так и посредством создания новых форм, омонимичных имеющимся.
Второй способ старорусской грамматической генерализации - выражение отвлечённого признака в результате субстантивации. Грамматика агиографии включает различные типы субстантивов, классификационными признаками для которых являются связь с категорией собирательности, грамматическая и лексическая семантика, способ образования данных форм.
По способу образования преобладают субстантивы, механизм порождения которых заключается в эллипсисе словосочетаний. Ю. С. Азарх относит такие образования - результат сжатия словосочетаний - к «конденсатам» (например, трапезная от трапезная изба) [1, с. 28]. В отечественной русистике данные субстантивы по способу образования относятся к морфолого-синтаксическим [3, с. 89]. В нашем агиографическом материале конденсаты встречаются в незначительном количестве. В частеречном аспекте это могут быть прилагательные (Пречистая (Богородица) [8, л. 205], всенощное (бдЪние) [6, стб. 469]), реже - причастия (плЪноующие (враги) [8, стб. 752]).
Примечательно, что стержневой компонент исходного сочетания может употребляться в непосредственной близости от субстантива, наглядно представляя полный компонентный состав сочетания. В грамматическом отношении формы субстантивов, возникших в результате эллипсиса, сохраняют и отражают род стержневого компонента исходного словосочетания. Следовательно, можно говорить о сохранении зависимости от семантики этого слова. С точки зрения грамматической семантики, отадъективные субстантивы, образованные путём эллипсиса, эксплицируют собственно признак. Стилистически это приводит к повышению стилистического ранга слова за счёт отвлечённости от конкретики. В когнитивном же отношении признак (в рассматриваемых текстах - признак святости) показан как существенный, выделяющий явление на фоне других.
Рассматривая явление субстантивации на более широком литературном фоне XVI века, заметим: субстантивы со значением собирательности продуктивны и в текстах, отражающих разговорную речь. Так, в насыщенных обиходной лексикой частях знаменитого «Домостроя» в большом количестве встречаются конденсаты в соотносительном, материальном значении: медное, древяное, домовное, церковное. Наибольшей частотностью при этом отличаются субстантивированные страдательные причастия: готовленое, порченое [3, с. 142].
В исследуемых нами житийных текстах субстантивы с конкретно-вещественной семантикой характера единичны: иноческое (одЪяние) [10, л. 53]. Значение собирательности в приведённом примере из Жития Паф-нутия Боровского передаётся относительным прилагательным (исконно притяжательным). Это, безусловно, более абстрактная по семантике форма, нежели вещественные субстантивы (типа молочное, мясное).
Безусловно, доминируют в текстах плюральные формы субстантивов отвлечённо-собирательного значения: монастырскаа (уклад, устав) [4, стб. 2271], иноческаа (одежда) [8, стб. 736]. Из множества плюральных форм в минейных житиях закономерно более частотны субстантивы в абстрактном лексическом значении: ереснаа латинскаа (ересь) [5, л. 479]; потребнаа (потребность) [8, л. 205]; злая (зло) [9, стб. 425б] и др.
Субстантивы передают множественность, следовательно, семантически абстрагированы от конкретности, кроме того, повышают степень отвлечённости за счёт семантики собирательной [3, с. 142]. Здесь обнаруживается противоречие грамматической системе языка, в которой плюральная форма противоречила идее собирательности, исконно передаваемой в форме единственного числа. И именно в связи с этим обстоятельством форма единственного числа закрепилась в литературном языке.
В старорусской агиографии подобные внесистемные формы используются в качестве специфического средства для выражения крайней обобщённости семантики посредством формообразования - в нашем случае в форме собирательного субстантива, усиливающей его абстрактную семантику. Генерализация признака эксплицирована дополнительно в распространителях с обобщающим неопределённым или множественным значением: вься, ина, нЪкаа. В данном случае концептуальный признак отвлечён от предмета и максимально обобщён. Обобщённый признак выражен формой, стилистически маркированной на фоне нейтральной, которая, в свою очередь, ассоциируется с разговорными, конкретно-вещественными именами (ушное, медное).
Специфическим грамматическим средством абстрагирования повествования в рассматриваемых житиях являются перифрастические выражения, в состав которых входят полузнаменательный глагол (как правило, касатися, ятися, творити) и существительное, чаще отглагольное, передающее основной смысл выражения. Знаменательно, что подавляющее количество таких прерифраз встречается в минейной Тучковской редакции Жития Михаила Клопского - тексте, специально созданном для миней и демонстирующем, по этой причине, способы и средства гиперонимизации и генерализации наиболее явно. Приведём некоторые наиболее яркие примеры перефразирования: князь Дмитреи Юрьевичь бЪгоу емлется.и бЪгъствоу паки емлется.князь же бЪгоунъ паки третицею бываетъ [8, стб. 752, 753]; повЪсти началоу касаюся... онъ же большаго въздержама касашеся [8, стб. 738]. В других минейных житиях подобные примеры встречаются реже: блаженныи начальству касается [10, л. 65 об.]; тЪмже отсюду болшимъ трудомъ касаашеся [4, стб. 2270].
Лингво-ментальная сущность подобных выражений состоит в грамматической актуализации содержания действия - в имени - и деактуализации конкретного действия в абстрактном глаголе. Функционально-стилистически перифрастические выражения, заменяющие глаголы-сказуемые Первой редакции, становятся книжно маркированными на фоне разговорных вариантов прежней легендарно-биографической редакции. Ср.: 1) ЖтМК Перв. А князь Дмитреи Юрьевичь приЪхалъ на Клопьско... и тако глагола князь блаженномоу. Михаилоушко. бЪгаю своеи вотчины [8, л. 165 об.] -ЖтМК Тучк. лишивыи же его свЪта князь Дмитреи Юрьевичь бЪгоу емлется и в великии Новъградъ приходитъ [8, стб. 752]; 2) ЖтМК Перв. А и не бысть Божия пособия князю Дмитрию: опять при-бЪглъ с Москвы в великии Новград [8, л. 166] - князь же, не послоушавъ святаго, и паки межоуо-усобноую брань въздвизаетъ, и бЪгъству паки емлется [8, стб. 753]. Перифрастические выражения в редакции Тучкова замещены формами на -л без связки, нормативными для ранней редакции, разговорно-диалектной по своей природе (как, впрочем, и для деловых текстов начиная практически с момента их появления).
Перифрастические выражения могут противостоять глагольным формам аориста и имперфекта в качестве их грамматического стержня в минейном житии, передающим события более определённо и логично. Такое распределение форм является специфической чертой редакций Жития Иосифа Во-лоцкого. Оба средства - и глагольные формы, и перифрастические выражения-формулы - сугубо книжные, однако задают разную тональность изложения - более аморфную, отвлечённую (примером может служить анонимная редакция Жития [7]) или рационализированную (как, например, в миней-ной редакции Жития). Возможно, именно поэтому анонимная редакция, абстрактная, аморфная в своей повествовательной части, не была включена в состав ВМЧ и не получила большого распространения в списках, хотя по своей сюжетно-композиционной организации соответствовала канону в большей степени, нежели житие, созданное Саввой для Великих Миней Четиих.
Стяжение словесных формул (компрессия) в автономную лексему (бЪгъству емлется - при-бЪглъ) происходит как следствие системного развития литературного языка. Грамматика житий демонстрирует обратный процесс - развитие перифрастических сочетаний из отдельных лексем, то есть структурную взаимообратимость, вызванную к жизни стилистическими причинами, а шире - лингво-ментальными. Подобную взаимообратимость можно констатировать и в случае омонимии плюральных форм на -ие, когда исторически первичный лингвоментальный синкретизм грамматической семантики [2, с. 119] заменяется стилистической омонимией числовых именных форм.
Резюмируя изложенное, сформулируем выводные тезисы.
В грамматическом арсенале официальной книжной разновидности старорусского периода развития русского литературного языка нами выделены три средства создания обобщения и отвлечённости: плюральные несистемные формы существительных на -ие, субстантивы и перифрастические глагольные выражения.
Рассмотренные нами процессы и средства реализации их механизма показывают, как стилистические условия влияют на семантику и грамматический механизм её формирования. Влияние стиля на грамматику приводит к выражению существенного концептуального признака святости в пределах образцового житийного теста.
Библиографический список
1. Азарх Ю. С. Словообразование и формообразование существительных в истории русского языка. -М.: Наука, 1984. - 246 с.
2. Берсенева В. А. Лингвистический синкретизм: опыт категориального изучения проблемы // Вопросы когнитивной лингвистики. - 2017. - № 1. - С. 118-122.
3. Еселевич И. Э. Из истории категории собирательности в русском языке. - Казань: Изд-во Казан. унта, 1979. - 160 с.
4. Житие Григория Пельшемского // Великие Минеи Четьи, сентябрь, дни 25-30, СПб., 1883, стб. 2268-2296.
5. Житие Ионы // РНБ, Соф. собр., № 1356, л. 455-462, XVI в.
6. Житие Иосифа Волоцкого / Редакция Саввы Черного // ВМЧ, сентябрь, дни 1-13, СПб., 1868, стб. 453-492.
7. Житие Иосифа / Редакция неизв. // ЧОИДР, 1903, кн. 3, отд. 2, с. 22-43.
8. Житие Михаила Клопского / Редакция В.М. Тучкова // ВМЧ, январь, дни 6-11, М., 1914, стб. 734-740.
9. Житие Павла Обнорского // ВМЧ, январь, дни 6-11, М., 1914, стб. 509-558.
10. Житие Пафнутия Боровского // РНБ, Соф. собр., № 1321, л. 64-80, XVI в.
11. Колесов В. В. Философия русского слова. - СПб.: ЮНА, 2002. - 448 с.
12. Колесов В. В. Русская ментальность в языке и тексте. - СПб. : Петербургское Востоковедение, 2007. - 624 с.
13. Марков В. М. Историческая грамматика русского языка: Именное склонение. - М.: Высшая школа, 1974. - 144 с.
14. Рогожникова Т. П. Асистемные грамматические явления в старорусской книжности // Системное и асистемное в языке и речи. Материалы Международной научной конференции, Иркутск, 10-13 сентября 2007 г. - Иркутск: Изд-во Иркут. гос. ун-та, 2007. - С. 575-579.
T. P. Rogozhnikova,
Doctor of Philological Sciences, professor, Professor of chair of Russian language, Slavic and classical
linguistics, e-mail: [email protected] Dostoevsky Omsk State University, 55a Prospekt Mira, Omsk, 644077, Russian Federation
GRAMMAR OF OLD RUSSION HAGIOGRAPHY: CONCEPTUAL ANALYSIS
The grammatical features of some canonical hagiographic texts including in the Metropolitan Macarius Great Menology(middle of XVI century) and being а model of the Old Russian period of the literary language are the object of the study. The relevance of the work is determined due to its inclusion in modern scientific paradigm of cognitive linguistics. The theoretical significance of the research lies in the application of the conceptual methodology in diachrony. Conceptual analysis, first applied by the author to the study of medieval grammar, allowed to reveal stylistic reasons and the mental mechanism of their appearance in the texts of the XV-XVI centuries, various language modes of abstraction of content to a conceptual expression of important semantic features. Some basic language techniques for creating abstract semantics are revealed basing on the texts analysis i.e. extension of the text (paraphrasing), compress text (substantively), the stylistic phenomenon of homonymy of grammatical forms (non-system and system facts of morphogenesis).
Keywords: hagiography, conceptual analysis, abstraction, homonymy of grammatical forms.
References
1. AzarhYu.S. Slovoobrazovaniie i formoobrazovanije syschestvitelnyh v istorii russkogo yazyka [The noun word formation and morphogenesis in the history of the Russion language]. Moscow, Nauka Publ., 1984. 246 p.
2. Berseneva V. A. Lingvisticheskii sinkretizm: opyt kategorialnogo izucheniya problem [Linguistic syncretism: experience of categorial studying of the problem].Voprosy cognitivnoy lingvistiki. no. 1, 2017. 118-122 рр.
3. Yeselevich I. E. Iz istorii kategorii sobiratelnosti v russkom yazyke [From the history of collectivity in the Russion language]. Kazan, Kazan university Publ., 1979. 160 p.
4. Zhitiie Grigiriya Pelshemskogo [Grigorii Pelshemsky's life]. Velikie Minei Cheti. Great Menology, September, days 25-30, Moscow, 1883, column 2268-2296.
5. Zhitiie Iony [Iona's life], The National Library of Russia, Sofia's сollection, no. 1356, pр. 455-462, 16th century.
6. Zhitiie Iosifa Volotskogo. Ed.by Savva Chernyi [Iosif Volotsky's life, Savva the Black's version], Great Menology, September, days 1-13, Moscow, 1868, column 453-492.
7. Zhitiie Iosifa Volotskogo. Ed. By unknown. [Iosif Volotsky's life, the Unknown's version], RSHOR, 1903, vol. 3, P. 22-43.
8. Zhitiie Michaila Klopskogo. Redaktsiia V.M. Tuchkova [Michail Klopsky's life]. Ed. by V.M. Tuchkov. Great Menology, January, days 6-11, Moscow, 1914, column 734-740.
9. Zhitiie Pavla Obnorskogo [Paul Obnorsky's life]. Great Menology. January, days 6-11, Moscow, 1914, column 509-558.
10. Zhitiie Pafnutiia Borovskogo [Pafnuty Borovsky's life], The National Library of Russia, Sofia's collection, no. 1361, p. 285-337, 16-th century.
11. Kolesov V. V. Philosophiya russkogo slova [Philosophy of a Russian Word], St. Petersburg, Yuna Publ., 2002. 448 p.
12. Kolesov V. V. Russkaya mentalnost vyazyke i tekste [Russian mentality in language and text]. St. Petersburg, Peterburgskoye Vostokovedeniye Publ., 2007. 624 p.
13. Markov V. V. Istoricheskaya grammatika russkogo yazyka: Imennoye sklonenije [Historical grammar of the Russion language: noun declination]. Moscow, Vysschaya Schkola Publ., 1974. 144 p.
14. Rogozhnikova T. P. Non-systemic grammatical phenomena in old Russian book-learning. Sistemnoe i asistemnoe v jazyke i rechi. Materialy Mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii, Irkutsk, September, days 10-13, 2007, P. 575-579.
Поступила в редакцию 24.07.2017 © Т. П. Рогожникова, 2017
Автор статьи: Татьяна Павловна Рогожникова, доктор филологических наук, профессор, профессор кафедры русского языка, славянского и классического языкознания, Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского, 644077, Омск, пр. Мира, 55а, e-mail: [email protected]
Рецензенты:
Е. Г. Малышева, доктор филологических наук, доцент, зав. кафедрой журналистики и медиалингвистики, Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского.
А. В. Уланов, доктор филологических наук, проректор по научной работе, Сибирский институт бизнеса и информационных технологий.
