CC BY
104
ГОСУДАРСТВО И ОБЩЕСТВО В XXI ВЕКЕ: МЕТАФОРЫ ГЛОБАЛИЗАЦИИ И ГЛОБАЛИЗАЦИЯ МЕТАФОР
УДК 327:321.01
Сложные и противоречивые взаимоотношения государства и общества в
XX веке почти целиком и полностью, со всеми проблемами и достижениями, перешли в век XXI, несмотря на многочисленные предупреждения, алармистские заявления и социально-философские обоснования острого кризиса современной цивилизации. Причем направление дальнейших изменений казалось вполне очевидным: ослабление роли национальных государств и выход на историческую и политическую арену межгосударственных и негосударственных акторов. Такая эволюция в целом проецировалась и на внутригосударственный уровень, где все громче заявляли о себе неправительственные организации и всевозможные объединения граждан.
Однако траектория развития оказалась не такой простой. Более того, начало
XXI века предъявило государствам новые испытания в виде глубочайшего финансово-экономического кризиса.
Глобальные изменения и вызовы, сформировавшиеся в последней четверти XX века и проявившиеся в самом начале века XXI, в том числе и в виде экономического кризиса, предъявили новые требования к функционированию государства, политических систем, взаимодействию государства и общества. Именно процессы глобализации, понимаемые как общие для большинства государств изменения в социальной, политической, экономической и культурной сферах, в целом могут восприниматься как некий магистральный путь для развития человечества. Понимание направленности и характера этого пути может помочь формированию новых принципов взаимодействия общества и государства, и выстраиванию эффективных индивидуальных политических траекторий государств в общем марше человечества к будущему.
Р.В. ЕВСТИФЕЕВ
Во многом именно поэтому глобализация как процесс и как результат, уже несколько десятилетий приковывает к себе внимание исследователей. Усиление и упрочение связей, вызванных развитием множества глобальных процессов, особенно телекоммуникационных, дало основание многим исследователям описывать динамику глобализации как создание «глобальной деревни», претендующей на формирование космополитического глобального общества будущего [см.: 9, 14, 15].
Другие ученые изображают глобализацию как производство новых типов дискриминации и эксплуатации - экономической, расовой, экологической и других. Глобализация, с этой точки зрения, предстает как эра «глобального апартеида» [см.: 5, 13].
Иначе смотрят на глобализацию сторонники идеи «глобальной империи», которая иногда ассоциируется с новой геополитической конфигурацией во главе с США, но может пониматься и более широко, как процесс гомогенизации мирового сообщества на принципах западной культуры и капиталистического сообщества [см.: 7, 8, 11].
Как показывают эти примеры, которые можно продолжать довольно долго, в понимании процессов глобализации большую роль играют метафоры, роль и значение которых в развитии социальных наук уже обоснованы и признаны. Это, конечно, ни в коем случае не означает, что глобализация существует только в мире метафор - глобализация определяется все-таки реальными процессами и изменениями. Однако глобализация во многом существует через метафоры. Это происходит потому, что метафоры создают и наполняют содержанием новые словари, которые делают политические и социальные изменения понимаемыми и понятными. Кроме того, устойчивые метафоры могут влиять не только на сферу нашего восприятия, но
и формировать наши действия и реакции на эти изменения.
В данной статье предпринята попытка рассмотреть новейшие тенденции в развитии глобальных процессов, описываемых в виде метафорических когнитивных фреймов, и оценить их влияние на изменения во взаимодействии государства и общества. Причем само это рассмотрение будет осуществляться с точки зрения, выраженной в применении метафорического термина «вызов».
Как один из параметров, определяющих развитие человеческих обществ, метафора «вызов-и-ответ» была предложена Арнольдом Тойнби [3, с. 28]. Правда, для современного и адекватного его применения в рамках политической науки идею Тойнби необходимо существенным образом скорректировать. Дело в том, что методологически позиция Тойнби основывается на уверенности в том, что история развивается через достаточно автономное развитие цивилизаций, представляющих собой малосхожие и редко взаимодействующие друг с другом общества.
Однако движущей силой изменений этих обществ являются не внутренние причины, а резкие изменения условий жизни, которые Тойнби называет «вызовом». Общество, которое не может дать адекватного ответа на внешние перемены, не успевает перестроиться и изменить образ жизни и продолжает жить и действовать так, как будто «вызова» нет, как будто ничего не произошло, движется к пропасти и гибнет.
Воспользовавшись данным методологическим приемом, но отставив свойственную Тойнби абсолютизацию этого принципа и не настаивая на его универсальности, обратим внимание на глобальные процессы, рассматривая их как своего рода вызовы национальным государствам и мировому сообществу в целом.
В начале нашего анализа отметим, что попытки понять, куда движется мир, являются очень древней интеллектуальной игрой. Данная игра, при всех различиях в предлагаемых моделях, подразумевает, тем не менее наличие некоторых общих (и близких к аксиоматическим) установок, которые можно свести к следующим тезисам.
Во-первых, для участников этого интеллектуального предприятия характерно
признание существования общей судьбы человечества и наличия общего вектора развития. Данный тезис при внимательном рассмотрении отнюдь не представляется очевидным, и традиция разбивать человечество на обособленные и движущиеся своими путями группы также довольно хорошо просматривается на интеллектуально-историческом горизонте (достаточно вспомнить российского мыслителя Н.Я. Данилевского, немецкого историка и философа О.Шпенглера и английского историка А.Тойнби).
Во-вторых, этот общий вектор развития и общая судьба чаще всего олицетворяются в историческом развитии одной или несколькими определенными группами людей, объединенных в народы, нации, государства. При этом, обычно, теоретики, выдвигающие такие теории, сами относятся именно к этим определенным группам человечества и достаточно легко обосновывают превосходство своей группы над другими.
В-третьих, таким образом, общая судьба человечества почти всегда видится не суммативно, как результирующая всех путей развития различных частей человечества, а весьма избирательно, в соответствии с политическими и зачастую мифологическими и мифологизированными факторами.
Естественно, один из первых примеров такого видения процесса развития человечества дают религиозные системы. Еще до возникновения мировых религий, на уровне первоначальных мифологических представлений, мы уже встречаем попытки объяснения общего тренда развития, который тогда, кстати, виделся весьма бесперспективным. Тем не менее, несмотря на предрекаемую горькую судьбу, уже с поэтических построений Гесиода (а именно о нем идет речь), мыслящее человечество начинает ощущать общность своего пути в будущее. В дальнейшем свои проекты такого пути предлагали и Платон, и Аристотель, и тысячи других известных и не очень мыслителей. Сама же реальность, ведущая к общему будущему человечества, возникла, скорее всего, гораздо позже.
Реальное влияние глобализационных вызовов второй половины XX века выразилось в том, что большое количество стран
мира так или иначе вынуждены были проводить реформы, направленные на повышение эффективности взаимодействия государства и общества. Именно в это время и возникает сама идея эффективности государственного управления, во многом заимствованная из практики хорошо работающих бизнес-организаций.
В каждой стране были, безусловно, свои уникальные обстоятельства, делающие такие реформы необходимыми, но реформы в том числе были вызваны целым рядом причин, общих для различных государств, имеющих глобальный характер. Среди этих причин необходимо указать на изменения во взаимодействии государства и общества, которые происходили на протяжении всего XX века и уже ко второй половине столетия приобрели необратимый и инновационный характер. Кроме того, на эти объективно происходящие и субъективно осознаваемые изменения, наложились изменения в политико-административном устройстве миропорядка, которые произошли в конце 80-х начале 90-х годов в связи с разрушением социалистической системы и исчезновением СССР. Нельзя забывать и о чисто экономических причинах, связанных с желанием остановить рост удорожания содержания государственной власти, минимизировать убытки, причиняемые предпринимателям и экономике в целом, злоупотреблениями государственных служащих (коррупция).
Таким образом, направленность реформирования политико-административных систем в различных странах в последние 30 лет была очевидной - произошло уменьшение роли нации-государства путем передачи его функций, с одной стороны, на межгосударственный уровень, а с другой - на более низкие, начиная с правительственных агентств и завершая муниципалитетами [см.: 2]. Это привело к появлению новых методов административно-политического управления, фрагментации публичного (общественного) сектора, сокращению полномочий гражданской службы и к созданию новых условий организации, самого общества и управления им.
Российский вариант реформ начала XXI века, по крайней мере на уровне деклараций, вполне соответствовал данному мэйнстриму, однако практическая ре-
ализация, кажется, закончилась неудачей, оформленной откровенным признанием президента В.В. Путина на встрече с зарубежными политологами в сентябре 2007 года. Говоря об административной реформе (коснувшейся, впрочем, пока только федеральных органов исполнительной власти), В.В. Путин отметил: «В течение последних трех с лишним лет стало ясно, что это для нашей действительности неэффективная модель» [1].
Такая оценка во многом вызвана не только неудачами в реализации неплохой, в целом, модели, но еще и тем, что сам вышеупомянутый «мэйнстрим», то есть общее видение политико-административных преобразований, сегодня стремительно видоизменяется, и происходит это под непосредственным воздействием изменившихся глобальных процессов, которые с полным основанием можно назвать новой генерацией глобальных вызовов.
Представляется, что многообразие взглядов и предположений, выраженных в выступлениях, книгах и дискуссиях современных исследователей, с некоторой долей утрирования можно свести к четырем базовым угрозам, принадлежащим к новой генерации глобальных вызовов, выраженным в метафорическом виде.
Возвращение истории
Одним из явных вызовов, вызревающим на наших глазах, является изменение понимания сущности движущих сил исто-рико-политического процесса.
Наиболее ярко этот вызов выражен в недавно вышедшей книге одного из идеологов неоконсерватизма Роберта Кейгана, которая так и называется: «The Return of History and the End of Dreams» («Возвращение истории, конец мечтам»). Однако, заимствуя у Кейгана данную метафору, мы все же несколько иначе ее понимаем. Для видного неоконсерватора главное - доказать необходимость проведения жесткой американской внешней политики для поддержания лидерства США в мире. Нас же больше интересуют сами изменения, произошедшие в системе двигателей истории и приведшие не к возвращению истории времен холодной войны (как у Кейгана), а к возвращению самой истории, если угодно в гегелевском ее понимании.
Если в конце XX века большинство исследователей справедливо, основываясь на фактах, утверждали о приходе новой (третьей) волны демократизации (С. Хан-тигтон), а в более радикальном варианте, вообще о «конце истории» (Ф. Фукуяма), то в начале XXI века стало ясно, что никакого «конца истории» не предвидится; оценки перспектив «триумфального шествия демократии» стали более осторожными, а в публицистике, которая всегда быстрее реагирует на изменения реальности, уже впрямую говорят о кризисе либеральной демократии (Ф. Закария) и даже о «демократическом откате». При этом мы становимся зрителями и участниками соревнования XXI века между традиционными демократическими государствами, 30-40 лет идущими по пути повышения своей эффективности в рамках либерально-демократической модели, и странами, которые далеки от демократических идеалов и которые часто называют авторитарными.
«Возвращение великих авторитарных держав» в высшую лигу мировых политических и экономических игр является главным вызовом современной демократической модели организации обществ [6]. Очень красноречиво выглядят заголовки статей в серьезных изданиях последних лет - «Диктатура и демократия - что эффективнее?» («The Wall Street Journal», 18 июня 2007); «Мир раскалывается... на кону демократия» («The Times», 03 сентября
2007); «Конец мечтам, возвращение истории» («Policyreview», август 2007); «Конец «демократии» («The Economist», Великобритания, октябрь 2007); «Свертывание демократии. Возвращение грабительского государства» (Foreign Affairs, March/April
2008).
Неслучайно последний мировой политологический конгресс, прошедший в Японии, в Фукоуке, проходил под знаком вопроса: «Is democracy working?» («Работает ли демократия?»). Этот знак вопроса в теме конгресса говорит о том, что интеллектуальная работа по осознанию реального места демократии в мировом политическом процессе далеко не закончена и есть глубокие сомнения в том, что демократия «работает» везде одинаково и с одинаковым успехом. Вполне возможно, что через какое-то время осознание новых
глобальных вызовов может дать еще один возможный ответ на этот вопрос:
«Is democracy working? Certainly. But not the only one»
«Работает ли демократия? Конечно. Но не только она одна».
Возвращение государства
Другим вызовом, по мнению многих исследователей, становится конфликт между эффективностью (и вообще необходимостью!) национального государства и развивающейся экономической, культурной и политической глобализацией. Причем основную тенденцию в этом конфликте можно выразить двумя словами - возвращение государства.
Во второй половине XX века сформировалась уверенность в том, что возможности нации-государства в современном мире серьезно ограничиваются формированием международных финансовых рынков, интернационализацией бизнеса и капитала, не говоря уже о глобальных открытых информационных сетях. Ограничиваются настолько, что можно говорить об исчезновении, вымывании государства.
Но оказалось, что, дойдя до края в своем стремлении вывести из-под ведения государства как можно больше вопросов, общество наталкивается на такие серьезные проблемы, разрешить которые никакие межгосударственные образования не в состоянии. Это хорошо просматривается, например, в сложностях европейской интеграции, которая, казалось, должна была стать апофеозом постмодернистского «снятия» государства. И особенно это стало ясно в ходе нового финансово-экономического кризиса.
По всей видимости, сегодня перед национальным государством встает вопрос, который когда-то нации-государства уже решали: как усилить управленческую способность государства (state capacity), то есть способность государственных организаций формулировать всеобщие правила и внедрять их в политику, управление, экономику и общество с минимальными отклонениями от политических намерений.
Несмотря на заклинания и мрачные пророчества, национальное государство оказалось довольно живым субъектом и
«умирать» (размывать, разменивать свой суверенитет) не собирается. Об этом, кстати, написана и последняя книга автора концепции «конца истории» Ф. Фукуя-мы, красноречиво озаглавленная - «State Building. Governa nce and World Order in the Twenty-First Century» (в русском переводе - «Сильное государство. Управление и мировой порядок в XXI веке») [4].
Перефразируя несколько мрачное название одной статьи (правда, там речь идет о политических классах), можно сказать так:
«The State Is Not Dead: It Has Been Buried Alive» («Государство не умерло: его похоронили живым») [16, с. 236].
Отметим, что в России «похороны» государства, к счастью, не удались. Более того, начиная с 2000 года, мы наблюдаем зримое усиление позиций государства во всех сферах нашей жизни. Несмотря на то, что неоднократно руководство страны в лице Президента и других руководителей заявляли, что нужно уходить от чрезмерного вмешательства государства в экономику, тенденция пока остается однозначной -политико-административные преобразования начала XXI века привели к росту влияния государства. Является ли данный феномен российским ответом на происходящие в мире изменения, или это реакция на ослабление российской государственности в 90-е годы, покажет время.
Превращение глобализации в глобализацию с «незападным лицом»
Вызвавший много шума в 2005 году доклад «Mapping the global future», подготовленный Национальным разведывательным советом (National Intelligence Council), запомнился, прежде всего, широко обсуждаемыми сценарными разработками, тогда как там были и другие интересные предположения и предсказания [17].
Одно из них связано с дальнейшим развитием процессов глобализации, которая все больше и больше начинает приобретать, как сказано в докладе «non-Western' face», незападное лицо. Рост китайской и индийской экономик приведет, по мнению авторов доклада, к тому, что к 2020 году многие стандарты и нормы глобализирующегося мира будут задавать уже незападные страны во главе с США.
Еще более радикальный прогноз был дан экономистами агентства «Гол-дман Сакс» в октябре 2003 г. в докладе «Dreaming with BRICs: The path to 2050» («Мечтая вместе с «БРИК»: Путь к 2050 г.») [10]. По их мнению, радикальные изменения в соотношении размеров экономик и общего соотношения сил западных и незападных стран приводят к тому, что к 2050 г. лидирующую роль в глобальной экономике будут играть 4 незападные страны: Бразилия, Россия, Индия и Китай (так называемые страны «БРИК»).
Несмотря на столь тревожные прогнозы, сегодня исследователи предпочитают осторожно говорить о «поствестерниза-ции», предполагая, что западным странам во главе с США все же удастся перевести ситуацию в менее радикальный вариант все того же западного влияния на остальной мир, причем с использованием преимущественно «мягкой силы» (soft power) или даже, как сегодня говорят, smart power («умной силы»).
Превращение глобализации в глобализацию с «незападным лицом» будет означать, что в этом споре побеждает пока еще малопонятная конструкция, в которой место и роль общества будут сильно отличаться от тех, которые отведены обществу в традиционных модернизационных теориях и практиках.
Характерно, что первые черты растерянности в этой сфере можно было заметить уже в 2000 году, в более ранней версии доклада Национального разведывательного совета, «Global Trends 2015» («Глобальные тренды 2015»). Именно там при объяснении основных трендов развития России была использована креативная, но труднопереводимая на русский язык фраза: «Many Russian futures are possible».
Превращение би-полярного мира
в «бесполярный беспорядок»
Четвертый глобальный вызов пока осознается только на уровне дискуссий публицистов и интеллектуалов, связанных с практической работой в сфере международных отношений.
Следует пояснить, что для развития любой страны важным является ее место в современном мире. А это место, в свою очередь, зависит не только от внутренних
кондиций общества, но и во многом от того мирового порядка, который господствует на данный момент. История знает уже существование двухполярного мира, который имел место во время соперничества двух сверхдержав; знакомо нам и пусть краткое, и не очень убедительное развитие однополярной модели, которую сегодня открыто критикуют по обе стороны океана. Казалось, что мир логически вступает в эпоху многополярности.
Однако, как оказалось, грядущая многополярность встречает на своем пути серьезные препятствия, и не только со стороны самого сильного государства на планете.
Возникающий миропорядок можно оценить, как «unpolar disorder» или по-русски «бесполярный беспорядок», где полюсом силы неожиданно и ненадолго может стать любое государственное и негосударственное образование [12]. В связи с этим привычное стремление любого государства стать полюсом силы или быть поближе к такому полюсу, качественным образом меняет свою значимость. Данный вызов во многом определяет не только контуры внешнеполитической доктрины государства, но и все внутриполитическое
устройство, крайне зависимое сегодня от претензий страны на определенное место в стремительно меняющейся иерархии общепланетарного масштаба.
Таким образом, появление новых движущих сил развития историко-поли-тического процесса, преждевременные «похороны» национального государства и возвращение его в новом обличии, проявление в незападного лика глобализации и зарождение «бесполярного беспорядка» с большим количеством вступающих в глобальную игру новых участников (воспользуемся ярким выражением Ф. Закария -«the Rise of the Rest»), создают атмосферу, рождающую испуг перед ставшим вдруг неясным и тревожным будущим.
Сегодня, по всей видимости, мир в целом переживает довольно сложный период. Звонкая и шумная ярмарка демократии с небольшой кунсткамерой авторитаризма начинает утихать, карусель политико-демократических преобразований замедляет свой бег, и мы еще сами не знаем какой фестиваль ждет нас в будущем. Будущие формы и содержание взаимодействия общества и государства во многом будут зависеть от того, какова будет наша реакция на указанные новые вызовы.
1. Встреча Президента РФ В.В. Путина с участниками международного дискуссионного клуба «Валдай». 14.09.2007. Сочи - http://www.kremlin.ru/appears/2007/09/14/2105_type63376type63381type82634_144011. shtml.
2. Евстифеев Р.В. Государственное управление как предмет политической науки: размышления у парадного подъезда //Государственное управление в XXI веке: традиции и инновации. Материалы 5-й международной конференции факультета государственного управления МГУ им. М.В. Ломоносова (31 мая - 2 июня 2007 г.). М., 2007.
3. Тойнби А. Постижение истории. М., 1991.
4. Фукуяма Ф. Сильное государство. Управление и мировой порядок в XXI веке. М., 2007.
5. Alexander T. Untravelling Global Apartheid: An Overview of World Politics. Cambridge: Polity Press. 1996;
6. Azar G. The Return of Authoritarian Great Powers// Foreign Affairs , July/August 2007.
7. Balakrishnan G.(ed.) Debating Empire. London and New York: Verso. 2003;
8. Barber B. Jihad versus McWorld. New York: Ballantine Books. 1995;
9. Beck U. Cosmopolitan Vision. Cambridge: Polity Press. 2006;
10. Eurasia 2020. Global trends 2020 Regional Report (April, 2004). - http://www.cia.gov/nic/PDF_GIF_2020_ Support/2004_04_25_papers/eurasia_summary.pdf
11. Ferguson N. Colossus. New York: Penguin. 2005.
12. Haas, Richard. The Age of Nonpolarity. What Will Follow U.S. Dominance // Foreign Affairs, May/June 2008.
13. Hardt M., Negri A. Empire. Cambridge: Harvard University Press. 2000.
14. Held D. Democracy and the Global Order: From the Modern State to Cosmopolitan Governance. Stanford: Stanford University Press. 1995.
15. McLuhan M. Understanding Media. Cambridge, MA: MIT Press. 1994;
16. Waal van der, J., Achterberg P., Houtman D. Class Is Not Dead: It Has Been Buried Alive: Class Voting and Cultural Voting in Postwar Western Societies (1956-1990)// Politics and Society. 2007, №35.
17. http://www.cia.gov/nic/NIC_2020_project.html.
