CC BY
48
ТЕОРИЯ ХОЗЯЙСТВА
М. А. БОЯРСКИЙ1
Максим Анатольевич Боярский — аспирант кафедры политологии СПбГУЭФ.
В 2005 г. закончил МГУ им. М. В. Ломоносова по кафедре социальной философии.
Область научной специализации: глобализация. ^ ^ ^
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ: НОВЫЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ ПОРЯДОК
Международные отношения — ключевое понятие глобализации. Под последним предполагается понимать особую систему коммуникационных связей, внешних интеракций, с помощью которой государства (основные участники международных отношений), а также организации, социальные группы и отдельные индивиды вступают в активное взаимодействие друг с другом для удовлетворения экономических, политических, правовых, дипломатических и иных интересов. Международные отношения — это основа международного порядка. Международный и мировой порядок представляет собой частные проявления более широкого понятия социального порядка, под которым понимается налаженное состояние социальных отношений, сложившееся в процессе реализации всех существующих в данном обществе норм, или такое «содержание социальных отношений, когда поведение индивидов ориентируется на отчетливо определяемые максимы»,1 — как установил его первоначальный смысл М. Вебер.
П. А. Цыганков видит в международном порядке такое «устройство международных (прежде всего, межгосударственных) отношений, которое призвано обеспечить основные потребности государств и других институтов, создавать и поддерживать условия их существования, безопасности и развития»2. По его мнению, международный порядок вполне может существовать без наличия мирового порядка, так как построен на формальных договорных началах, большей частью двухсторонних. И, напротив, мировой порядок, относимый к более высокому уровню регулирования, «немыслим без создания эффективных процедур межгосударственного сотрудничества, предполагающих особый международный порядок, отвечающий общим основным целям и ценностям их граждан»3.
Слово «порядок» несет в себе один смысловой оттенок, который подразумевает наличие не только структурной упорядоченности и баланса, но и систему иерархий, описываемую в терминах субординации, властвования и подчинения, что для системы международных отношений является далеко не выдуманным фактом.
Ясно, что не существует раз и навсегда заведенного порядка: он постоянно меняется, приобретая новые организационные формы. Основой современного порядка в мире выступает независимое, суверенное, национальное государство. По мнению В. Соколова, образование национальных государств «представляло собой не просто очередной этап существования определенных этносов, а акт заключения общественного
4
договора о новом социальном порядке» .
В данном контексте национальное государство можно рассматривать как базовый принцип современных международных отношений. Но именно в данной «господствующей парадигме» заложены причины определенного противоречия, и именно данный принцип является основанием анархического характера международных отношений: государства, будучи самостоятельными акторами, не признают над собой никакой власти выше их собственной и действуют на основе собственного интереса. В мире достаточно власти и ее носителей, и речь идет не о вакууме власти (безвластии), а скорее об ее избытке —
1 © М. А. Боярский, 2008
многовластии. Действительно, столкновение различных международных акторов — носителей власти — является причиной повышенной конфликтности в мире.
Как раз для канализации этих противоречий, предотвращения хаоса многовластия и существуют международные отношения с системой норм международного права и международных организаций. Нации через свои территориальные организации — государства к концу второго тысячелетия пришли к наиболее эффективной конструкции ведения «общих дел», передав часть суверенных полномочий надгосударственным — по сути всемирным — структурам, тем самым сделав возможным преодоление анархизма. Потому процедура передачи государствами части своих полномочий на наднациональный уровень — признак не ограничения национальных суверенитетов, а их признания. Государственный суверенитет — самый конвертируемый политический капитал в мире.
Наиболее действенными шагами международного сообщества по преодолению имманентной конфликтности и связанной с ней нестабильности международных отношений стали комплексные институционально-нормативные меры, предпринятые в XX в. и выразившиеся в учреждении влиятельных международных организаций (ООН, ВТО, НАТО, ЕС и др.), в установлении универсальных правовых норм — появлении международного права, вырабатываемого большинством государств на основе консенсуса.
Как уже отмечалось, одной из главных угроз и главных вызовов глобализации является падение роли национальных государств, государственного суверенитета. Государства как традиционные акторы международных отношений становятся все менее эффективными и более уязвимыми в конкуренции с новыми акторами, в борьбе со всевозрастающими антигосударственными тенденциями.
Приходится говорить о процессе формирования новой глобальной политической системы. По словам И. И. Лукашука, совершенствование политической системы международного сообщества «приобретает особое значение в связи с тем, что ей предстоит служить важнейшим инструментом построения нового мирового порядка, отвечающего современным реалиям и создающего условия для решения глобальных проблем»5.
Под глобальной политической системой предлагается понимать объективно складывающуюся в эпоху глобализации, на основе реализации норм международного права или иных нормативных регуляторов всеобщего действия, систему взаимосвязей между участниками международных отношений (в первую очередь, государствами), характеризующуюся распределением между ними взаимных прав и обязанностей, на основе международно-правовых норм. Но глобальный порядок это все же не правопорядок, в его основе лежат не только нормы права, он — результат деятельности не только государств и связан не только с их принудительной силой, ему не свойственна четкая формальная определенность.
Наблюдаются признаки кризиса управления международными процессами, неопределенность ролевых, нормативных и функциональных установок субъектов международных отношений, но и повышение скоординированности политики стран в области правового регулирования информационного пространства, экологии, борьбы с терроризмом, наркобизнесом и преступностью6. Заметно расширились права и свободы человека, защищаемые и гарантированные международным правом.
Наблюдается изменение содержания и принципов построения международного правопорядка (следование целесообразности в ущерб законности; эволюция норм морали; формирование нового взгляда на справедливость), снижение степени его устойчивости, а также расширяется перечень нелегитимных, с точки зрения международного права, оснований применения военной силы.
Важной представляется и точка зрения А. И. Неклессы по поводу признаков складывающегося глобального порядка, который говорит о формировании поствестфальской международно-правовой парадигмы. Главным отличием этой парадигмы, по мнению А. И. Неклессы, является «закрепление в общественном сознании и в пространстве международных отношений «нового обычая» в качестве специфической нормы своеобразного «протоправа», а характерными чертами — «нечеткость законодательной базы, превалирование властной политической инициативы над юридически закрепленными полномочиями и сложившимися формами поведения государств на международной арене, неформальный характер ряда влиятельных организаций, анонимность и принципиальная непубличность значительной части принимаемых решений и т. п.»7. Все это может свидетельствовать о довольно низкой степени легитимности формирующегося глобального порядка, в связи с чем можно предположить, что одной из задач международного права на предстоящую перспективу будет как раз поиск средств и механизмов легитимации глобального порядка.
«Политическая стабильность» как ориентир развития. Обеспечение стабильного существования мирового порядка достигается за счет его полицентричности и сбалансированности между ведущими центрами влияния. Ряд ученых не согласны с подобным утверждением, считая многополярную структуру международных отношений с множеством центров силы как раз самой неустойчивой, хаотической системой («борьбы всех против всех»).
Это аргументируется тем, что из-за асинхронного развития государств между ними возникает неравенство, вследствие чего работает «закон силы», который гласит: «Как только государство достигает уровня экономической мощи и военного потенциала, адекватного мощи и потенциалу ведущих государств мира, оно требует для себя нового статуса, означающего передел сфер мирового влияния»8. Например, подъем Германии в 30-е годы XX в. после национального поражения в ходе Первой мировой войны и стремление вернуть утраченные позиции в 40-е годы подтверждает данный тезис. Или более свежий
пример: появление нового регионального центра силы — Китая, все отчетливее демонстрирующего качества сверхдержавы.
По словам же А. Бэттлера, система обладает наибольшей степенью стабильности только в условиях биполярной структуры. Политическая стабильность является одной из главнейших задач на этапе смены парадигмы управления обществом в условиях переходного этапа развития. В научной литературе нет единого мнения по поводу того, что представляет собой политическая стабильность. Отсюда и различные
9
концептуальные трактовки этого понятия, которое определяют как :
а) состояние политической жизни общества, проявляющееся в устойчивом функционировании всех имеющихся в обществе политических институтов, связанное с их сохранением и совершенствованием;
б) согласие основных социальных и политических сил по поводу целей и методов общественного развития;
в) совокупность упорядоченных политических процессов, обеспечивающих бытие и развитие политических субъектов в политической системе;
г) общественная, политическая ценность, главная цель власти, гарантируемая системой ценностей и норм, объединяющих данное общество.
Думается, что основным смыслообразующим признаком политической стабильности, выражающим ее суть, выступает именно словосочетание «устойчивое состояние», при котором политическая, в частности, система обладает качествами эффективного функционирования и развития при сохранении своей структуры. При этом политическая стабильность не статическая величина, но обладающая динамикой, которая выражается в имманентном достижении системой состояния баланса в постоянно меняющихся условиях. Содержанием политической стабильности выступают такие обязательные элементы, как гражданский мир и порядок; легитимность власти, выражающаяся в лояльности и поддержке ее населением; прочность власти, которая способна поддерживать систему адекватной меняющейся ситуации, а также эффективность как способность выполнять соответствующие жизнеобеспечивающие функции10.
Важно то, что политическая стабильность служит нормой, ориентиром, который определяет политическую деятельность и упорядочивает общественные отношения. На качественное состояние политической стабильности влияют многие факторы. И главные из них — экономический рост, наличие действенных правовых регуляторов и поддержка со стороны общественного сознания.
На начальном этапе достижения политической стабильности особенно важно эмоционально -психологическое отношение населения, выраженное в предоставлении такого «символического капитала», как доверие, моральная поддержка и т. д. То есть население должно разделять ценности, которые власть ставит в качестве идеологических ориентиров, а значит, они должны приниматься подавляющим числом граждан, отражаться в их сознании и поведении в виде «свободной лояльности».
Одним из механизмов, обеспечивающих и гарантирующих стабильность международной системы, являются международные организации. По словам Г. В. Мальцева, «наступила эра организаций и организационной власти с ее изощренным рациональным инструментарием управления в условиях массового индустриального и постиндустриального общества»11. Как раз в рациональном начале заложен главный смысл создания и функционирования различных международных объединений, способных с помощью единых процедур и добровольного членства выработать тактику и стратегию совместного поведения.
На то же указывает и И. И. Лукашук, считающий, что «действующие на постоянной основе организации доказали свою позитивную роль в урегулировании разногласий государств», так как «конфликты между членами одной и той же организации реже, чем с не участвующими государствами» и «чем в большем числе организаций государство участвует, тем шире его возможности в урегулировании расхождений»12.
Но вместе с тем имеет место и другое положение дел. Всемирная торговая организация (ВТО), превратившаяся в институт власти, не только наделена наднациональными полномочиями и выведена за пределы какого бы то ни было демократического парламентского контроля, но и может объявить национальное законодательство того или иного государства «противоречащим свободе торговли» и потребовать его отмены.
Международный валютный фонд (МВФ), по утверждению Дж. Стиглица, бывшего главного экономиста Всемирного банка, существует на средства налогоплательщиков во всем мире и при этом не отчитывается непосредственно ни перед гражданами, которые его финансируют, ни перед теми людьми, на условия жизни которых он влияет, а контролируют его скорее министры финансов и председатели Центробанков стран-участниц. Они осуществляют контроль посредством сложной процедуры согласований, в которой вес каждой страны в значительной степени определяется ее экономической мощью. Решают все индустриальные страны, но только США имеют де-факто право вето13.
Вместе с тем по теории, разрабатываемой, к примеру, такими авторами, как А. С. Панарин, А. И. Уткин, А. А. Зиновьев и Г. П. Мартин, Х. Шуман, для обеспечения свободного доступа стран «золотого миллиарда» к сырьевым и энергетическим ресурсам других стран сначала проводится «идеологическая обработка» наиболее активной части национальной элиты той или иной страны с целью обеспечения ее прозападной ориентации. Затем стране предлагается финансовая помощь для решения экономических и социальных проблем. При этом роль «благодетелей» обычно выполняют Международный валютный фонд и Всемирный банк, которые находятся под контролем США. Правда, помощь предоставляется, как правило, не в виде
денег, а в виде так называемых «связанных кредитов», когда значительная часть предоставляемой ссуды должна быть обязательно истрачена на приобретение продовольственных или промышленных товаров из стран Запада. Естественно, эти товары зачастую оказываются далеко не лучшего качества.
В результате достигаются сразу две цели: страна попадает в финансовую зависимость от апологетов неоглобализма и, кроме того, подрываются основы национальной экономики, так как наплыв импортной продукции быстро приводит к банкротству собственных промышленных предприятий. В итоге растет уровень безработицы и нарастает социальная напряженность, что подрывает доверие народа к национальному правительству.
Следующим этапом является приобретение транснациональными компаниями акций важнейших национальных предприятий. При этом приоритет здесь отдается сырьевым и добывающим отраслям промышленности. Преподносится же это под видом «инвестиций в развитие национальной экономики». На самом деле происходит откровенная экономическая колонизация страны. Причем если колонизаторы прошлых столетий хоть как-то заботились о существовании туземного населения, так как сами проживали на захваченной территории, то теперь все выглядит совсем иначе. Неоколонизаторы XXI в. вовсе не собираются благоустраивать новые территории, поэтому и быт, и проблемы современных «туземцев» их совсем не волнуют. Их главная задача — получить доступ к природным ресурсам, вывезти сырье для своей промышленности и переманить талантливых людей. Остальное население должно выживать как сумеет14.
Следующей тенденцией глобального развития можно назвать расширение горизонтальных контактов и непосредственного взаимодействия между структурами гражданского общества разных государств, не подконтрольных национальным правительствам, но в то же время довольно влиятельными и массовыми. Ряд ученых считают, что это связано с новой тенденцией современного мира и прямым следствием глобализации — построением сетевых структур, что позволило уже сейчас говорить о сетевом характере мира, особенно в информационной сфере. По алгоритму сетевых структур сегодня выстраивается не только взаимодействие между структурами гражданского общества, направленного на развитие начал самоуправления, но и функционирование структур криминальных, террористических, способных подорвать международную стабильность, нести глобальную угрозу планетарной безопасности, а также функционирование транснациональных корпораций, бросающих вызов национальным государствам. Вместе с тем, несмотря на сетевую структуру, транснациональные корпорации имеют национальное базирование и защищают интересы определенного государства15.
По словам А. И. Агеева, теория сетей на сегодняшний день — самая современная и серьезная «находка» в менеджменте. Но, анализируя феномен сетевого менеджмента, он полагает, что сети существовали всегда, только сейчас они стали главной коллизией в области мирового управления. Ученый выделяет следующие признаки сетей: многозначность контекста, в котором они функционируют (по сравнению с жесткой государственной иерархией, работающей по принципу «да — нет», «свой — чужой», «истина — ложь»); живучесть (например, демонстрация успеха партизанских отрядов перед регулярными войсками); наличие особых правил построения; анонимность действующих лиц. Он приходит к неутешительному для традиционной системы управления выводу, формулируя общее правило: «В борьбе сети и иерархии всегда побеждает сеть, в борьбе между сетями побеждает более дальновидная, многогранная и универсальная»16.
На эту же проблему современного политического развития (противоречие между двумя системами управления) обращает внимание и А. И. Неклесса, считая, что основное противоречие возникло как раз между «существующей, старой, системой управления — иерархизированной и институциональной, и новой
17
— сетевой» .
Он выделяет два этапа формирования старой системы управления: период национального государства и период наднациональной, глобальной системы, институциализированной в транснациональных корпорациях и международных организациях, которые, в свою очередь, лишены глубокого противоречия между собой ввиду общей «административной» природы. А. И. Неклесса считает, что хотя сетевая система также имеет западные цивилизационные корни (ценности свободы, индивидуального социального действия), но из-за своей крайней радикальности несет большую угрозу существующему общественному укладу. По сути, это форма легализации нового проектного мировоззрения, лишенная институциональных ограничивающих начал, в отличие от существующей традиционной управленческой культуры, сковывающей инициативу и инновации. Высокая эффективность сетевых структур в достижении поставленных целей достигается благодаря «созданию временных виртуальных институтов для решения конкретной задачи» и отсутствия каких-либо ограничений социально-нормативного порядка18.
Структуры, созданные на основе системы сетевого управления, могут быть как общественно полезными, так и несущими немалую опасность, угрозу социальной стабильности и безопасности. К последним можно отнести различные каналы наркоторговли (наркотрафик) и практику функционирования так называемых тоталитарных религиозных сект, закрытые неформальные общества (преследующие деструктивные цели) и международные террористические организации (в том числе анонимные), ячейки теневой экономики и коммуникационные площадки экстремистских идеологий.
«Логика противоборства». Национальное государство: потеря суверенитета или «возрождение»? Складывающаяся глобальная политическая система на современном этапе лишена важного структурирующего элемента, который был бы способен уравновесить центры силы, выступить в качестве
инструмента преодоления неизбежных противоречий в мировом масштабе, в том числе приводящих к кризису государственности.
Так, по словам А. Ивлева, «до последнего времени любой кризис разрешался путем создания идеологических балансиров»19. В качестве такого уравновешивающего, компенсаторного начала на разных этапах исторического развития и как средство преодоления возникающих кризисов государственности, по его мнению, являлась конкуренция между ведущими религиями и хозяйственными укладами, соперничество между двумя социальными системами XX в.: капитализмом и социализмом.
Необходимость в выстраивании подобного баланса А. Ивлев объясняет, во-первых, потребностью общества в консолидации, которая достигается только при наличии «образа врага», объединении против чего-то, а во-вторых, обязательным условием сохранения государств. С существованием «логики противоборства» не соглашается А. Г. Володин, считая ее традицией прошлого20.
Позиция А. Ивлева, с одной стороны, в корне расходится с базовым принципом глобализации, предусматривающим как раз нивелирование любых существенных различий, препятствующих процессу унификации международных отношений. В то же время она справедлива с точки зрения ответа на вопрос о поиске нового эффективного «механизма компенсации», рычагов управления формирующимся глобальным обществом.
Но, опять же, нельзя закрывать глаза и на тот факт, что мир после «холодной войны» постепенно начинает приобретать «однополярный» характер при главенстве США. Так, по мнению А. С. Панарина, «последовательная однополярность, при которой США обретают монополию на управление миром, несовместима с существованием крупных суверенных государств, где бы они ни находились. Последовательный демонтаж этих государств явно входит в замыслы архитекторов однополярного мира»21. Глобализация как процесс, на наш взгляд, все же представляет собой объективную тенденцию современного общества, усиления взаимозависимости стран. США как субъект, заинтересованный в росте своей экономической мощи, предпринимает все попытки для реализации своих целей, создает благоприятную для себя экономико-политическую почву (в частности, с помощью ВТО), как поступило бы и любое другое государство, имеющее возможность и заинтересованное в использовании глобализации в своих сугубо эгоистических целях. «Некоторые видят простой выход — похоронить глобализацию. Но это нереализуемо и нежелательно. Глобализация многократно улучшила здравоохранение и выпестовала активное глобальное гражданское общество, которое борется за укрепление демократии и социальной справедливости. Проблема не в глобализации, а в способе ее реализации»22. Вопрос в легитимности действий (в частности, США), но это уже сфера политико-правового обеспечения международных отношений, которое, как уже указывалось, сегодня еще плохо разработано и имеет явно «американизированный» характер.
Так, Дж. Стиглиц предлагает ревизию системы управления — руководящих и контролирующих структур международных экономических институтов. «Для этого надо заново распределить голоса в МВФ и ВБ и сделать так, чтобы в ВТО были слышны не только голоса министров экономики, а в МВФ — министров финансов. Эффективное участие в принятии решений предполагает хорошую информированность представителей развивающихся стран. Необходим не зависимый от международных экономических организаций „мозговой трест".
Помимо коренной ревизии системы управления важнейшей гарантией того, что международные экономические институты будут обращать больше внимания на проблемы бедных, окружающую среду и всеобщие политические и социальные интересы, является усиление открытости и транспарентности»23. Этот вопрос довольно серьезный и обширный, для которого следует проводить отдельное исследование, причем в политико-правовом аспекте глобализации, при детальном анализе существующего международного права.
Эволюцию же международной системы можно представить в виде опыта постоянной реорганизации политического пространства, поиска совершенно новых моделей рассредоточения полюсов влияния, силы, материальных и финансовых ресурсов. Складывающаяся новая политическая система направлена на интенсификацию интеграционных процессов и объединение государств. Происходит радикальный пересмотр национальной государственности, которая подвергается двойному прессингу: воздействию международной и наднациональной общности сверху, локальных и региональных структур — снизу.
Одним из аспектов потери современными государствами части своего суверенитета является размывание национальной юрисдикции над собственной территорией, утрата монопольного контроля над правовой системой. В качестве явных юрисдикционных «отступлений» государства можно рассматривать принцип примата международного законодательства над внутренним (фактически речь идет о конвенциональном, добровольном ограничении суверенитета со стороны государств — участников международных договоров) и предоставление наднациональным правоохранительным органам полномочий на осуществление функций правосудия по вопросам, традиционно считавшимся привилегией суверенных государств.
Небезосновательным кажется утверждение Б. Андерсона о неспособности национальных государств к «конструктивному решению многих проблем, реальный масштаб которых далеко превосходит их физические границы»24. Именно неспособность адекватно, быстро и эффективно реагировать на изменения условий окружающей среды со стороны государства привела данный институт к кризису.
С кризисом государства связан кризис современного общества, который Ю. Хабермас разделяет на три
25
вида .
1. Экономический кризис (характерен для раннего капитализма и проявляется в борьбе труда и капитала). Ответом на него стал рост государственного вмешательства в экономику.
2. Кризис рациональности (возникает вследствие постоянного расширения государственных полномочий, возложения на государство «негосударственных» функций) — результат неспособности государства примирить различные интересы капитала, преодолеть «анархию рынка». На уровне социальной интеграции проявляется как кризис легитимности (неспособность государства предложить стратегию примирения конфликтных интересов, которыми оно пытается управлять).
3. Мотивационный, или кризис человеческой заинтересованности (вызван ростом государственной власти и технократического контроля, протекает на уровне социальной интеграции и сопровождается разрушением демократических институтов, ростом бюрократии). Этот кризис проявляется и в культурной сфере.
Несмотря на явное несоответствие национального государства требованиям глобализации, наблюдается парадоксальная ситуация. Именно в эпоху глобализации отмечается заметное усиление роли ряда национальных государств и обострение различий между ними. По мнению Я. Н. Питерсе, возрастающее осознание культурных различий не просто не противоречит глобализации, это — ее функция, форма проявления своеобразного творческого конфликта. Он считает, что «интенсификация межкультурных коммуникаций, мобильность, миграция, торговля, инвестиции, туризм — все это способствует большему пониманию культурных различий», а стремление к их признанию, в свою очередь, «предполагает требования равенства, равных прав, одинакового отношения, иными словами — единой, но многообразной вселенной»26.
Более сильные в индустриальном и экономическом отношении государства демонстрируют и более выраженное стремление к упрочению своих внутренних основ, вплоть до применения авторитарных рычагов управления. Для некоторых укрепление национального государства является средством удовлетворения экономического интереса, своего рода проявлением экономического прагматизма («глобального эгоизма»), стремлением политических и экономических элит, используя идею нации, к извлечению известной прибыли из трудно контролируемых процессов глобализации. Кстати, в качестве проявления такого «глобального эгоизма» можно рассматривать и абсолютный суверенитет национальных государств, идущий вразрез с общемировыми ценностями и веяниями времени, а значит, создающий питательную почву для международной конфликтогенности и хаоса многовластия.
Становится все более ограниченным и иллюзорным контроль современного государства и над собственной территорией путем экономического, военного, политического и информационного проникновения других государств (прежде всего, мировых и региональных сверхдержав), развития интеграционных процессов и образования различного рода межгосударственных объединений и блоков27. Еще большим фактором воздействия на государство, чем конкуренция между ними, является подчинение государств интересам ТНК и других транснациональных организаций, которые также располагают средствами контроля над территорией (например, правом на использование недр, ресурсов морского шельфа и пр.). Это очень важный момент, связанный как с глобализацией, так и со снижением способности государства конкурировать, выполнять свои функции на надлежащем уровне.
В. Дзодзиев считает интеграцию и демократизацию как внутри государства, так и в межгосударственных отношениях, с одной стороны, важнейшими потребностями стран и народов в экономической и политической областях, но с другой — причиной постепенного и противоречивого изживания государственного суверенитета, который утрачивает такие «классические» свойства, как абсолютность, неделимость и неограниченность. По его словам, это происходит ввиду следующих обстоятельств28:
1) снижения способности традиционных национальных государств самостоятельно обеспечивать безопасность и хозяйственное благополучие граждан;
2) появления и обострения глобальных общечеловеческих проблем, требующих коллективного общепланетарного решения;
3) повышения политической значимости экономических и информационных властей, во многом неподконтрольных государству и выходящих за пределы его юрисдикции;
4) роста численности и политического влияния международных организацийи и ТНК, ограничивающих суверенитет, особенно в сфере экономики и прав человека, информации и культуры;
5) расширения и приоритета прав человека над законами государств;
6) плюрализации государственной и в целом политической власти, по принципу ее вертикального и горизонтального разделения;
7) развития форм политико-административной территориальной организации (федерализма и регионализма), ведущих к децентрализации и автономизации власти в государстве.
В то же время передачу государством части своих функций на субнациональный уровень можно расценивать не как его слабость, а наоборот, как проявление силы, точного расчета. По линии «национальное государство — суверенитет — глобализация» образовалось фундаментальное противоречие ввиду того, что эти явления находятся в определенном антагонизме из-за разнонаправленности определяющих их суть процессов.
Нивелирование указанного противоречия, с одной стороны, возможно через появление новых форм
публично-властной организации современного общества, а с другой — через выстраивание глобальной иерархии государств (в последнем случае может произойти своеобразное «перетекание» суверенитета от одних субъектов к другим).
В политической сфере одной из определяющих, глобальных тенденций развития международных отношений является распространение демократии и укоренение демократических институтов. В данном процессе выражается новая тенденция мирового политического развития — глобальная волна демократизации.
Политическое управление все сильнее проявляется в системе рациональных мер, направленных на максимально эффективное обеспечение «общественного блага». Вместе с тем далеко не однозначен взгляд современных исследователей на демократию29. Признавая ее «весьма неоднозначным и противоречивым способом трансферта «правовой материи» из социальной среды в мир государственных структур, институтов, коммуникаций и актов»,30 большинство ученых, однако, признает безальтернативность демократии как формы управления обществом (безусловно, это не единственное понимание демократии, но, пожалуй, самое распространенное). Демократизация, разумеется, накладывает и определенные требования на систему, дизайн и принципы построения политических институтов.
Современные процессы демократизации характеризуются: расширением и реальной гарантированностью в транснациональном масштабе прав и свобод индивидов; возрастающим значением интересов личности; признанием в качестве самостоятельного субъекта международных отношений физических лиц. Принцип прав человека и досягаемости (неотвратимости) международного правосудия становится одним из факторов, легитимных оснований ограничения государственного суверенитета, глобальной «прозрачности» границ.
Еще одной из главных тенденций мирового государственного развития сегодня является перераспределение власти между субъектами международных отношений и новыми действующими акторами — смещаются сами центры властвования. Жестким тестом на право политического первенства становится способность эффективно и наилучшим образом решать широкий комплекс проблем, определять краткосрочные и долговременные
приоритеты, вырабатывать цели развития. По мере нарастания глобализации, считает Ю. Шишков, все большая часть государственного суверенитета перераспределяется между локальными, региональными и всемирными регулирующими институтами по принципу субсидиарности, согласно которому властные полномочия национальных государств делегируются на тот институциональный уровень — надгосударственный либо субгосударственный, — на котором данная конкретная общественная потребность удовлетворяется наилучшим образом31.
ЛИТЕРАТУРА
1 Вебер М. Избранные произведения. — М.: Прогресс, 1990. — С. 637.
2 Цыганков П. А. Политическая социология международных отношений: — М.: Радикс, 1994. — С. 254.
3 Там же. — С. 255.
4 Соколов В. Контуры будущего мира: нации, регионы, транснациональные общности // Международная экономика и международные отношения, 2000, № З. — С. 8.
5 Лукашук И. И. Глобализация и международное сообщество // Право и политика, 2000, № 4.
6 Иванов Н. Глобализация и проблемы оптимальной стратегии развития // Международная экономика и международные отношения, 2000, № 3. — С. 13.
7 Неклесса А. И. Управляемый хаос / Научный совет РАН «История мировой культуры». Вып. 4. — М., 2003. — С. 15.
8 Бэттлер А. Контуры мира в первой половине XXI века и чуть далее (теория) // Международная экономика и международные отношения, 2002, № 1. — С. 80.
9 Жириков А. А. Политическая стабильность российского государства (этнополитический анализ). — М.: Институт массовых коммуникаций, 1996. — С. 7; Политическая социология. — Ростов н/Д, 1997. — С. 618.
10 Чудинова И. М. Политическая жизнь // Социально-политический журнал, 1994, № 12. — С. 68.
11 Мальцев Г. В. Понимание права. Подходы и проблемы. — М.: Прометей, 1999. — С. 303.
12 Лукашук И. И. Указ. соч.
13 Стиглиц Дж. Глобализация: тревожные тенденции. — М., 2003.
14 Панарин А. С. Искушение глобализмом. — М.: Эксмо-пресс, 2002; Уткин А. И. Глобализация: процесс и осмысление. — М.: Логос, 2001; Мартин Г.-П., Шуман X. Западня глобализации: атака на процветание и демократию. — М.: АЛЬПИНА, 2001; Зиновьев А. А. Глобальное сверхобщество и Россия. — М.: Харвест, 2000.
15 Уткин А. И. Выступление на заседании «круглого стола»: «Экономическая безопасность: вызовы и стратегии» // URL: http://www.dvpt.ru
16 Агеев А. И. Выступление на заседании «круглого стола»: «Экономическая безопасность: вызовы и стратегии» // Там же.
17 Проблема XXI века: Интервью с А. И. Неклессой // Эксперт, 2001, 17 сент.
18 Там же.
19 Ивлев А. Субпрогресс: введение в теорию персонифицированного государства // URL:
http://www.russ.ru/netcult/20000407_ivlev.html
20 Володин А. Г. «Сверхцивилизация» vs. «противоцентр»: логика противоборства уходящего века. — М.: Экономика, 2001.— С. 285.
21 ПанаринА. С. Искушение глобализмом. — М.: Эксмо-пресс, 2002.
22 Стиглиц Дж. В тени глобализации // http://rusref.nm.ru/indexpub216.htm
23 Там же.
24 Андерсон Б. Введение // Нации и национализм / Б. Андерсон, О. Бауэр, М. Хрох и др. — М.: Праксис, 2002. — С. 24.
25 Громов И. А., Мацкевич А. Ю., Семенов В. А. Западная теоретическая социология. — СПб.: Ольга, 1997. — С. 255-259.
26 Питерсе Я. Н. Глобализация и культура: три парадигмы // Этнос и политика: Хрестоматия / Авт.-сост. А. А. Празаускас. — М.: УРАО, 2000. — С. 326.
27 Дзодзиев В. Проблемы становления демократического государства в России. — М.: Ad Ма^шт, 1996. — С. 268.
28 Там же. — С. 270.
29 Ковлер А. И. Кризис демократии. Демократия на рубеже XXI века. — М.: ИГП РАН, 1997.
30 Четвернин В. А. Демократическое конституционное государство: введение в теорию. — М, 1993. — С. 76.
31 Шишков Ю. Внешнеэкономические связи в XX в. — от упадка к глобализации // Международная экономика и международные отношения, 2001, № 8. — С. 21.
