"государство создает нацию": идеология и практика итальянского фашизма Текст научной статьи по специальности «История и археология»

ИАЦИЕСТРОИТЕДЬСТВО

вопросы национализма 2016 № 1 (25)

Бахтанг ОургулАдзЕ

«Государство создает нацию»:

идеология и практика итальянского фашизма

Обращение к доктрине итальянского фашизма полезно по нескольким причинам, каждая из которых сама по себе достаточно актуальна, так как особенности идеологии фашистского корпоративного государства Муссолини — наглядное свидетельство того, каким может быть жизненный цикл и других демагогических идеологических течений.

Во-первых, это мессианская идеология, правда, в отличие от мессианизма христианского, советского или британского в этом мессианизме слишком много сугубо национального компонента, эгоистичности, которая, тем не менее, не лишает итальянский фашизм мессианского аспекта по отношению к собственной нации, которую фашизм должен был перевоспитать в рамках собственного идеала. Этот мессианский аспект сугубо внутренний, направлен на «исправление» своих граждан, на их усовершенствование в рамках идеального и идеологически жёсткого государства, основанного на культе силы.

Во-вторых, это пример идеологии тоталитарного общества, самосознание которого пытались радикально изменять, в значительной степени строить не на историческом базисе уже сложившейся идентичности, а на основании спускаемой сверху, насаждаемой государством идеологии1.

104

1 Это аспект идеологического строитель-

В-третьих, признание идеологами фашизма на раннем этапе его развития того факта, что единство нации основано на чувствах, на общей истории, а не на расовой принадлежности, кажется экстраординарным, в свете сложившихся стереотипов, и в то же время в очередной раз доказывает подвижность, многофакторность и сложность понятия нации, которое нельзя трактовать однозначно и односторонне.

В-четвёртых, рассмотрение доктрины фашизма и претворённых в практику идей Муссолини важно и полезно потому, что демонстрирует переход от мнения отдельного человека (спекулятивный аспект формулирования национального самосознания) до воплощения этого мнения в действительность в качестве официальной государственной идеологии (идеологический аспект формулирования национального самосознания)2, успешно насаждавшейся в обществе государственными институтами.

Хотя итальянский фашизм как мировоззрение не возник на пустом месте, эта идеология была новым явлени-

ства, который особенно наглядно проявил себя в СССР.

2 См.: Сургуладзе В.Ш. Грани российского самосознания. Империя, национальное самосознание, мессианизм и византизм России. 2-е изд., испр. и доп. М.: Вяйп§, 2010. С. 35-43.

ем, была тесно связана с именем своего создателя. В то же время относительная краткость жизни этой доктрины в Италии (всего около двадцати лет) лишает её осложняющих понимание поздних наслоений, характерных для старых идеологий, из века в век обретающих черты коллективного творческого переосмысления.

В этом отношении марксизм, либерализм и старые религии очень сложны для осмысления, так как имеют множество идейных течений, собственные древние или давно сложившиеся институты и значительно видоизменялись. В условиях длительного развития доктрины, основанные когда-то харизматичным лидером, пророком, учителем, утрачивают личностные черты своего основателя, то есть спекулятивный аспект своего содержания, становятся идеологиями с большой буквы, в отдельных случаях многовекового успешного развития сливаются с жизнью общества настолько, что становятся одним из основных его культурных, нравственных, фундаментальных признаков, сродняются с обществом до такой степени, что из области идеологии перерастают в настоящее коллективное самосознание, не нуждающееся в грубых методах идеологического и пропагандистского воздействия.

Муссолини и становление движения: от коммунистической идеологии к фашизму

Марксизм и фашизм представляют собой философии, выражающие дух современного индустриального государства.

Бертран Рассел Мы имели счастье пережить два великих исторических опыта: русский и итальянский. Старайтесь же изучать, нельзя ли извлечь синтез из них. Нельзя ли не остановиться на этих противоположных позициях, а выяснить, не могут ли эти опыты стать плодотвор-

ными, жизненными, и дать новый синтез политической жизни?

Бенито Амилькаре Андреа Муссолини

Для Муссолини, как отца фашизма, поворотным моментом стала Первая мировая война, выявившая всю практическую несостоятельность социалистического интернационализма. Европейский пролетариат отказался на практике подтвердить международную классовую солидарность рабочих. Не только сами рабочие с энтузиазмом бросились в пекло войны, отстаивать свою национальную гордость и убивать своих собратьев по классовой принадлежности, но и лидеры мирового социалистического движения оказались не готовы выступить против войны, некоторые же из них прямо поддерживали её3. Неудача в попытке предотвратить Первую мировую войну была ударом и разочарованием для многих марксистов-интернационалистов4. Практика показала, что самые пылкие в дни мира антипатриоты и антинационалисты во время войны становились самыми ярыми националистами5.

Отколовшийся, а точнее — изгнанный из рядов социалистов за пропаганду вступления в войну Муссолини, тем не менее, продолжал считать себя социалистом. «Наша интервенция, — считал Муссолини, — имеет двойной смысл: национальный и интернациональный. Она направлена к распаду Австро-Венгерской монархии; возможно, что за ним последует революция в Германии и, в качестве неизбеж-

3 Ридли Д. Муссолини. М.: АСТ, 1999. С. 5-77, 79, 85.

4 Характерный пример надежды, испыты-вавшейся интернационалистами в отношении солидарности миллионов рабочих как последнего шанса сохранения мира в Европе см.: Балабанова А. Моя жизнь — борьба. Мемуары русской социалистки. 1897-1938. М.: Центрполиграф, 2007. С. 7-8.

5 Балабанова А. Указ. соч. С. 88.

105

ного противодействия, русская революция. Короче, это шаг вперёд на пути свободы и революции... Война — тигель, выплавляющий новую революционную аристократию. Наша задача — ниспровергающая, революционная, антиконституционная интервенция, а вовсе не интервенция умеренных, националистов, империалистов»6.

Постепенно от интернационализма, антиимпериалистической риторики и поддержки политики невмешательства Италии в Мировую войну Муссолини всё теснее подходил к чисто патриотическому, национальному движению. Обоснование участия в войне ради победы мировой пролетарской революции переродилось в проповедь войны за национальное величие Италии.

Безвольные и проникнутые пацифизмом вожди итальянского социализма не могли терпеть в своей среде порвавшего с пацифизмом Муссолини, и это было их большой ошибкой. Ряд источников (прежде всего Сарфатти) приводят якобы имевшее место высказывание Ленина о том, что Муссолини — тяжёлая потеря для итальянского социализма, единственный человек, который мог осуществить социалистическую революцию в Италии и привести коммунистов к власти. История подтвердила качества Муссолини как массового вождя. У итальянских коммунистов подобного вождя в нужный момент не оказалось. Шанс был упущен бесповоротно.

В 1914 г. Муссолини был уверен в возможности сочетания национальных и интернациональных интересов. Примеры итальянской истории подтверждали возможность такой комбинации. Прежде всего, был памятен Гарибальди, боровшийся за национальную свободу во всём мире и бывший патриотом и героем объединения Италии.

Фасции революционного действия были союзом за вступление в Мировую войну с тем, чтобы затем провести революцию. «Сегодня война — завтра революция». К январю 1915 года «База» насчитывали пять тысяч членов, которых объединяла идея вмешательства Италии в Мировую войну.

Итоги Мировой войны для Италии: социальные корни фашизма и крах интернационального мировоззрения

Победа принесла Италии свои плоды, однако в самой Италии эти плоды вызывали глубокое разочарование. Реальные политические достижения войны не отвечали общественным ожиданиям. И действительно, союзники не исполнили своих обязательств. Популярность союзников или, как их стали называть впоследствии, «западных плутократий» резко пошла на убыль. Более того, вместо извечного врага Австро-Венгрии на послевоенной политической карте мира появилась новая угроза — Югославия. Италия не получила ни желанной Далмации, ни Албании. Итальянцы стали чувствовать себя представителями бедной страны, преданной богатыми союзниками.

Вернувшиеся с войны ветераны оказались в стране, сотрясаемой забастовками рабочих и ненавистью партий, часто они становились жертвами нападений и оскорблений, как участники империалистической, пусть и выигранной, но бесплодной, не соответствующей ожиданиям общества по своим результатам для Италии войны7, так как обещанные союзниками терри-

6 Sarfatti M.G. Mussolini. Lebensgechichte.

_ Leipzig, 1926. Цит. по: Устрялов Н.В. Ита-

106 лия — колыбель фашизма. М.: Алгоритм, _ 2012. С. 30-31.

7 The fatal victory // Mussolini as Revealed in his political Speeches (November 1914 — August 1923) Selected, translated and edited by Barone Bernardo Quarante di San Severino. London & Toronto: J.M. Dent & Sons Ltd.; N. Y: E.P. Dutton

& Co., 1923. P. 37-48; Устрялов Н.В. Указ. соч.

C. 33-41.

ториальные приобретения Италия так и не получила, а то, что получила, Австрийская империя добровольно готова была передать до начала войны, с условием неучастия Италии в войне. В этот момент всеобщего разочарования и родился фашизм.

Столкнувшись с результатами войны, члены фасций стали ещё большими патриотами и борцами за национальное возрождение.

Мировая война уничтожила монархии в России, Германии, Австро-Венгрии и Турции, но пролетарские революции вспыхнули далеко не везде, мировой революции не произошло. Общий ход сложившейся международной обстановки делал интернационалистскую марксистскую установку на классовую солидарность не отвечавшей чаяниям масс. Мало того, что мировой пролетариат был разобщён и истреблял самое себя на полях сражений Мировой войны, но и союзники оказались несправедливы. Англосаксонские разговоры о демократии были товаром для экспорта, который более не внушал никакого доверия.

Правомерным становился вопрос о том, что, несмотря на постулируемую марксизмом классовую вражду внутри каждого общества, все его классы национальны и имеют между собой больше солидарности, чем с представителями своих классов из других государств.

Одним из таких разочарованных практикой марксистов-интернационалистов был Муссолини. Примечательно в этой связи, что разочаровался в западных марксистах и не отступивший от социализма Троцкий, не ожидавший, что вожди социал-демократии станут «ползать на брюхе перед национальным милитаризмом»8. Когда после начала Мировой войны

8 Троцкий Л.Д. Моя жизнь. М.: Вагриус, 2001. С. 236. См. также о проблемах интернационального мировосприятия социалистов разных стран с. 238-239, 242, 244, 248, 273274, 334.

Ленин увидел номер газеты Германской социал-демократической партии «Vorwärts» с отчётом о заседании рейхстага, он был твёрдо убеждён, что это подделка германского генерального штаба, предназначенная для обмана и устрашения врагов. Интернационал рухнул в самый ответственный момент европейской истории. Между тем для марксистов-интернационалистов обвинение в патриотизме было оскорблением, должно было им быть.

Интернационализм оказался химерой. Он разочаровывал и казался несостоятельным. Но не менее разочаровывали и западные демократии с их пропагандой права наций на самоопределение. Именно из-за этого права Италия лишалась столь вожделенных территориальных приобретений, на которые рассчитывала, вступая в войну. Для национально ориентированных итальянских патриотов демократическая риторика англосаксонского мира становилась не лучше марксистского интернационализма. Общество созревало для национальной диктатуры.

В этих условиях интернационализм оказался совершенно бессилен. На практике проповедь глобальной солидарности рабочих была сразу же отставлена в сторону, как только были затронуты национальные чувства. Мир оказался более традиционным, чем предполагали марксисты. И это произошло в тот момент, когда рабочее движение сотрясало мир. Учитывая этот опыт, можно было предположить, что если классовое понимание мировой истории не восторжествовало теперь, то оно не восторжествует никогда. В условиях Мировой войны массы скорее вдохновлялись призывами о национальном превосходстве, чем призывами к интернациональной солидарности.

В самой Италии «социалистические вожди оказались революционерами больше на словах, чем на деле; в решающий момент их хватило на захват фабрик, но не власти, на забастовки, но

не на прямое действие. Они убоялись великой исторической ответственности за ужасы и горе насильственной революционной катастрофы. Они уже вплотную подошли к ней, они заглянули ей в лицо — и отшатнулись. Им показался более благоразумным мирный "органический путь" эволюционного прогресса в духе начал гуманитарной и эгалитарной демократии»9.

В этих условиях в 1919 г. ветераны и их сторонники объединились в союз под названием Fascio Nazionale dei Combattenti10. Муссолини собрал и возглавил разрозненные, но возникавшие по всей Италии организации ветеранов войны, раздражённых положением своей страны. В 1921 г. организация была преобразована в PNF — Национальную фашистскую партию (Partito Nazionale Fascista), которая в 1928 г. стала единственной легальной партией в стране. Национальная фашистская партия позиционировала себя в качестве гражданской милиции на службе нации, целью которой было возрождение величия итальянского народа. Девиз Национальной фашистской партии был выражен словами: «Верь, повинуйся, сражайся» (Credere, Obbedire, Combattere).

Социально-экономические причины возникновения фашизма

Массовый фашизм — есть не что иное, как разочарованный радикализм плюс националистическая «мелкая» буржуазность.

Вильгельм Райх11 Италия была аграрной страной, в

9 Устрялов Н.В. Указ. соч. C. 61.

10 Mussolini as Revealed in his political Speeches (November 1914 — August 1923) Selected, translated and edited by Barone Bernardo Quarante di San Severino. London & Toronto: J.M. Dent & Sons Ltd.; N. Y.: E.P. Dutton & Co., 1923. P. X.

11 Райх В. Психология масс и фашизм. М.:

АСТ, 2004. С. 334.

которой земледельческое население вдвое превосходило число вовлечённых в промышленность, с этой точки зрения фашизм был в том числе реакцией крестьянства на вызванную Первой мировой войной сверхиндустриализацию страны. Заводы и рабочие вместе с промышленниками требовали государственных заказов и субсидий в ущерб сельскому хозяйству страны и после окончания войны.

Вызванный войной взлёт индустриализации вызывал нарекания и со стороны интеллигенции. Люди, причислявшие себя к интеллектуальной элите, часто оказывались хуже оплачиваемыми, чем промышленные рабочие. Квалифицированный труд терял стоимость. Революционная итальянская интеллигенция стала чувствовать себя в тени рабочих. Крестьянство объединялось со средним классом и интеллигенцией.

После упущения возможностей Красной недели12, когда у итальянских коммунистов были все шансы захватить политическую власть, революционный спад стал наблюдаться и в среде самих рабочих. Всё чаще над охваченными забастовками предприятиями реял не красный флаг, а зелёно-бело-красный триколор.

Отразилось это настроение и на страницах печати. «II Роро1о сГИаПа» («Народ Италии»), некогда «ежедневная социалистическая газета» Муссолини, стала «газетой бойцов и трудящихся», в которой он громил интернационалистов как предателей родины.

В конечном итоге итальянское общество приняло фашистов потому, что они стали решением копившихся проблем, причём это решение лежало на поверхности и, как считали многие, было неизбежным. Среди современников бытовало разделяемое многими историками мнение, что альтернати-

12 8-14 июня 1914 г. См.: Кирова К.Э. Революционное движение в Италии 1914-1917 гг. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1962.

вой фашизму могла быть только гражданская война13, похожая на гражданскую войну, разразившуюся в 1936 г. в Испании. Жёсткость, бескомпромиссность и толково организованная массовая пропаганда и элементы идеологии, подходящие для массового потребления не искушённых в рефлексии масс, вместе с хорошей военной организацией, боевым опытом и готовностью применять массовое организованное насилие, успешный марш на Рим 27-30 октября 1922 г. привели Муссолини к власти.

Король Италии отказался подписывать предложенный ему правительством указ о введении в стране чрезвычайного положения. Путём давления народных масс и вооружённой фашистской милиции фашизм во главе с Муссолини был втиснут в легальные рамки. По сути это был захват власти угрозой применения насилия. Правительство отступило, и гражданской войны в Италии не произошло. Монархистам и армии ради предотвращения кровопролития пришлось смириться с новым фашистским кабинетом.

Фашистская революция была принята и миром, во всяком случае, большей частью официального, буржуазного, противостоящего коммунистической угрозе мира. Западные союзники считали, что как бы ни был возмутителен и антидемократичен новый режим, он всё же лучше большевизма.

13 Mussolini as Revealed in his political Speeches (November 1914 — August 1923) Selected, translated and edited by Barone Bernardo Quarante di San Severino. London & Toronto: J.M. Dent & Sons Ltd.; N. Y.: E.P. Dutton & Co., 1923. P. XIII. См. в том же издании речь Муссолини перед маршем на Рим: The moment has arrived when the arrow must leave the bow or the cord will break! Speech delivered at Naples, 26th October 1922. P. 171179. Esp. p. 178; Ридли Д. Муссолини. М.: ACT, 1999. С. 166-167; Устрялов Н.В. Указ. соч. C. 135-146.

Так постепенно и под влиянием многих причин — сочетания амбиций одного человека и чаяний и противоречий итальянского общества начала XX столетия — родилась фашистская идеология и государство. Как и утверждали фашисты, их режим был логичен, соответствовал духу времени и ожиданиям значительной части общества, уставшей от анархии и давшей себя повести по авторитарному пути к строительству корпоративного фашистского государства.

Государственный капитализм и корпоративизм фашистской Италии

На практике фашистский корпоративизм свёлся к тому, что итальянским промышленникам навязали в качестве представителей фашистских чиновников. Работодателей и профсоюзы объединили, в результате чего избавившиеся от законодательно запрещённых забастовок рабочих промышленники поддерживали фашистский режим. Проблемой для них было то, что они стали слишком зависимы от режима, а принятие решений стало совершенно непрозрачным, не говоря об угрожающей для слуха капиталистов жёсткой антибуржуазной риторике дуче14, угрозах расправиться с буржуазией посредством полной замены капитализма корпоративным государством, изменить одним росчерком пера всё положение собственности в Италии15, сожалениях о том, что не уничтожил в своё время буржу-

14 Ридли Д. Муссолини. М.: АСТ, 1999. С. 173, 176, 276; Чиано Г. Дневник фашиста, 1939-1943 / Галеаццо Чиано. М.: Плацъ, 2010. Запись от 10 августа 1940 года. С. 324; Запись от 6 декабря 1940 года. С. 363; Запись от 7 января 1941 года. С. 379; Запись от 1 апреля 1942 года. С. 525; Запись от 8 мая 1942 года. С. 540; Запись от 3 сентября 1942 года. С. 578.

15 Чиано Г. Запись от 14 марта 1942 года. С. 517.

азию физически16 и обещаниях наверстать упущенное в будущем17.

Старые партийцы менее радикального толка и буржуазного происхождения под впечатлением от подобных выпадов призывали вернуться к основам — антибольшевизму, традиционализму, защите семьи, частной собственности и церкви18.

Средние классы итальянского общества и буржуазный стиль жизни претили личным ценностям вождя итальянского фашизма. В 1941 г. на заседании совета министров он угрожал капиталистам, что не прекратит нормирования продовольствия после войны, пока не заставит их есть столько же, сколько едят последние из их рабочих19. Подобная риторика и уверенность в том, что Муссолини способен приводить свои угрозы в исполнение, заставляла старых партийцев говорить о его «белом большевизме».

Революция фашистов по своему духу и психологии, по своей сути была контрреволюцией правых сил, превентивным ударом более организованных слоёв общества против так и не состоявшейся революции неорганизованных левых. По сути, если воспользоваться марксистской терминологией классовой борьбы, это был захват власти буржуазией, прикрывавшейся пролетарскими лозунгами, но сами деятели этой фашистской революции не понимали этого, процесс был неуправляемым, элемент стихийности и бессознательности был очень большим, и поэтому каким бы правобуржуаз-ным фактически этот режим ни являлся, громы, извергаемые Муссолини по адресу буржуазии и средних классов, никогда не оставались незамеченными.

16 Чиано Г. Запись от 20 февраля 1942 года. С. 508.

17 Там же. Запись от 12 августа 1940 года. С. 325.

18 Там же. Запись от 26 февраля 1942 года. С. 511.

110 19 Там же. Запись от 27 сентября 1941 года. _ С. 438.

Гражданско-правовой взгляд на содержание нации

Национальная гордость не нуждается в расовом бреде. Раса! Это чувство, не реальность.

Бенито Амилькаре Андреа Муссолини

Фашизм был пронизан идеализмом и волюнтаризмом, так как объяснял социальные изменения ролью лидеров и героев, вождей, которые артикулируют невысказанные мощные импульсы, двигающие массами. При этом массы воодушевляются не материальными причинами, а идеалами. Как и коммунизм, фашизм был глубоко идейной, идеалистической доктриной, разница была в проявлениях этого идеализма и в том, что коммунисты его никогда не признавали. Коммунисты идеализировали массы и классы, пролетариат, а фашисты — вождей, иерархию и трансцендентно понимаемую нацию и сознавались в этом, не претендуя на строгую научность, а ссылаясь на актуальность и своевременность.

Интересно, что в советском курсе философии основным вопросом последней выступал вопрос о том, что первично, а что вторично — материя или сознание, дух. Коммунисты верили в объективные законы истории, исторический материализм, а вот фашисты, наоборот, постоянно говорили о вере, духе, высшей реальности государства и нации. То есть по советской классификации были объективными идеалистами, и этот идеализм легко проглядывает во всех их программных документах.

Прежде всего важно напомнить, что в советской и российской практике прижилось достаточно грубое отождествление нацизма и фашизма. Это отождествление вполне понятно и в некоторой степени обоснованно, но с точки зрения рассмотрения теории нации неправомерно, так как зоологическое, расовое понимание нации было прежде всего характерно для

национал-социалистической Германии. В то время как на родине фашизма — в Италии теоретическое обоснование нации было изначально иным.

Идеолог и основатель фашизма как реальной политической силы Бенито Муссолини неоднократно говорил и писал об эфемерности расового понимания нации: «Если национализм свободен от формы правления, а также от классовой принадлежности, тогда он также должен быть свободен от вопроса расы. Вы действительно верите, как утверждают некоторые этнологи, что в Европе ещё есть чистые расы? Вы верите в то, что расовое единство — необходимая гарантия сильных националистических устремлений? Не подвергаетесь ли вы опасности того, что апологеты фашизма будут (как профессор Бланк) говорить ту же ерунду о латинских расах, которую северные педанты говорили о "благородных блондинах", тем самым увеличивая соперническую неуживчивость?»20 — спрашивал Муссолини Эмиля Людвига и сам давал ответ: «Разумеется, уже не осталось чистых рас; даже евреи не сохранили свою кровь несмешанной. Успешные смешения часто способствуют энергии и красоте нации. Раса! Это чувство, не реальность; по крайней мере на девяносто пять процентов — чувство. Ничто никогда не сможет заставить меня поверить, что биологически чистые расы существуют до сих пор. Достаточно забавно, что ни один из тех, кто провозглашал "благородство" тевтонской расы, сам не был тевтоном. Гоби-но был французом; Хьюстон Чембер-лен — англичанин, Вольтманн — еврей; Лапуж — другой француз. Чем-берлен вообще объявил, что Рим был столицей хаоса. Ни одна из этих доктрин никогда не будет широко принята здесь в Италии... Национальная гордость не нуждается в расовой горячке

(delirium of race)»21. «Нет такой вещи как чистая раса! Вера в то, что она существует, — иллюзия ума, чувство»22. На реплику Эмиля Людвига о том, что если дело обстоит так, то человек может сам выбирать себе расу, Муссолини ответил: «конечно».

В беседе с Эмилем Людвигом Муссолини обосновывал гражданско-правовой характер нации, хотя впоследствии и ввёл по примеру нацистской Германии расовые законы, в том числе и антисемитского характера, и выражал сожаление, что вообще согласился на серию интервью известному биографу-еврею23.

Такого же, по сути социалистического, сталинского или даже либерального, миллевского подхода к рассмотрению нации придерживался другой идеолог корпоративного государства, как и Муссолини, бывший марксист Альфредо Рокко: «Организация каждой социальной группы более или менее обеспечивается духовным единством языка, культуры, религии, традиций, обычаев, и главным образом чувства и волей, которые настолько же важны, как и материальные элементы: единство экономических интересов, условий жизни и территории»24.

Историк фашизма Дж. Ф. Поллард пишет: «До 1937 года основным фактором, отличавшим итальянский фашизм

20 Ludwig E. Talks with Mussolini. Boston: Little, Brown and Company, 1933. P. 69.

21 Ludwig E. Talks with Mussolini. P. 6970; Mussolini B. The Doctrine of Fascism // Oakeshott M.J. The Social and Political Doctrines of Contemporary Europe. American edition. N. Y.: Cambridge University Press, 1950. Р. 167. Footnote.

22 Ludwig E. Talks with Mussolini. P. 228. Об отграничении раннего фашизма от национализма см. также: Устрялов Н.В. Указ соч. С. 126-134.

23 Петаччи К. Секретный Муссолини. Дневники 1932-1938 гг. М.: Рипол Классик, 2013.

24 Rocco A. The political doctrine of fascism // A Primer of Italian Fascism. Edited and with an introduction by Jeffrey T. Schnapp. Lincoln: University of Nebraska Press, 2000. P. 110.

111

от немецкого нацизма и большинства других европейских фашистских движений. было отсутствие расового антисемитского элемента в его идеологии и политике. В 1937 году в этом направлении были сделаны первые шаги, а годом позже введены расовые законы против евреев. До тех пор представления итальянских фашистов носили преимущественно культурный характер и следовали традиции данного Мадзини определения нации как лингвистического, культурного, исторического сообщества, как правило, проживающего в географически фиксированных рамках»25.

Движение Муссолини, по-видимому, и не могло носить расового характера и рассматривать нацию зоологически. Тому было несколько причин. Муссолини сам долго был социалистом, причём социалистом с именем, социалистом во втором поколении, а значит, хорошо понимал идеи интернационализма, знал марксистскую литературу по национальному вопросу26. Вообще, марксистскую школу в том или ином виде прошли многие идеологи движения и в этом плане, учитывая оказанное на них влияние социалистических идейных течений, можно сказать, что бывших социалистов среди них не было, в значительной степени это были всё те же социалисты по образу и стилю мышления, но с иными задачами и национальными целями.

Доктрина фашизма: метафизическая трактовка нации, эклектизм и элитизм идеологии

Муссолини был судьбой.

Клара Цеткин11.

112

25 Pollard J.F. The Fascist Experience in Italy. Routlege, 1998. Р. 128. См. также: Рид-ли Д. Муссолини. М.: АСТ, 1999. С. 344-354, 356-357, 366-367, 391, 392, 404-405, 420.

26 Муссолини Б. Из автобиографии // Муссолини Б. Любовница кардинала. М.: Алгоритм, 2013. С. 129-270.

27 Цеткин К. Наступление фашизма и за-

Трактовка нации, по Муссолини, метафизична до крайней степени, по сравнению с работами авторов-марксистов, Каутского, Отто Бауэра, Сталина и других, менее многофакторна и научна. Ибо в ней нация рассматривается исходя из таких понятий как «воля» и «идея» с очень выраженной тенденцией к аристократизму — «идея» и «воля» выводятся из представлений и действий элиты, тех немногих «лучших» или даже одного (дуче), которые способны выражать собою нацию. Это элитарная, аристократическая концепция, скорее религиозно-мессианская, чем научная и социологически обоснованная.

В 1932 г. в XIV томе редактировавшейся Джованни Джентиле «Enciclopedia Italiana» была опубликована «Доктрина фашизма», в которой режим решил представить миру свой «символ веры», взгляды на ключевые вопросы общественной жизни. Тогда ещё не возникло потребности в расизме, не был узаконен антисемитизм, не нашла в тексте ясного отражения и концепция корпоративного государства. Примечательно, что документальное оформление фашистской идеологии было предпринято лишь десять лет спустя после прихода к власти — ещё одно подтверждение того факта, что информационное поле, формируемое режимом, было скорее демагогическим, а не идеологическим. Была риторика, но отсутствовала настоящая, глубоко разработанная идеология, идеологическое «вероучение».

В отличие от Маркса, с глубокой эрудицией и большим диалектическим умением сформулировавшего доктри-нальное содержание коммунизма, развитого в дальнейшем Лениным, итальянскому фашизму никто не оказал услуги, сопоставимой по масштабу. Альфредо Рокко, Джованни Джентиле

дачи пролетариата. Доклад на расширенном пленуме Исполкома Коминтерна. М.: Красная новь, 1923. С. 11.

и Луиджи Федерцони внесли более или менее ценный вклад в описание его содержания и целей, однако среди этих идеологов не было полного единства, а множество фундаментальных вопросов были оставлены без теоретического осмысления.

Преамбула Статута от 20 декабря 1929 г. гласила: «С самого начала своего существования, неразрывно связанного с возрождением итальянского самосознания и стремления к победе, до сего дня партия всегда осознавала себя находящейся в состоянии войны, сначала с целью борьбы с теми, кто душил устремления нации, сегодня и впредь — защищая и увеличивая мощь итальянского народа. Фашизм — не просто итальянская организация, связанная с уже частично реализованной и частично подлежащей дальнейшей реализации программой, она, кроме того, является верой, имеющей своих исповедников, под воздействием которых новые итальянцы работают как солдаты, поклявшиеся достичь победы в борьбе между нацией и её врагами. Партия — основа этой новой системы, и её роль имеет основополагающее и необходимое значение для жизнеспособности режима. В час бдений была сформирована её организация в соответствии с потребностями битвы, и люди признали Дуче, отметив его волю, силу и достижения. Без догматических формул и жёстких проектов, фашизм знает, что победа зависит от его способности к постоянному обновлению (курсив наш. — В.С.). Фашизм живёт сегодняшним днём в будущих категориях, приветствуя новые поколения как силу, предназначенную достигнуть целей, определённых нашей волей»28.

«Доктрина фашизма» не без основа-

28 The Preambule to the Statuto of 20 December 1929 // Oakeshott M.J. The Social and Political Doctrines of Contemporary Europe. Р. 179. Ср.: Сандомирский Г. Фашизм и молодёжь. М.: Молодая гвардия, 1925. С. 50-51.

ний была названа Майклом Оукшотом «короткой статьёй, подготовленной человеком, не наделённым интеллектуальной силой, порывисто и эмоционально затрагивающей поверхность вещей, не проникая глубоко в социальный феномен»29.

В «Доктрине фашизма» Муссолини превалирует взгляд на нацию и на образование нации через призму государства, по сути, через призму идеологии, спускаемой обществу сверху. Это концепция, пронизанная преклонением перед государством и его мощью, в которой служение надличностному государству становится превыше всего, государство же и формулирует идеологию, созидает ему угодную идентичность своих граждан посредством влияния на их самосознание. Это демагогическая идеология, и как таковая она уже утрачивает научность и многофакторность анализа реального содержания такого сложного понятия как нация.

Понимание нации сквозь призму государства приводило к обоснованию антииндивидуализма и отрицанию свободы вне рамок коллектива, общества, государства30.

Бывший социалист Муссолини переиначил социализм на новый, более традиционный и в то же время подходивший ему эстетически, патетический ницшеанский лад. Если либерализм отрицал государство в интересах отдельного индивида, то фашизм утверждал государство как истинную и единственную реальность.

Клеймя марксистский интернаци-

29 Oakeshott M.J. The Social and Political Doctrines of Contemporary Europe. P. 161.

30 Этот акцент на коллектив также был зна-

ком советской идеологии, только обосновы-

вался несколько иначе, имел другие задачи и конечные идеалистические устремления. В целом даже значения слов «коммунизм» и «фашизм» в этом отношении сходны: communis — общий, fascio — объединение, союз, fascis — связка, пучок.

ональный социализм, фашизм, между тем, оказался очень «социалистич-ным», хотя и заменил интернационализм национализмом, отрицая возможность образования широких наднациональных общностей. Методы, отдельные задачи, способы их разрешения, риторика и аргументы социализма и фашизма были схожи, но цели, взгляд на перспективы — диаметрально противоположны. Социализм, провозглашая наднациональную классовую солидарность и укрепляя социалистическое государство, предполагал конечной целью стирание национальных границ и интернациональное единство общества будущего — коммунистического общества, фашизм же полагался на настоящее корпоративного, классово-социалистического общества, которое было самоцелью и не предполагало иных целей, кроме самовозвеличивания государства. В этом плане фашизм был охранительным, консервативным, несмотря на всю свою революционность в риторике и поведении. Консерваторы всего мира восхваляли Муссолини как спасителя Европы, многие считали, что в послевоенный период не было более важного исторического феномена, чем фа-

31

шизм31.

Биограф Муссолини писал: «Когда Муссолини осознал, что консерваторы, католическая церковь и даже либералы готовы простить ему убийство лидера социалистов32, он понял, что может спокойно уничтожать социалистическое движение и что именно под

31 Mussolini as Revealed in his political Speeches (November 1914 — August 1923) Selected, translated and edited by Barone Bernardo Quarante di San Severino. London & Toronto: J.M. Dent & Sons Ltd.; N. Y.: E.P. Dutton & Co., 1923. P. XIV.

32 Имеется в виду похищение и убийство одного из лидеров Социалистической партии Италии Джакомо Маттеотти. Это убийство вызвало острый кризис фашистского режима, но режим, тем не менее, устоял. — В.С.

знаменем антисоциализма объединятся его фашисты — революционеры и консервативная правящая элита»33.

Многие склонялись к фашизму просто потому, что, выбирая между анархией и диктатурой, предпочитали последнюю в силу того, что она обещала порядок.

Если марксистская идеология предполагала в конечном итоге стирание границ, то фашизм подразумевал их укрепление: «для фашиста всё в государстве и ничто человеческое или духовное не существует и тем более не имеет ценности вне государства. В этом смысле фашизм тоталитарен, и фашистское государство, как синтез и единство всех ценностей, истолковывает и развивает всю народную жизнь. усиливает её ритм»34.

Подчёркивавшийся фашистской доктриной элитизм приводил к отрицанию демократии. Элитократия подкреплялась пониманием народа как качественного, а не количественного коллективного целого. Народ рассматривался как «наиболее мощная, моральная, истинная и последовательная идея», которая «осуществляется в народе через сознание и волю немногих, даже одного, и, как идеал, стремится осуществиться в сознании и воле всех. Именно тех, кто, сообразно этнической природе и истории, образует нацию, будучи направляемыми единым сознанием и волей по одной линии развития и духовного склада. Нация не есть раса или определенная географическая местность, но длящаяся в истории группа, т.е. множество, объединенное одной идеей, каковая есть воля к существованию и господству, т.е. самосознание, следовательно, и личность»35.

33 Ридли Д. Муссолини. М.: АСТ, 1999. С. 207.

34 Муссолини Б. Доктрина фашизма // Устрялов Н.В. Италия — колыбель фашизма. М.: Алгоритм, 2012. С. 218-219.

35 Там же. С. 219-220.

Такое понимание нации было идеальным обоснованием для власти «лучших», управляющих страной. Культ героев Карлейля и Ницше, концепция власти мудрых философов «Государства» Платона обрела здесь новое, практическое звучание.

Принятая фашизмом концепция элиты подразумевала воспитание ограниченного количества достойных управлять кадров. Если марксизм, с его верой в классовое сознание масс, настаивал на доступном образовании для всех, то фашизм довольствовался физическим и идеологическим воспитанием масс, образование же предназначалось для элиты36. Массы — количество, должны были следовать за элитой — качеством. «В XIV веке Италия была населена только неграмотными, — говорил Муссолини, — и это не помешало появлению Данте Алигьери. Сегодня, когда все умеют читать и писать, у нас есть вместо этого поэт Гово-ни, который, хотя и не совсем незначителен, несомненно ниже Данте»37.

Элитизм, аристократизм, консерватизм, эстетизм и романтизм Муссолини напоминает взгляды Константина Леонтьева на ценности культуры, которые не зависят от общего уровня развития общества и качества образования народных масс и моральных качеств правления. Блестящая, пусть и кровавая восточная деспотия, поддерживающая науку, искусство и культуру по Леонтьеву во много раз более ценна, чем демократии с их «равенством» в бесплодности и одинаковым уровнем посредственности для всех38. Эта по сути аристократическая, антидемократическая точка зрения элиты, которую Муссолини никогда не скрывал и которая стала характерной отличительной чертой фашизма. Во многом

такой взгляд на массы можно считать пережитком эпох феодализма и абсолютизма. Он был широко распространён среди консервативных кругов Европы. Например, во Франции Густав Лебон также смотрел на элиту как на квинтэссенцию народов, качество, выделяемое количеством и стоящее выше его.

В политической практике элитизм выражался в цинизме и фактическом презрении к массам. Характернее всего это презрение выражалось в частом сопоставлении масс с покоряющейся силе женщиной, уверенности в том, что массы не знают, куда идти, и признают любой режим, который будет достаточно сильным, чтобы ими руководить и держать в повиновении.

В кругу близких людей Муссолини именовал итальянцев расой овец, для перевоспитания которой не хватило восемнадцати лет фашистского режима и в будущем может потребоваться от 130 лет до 180 столетий39: «надо подвергнуть итальянский народ испытаниям, которые заставят его стряхнуть с себя вековую умственную лень... Мы должны всё время держать его в руках и в военной форме. Бить, бить, и бить его»40. При этом под «народом» Муссолини в данном случае понимал тех, кто «желает жить всего лишь растительной жизнью» вне зависимости от классовой принадлежности. Идеальный фашист должен был быть идейным, готовым на жертвы и не ищущим лёгкой жизни. Однако официальной фашистской идеологией массы признавались наследниками Рима, великого прошлого, а впоследствии и представителями избранной, высшей расы, отождествлялись с элитой и должны были чувствовать свою неразрывную связь с ней, гордиться ею и поддерживать её.

36 Ludwig E. Talks with Mussolini. P. 172.

37 Чиано Г. Дневник фашиста. Запись от 8 апреля 1942 года. С. 528.

38 См.: Леонтьев К.Н. Избранное. М.: Ра-

рогъ, Московский рабочий, 1993.

39 Чиано Г. Дневник фашиста. Запись от

29 января 1940 года. С. 235. _

40 Там же. Запись от 7 февраля 1940 года. 115 С. 237. _

Метафизика нации как длящейся в истории идеи, воплощённой в немногих или даже одном, накладываясь на в целом общее гражданско-правовое понимание нации (в начальный период истории фашистского режима в Италии), позволяла избегать неудобных расовых аспектов и в то же время поддерживать культ вождя («дуче») и иерархической элиты как воплощения нации. Здесь общественно-научное, исторически-эволюционное понимание нации оказалось затемнено политической конъюнктурой режима, обосновывающего тотальную власть фашистской партии над обществом.

Понимание нации как высшей личности, воплощённой в государстве, привело к следующему аргументу: «Не нация создает государство, как это провозглашает старое натуралистическое понимание, легшее в основу национальных государств 19-го века. Наоборот, государство создает нацию, давая волю, а, следовательно, эффективное существование народу, сознающему собственное моральное единство. Право нации на независимость проистекает не из литературного и идейного сознания собственного существования, и тем меньше из фактического более или менее бессознательного и бездеятельного состояния, но из сознания активного, из действующей политической воли, способной доказать свое право»41.

Такая трактовка процесса образования национального государства — чистой воды волюнтаризм, не обоснованный никакими научными доводами и отрицающий самосознание масс, складывавшееся на протяжении веков. Это чистое проявление идеологии, посредством которой пытались обосновать желаемое или уже существующее положение вещей исходя из интересов правящей группы, то есть — классическое проявление идеологии как инструмента управления обществом.

41 Муссолини Б. Доктрина фашизма. C. 220.

Разумеется, что при таком подходе не могло быть и речи ни о каком социальном контракте между индивидуумами, результатом которого является нация: «Нация была первичной данностью. Нация не была плодом постоянно обновляющегося социального контракта между индивидуумами. Она не была суммой совокупности своих компонентов. Она была высшей, надперсо-нальной реальностью, но не в биологическом смысле. Это был моральный закон, традиция, миссия, связавшая вместе прошлые, настоящие и будущие поколения. Все индивиды постольку, поскольку они сохраняли эту преемственную связь, разрывали ограничения настоящего, накладываемые на них непосредственной частной жизнью с её случайностями и интересами»42.

Это была «нация наоборот», когда следствие стало причиной. Национальное государство, являющееся результатом национальных устремлений и самоопределения общности, стало в интерпретации идеологов итальянского фашизма объективной данностью, уже имеющейся независимо от сознания и устремлений людей.

С другой стороны, государство как фактор формирования нации можно было понимать, особенно в связи со спецификой многовековой традиции регионального самосознания в различных частях и городах Италии, как планомерную работу по воспитанию нации. Если аббат Сийес создавал французскую нацию, борясь с местным самосознанием бретонцев, аквитанцев и жителей других французских про-винций43, то с такой же проблемой, но уже в Италии столкнулся Камилло Ка-

42 Talmon J.L. The Myth of the Nation and the vision of Revolution. Los Angeles: University of California Press, 1981. P. 496-497.

43 Сургуладзе В.Ш. Классовый аспект на-

ционального самосознания. От аббата Сийе-са до Иосифа Сталина // Свободная мысль. 2015. №5 (1653). С. 139-150; Аббат Сийес. От Бурбонов к Бонапарту. СПб.: Алетейя, 2003.

вур, первый премьер-министр объединённой Италии, известным изречением которого было: «Италию мы создали, теперь надо создавать итальянцев». Если бы фашистское понимание нации через призму государства объяснялось только этим, то это было бы хоть в какой-то мере рациональным объяснением. Но в их интерпретации первое место занимали дух и вера.

Тоталитарные ценности фашистского государства противопоставлялись западным демократиям в неменьшей степени, чем социализму. «Прогнившие» демократии для фашистов были в чём-то даже хуже, так как не признавали авторитета диктаторов. С этой точки зрения Новый Курс Франклина Рузвельта и предоставление конгрессом США чрезвычайных полномочий американскому президенту в целях выправления экономического положения во время Великой Депрессии рассматривались как доказательство прогрессивности тоталитаризма. Даже у врагов фашистов — большевиков с этой точки зрения был плюс — они были представителями не «рассеянной», либеральной, демократической идеологии, а идеологии тоталитарной, коллективистской, а значит, несмотря на вражеский характер, идеологией родственной. Так, поражённый заключённым без его ведома пактом Молотова-Риббентро-па Муссолини в письме Гитлеру отмечал, что «сближение между Германией и Россией необходимо для предотвращения окружения их демократиями »44. Конечно все подобные заявления часто носили вынужденный характер, но если учесть, насколько, как правило, сложно бывает отделить истинные практические мотивы реальной политики от мотивов идеологических, то учитывать подобную аргументацию необходимо, тем более что она хорошо отражает мировоззрение руководителей режи-

мов. Как бы ни были неискренни и прямо лживы дипломаты и правители Италии, Германии и СССР, в отношении руководителей первых двух стран можно вполне определённо утверждать, что Сталин, в отличие от демократических лидеров, был для них уважаемым партнёром и уважаемым врагом.

Типичный представитель элиты итальянского фашизма Галеаццо Чиа-но, описывая визит Невела Чембер-лена в Рим в январе 1939 г. восклицал: «Как далеки мы от этих людей! Это совершенно другой мир». А ведь Чи-ано по сравнению с Муссолини был воплощением умеренности и благоразумия в итальянском правительстве и от него меньше, чем от других, можно было ожидать такого высокомерия. Парламентская демократия, весь облик гражданских правительств демократических государств казались дикостью, чем-то странным и жалким на фоне военных мундиров правительства фашистской Италии. Чиано цитировал Муссолини: «Эти люди сделаны не из такого материала, как Френсис Дрейк и другие замечательные авантюристы, которые создали империю. А эти в конечном счёте являются утомлёнными сыновьями старинного рода богатых людей, и они потеряют свою империю»45. Британский аристократизм Чемберлена вызывал у фашистов презрение, может быть, отдалённо напоминавшее презрение, которое Иван Грозный испытывал к европейским парламентским монархиям.

Неприязнь к демократиям обострялась всякий раз, как возникали подозрения на возможность образования блока противостоящих тоталитарным режимам демократических стран. Подобные опасения укрепляли симпатии к Третьему рейху и заставляли смотреть на Москву как потенциального союзника в борьбе с демократией.

Опора на силу и тоталитарную фа-

44 Письмо Муссолини Гитлеру. 25 августа 1939 г. // СССР-Германия. 1939-1941. Секретные документы. М.: Эксмо, 2011. С. 91.

45 Чиано Г. Дневник фашиста. Запись от 117

11 января 1939 года. С. 23-24. _

шистскую идеологию подчёркивалась антидемократической риторикой. Примечательно, что в этом аспекте фашистские выпады против западных плутократий и капитализма находят себе явные параллели в идеологии СССР и национал-социалистической Германии. Все три режима клеймили общество потребления и говорили о загнивании капитализма. Была масса отличий в аспектах, но в общем было и много общего. Разница заключалась в подходах к целям жизни вообще. Если построение коммунизма предполагало достижение своеобразного рая на земле, общества равенства и всеобщего благоденствия при параллельном культурном совершенствовании личности, то многообразные фашистские доктрины исходили из законов естественного отбора, борьбы за жизнь, провозглашали невозможность всеобщего равенства и благоденствия, декларировали стремление к созданию человека нового образца, но упор делали не на будущее в форме новой социально-экономической организации общества, а на сохранение и приумножение уже имеющихся в распоряжении государства и нации благ, без какой-либо тени утопизма, окрашенного по сути религиозными мечтаниями о всемирном счастье для всех людей.

И тем не менее, несмотря на общую антизападную риторику, для итальянских фашистов46 заключение пакта Молотова-Риббентропа было необъяснимым в той же мере, в которой вызывало недоумение у социалистов всего мира. Это несоответствие идеологии и внешнеполитической практики привело к тому, что Муссолини стал пытаться отыскать этому противоречию объяснение, которое он видел в

46 Характерна реакция Чиано. Чиано Г. Дневник фашиста. Запись от 26 сентября 1939 года. С. 184; Запись от 29 сентября 1939 года. С. 186; Майский И.М. Воспоминания советского дипломата 1925-1945 гг. 2-е изд. М.: Международные отношения, 1987. С. 456.

том, что Советский Союз под властью Сталина уже не коммунистическое государство, а националистическая славянская разновидность фашизма. В середине октября 1939 г. Галеаццо Чиано писал: «Дуче находится под сильным впечатлением некоторых документов и информации о России, имеющихся в нашем распоряжении, и намерен начать в печати кампанию для разъяснения итальянцам того, что большевизм мёртв и что вместо него нарождается нечто вроде славянского фашизма»47.

Этот же аргумент перерождения советского режима в объяснение советско-германского пакта приводил и Гитлер48. Франко, в свою очередь, также был вынужден заявить, что коммунизм в Советском Союзе мёртв49. Впоследствии данную параллель проводил Вильгельм Райх, считавший, что к 1940-м гг. «в России существовала однопартийная, диктаторская система с авторитарным фюрером во главе»50. В этих условиях не только Троцкий, но и многие представители западных коммунистических партий задавались вопросом о том, не является ли советский режим режимом национал-социалистическим по фашистскому образцу, но с марксистской формой идеологии.

Как бы то ни было, недемократизм СССР и фашистских государств был налицо и на уровне правительств делал режимы понятными друг другу. Препятствием на пути взаимопонимания, кроме объективных геополитических причин и различия государственных интересов, выступала резко антагонистическая идеология режимов. Их практика могла быть сколь угодно схо-

47 Чиано Г. Дневник фашиста. Запись от 16 октября 1939 года. С. 193.

48 Ридли Д. Муссолини. С. 372-373, 376377.

49 Ходжес Г.Э. Франко: Краткая биография. С. 231.

50 Райх В. Психология масс и фашизм. М.:

АСТ, 2004. С. 339. Ср. с. 310.

жей, но их теории противостояли друг другу, причём каждый режим — советский и фашистские — являлся для своего оппонента Значимым Другим, на которого равнялись, с которым конкурировали и на котором сосредотачивали внимание собственных обществ, создавая образ врага, негативную идентичность собственных граждан.

В то же время Муссолини был убеждён, что Гитлер будет оплакивать тот день, когда он привёл русских в сердце Европы, так как «они имеют два оружия, которые делают их ещё более грозными: панславянский национализм, с помощью которого они могут оказывать нажим на Балканы, и коммунизм, который быстро распространяется среди пролетариата по всему миру, начиная с самой Германии»51.

Несмотря на эти опасения по отношению к СССР и Германии, осознание глубоких противоречий между демократическими и тоталитарными режимами подталкивало к мысли о возможности союза тоталитарных режимов против западных демократий. В конце 1930-х — 1940-м г. оснований для раздумий на тему возможности такого союза становилось всё больше52.

В июле 1941 г., уже в ходе начавшейся войны с СССР, Муссолини высказал мнение, согласно которому «говорить об антибольшевистской борьбе было бы фальшью. Гитлер знает, что большевизма уже в течение некоторого времени не существует. Ни один кодекс законов так не охраняет частную собственность, как русский гражданский кодекс. Пусть уж лучше сказал

51 Чиано Г. Дневник фашиста. Запись от 25 сентября 1939 г. С. 183.

52 Чиано Г. Дневник фашиста. Запись от 27 февраля 1940 г. С. 246. Ср.: Додд У. Дневник посла Додда 1933-1938. М.: Соцэкгиз, 1961. С. 385, 429, 436-437, 460-461, 503, 531532. Важно отметить, что в дневниковых записях американского посла советская Россия чрезвычайно редко упоминается в качестве диктатуры.

бы, что хочет завоевать великую континентальную державу с 52-тонными танками, которая собиралась свести счёты»53. Муссолини считал, что англо-советский союз делает Сталина главой националистической России54.

Продолжая сопоставление идеологии фашизма с идеологическими установками СССР, важно подчеркнуть, что как бы ни был кровав сталинский режим, идеологически он был лишён теоретически принятой индивидуальной мистики вождя и презрения к массам. Сталина боготворили на практике, но теоретически это боготворе-ние отрицалось. Власть масс, их значение как творцов истории продолжало оставаться основой идеологии Советского Союза до самого конца его существования. И в этом, чисто теоретическом и идеологическом отношении он был менее циничен, чем итальянский фашизм и немецкий нацизм. Трудно обнаружить текст, принадлежащий Сталину и руководителям советского государства, в котором были бы намёки, похожие на те антинародные и полные презрения высказывания в адрес своих народов, которые позволяли себе Гитлер и Муссолини. В этом отношении они были олицетворением волюнтаризма, самоуверенности и безответственного цинизма, который в случае Гитлера, судя по всему, питался совершенно искренней убеждённостью в собственной непогрешимости и великой судьбе.

Причём эта религиозная тотальность понималась буквально, то есть религиозно и тотально. Муссолини прямо заявлял, что фашизм — религия, а тоталитаризм рассматривал как лучшую альтернативу загнивающим демократиям, ведущим общество к моральной деградации и разложению.

Важно отметить, что сам основатель фашизма, будучи в прошлом ярым

53 Чиано Г. Дневник фашиста. Запись от 1 июля 1941 г. С. 423

54 Там же. Запись от 16 июля 1941 г. С. 429.

119

социалистом, чрезвычайно враждебно относился к религии, и тем не менее именно религиозными чертами наделял своё движение: «Если бы фашизм не был верой, как создал бы он стоицизм и мужество у своих рядовых членов?»55 «Фашизм концепция религиозная; в ней человек рассматривается в его имманентном отношении к высшему закону, к объективной Воле, которая превышает отдельного индивида, делает его сознательным участником духовного общения... Фашизм, будучи системой правительства, также и, прежде всего, есть система мысли»56.

Революционная вера фашистов должна была быть религиозной по-новому, не по-христиански, хотя механизмы и притязания, за которые Муссолини клеймил католическую церковь, остались теми же, изменилась только форма. Как и в СССР новая, идеологическая, «научная» религия должна была заменить религию прошлого.

Интересно, что идеологическая непримиримость фашизма и коммунизма основывалась на многих одинаковых предпосылках: прежде всего тотальности идеологии, которая должна была пронизывать собою всё общество, насаждении общих ценностей режима. Разница была в том, что если коммунисты стремились к равенству, то фашисты восхваляли иерархию. Коммунисты противопоставляли классы, которые, тем не менее, в виде союза рабочих, крестьян и интеллигенции за исключением эксплуататорской буржуазии и капиталистов должны были мирно сосуществовать в социалистическом государстве рабочих и крестьян. Фашисты же, наоборот, считали, что классовая борьба разлагает общество, постоянно поддерживая в нём конфликт, дестабилизирует его. Поэтому альтернативой социализму и «раз-

лагающей» демократии виделся союз всех классов, объединённых в корпорации по профессиональным видам деятельности, без классовой борьбы, но с единством и общим служением фашистскому государству.

Тоталитарное фашистское государство подразумевало, что «государство, высшая и самая мощная форма личности, есть сила, но сила духовная. Она синтезирует все формы моральной и интеллектуальной жизни человека. Поэтому государство невозможно ограничить задачами порядка и охраны, как этого хотел либерализм. Это не простой механизм, разграничивающий сферы предполагаемых индивидуальных свобод. Государство есть внутренняя форма и норма, дисциплинирующая всю личность и охватывающая как ее волю, так и разум. Его основное начало главное вдохновение человеческой личности, живущей в гражданском обществе, проникает в глубину, внедряется в сердце действующего человека, будь он мыслитель, артист или ученый: это душа души»57.

Традиционализм в идеологии итальянского фашизма

Традиционалистский фундамент итальянского фашизма заключался в том, что фашистское движение рассматривалось как духовный бунт «против старых идеологий, разлагающих священные начала религии, отечества и семьи»58, духовная концепция, возникшая из общей реакции против ослабляющего материалистического позитивизма XIX столетия59.

При этом пафос активного отношения к жизни был полностью сопоставим с коммунистическим: «Фашизм желает человека активного, со всей энергией отдающегося действию, мужественно сознающего предстоящие ему трудности и готового их по-

55 Муссолини Б. Указ. соч. Примечание 7 к главе 1.

56 Там же. С. 217.

57 Там же. С. 221.

58 Там же. Примечание 3 к главе 1.

59 Там же. С. 216-217.

бороть. Он понимает жизнь как борьбу, помня, что человеку следует завоевать себе достойную жизнь, создавая прежде всего из себя самого, орудие (физическое, моральное, интеллектуальное) для её устроения. Это верно как для отдельного человека, так и для нации и для человечества вообще. Отсюда высокая оценка культуры во всех её формах (искусство, религия, наука) и величайшее значение воспитания. Отсюда же основная ценность труда, которым человек побеждает природу и создаёт собственный мир (экономический, политический, моральный, интеллектуальный)»60.

Противоречивость фашизма, сложное хитросплетение тенденций в нём, отразившихся и его породивших, проницательно и очень верно уже в 1928 г. уловил Николай Васильевич Устрялов, писавший: «Вопреки упорным устремлениям и упованиям Муссолини, доселе провозглашающего, что фашизм призван открыть перед человечеством новые социальные горизонты, — протекшие годы фашистского режима свидетельствуют о чрезвычайной живучести именно "старых горизонтов" в нынешней политике Италии. Ещё рано подводить итоги. Но нельзя закрывать глаза на бесспорную истину: ни в области внешней политики, ни в области основных начал политики экономической фашизм ещё не только не сказал подлинного "своего слова", но даже и не приступил к его существенному и действенному произнесению. Он интересен как симптом нового момента в развитии старого мира... Он показателен своими тенденциями, своими методами, своей постановкою отдельных социально-политических проблем. Он любопытен как острый кризис демократической государственности классического типа. Он характерен реставрацией неких утверждений и ценностей, которые, казалось, были навсегда забракованы демократическим

веком. Фашистское государство, пленённое прошлым, осаждается волнами буржуазно-индивидуалистической, частно-хозяйственной стихии, проявляющей свою историческую упори-стость, жизненность, цепкость. И, поскольку субъективные умыслы фашистских идеологов и самого вождя направлены на "мировой опыт", на "новый строй, какого ещё никогда не было в истории человечества", — налицо "борьба жизни с идеей» и "отступление идеи перед натиском жизни"»61.

Отмеченный Устряловым сплав традиционности и революционности фашизма в классовом, социальном отношении, в отношении практической идеологии, то есть того, в какой степени идеология управляла практикой, делал его менее выверенным и радикальным. В нём было меньше руководящей идеи и больше сложившейся ранее практики. В этом отношении, по своей сути, он был менее религиозен, догматичен, чем советский коммунизм. «Религиозные формы» фашизма не всегда меняли его буржуазно-традиционную, укоренённую в прошлое суть.

Реакция фашизма на деформацию традиционных ценностей давала основание смотреть на фашизм как на явление духовного порядка, как на движение за возвращение духовных ценностей, философскую, мировоззренческую реакцию на нестабильность быстро меняющегося общества и окружающего мира. Апелляция к традициям была повсеместной, традиции поддерживались, возобновлялись, изобретались новые: «традиция есть. одна из наибольших духовных сил народов, поскольку она является последовательным и постоянным творчеством народной души»62, «мы превозносим моральные и традиционные ценности, отброшенные и обесцененные социализмом»63.

0 Там же. С. 217.

61 Устрялов Н.В. Указ. соч. С. 213. _

62 Муссолини Б. Указ. соч. Прим. 8 к главе 1. 121

63

Там же. Прим. 10 к главе 1.

Человек в рамках духовного понимания жизни по-фашистски — это «индивид, единый с нацией, Отечеством, подчиняющийся моральному закону, связующему индивидов через традицию, историческую миссию, и парализующему жизненный инстинкт, ограниченный кругом мимолетного наслаждения, чтобы в сознании долга создать высшую жизнь, свободную от границ времени и пространства. В этой жизни индивид путем самоотрицания, жертвы частными интересами, даже подвигом смерти осуществляет чисто духовное бытие, в чем и заключается его человеческая ценность»64. Подобная ценностная установка была реакция на расцвет левых движений. Причём реакция революционная, проникнутая собственной непримиримой этической концепцией, отрицающей удобную жизнь и ценности коммунистического общества будущего с его равенством и благосостоянием для всех.

Антикоммунизм фашизма исходил из необходимости сохранения целостности национального государства, которое раскачивалось классовым антагонизмом теории Маркса.

Борьбе классов в рамках одного общества Муссолини противопоставил корпоративное государство, в котором каждый класс выполняет собственную роль, дополняя друг друга. Если борьба классов ослабляет государство, то её не должно быть: «Вне государства нет индивида, нет и групп (политических партий, обществ, профсоюзов, классов). Поэтому фашизм против социализма, который историческое развитие сводит к борьбе классов и не признает государственного единства, сливающего классы в единую экономическую и моральную реальность; равным образом фашизм против классового синдикализма. Но в пределах правящего государства фашизм признает реальные требования, из которых берут начало социалистическое и профсоюз-

122 -

_ 64 Там же. С. 216.

ное движения, и реализует их в корпоративной системе интересов, согласованных в единстве государства»65.

Корпоративная модель государственного устройства рассматривалась как третий путь между капитализмом и коммунизмом. Второй член ранней редакции фашистских десяти заповедей гласил: «Фашизм есть Италия буржуазная и пролетарская, Италия трудящихся, противополагающая мифу классовой борьбы и гражданской войны действенное сотрудничество всех граждан в целях возрождения счастья родины»66.

Муссолини выразил суть фашизма одним предложением: «Жизнь не должна восприниматься легко!»67 Фашисты отвергли все «райские мечты» и «чудотворные рецепты счастья для человеческого рода»68, режим пестовал волю к борьбе и твёрдость характера. Четвёртый параграф «Доктрины фашизма» гласил: «фашист представляет себе жизнь серьёзной, суровой, религиозной, полностью включённой в мир моральных и духовных сил. Фашист презирает "удобную жизнь"»69. Это желание взнуздать массы, поднять их эмоциональный градус, их жертвенность и энтузиазм прослеживается на протяжении всей жизни фашистского режима и во многом исходило не только из рационально идеологических и политических соображений прагматиков пропагандистов, но и из особенностей импульсивного, горячего, порывистого и деятельного характера самого Муссолини. «Народ должен знать, что жизнь — это серьёзная вещь, а война — самая серьёзная вещь в жизни»70. При таком под-

65 Там же. C. 219.

66 Устрялов Н.В. Указ. соч. С. 94.

67 Ludwig E. Talks with Mussolini. P. 195.

68 Муссолини Б. Указ. соч. Примечание 9 к главе 1.

69 Там же. C. 217.

70 Чиано Г. Запись от 10 января 1941 года.

С. 379.

ходе рациональное отношение к фактическим возможностям и потребностям общества затемнялось иррациональной жаждой действия и тоталитарностью мышления, осложнённого чувством собственного идеологического и нравственного превосходства.

Претендуя на историчность в той же степени, что и марксизм, но отрицая его оптимистическую устремлённость в светлое будущее, фашист, как утверждала доктрина «не верит в возможность "счастья" на земле, как это было в устремлениях экономической литературы XVIII века, и поэтому он отвергает все телеологические учения, согласно которым в известный период истории возможно окончательное устроение человеческого рода. Последнее равносильно постав-лению себя вне истории и жизни, являющейся непрерывным течением и развитием»71.

Если «вне истории человек ничто», то надеяться на преобразования, равных которым в истории ещё не было, нельзя. И в этом виделось рациональное зерно, соответствие реальным текущим задачам противопоставлялось христианско-социалистической устремлённости в светлое будущее.

Как и Гитлер, Муссолини беспокоился о росте рождаемости и сохранении традиционных ценностей семейной жизни и труда, которые олицетворялись идеализацией сельской жизни крестьян, в то время как тенденцией напротив было опустошение деревень, урбанизация и падение рождаемости.

Если, будучи социалистом, Муссолини боролся за избирательное право для женщин, то, придя к власти в качестве вождя фашизма, право голоса им не предоставил. Наоборот, роль женщин в фашистском государстве должна была быть по возможности сведена к исключительно семейным обязанностям. Аборты были запрещены, а сам

строй жизни должен был оставаться как можно более патриархальным72.

Фашистский режим и католическая церковь: взаимопонимание и борьба за идеологическое доминирование

Особенно значимым шагом на пути укрепления традиционализма было заключение, несмотря на личную неприязнь Муссолини к духовенству, кон-кордата73 с католической церковью, урегулирование противоречий между церковью и Итальянским королевством, возникших в 1870 г., когда в ходе борьбы за объединение Италии Рим был аннексирован королевскими войсками. С тех пор папы Римские после избрания не покидали Ватикана. Идеологическое соперничество за влияние на сознание масс питалось и за счёт вековых претензий итальянских патриотов к папству как антинациональной силе. Муссолини не был оригинален, считая, что католицизм «сделал Италию универсальной, тем самым помешав ей стать национальным государством. Когда страна универсальна, она принадлежит всем, но только не самой себе»74.

Тем не менее подписание в феврале 1929 г. Латеранского договора означало признание папой Итальянского королевства и его власти над Римом за исключением Ватикана, который признавался Итальянским королевством в качестве суверенного государства во главе с понтификом.

1 Муссолини Б. Указ. соч. C. 218.

72 Pидли Д. Муссолини. С. 237; Ludwig E. Talks with Mussolini. P. 170-171.

73 Конкордат (позднелатинское concor-datum — соглашение, от лaт. concordo — нахожусь в согласии) — соглашение между папой Римским как главой католической церкви и католическим государством, регулирующее положение католической церкви в этом государстве, её права в области брачно-семейных отношений, в школьном вопросе и т.д.

74 Чиaнo Г. Дневник фашиста. Запись от

30 марта 1940 года. С. 264.

123

Формальное урегулирование давно назревших вопросов между государством и церковью было совершено. У церкви и режима остались противоречия, в основном затрагивавшие вопросы молодёжных движений и влияния на детей и юношество. Но и здесь был достигнут компромисс, так как традиционно ориентированная фашистская идеология казалась церкви более предпочтительной, чем социалистический атеизм75.

Негативное отношение к католической церкви объяснялось не только социалистическим прошлым Муссолини, но и уже отмечавшимися антикли-рекальными традициями светских властей национально-государственной Италии, в том числе Савойской династии, противостоять интернациональной власти католической церкви. Взгляд на церковь как на антинациа-нальную силу возник среди итальянских патриотов ещё в Средние века, когда города-государства боролись с папством за независимость, и окончательно закрепился в эпоху Рисорджи-менто. Для фашистов католическая церковь, несмотря на свою приверженность традициям и правую ориентацию, была идеологически враждебным институтом, так как опиралась на наднациональную, в том числе лишённую и какой-либо этнической подоплёки, христианскую картину мира. В этом отношении традиционный католицизм оказывался родственным интернациональному марксизму.

Католицизм как мировая моральная сила и идеология, пользовавшаяся огромным авторитетом в самой Италии, одним своим существованием стеснял столь желанную фашистскими идеологами монополию на владение душами людей. После вступления Италии во Вторую мировую войну

75 Ридли Д. Муссолини. С. 236-244; См. также: Pollard J.F. The Vatican and Italian Fascism. A Study in conflict. Cambridge: Cambridge University Press, 1985.

недовольство Ватиканом возросло до наивысшей степени, так как католическая церковь проводила собственную международную политику, в частности папа Римский направлял телеграммы главам подвергшихся немецкой оккупации государств76.

Главной угрозой церкви, как и монархии, было то, что режим выражал абсолютные претензии на душу народа. Религией, как неоднократно подчёркивалось идейными вдохновителями партии, должен был быть сам фашизм, а единственным вождём — дуче. Церковь и монархия являлись в этих обстоятельствах досадными препятствиями, устранить которые мешала традиция и историческая привязанность к ним общества.

Христианство, по Муссолини, было неподходящей религией, в этом вопросе он выражал те же мысли, что и Гитлер. Религия сострадания и распятого Христа рассматривалась как недостаточно революционная, недостаточно жизнеутверждающая, религия слабых, а не хозяев жизни, призванных без колебаний «забрать у природы необходимые им блага»77. Государство по Муссолини должно было быть автономно во всех отношениях, вплоть до автаркии в вопросе о чуде-

сах78.

Неприятие буржуазного образа жизни и религиозных традиций проявлялось в том числе и в отрицательном отношении к традиционным религиозным праздникам. Рождество, Пасха, Новый год рассматривались как предрассудки и пережитки прошлого. Муссолини желал отменить все церковные праздники, в том числе и празднование Нового года79, удивлялся почему нем-

76 Чиано Г. Дневник фашиста. Запись от 12 мая 1940 года. С. 286.

77 Там же. Запись от 26 октября 1942 года. С. 594.

78 Там же. Запись от 2 ноября 1942 года. С. 597.

79 Там же.. Запись от 2 декабря 1940 года.

цы не отменили рождество человека, который был евреем80.

Подобные тенденции по изменению веками складывавшихся установлений — распространённая ошибка самонадеянных провозвестников новых идеологий и моральных систем.

Италия в идеологическом фарватере национал-социалистической Германии

С 1933 г. рядом с Италией находилась Германия — Значимый Другой, на которого итальянскому фашизму приходилось постоянно равняться и чувствовать его соперничество, которое осложнялось вековой исторической враждой немцев и итальянцев, тем более что с точки зрения зоологических расовых концепций Третьего рейха расовый статус итальянцев не стоял очень высоко. Нацистская Германия бросала постоянный косвенный идеологический вызов фашистской Италии, который приводил к постоянной реакции в виде догоняющей модернизации идеологии.

В Италии, в отличие от Германии, антисемитизма практически не было. Сам Муссолини стал проявлять интерес к расовой концепции исключительно в идеологических целях и исключительно по причине новых проблем, которые ставило перед правительством стремление к колониальным завоеваниям. После начала движения к итальянской колониальной империи расовая перспектива фашистского режима фокусировалась на боязни смешения с народами колоний, но не на антисемитизме. Муссолини хотел возвысить расовое самосознание итальянцев с тем, чтобы вызвать у них презрение к порабощаемым народам, сделать их более безжалостными и заставить лучше сражаться. В этом отношении

С. 361; Запись от 5 декабря 1940 года. С. 363; Запись от 14 декабря 1941 года. С. 474.

80 Там же. Запись от 22 декабря 1941 года. С. 479.

апелляция к расовому превосходству была вполне знакомой другим колониальным империям практикой, по сути не имевшей в своих истоках глубокой конкретной неприязни к какой-либо отдельной расе как таковой.

Национальная общность по признаку общего национального чувства подчёркивалась самим названием фашистского движения. Fascio — пучок, ликторская связка81, объединение — символизировал общность объединённых людей в объединённом государстве, сплочённых вокруг общих ценностей и авторитетов, римский символ власти и справедливости, а в фашистской интерпретации — символ единства и объединения вокруг единого, мощного и справедливого корпоративного государства82.

Эволюция идеологии и заповеди фашизма

Эволюцию идеологии итальянского корпоративного государства от гражданско-правового понимания нации к более расистскому толкованию можно проследить по официальным программным документам режима Муссолини. Прежде всего, уместно в этой связи остановиться на фашистских декалогах 1934 и 1938 гг., в которых ярко проявилась общая идеологическая направленность режима, но пока ещё без расовой составляющей.

Десять заповедей фашизма должны были придать смысл жизни даже самому «маленькому человеку» в партии, постулируя важность любого, даже самого на первый взгляд незначитель-

81 В римской древности ликторы были исполнителями смертных приговоров, а впоследствии осуществляли парадные функции сопровождающих должностных лиц Римской республики, а затем и империи.

82 Муссолини Б. Указ. соч. C. 222; Mussolini B. The Doctrine of Fascism // OakeshottM.J. The

Social and Political Doctrines of Contemporary Europe. American edition. N.Y.: Cambridge University Press, 1950. P. 168.

125

ного дела. Это очень важный аспект любой идеологии — умение, возможность дать каждому почувствовать свою значимость и сопричастность к общему, большому делу83. Эта сопричастность наполняет жизнь индивида смыслом и при умелом ведении дела привязывает его к идеологии, делает её необходимой составляющей повседневной жизни. Это очень важный ценностный аспект, который часто упускают из внимания сторонники демократии и либерализма. Либерализм и демократия предполагают самозанятость человека, его индивидуальность, но не всем людям она нужна в равной степени, в ком-то преобладают коллективные чувства, у кого-то нет явного смысла в жизни, каких-то сильных страстей и увлечений. И здесь тоталитарное общество могло быть действительно полезным. Это факт, что многие люди, чьё детство прошло в довоенные годы, со слезами на глазах вспоминали детские лагеря, спортивные секции и другую воспитательную массовую работу, которая появилась при Муссолини в Италии и при Гитлере в Германии. Но нацеленность этих режимов на войну и расширение вовне, амбиции лидеров стали залогом разрушения созданных ими режимов. В результате всё, что могло быть значимо и полезно для обычных людей, оказалось перечёркнуто крахом государства. Между тем как идеология была эффективной и выполняла свои функции до конца существования режимов, её насаждавших.

Десять заповедей фашиста в редакции 1934 года

1. Знай, что фашист, в частности, солдат, не должен верить в постоянный мир.

83 Сургуладзе В.Ш. Нужна ли обществу идеология? // Обозреватель-ОЫегуег. 2014. №10 (297). С. 48-55; Сургуладзе В.Ш. Идеология в иерархии потребностей человека

126 // Обозреватель-ОЫегуег. 2015. №10 (309).

_ С. 52-63.

2. Дни заключения всегда заслуженны.

3. Даже охрана канистры с топливом — служба нации.

4. Товарищ должен быть братом, во-первых потому, что он живёт рядом с тобой, и во-вторых потому, что он мыслит так же как и ты.

5. Винтовка, патронташ и всё остальное были доверены тебе не для безделья в праздности, а для того, чтобы быть готовым к войне.

6. Никогда не говори «Правительство заплатит...», потому что заплатишь ты; государство — это то, что ты желал иметь и ради чего надел форму.

7. Дисциплина — душа армий, без которой нет солдат, а остаются лишь смятение и разгром.

8. Муссолини всегда прав.

9. Добровольчество не является смягчающим обстоятельством для неподчинения.

10. Одно должно быть для тебя дороже всего: жизнь Дуче84.

Дисциплина, милитаризм, беспрекословное подчинение иерархии и культ вождя пронизывают весь этот небольшой, но очень характерный документ эпохи.

К 1938 году в эти «десять заповедей» были внесены изменения.

Десять заповедей фашиста в редакции 1938 года

1. Запомни, те, кто пал за революцию и империю, маршируют во главе твоей колонны.

2. твой товарищ — твой брат. Он живёт рядом с тобой, мыслит как ты и на твоей стороне в бою.

3. Служить Италии можно в любое время, в любом месте и любыми средствами. Эта служба может быть отдана потом и кровью.

4. Враг фашизма — твой враг. Не щади его.

5. Дисциплина — блеск армии. Она готовит и украшает победу.

84 The Fascist Decalogue // Oakeshott M.J. The Social and Political Doctrines of

Contemporary Europe. Р. 180.

6. Тот, кто решительно идёт в атаку — уже победил.

7. Сознательное и полное подчинение — добродетель легионеров.

8. Не существует важных и неважных вещей. Есть только долг.

9. Фашистская революция зависела в прошлом и до сих пор зависит от штыков своих легионеров.

10. Муссолини всегда прав85.

В редакции фашистского декалога от 1938 гг. усилилось звучание милитаризма, также добавилась характерная для идеологов движения трансцендентность, склонность к идеализму — появилось упоминание о павших, которые не оставляют живых — мысль, часто встречающаяся в работах фашистских идеологов (в том числе немецких национал-социалистов), провозглашение преемственности и единства между прошлым, настоящим и будущим.

Обоснование империи и идеологический крен в сторону расизма

В Италии начала XX в., как и в Германии, наблюдалось демографическое давление. В Италии проблема перенаселения и нехватки рабочих мест решалась главным образом посредством эмиграции за рубеж. Однако если «богатый» английский империализм и английская колонизация делали мир более английским, а значит, более дружественным и понятным и даже родственным Англии, то бедная Италия, как правило, утрачивала связь со своими эмигрантами. Итальянские переселенцы просто растворялись заграницей, не имея за собой политической мощи Италии. Италии парламентской демократии (этой «внутренней Англии», по выражению Устрялова), никак не удавалось встать на нормальную колею стабильного развития. В этой

85 The Fascist Decalogue // Oakeshott M.J. The Social and Political Doctrines of Contemporary Europe. Р. 180-181.

атмосфере зарождались мысли об итальянской империи.

Стремление к империи обосновывалось несправедливостью международной политики, в которой господствуют несколько успешных империалистических держав, население которых не настолько велико, чтобы претендовать на столь обширные захваченные земли.

Общественное мнение полагало, что Италия достойна лучшего, тем более что сложившееся положение приводило к тому, что итальянские эмигранты оказывались вынужденными работать не на благо своего отечества, а на другие, в том числе империалистические западные державы. Было желание и казалось рациональным и правильным направить энергию итальянских трудящихся масс на расширение Итальянского государства за счёт приобретения колоний. Эмиграцию нужно было преобразовать в колонизацию.

Подобные мысли были широко распространены в Италии накануне Первой мировой войны. Грёзы Римской империи и колониальной славы богатых соседей привели к отторжению в результате Ливийской войны 19111912 гг. от Османской империи Трипо-литании и Киренаики. Однако на практике наличие этих колоний у бедной Италии не решило демографических проблем в желательном русле империалистической колонизации. Население метрополии не желало переселяться на завоёванные земли. Колонии стали обузой. И тем не менее в 1934 г. Муссолини начал войну в Эфиопии86.

Именно в это время в Италии стал наблюдаться крен в сторону расизма. В том же году широкой популярностью пользовался роман «Чёрная любовь», в котором рассказывалось об отношениях между итальянцем и чёрной девушкой. Муссолини запретил этот роман, который тут же изъяли из обращения в связи с тем, что «тема сексуальных взаимоотношений между

86 Ридли Д. Муссолини. С. 298-309.

итальянцем и негритянкой недопустима для нации, желающей создать империю в Африке»87.

Как это часто бывало в империях морского типа, расизм стал элементом имперской политики. В это время итальянская пропаганда начала клеймить Эфиопию как варварскую страну. Отличительной особенностью развития фашистской идеологии стало стремление к войне. Стремление к войне или её прославление, характерное для тоталитарных режимов, дополнялось воинственностью самого Муссолини, который не хотел приобретения колониальных владений мирным путём, который по дипломатическим каналам предлагали англичане. «Фактически, — отмечал Галеаццо Чиано, — дело вовсе не в том, что Муссолини хочет каких-то приобретений. Он хочет войны, и если бы ему удалось получить мирным путём даже в два раза больше того, чего он требует, он бы отказался»88. Ему нужно было доказать военное мужество итальянцев, хотелось продемонстрировать военную мощь Италии.

Новые веяния фашистской идеологии, которая приобретала всё большее расовое звучание, причудливо преломлялись в массовом сознании не подверженного расовым предрассудкам итальянского народа. Итальянский колониализм стал примерять тоги благородного мессианизма. В это время появилась популярная песенка «Чёрное личико», в которой рассказывалось о прекрасной эфиопской девушке-рабыне, принадлежавшей жестоким рабовладельцам, мечтавшей об освобождении итальянскими солдатами, которые увезут её в Рим, где она станет римлянкой, будет носить чёрную рубашку и маршировать перед королём и Муссолини. Вождь итальянского фашизма запретил и эту, не способство-

вавшую росту чувства расового превосходства среди итальянцев песню89.

Эволюцию взглядов Муссолини на сущность и значение нации можно представить следующим образом: интернационализм — гражданский неэтнический национализм — империализм и расизм.

После побед в Эфиопии было важно не уронить престижа колонизаторов. Итальянцы, как и их более искушённые и опытные старшие собратья по колониализму — британцы, стали опасаться предстать перед покорёнными народами в неподобающем для «расы господ» виде. Были приняты законы, устанавливающие сегрегацию. Белым было запрещено наниматься на работу к чёрным хозяевам.

Королевский декрет от 19 апреля 1937 г. квалифицировал сексуальные отношения итальянцев с жителями Восточной Африки как преступление, наказывающееся заключением на срок от трёх до пяти лет90. В том же году были введены расовые законы в Ли-

91

вии91.

Национал-социалистическая Германия как Значимый Другой и проблемы согласования идеологий

Нацистских союзников Италии особенно мучил вопрос отсутствия у Муссолини антисемитизма. Муссолини считал, что семьдесят тысяч евреев Италии не представляют для государства никакого значения по сравнению с миллионами новых подданных Италии в Африке92. Нацистам же антисемитизм казался «неотъемлемой частью борьбы с "еврейским большевизмом". Почти во всех других странах их фашистские и правые союзники были антисемитами. Национал-социалисты в Венгрии, "Железная гвардия" в Ру-

128

87 Там же. С. 299.

88 Чиано Г. Дневник фашиста. Запись от

27 мая 1940 года. С. 293.

89 Ридли Д. Муссолини. С. 328, 344.

90 Там же. С. 344.

91 Там же. С. 346.

92 Там же. С. 348.

мынии, "Аксьон франсез" и другие правые профашистские организации во Франции — все были антисемитами, как и сэр Освальд Мосли в Британии. Но Муссолини никогда не выступал и не совершал никаких действий против евреев»93.

Гражданско-правовое понимание нации вытеснялось влиянием набиравшей мощь и ставшей союзницей во Второй мировой войне Германии. Чтобы отделить это новое идеологическое веяние самоопределения итальянской нации от исходных положений фашистской доктрины, можно назвать эту новую ступень осмысления нации с расовых позиций поздним фашизмом.

В конце 1930-х гг. в Италии был утверждён собственный расовый манифест, 10 пунктов фашистской расовой концепции:

1. Человеческие расы существуют.

2. Существуют великие и малые расы.

3. Концепция расы чисто биологическая.

4. Современное население Италии принадлежит к арийской расе.

5. Расовый состав Италии оставался неизменным на протяжении тысячелетия.

6. Чистая итальянская раса существует.

7. Расовый вопрос в Италии должен рассматриваться исключительно с биологической точки зрения, без каких бы то ни было религиозных или философских отступлений.

8. Евреи не принадлежат к итальянской расе.

9. Хамитская и семитская расы не являются арийскими.

10. Смешение рас не должно быть позволено в целях сохранения чистоты итальянской расы94.

С целью утверждения представлений

93 Там же. С. 347.

94 Цит. по: PollardJ.F. The Fascist Experience

in Italy. Routlege, 1998. Р. 131. См. также: Рид-

ли Д. Муссолини. С. 350.

о расовой сущности нации началось издание специализированной литературы, в том числе периодических изданий.

Всё это было несомненным проявлением национал-социалистического веяния из Германии, однако сам Муссолини с негодованием отрицал влияние немцев на идеологические установки итальянского фашизма. Тем не менее влияние Германии стало совершенно исключительным к последним годам существования режима, а сами введённые законы были составлены по образцу Нюрнбергских законов нацистского рейха.

Даже несмотря на то, что в Италии антисемитизм никогда не был развит в той степени, в которой это имело место в Австрии и Германии, конъюнктура союзнических отношений с Германией привела к провозглашению режимом Муссолини официального расизма.

Масса документов свидетельствует о том, что именно национал-социалистическая Германия и Гитлер стали для Муссолини и правящих верхов Италии Значимым Другим. Однако следование в идеологическом фарватере Германии приводило к массе проблем психологического свойства — уж больно непохожи были итальянцы на немцев. Элементарный здравый смысл говорил о том, что пестуемый немцами образ «арийца» не имеет ничего общего со среднестатистическим итальянцем.

Итальянские фашисты смотрели на самих себя глазами немецких нацистов и видели в себе южан, совсем не похожих темпераментом на воспеваемый немцами «нордический характер» «истинных арийцев». Это наблюдение дополнялось комплексом неполноценности, питавшимся объективной военной слабостью Италии, её второстепенной ролью в войне и несоответствием милитаристской риторики, которую итальянцы слушали на протяжении двадцати лет правления Муссолини, фактическому положению вооружённых сил страны.

Особенно остро этот комплекс пе-

129

реживал сам Муссолини. И здесь роль личности в истории оказалась несомненно очень важной. На основании дневников Галеаццо Чиано можно год за годом, с 1939 по 1943-й, проследить настроения Муссолини, повседневная речь которого изобиловала фразами о воспитании народа, необходимости принесения им жертв, чтобы закалить народный характер, пробудить в нём героический мистицизм масс, те позитивные свойства сознания толпы, о которых писал психолог Лебон95.

Итальянцы оказались неспособны воплотить в жизнь грёзы Муссолини, а сам он, ненавидя немцев и одновременно восхищаясь ими, переходя из крайности в крайность, из соображений личного престижа, чтобы не проиграть в глазах своего более успешного ученика— Гитлера, вверг свою страну в мало кем поддерживавшуюся в Италии войну на стороне исторического врага.

Переводчик Гитлера Пауль Шмидт, присутствовавший на всех значимых переговорах верхов оси «Рим-Берлин», отмечал: «Встречались они не на равных: уже в 1940 году Гитлер захватил лидерство и принудил Муссолини играть роль младшего партнёра»96. Ему приходилось выступать в необычной для себя роли слушателя, так как 8090 процентов времени говорил Гитлер. Эта роль ведомого хорошо осознавалась окружающими и самим Муссо-лини97. В 1940 г. Чиано записал в своём дневнике: «Муссолини остался недо-

95 Лебон Густав. Психология народов и масс // Психология толпы: социальные и политические механизмы воздействия на массы. М.: Эксмо; СПб.: Terra Fantastica, 2003. — 800 c. C. 9-316.

96 Шмидт П. Переводчик Гитлера. Смоленск: Русич, 2001. С. 237. См. также с. 238, с. 342. Ср.: Гизевиус Г.Б. До горького конца. Записки заговорщика. Смоленск: Русич, 2002. С. 365.

97 Чиано Г. Дневник фашиста. Запись от 10 июля 1941 года. С. 415.

волен тем, что всё время говорил Гитлер. Дуче сам собирался сказать ему о многом, а получилось так, что он должен был почти всё время молчать, что, конечно, не по нутру ему, как диктатору, даже старейшему из ораторов»98.

Муссолини не только стал менять некоторые изначальные доктриналь-ные положения итальянского фашизма, низводить его с уровня идеалистической доктрины до зоологического национализма, но и совершать практические губительные для Италии шаги — отправлять лучшие, самые боеспособные части на Восточный фронт, где их перемалывала в пыль Красная армия, снимать и передавать немцам и так немногочисленные защищавшие небо Рима зенитные батареи99, то есть ослаблять свою страну ради того, чтобы продемонстрировать немцам способность итальянцев к жертвам и поддержать свой личный престиж как фашистского вождя. Это было вопиюще нерациональным поведением — смесью крайнего тщеславия и идеализма без ответственности.

Чтобы придать итальянцам «нордический характер», Муссолини развернул в стране программу облесения с целью сделать климат Италии более суровым, рассчитывая вслед за климатом изменить и характер итальянцев100. Желание «привести в тонус» итальянцев выливалось в то, что Муссолини радовался воздушным налётам на Неаполь, которые, по его мнению, закаляли неаполитанцев, воспитывая в них нордическую породу101, бросал свой народ в горнило войны для достижения фашистского и своего личного мо-

98 Там же. Запись от 19 марта 1940 года. С. 259. См. также запись от 30 апреля 1942 года. С. 537.

99 Там же. Запись от 20 февраля 1942 года. С. 508.

100 Там же. Запись от 5 августа 1940 года. С. 322; Запись от 24 декабря 1940 года. С. 370.

101 Там же. Запись от 11 июля 1941 года. С. 427.

рального идеала твёрдого и закалённого борца.

Расовая теория и антисемитизм были использованы и внедрены в идеологию не потому, что Муссолини верил в них как в эффективные средства обоснования национального единства государства, а потому, что они были значимы для немцев, а ему было важно не терять престиж своей страны и свой личный, очень пошатнувшийся в глазах мира статус. Но мнение лидеров национал-социалистической Германии оказалось весомее остального. Для того чтобы быть равным союзником нацистов, можно было принять расовую теорию, антисемитские и иные расовые законы, объявить итальянцев арийцами, отлично зная при этом, что итальянцы не готовы проливать кровь за имперское величие, колонии и престиж.

Сам Муссолини регулярно подвергал критике бесхарактерность итальянцев и негативно отзывался о бойцовских свойствах своего народа102, как, впрочем, и многие его соратники, в том числе и министр иностранных дел Чиано103. Более того, можно с уверенностью сказать, что мнение об упадке латинских народов было широко распространено среди консервативных авторов конца XIX — начала XX столетия. Одно это обстоятельство при трезвом политическом расчёте могло служить достаточным основанием для проведения взвешенной и осторожной внешней политики, ориентированной на сохранении status quo и удержания страны от вступления в войну.

Презрение к итальянцам как к нации, неспособной на военные усилия, сочеталось у Муссолини с полным безрассудством проводимой политики агрессии и шовинизма — яркий пример пагубности диктатуры при безот-

102 Там же. Запись от 18 января 1941 года. С. 383.

103 Там же. Запись от 6 июля 1941 года.

С. 425.

ветственном диктаторе, ставящем личные амбиции и иллюзии выше интересов общества.

В действиях по приведению фашистской идеологии в соответствие с расовыми эталонами Третьего рейха со всей силой проявился феномен Значимого Другого, того, как может меняться идентичность групп и идеология при соприкосновении с внешними идейными течениями. И даже если эти изменения привносятся в идеологию исключительно из-за сиюминутной целесообразности, впоследствии, как правило, можно ожидать попыток координации реального поведения, поступков, жизни людей с провозглашаемой доктриной.

Необходимость отвечать на текущую конъюнктуру мировой политики приводила к значительным идеологическим коррективам и несогласован-ностям. Так, пакт Молотова-Риббен-тропа явился настоящим шоком для всего мира. Враги, воевавшие во время Гражданской войны в Испании, государства, пропаганда которых годами пестовала ненависть масс по отношению к представителям противоположного идеологического лагеря, объединились. Это был идеологический удар для западных демократий и для союзников Германии и СССР по идеологической и военной борьбе.

Демагогический аспект: апелляция к рабочим и пролетарская риторика

Революционеры, которым не удаётся убедить массу, что для неё начинается новая эра, готовят верную гибель своему собственному делу.

Пётр Алексеевич Кропоткин104

Являясь с 1910 г. редактором газеты «La Lotta di Classe» — «Классовая борьба», антинационалист Муссолини, проповедовавший принципы клас-

104 Кропоткин П.А. Записки революционе- 13 1 ра. СПб.: Азбука, 2011. С. 167. _

совой солидарности и призывавший не проливать кровь из-за буржуазного патриотизма в преддверии Первой мировой войны105, увлёкся Ницше, Лебо-ном и Сорелем.

Лебон смотрел на массы сугубо прагматично, будучи далёким от того, чтобы идеализировать их подобно марксистам. Сорель же прямо возвещал руководящую и направляющую роль элиты, иерархии — мысль о которой произвела на Муссолини такое большое впечатление, что он стал выпускать одноимённую газету, а впоследствии провозгласил принцип иерархии основой фашистского государства, спасение которого целиком зависит от элиты, иерархии. Это было полным перерождением риторики, призывов, провозглашавшихся ценностей. Борец за мир, клеймивший итальянский империализм, войну и национализм решил возглавить империалистические устремления и стать во главе иерархии.

И Лебон, и Сорель делали акцент на иррациональности масс, которые не могут быть рациональными, но представляют собой замечательный материал, который можно вести за собой, влияя на коллективное сознание. Вся эта система воззрений на общество и его представителей венчалась концепцией сверхчеловека Ницше.

Провозглашение интегрального государства, в котором нация рассматривалась как органическое моральное, политическое и экономическое целое, осуществляемое фашистским государством, на практике привело к тому, что рабочие лишились права на забастовки, а фашистское профсоюзное движение стало пустой формальностью. Ничем не сдерживаемая мощь бюрократического аппарата прикрывалась энтузиазмом, пропагандой и харизмой вождя, которому длительное время за счёт личного авторитета удавалось удерживать власть над страной.

По сути, Муссолини перешёл на сторону капиталистов против рабочих106, но при этом пролетарская риторика тщательно сохранялась.

В одной из своих речей дуче заявлял: «Мы не собираемся отбросить рабочий класс назад. Всё, что он завоевал и ещё завоюет свято. Но он должен приобрести эти завоевания посредством материального и морального совершенствования. Мы, фашисты, не говорим только о правах, мы говорим ещё и о долге... У нас есть не только глагол "брать", но и глагол "давать"»107. «Отец мой был кузнецом и я работал с ним; он ковал железо, передо мной же стоит более сложная задача ковать души»108.

Использовавшаяся фашистами Италии и национал-социалистами Германии пролетарская риторика закономерно вызывала тревогу в СССР. 29 января 1941 г. в беседе об учебнике политической экономики Сталин указывал на необходимость критики фашистской философии: «Итальянцы стали говорить: "Наша пролетарская революция". Гитлер также, оказывается, "пролетарий". Надо доказать, что ничего здесь нет социалистического, пролетарского. Фашисты поднимают демагогию, будто бы они против буржуазии. Но это есть давление бур-

132

5 Ридли Д. Муссолини. С. 44, 48-49.

106 Ридли Д. Муссолини. М.: АСТ, 1999. С. 221-222.

107 Fascismo's Interests for the working classes. Speech delivered at Prato della Marflsia in Ferrara, 4th April 1921 // Mussolini as revealed in his political speeches (November 1914 — August 1923). Selected, translated and edited by barone Bernardo Quaranta di San Severino. London-Toronto: J.M. Dent and Sons Ltd., 1923. P. 77.

108 «My father was a blacksmith and I have worked with him; he bent iron, but I have the

harder task of bending souls». Speech delivered at Milan, 6th December 1922, before the workmen of the iron foundries, in answer to Engineer Vanzetti, the manager // Mussolini as revealed in his political speeches. P. 79-81.

жуазного государства на отдельных буржуев»109. Действительно, фашизм был правым движением с достаточно левой риторикой.

Стиль фашизма — парады, знамёна, чёрные рубашки, форма возникли раньше доктрины. Все эти внешние атрибуты движения отлично воздействовали на массовое сознание, были зрелищны, красивы, вызывали желание влиться в этот единый поток. Поэтический дух фашизма, мессианизм и многие его внешние формы были навеяны Габриэлем д'Аннунцио и его арди-ти. Римский салют, боевой крик «эйя-алала» и т.д. — всё это было создано до Муссолини.

Муссолини уделял огромное значение внешнему стилистическому оформлению движения. Некоторым, например, Галеаццо Чиано, подобное внимание казалось чрезмерным. В то же время эта внешняя форма и стиль движения были придуманы не Муссолини, уже сложились к тому моменту, когда он возглавил единую партию. Как и французские революционеры, после прихода к власти фашисты ввели свой календарь — летосчисление новой, фашистской эры. Фашистский год отсчитывался от 28 октября 1922 г. — начала революции — и приводился во всех официальных документах римскими цифрами после года христианской эры, записанного арабскими цифрами. Новая фашистская идентичность должна была подкрепляться новыми традициями: заменой рукопожатия римским салютом, отменой формального обращения на «вы» и попытками очищения итальянского языка от иностранных заимствований. Всё это в большей степени касалось формы, а не идейного содержания.

Исчерпывающую характеристику Муссолини дал Николай Устря-лов: «Никогда не был он, в противоположность Ленину, живым знаменем

одной определённой доктрины. Практик в нём всегда перевешивал теоретика. Если уж сравнивать его с деятелями русской революции, то скорее напоминает он Троцкого, чем Ленина.. Его нельзя оценивать по его теоретическим высказываниям в данный момент: у него их было всяких немало и, вероятно, будет ещё достаточно. Муссолини — не мыслитель, не теоретик, не идеолог, вопреки мнению многих его поклонников. Он прежде всего — "великий артист действия", подстрекаемый личным честолюбием, одарённый неутомимою волей и необычайной умственной возбудимостью»110.

Как и в Советском Союзе и в национал-социалистической Германии, фашистское государство при всей социально ориентированной риторике держало рабочих в жёстких рамках, а профсоюзы слились с государством. Стачки и локауты111 были запрещены и наказывались значительными штрафами или тюремным заключением. Конфликты и разногласия между рабочими и предпринимателями разрешались государственными трудовыми судами, исходившими в своих решениях из интересов производства и государства, а не работника и предпринимателя. Если в СССР трудовые армии оправдывались временным усилием перед грядущим будущим коммунистического рая, то в Италии работа по установленным государством жёстким правилам мотивировалась текущими нуждами государства. Однако общий характер санкций государства скорее был направлен против рабочих, а не против капита-

109 Сталин И.В. Сочинения. Т. 14. М.: Союз, 2007. С. 569-570.

110 Устрялов Н.В. Италия — колыбель фашизма. М.: Алгоритм, 2012. С. 78.

111 Локаут (англ. lock out, букв. — запирать дверь перед кем-либо, не впускать) — временная остановка работы или существенное сокращение объёмов производства предприятия работодателем с прекращением выплаты зарплаты, с целью оказания давления на работников, аналог забастовки, но со стороны работодателя, а не работников.

133

листов. Законодательные инициативы фашистского правительства привели к тому, что в лагере социалистов утвердился твёрдый взгляд на фашизм как на новую форму буржуазной диктатуры или государственного капитализма, о котором писал Ленин.

Муссолини прямо и весьма убедительно доказывал тот факт, что свобода в англо-саксонском понимании обретает актуальность и становится необходимой только в тех случаях, когда решены вопросы первой необходимости — у людей есть работа, вода, они защищены от болезней, получают доступ к образованию, росту уровня жизни, имеют комфортное жильё и пропитание. И этот взгляд был резонным, так как потребность в демократической свободе — потребность далеко не базовая, а потребность высшего порядка, которая сложно уживается с нищетой и неактуальна до тех пор, пока не удовлетворены базовые потребности. Пирамида потребностей Маслоу становится в этих условиях барометром актуальности демократической свободы, потребности в которой тем выше, чем более высок уровень общественного благосостояния112.

Муссолини обличал марксистский классовый подход: ни один класс не должен быть возвеличен в ущерб общему благу и государству. По сути, следование этому принципу было проведением в жизнь концепции солида-ризма Леона Дюги, направленной как против марксистской теории классовой борьбы, так и против либерально-индивидуалистических представлений эпохи промышленного капитализма. В рамках этой концепции частная собственность должна служить на благо общества в целом. В идеологиях фашистской Италии и национал-

134

112 Маслоу А. Мотивация и личность. 3-е изд. / Пер. с англ. СПб.: Питер, 2011; Сургу-ладзе В.Ш. Идеология в иерархии потребностей человека // Обозреватель-ОЫегуег. 2015. №10 (309). С. 52-63.

социалистической Германии прижился именно этот взгляд на функции частной собственности в обществе. Собственность — прежде всего — общественная собственность. Лицо имеет право на собственность только при условии, что может управлять ею на благо всех, сохраняя, правильно используя и приумножая её. Там, где эффективно частное владение, оно должно быть защищено, там, где нет — отдано государству. Этот взгляд на принципы организации жизни общества дополнялся воззрениями Жоржа Соре-ля, полагавшего, что двустороннее насилие пролетариата и капитализма по отношению друг к другу приведёт в конце концов к высшей ступени социального развития и гармонизации общества. И в итальянском фашизме, и в немецком национал-социализме урегулирование экономических противоречий внутри общества предполагалось осуществить путём взаимных компромиссов.

Фашизм Муссолини при всей антисоциалистической риторике был социален, но социален по-новому. Аргументы и ценности были традиционными, но способы их донесения до людей, сами формулировки во многом остались очень похожими на социалистические. Прежде всего это касается постоянной апелляции к итальянскому пролетариату, как к неотъемлемой и живой части нации, и революционной риторике. Новым в этом социализме было то, что в этой риторике было очень много традиционализма с опорой на историю Италии, которая воспринималась не в свете классовой борьбы, которая веками приводила к эксплуатации человека человеком, выражалась в антагонизме классов — хозяев и рабов, крестьян и сеньоров, промышленников и рабочих, а в свете государственной и национальной истории как таковой. Великие деятели прошлого, которые для марксистов были представителями правящих классов, для фашистов были героями

народа — теми отдельными личностями, которые выражают своею деятельностью волю и сознание масс, а значит, являлись частью народа, вне зависимости от классовой принадлежности. Фашизм оказался революционализиро-ванным, преломлённым в свете социализма традиционализмом.

Предполагалось, что, становясь сторонниками фашистского режима, рабочие Италии демонстрировали, что больше не верят в «Азиатскую Утопию, пришедшую из России», а верят «в себя, в свой труд»113. Выступая против марксистского интернационализма, Муссолини доводил до рабочих следующую мысль: «Прежде всего вы итальянцы. Говорю вам: прежде чем любить французов, англичан и готтентотов, я люблю итальянцев, людей одной крови со мною, одних привычек, говорящих на моём языке, принадлежащих к одной истории. И затем, ненавидя паразитов всех стран и всех мастей, я люблю рабочих. Совсем не нужно, стремясь улучшить жизнь, предаваться интернационалистской химере»114.

Мотив стабилизации общества и примирения классов пронизывал эту идеологию насквозь: «Правительство. правит для всех, над всеми и, если необходимо, против всех. Оно правит для всех, потому что принимает во внимание все основные интересы, оно правит против всех, когда любая группа, будь то средний класс или пролетариат, пытается ставить свои интересы выше основных интересов нации»115.

113 Labour to take the first place in new Italy. Speech delivered at Rome, 6th January 1923, before a representative gathering of Fascisti dock-workers from Genoa who had presented him with an illuminated address // Mussolini as revealed in his political speeches. P. 82.

114 Устрялов Н.В. Указ соч. С. 84.

115 Labour to take the first place in new Italy. Speech delivered at Rome, 6th January

1923, before a representative gathering of Fascisti dock-workers from Genoa who had

presented him with an illuminated address //

Методы, которыми фашисты захватили власть, были отвратительны, но риторика была часто разумна, конструктивна и понятна. Там было слишком много милитаризма и апелляции к борьбе, тяжёлому труду и жертвам на алтарь отечества, но при всём этом режим обещал стабильность. Стабильность сейчас, а не коммунистическое общество в будущем, о котором столько писали и говорили коммунисты. Социализм представлялся как одурачивание народа далёкими перспективами, а фашизм — как рациональный современный путь жизни «здесь и сейчас».

Милитаризм

Тенденция к эскалации и нагнетанию наблюдалась у Муссолини на протяжении всей его жизни. Он был человеком войны в 1915 г.116, призывая вступить в Первую мировую войну, затем возглавил банды фашистов, был деятелен и агрессивен.

Жажда колоний и милитаристский характер были основой фашистского движения. Однако это был тот пункт фашистской программы, который население Италии могло принять только в теории, а приветствовать только в дни лёгких побед, которых на практике оказалось не так уж много. Этот крен режима в сторону силы и культа войны и сама экспансивная личность Муссолини привели Италию к краху, точно так же, как и национал-социалистическую Германию Гитлера.

В своей книге «Происхождение и доктрина фашизма» Джованни Джен-тиле превозносил войну как кузницу нации, место, где люди начинают ощущать национальное единство, а нации обретают своё уникальное место в мире117. Приход фашистов к вла-

Mussolini as revealed in his political speeches. P. 82-83.

116 Part II. Mussolini «The man of the war» // Mussolini as revealed in his political speeches. P. 9-60.

117 Gentile G. Origins and Doctrine of Fascism.

135

сти должен был не только возвеличить Италию, но и покончить с внутренним врагом: после прихода к власти «фашизм перестал быть революцией против Государства, он стал революционным Государством, мобилизованным против пережитков прошлого, препятствующих его эволюции и организации»118.

«Я считаю, — говорил Муссолини, — унизительным сидеть сложа руки в то время как другие творят историю. Неважно, кто выигрывает. Чтобы сделать народ великим, необходимо послать его в битву, если даже придётся гнать его пинками в зад. Это и будет мною сделано»119.

Культ силы и войны, пропагандируемый режимом, должен был найти своё выражение в войне. Критика Муссолини итальянцев основывалась на том, что они не соответствовали личным амбициям вождя. Речи об интересах общества здесь даже не шло, политику направлял эгоцентризм лидера, моральные оценки и общественные идеалы которого десятилетиями пропагандировались в стране. И хотя не он был источником этих идеалов и оценок, вышло так, что именно он стал их крайним выразителем и сумел довести до логического конца.

Исторический опыт формирования наций, и вообще объединений людей, подтверждает факт более тесного сплочения групп после совместно перенесённых испытаний, особенно тяжелым среди которых является испытание войной. Однако если во многих исторических случаях испытание войной не было осознанно предпринимаемой акцией по воспитанию чувства национальной солидарности, то фа-

With Selections from Other Works. New Brunswick-London: Transaction Publishers, 2009. P. 2.

118 Gentile G. Origins and Doctrine of Fascism. Р. 20.

119 Чиано Г. Дневник фашиста. Запись от

11 апреля 1940 года. С. 271.

шистский режим делал акцент именно на воспитательной стороне войны.

Захватив власть, Муссолини трансформировал нелегально действовавшие фашистские сквады — банды фашистов, терроризировавшие и убивавшие социалистов, в легально действующую добровольную милицию, в рядах которой, как писал Джентиле, «дух революции будет поддерживаться до полного воплощения в жизнь революционной программы»120. Бциа^е сГагюпе — члены «фаший», лучше всего подходившие для акций устрашения и объединявшиеся в небольшие вооружённые подразделения, которые по заранее составленному плану нападали на «внутреннего врага» — профсоюзные организации, редакции социалистических газет. Громили, убивали, поили касторкой. Последнее издевательство стало фирменным знаком сквадристов и впоследствии было перенято испанскими фашистами.

Муссолини провозгласил победу фашистской революции, которая покончила с гражданской войной, под которой подразумевались кровавые стычки между социалистами и фашистами до прихода дуче к власти. Эра фашизма должна была стать миром внутри государства и империализмом вовне. Фашисты Италии, как и их национал-социалистические коллеги в Германии, считали, что, уничтожив демократические институты и соперничавшие с ними партии, они преодолеют кризис, и война начнёт приносить свои плоды.

И в победившей Италии, и в побеждённой Германии ветераны, консерваторы и ультраправые политики жаждали пересмотра итогов Первой мировой войны. Германия была побеждена и унижена союзниками, а Италия — обманута ими121. Версальский договор

120 Gentile G. Origins and Doctrine of Fascism. Р. 20.

121 Ридли Д. Муссолини. М.: АСТ, 1999. С. 115.

был одинаково ненавистен в обоих государствах.

Риторика, обращённая к рабочим, во многом походила на риторику в СССР. Труд должен был занять первое место в новой Италии, подход к труду, риторика, связанная с трудом стали резко милитаризованными. В Италии после Октябрьской революции 1922 г. (успешного похода чернорубашечников на Рим) и прихода к власти, мирная жизнь в идеологической сфере так и не началась. так же как она не началась, например, на Кубе после революции 1959 г. Риторика продолжала оставаться революционной, воинственной, мобилизационной. В 1923 г. Муссолини заявил, что революция началась в 1915 г. (то есть вступлением Италии в Первую мировую войну), продолжилась походом фашистов в октябре 1922 г. на Рим, однако всё ещё продолжается (в 1923 г.) и будет продолжаться ещё какое-то время.

Исторические параллели и попытки осмысления фашизма

При всей новизне, силе, внешней идеологической оформленности — партийной форме, парадах с passo romano (римский шаг), знамёнах, партийных песнях, молодёжной организации, «Манифесте фашизма», «Десяти заповедях фашиста» и так далее, феномен фашистского движения не был совершенно новым, представлял собой часть исторического развития.

Б. Сан-Северино писал: «В первые годы, возникновения он [фашизм] сравнивался с криптиями122 Спарты

122 Криптия или криптейя — отряды спартанской молодёжи, несущие полицейскую службу, а также карательные мероприятия, переодиче-ски организовывавшиеся спартанским рабовладельческим государством для устрашения илотов — землевладельцев древней Спарты, занимавших промежуточное положение между крестьянами и рабами. Криптиям придавалось большое значение с точки зрения военного воспитания и тренировки спартанцев.

или этериями123 Афин, и другими феноменами, которые повторялись как прославление самозащиты сильных и активных групп или классов, объединявших и формировавших центры сопротивления; осуществляя. основные функции государства, когда его защита слаба или неэффективна и оно показывает признаки дезинтеграции и вырождения. Другие примеры этого феномена можно найти в истории церкви, итальянских коммун, в Англии, Германии, в клубах Французской революции, и в других частях Европы»124.

Приведённое описание, хотя и написано профашистски настроенным издателем англоязычного сборника речей Муссолини, высказавшим в этом же введении мысль о том, что в стране, в которой отсутствуют подобные фашистам группы, невозможно возрождение государства, в пример чему приводится Россия по состоянию на 1923 г., во многом верно, во всяком случае в той части, которая касается реакции хорошо организованных групп граждан на неверное по их мнению положение дел в обществе.

Сложность теоретического осмысления фашизма как конкретно-исторического и комплексного явления отмечал и другой идеолог движения и корпоративизма — Аль-фредо Рокко, считавший, что движение — слишком сложное явление и существует не так давно, что не даёт возможности делать какие-либо выводы, тем более людям, для которых фашизм стал частью жизни, в результате чего он — «действие и чувство, но пока не мысль», обладает интуицией, но не имеет понимания125.

123 Этерия или гетерия (в переводе с греческого — союз, товарищество) — союз знатных граждан, ограждавших себя от притязаний народа в демократиях Древней Греции.

124 Quaranta di San Severino В. Introduction. A note on Italian fascismo // Mussolini as revealed in his political speeches. P. IX.

125 Rocco A. Fascism as action, as feeling, and

137

138

Если одни авторы находили параллели с древностью, то другие считали фашизм явлением новым. И этот взгляд оправдан, если учесть, как сильно мир начала XX в. был погружен в доктрины либерализма, демократии, социализма. Отдалённые исторические примеры были или неизвестны большинству, либо слишком далеки, чтобы восприниматься серьёзно.

В 1924 г. идеолог итальянского фашизма Серджио Панунцио в статье «Два лица фашизма» писал о том, насколько сложно описать сущность этого комплексного феномена. Единственное, что, по его мнению, можно было сказать точно, так это то, что фашизм оригинален, нетипичен, является «чисто итальянским движением... не экспортируемым и несравнимым с другими движениями, возникшими в других местах и в другое время»126.

Акцентирование связи фашизма с историческим прошлым Италии, так отличающее его от советской идеологии построения нового общества, рвущего связи с историческим прошлым, достаточно традиционно для политических движений всех времён, ибо разрыв с историей — не важно, реальной или вымышленной, по большому счёту аномален, так как рассчитывает изменить столетиями складывавшиеся представления людей, и наиболее выразительно представлен Великой Французской революцией 1789 года и Октябрьской революцией 1917. В от-

as thought // A Primer of Italian Fascism. P. 104.

126 Panunzio S. The two faces of Italian fascism // A Primer of Italian Fascism. Edited and with an introduction by Jeffrey T. Schnapp. Lincoln: University of Nebraska Press, 2000. P. 89. О сложности полного теоретического обоснования фашизма писал также Д. Дженти-ле, считавший его слишком глубоким, чтобы вписаться в формулы. Gentile G. Origins and Doctrine of Fascism. With Selections from Other Works. New Brunswick-London: Transaction

Publishers, 2009. P. 21.

личие от них фашизм желал опираться на историю, в том числе на историю, а не только на настоящее и отдалённое будущее. Режим претендовал на развитие традиций Рисорджименто — борьбы за политическое объединение Италии и развитие революционного и патриотического духа Джузеппе Мадзи-ни.

В марте 1925 г. в Болонье состоялась первая конференция фашистской культуры, на которой председательствовал Джованни Джентиле. Итогом этой конференции стал «Манифест фашистских интеллектуалов», провозглашавший итальянский дух движения, что, по мнению его авторов, ничуть не снижало его значения и интереса для других народов127.

Панунцио считал фашизм следствием двух кризисов: 1) общего кризиса социализма по всей Европе и 2) кризиса военного и послевоенного времени в Италии — «победоносная в войне, Италия терпела поражения в мире до тех пор, пока чёрные рубашки не вошли в Рим».

В результате этих двух причин — Первой мировой войны и взаимодействия социалистических движений с капиталистическим миром — фашизм носил двойственный характер, был одновременно и революционным и консервативным. При этом назвать его консервативной революцией нельзя, так как движение было массовым и носило свой особый характер, это не было просто антисоциалистическое выступление имущих классов или иных традиционных контрреволюционных сил, какой, например, была церковь. Наоборот, это соседство революционности и консерватизма приводило к тому, что имущим классам фашизм никогда по-настоящему не нравился. Его терпели как противоядие от коммунизма, но ему никогда не доверяли

127 Manifesto of fascist intellectuals (19-30 March 1925) //A Primer of Italian Fascism. P. 297.

из-за того, что он был недостаточно консервативен, более того, он был нереспектабелен, небуржуазен и вызывающ, опирался на религиозную веру в своё движение, о чём прямо заявляли его идеологи, но пренебрегал католической церковью128, не отрицал капитализма и отрицал социализм, но использовал при этом социалистическую риторику. Кроме того, Муссолини не уважал монархии, регулярно высказываясь против Савойской династии129, в частности отговаривал Франко от восстановления монархического строя в Испании, справедливо полагая, что «монархии — природные враги тоталитарных революций»130. И монархистам было сложно полностью принять фашистский режим, так как роль короля при фашистском «дуче» была более чем двусмысленной.

И за рубежом на фашизм смотрели как на противовес большевизму. Консервативные правительства западных демократических стран были готовы приветствовать фашистскую Италию131. Даже Джордж Бернард Шоу восхвалял Муссолини как умелого и делового тирана, которого итальянский народ призвал на службу, устав от глупости парламента. И действительно, фашизм навёл порядок: поезда стали ходить по расписанию, а правила дорожного движения соблюдаться. И для людей это оказалось намного важнее, чем свобода слова для оппозиции.

Идеологи фашизма настаивали на том, что и социализм и либерализм как политические доктрины, имеющие общие корни в идейных течениях XVII и XVIII столетий, в Английской, Американской и Французской революциях

128 Чиано Г. Дневник фашиста. Запись от 3 июня 1942 года. С. 552.

129 См., например: Чиано Г. Дневник фашиста. Запись от 29 августа 1942 года. С. 576.

130 Чиано Г. Дневник фашиста. Запись от 20 июня 1942 года. С. 557.

131 См., например: Ридли Д. Муссолини. С. 228-229.

механистичны и атомистичны, и только пришедший им на смену фашизм начал рассматривать общество целостно.

На самом деле корпоративное обоснование мирного сосуществования классов по части целостности можно сравнить с средневековым феодальным обществом Западной Европы, в котором с точки зрения церковной идеологии существовала достаточно жёсткая иерархическая пирамида, в которой каждому классу отводилось чёткое место — крестьяне возделывали землю и кормили сеньоров, сеньоры — защищали крестьян, духовенство — отмаливало грехи всех и наставляло на путь праведный, ведущий к спасению души. Причём и в случае фашистской Италии, и в случае средневековой Европы поддерживать целостность общественного организма должна была религия, ведь именно с религией постоянно сравнивали фашисты свою доктрину, тем более что в ней было столько идеализма, пусть и «актуалистическо-го», как назвал свою идеалистическую концепцию Джентиле. И в этом смысле фашизм оказывался с социалистической точки зрения совершенно ретроградной, средневековой идеологией.

Радикальный консерватизм

Радикальный консерватизм входит составной частью во все «фашизмы». Немецкий историк Эрнст Нольте совершенно справедливо отметил тот факт, что практика фашизма предшествовала теории, прежде всего потому, что была стихийным движением радикально настроенных и готовых действовать слоёв общества — наименее буржуазных маргинальных слоёв буржуазии — бывших офицеров, солдат элитных подразделений и студентов.

Постепенно происходила смычка буржуазии и фашистов. В целом можно назвать то, что творили военизированные отряды фашистов по отношению к социалистам, специфической разновидностью белого террора. Фа-

140

шистские ячейки также будет уместно сравнить с черносотенными организациями в Российской империи начала XX в. Черносотенные объединения были также традиционалистски настроены, праворадикальны и участвовали в кровавых стычках с представителями социалистических партий.

Муссолини ловко оседлал это эклектическое стихийное движение, но при этом не был полновластным хозяином, так как в отличие от Сталина и Гитлера не провёл устрашающих репрессий, не произвёл чистку партии, не устранил своих соратников по начальному периоду борьбы, достаточно часто шёл на компромисс, в том числе с самим собой. В Италии не расстреливали старых партийцев и не провели «ночи длинных ножей». Муссолини приходилось улавливать настроения соратников, не подавая вида соответствовать их ожиданиям. Поэтому хотя итальянское фашистское государство и признавалось тоталитарным, сделав этот эпитет повсеместно употребительным, итальянский тоталитаризм был значительно мягче сталинского режима в СССР и гитлеровского режима в Германии. Италия Муссолини была скорее авторитарным государством, которое ущемляло права и свободы, очень многое регламентировало, но не было тоталитарным в современном наиболее одиозном смысле этого слова, напоминало своей социально-политической практикой скорее монархии конца XIX столетия.

Несмотря на существование реестра журналистов, не входившие в который не имели права публиковаться в прессе, даже в этих рамках была возможность свободного обсуждения литературы, науки, архитектуры, искусства, так как Фашистской партией Италии не были утверждены определённые каноны «фашистского искусства», как это было в Советском Союзе с социалистическим реализмом или чёткими представлениями о «дегенеративном искусстве» в Третьем рейхе. В то

же время за свободу научных дискуссий, как правило, приходилось платить вступлением в Партию.

Значительные не заполненные идеологией пятна общественной жизни Италии делали режим Муссолини и прочнее, и уязвимее режимов в национал-социалистической Германии и СССР. Сила заключалась в потенциально большей идеологической гибкости итальянского фашизма и возможности пойти по испанскому пути, которым пошёл Франко, — постепенно изменить государство в соответствии с духом времени132. Слабой же стороной было то, что, избрав путь Мировой войны и колониальных захватов, Муссолини не обеспечил своему режиму необходимой монолитности и жёсткости. Ввязавшись в Мировую войну на стороне тоталитарной в современном смысле слова национал-социалистической Германии, он оказался первым, кто потерпел поражение — прежде всего из-за недостаточной жёсткости режима в самой Италии.

Фашисты считали себя реалистами и «антиинтеллектуалистами». Всё должно было быть применимо в практической жизни, быть полезным обществу и государству, направлено на борьбу с декадентской культурой и столь нелюбимой Муссолини удобной жизнью.

С исторической точки зрения, или, если быть точнее, с точки зрения рассмотрения истории XX века итальянский фашизм был оригинальным фашизмом, то есть той моделью, равняясь на которую, в качестве фашистских стали классифицировать похожие режимы в других странах — национал-социализма в Германии, фалангизма в Испании, интегрализма в Португалии.

Фашистский режим, как и любой партийный режим в любом государстве, пытался выставить себя в качестве тождественного государству, осу-

132 Пожарская С.П. Франсиско Франко и его время. М.: Алгоритм, 2014.

ществить сращение с государством и стать его неотъемлемой частью. Однако на практике режимы значительно более временны и быстротечны, чем государства, которыми они правят и в которых господствуют.

Во время Великой Отечественной войны Советского Союза Сталин, понимая это, перенёс центр тяжести советской пропаганды и собственной риторики в сторону подчёркивания не социалистической и классовой сущности советского государства, как это обычно делалось в советской социально-политической литературе, а в сторону подчёркивания укрепления культурного, национального и исторического самосознания, которое глубже любых партийных программ и идеологий. Точно так же и в фашистской Италии после череды поражений и ряда вопиющих проявлений недееспособности режима стала появляться убеждённость в том, что итальянцам нужно внушать не то, что на карту поставлен фашизм, а поставлена страна, вечная родина, которая превыше людей, времени и фракций133.

133 Чиано Г. Дневник фашиста. Запись от 12 декабря 1940 года. С. 366.

Как это часто бывает, идеология, сопряжённая с массированной пропагандой, то есть завладевшая массами и восторжествовавшая, постепенно въелась в умы и из инструмента стала становиться самоцелью, причиной действий, а значит, в значительной степени перестала носить управляемый характер, убедила своих вождей, которые под воздействием собственных фраз перестали отличать правду от риторики. только очень сильные, прагматичные лидеры могут удерживаться от крайних увлечений идеологией, собственными политическими доктринами, не позволять себе течь по их течению, часто в истории приводившему к круговороту войн и бедствий.

Муссолини оказался не таким лидером. Интуитивно чувствуя тенденции развития общества и политических течений он, в самый ответственный период своей жизни, когда стал вождём нации, оказался не в состоянии не поддаться потоку и вверг свою страну в ужасы войны и поражения.