CC BY
64
УДК 94(47). 083
Вестник СПбГУ. Сер. 2. 2012. Вып. 3
Л. И. Петрова
ГОРОДСКОЕ ОБЩЕСТВЕННОЕ УПРАВЛЕНИЕ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА И ОХРАНА АРХИТЕКТУРНЫХ ПАМЯТНИКОВ (1900-1917 гг.)
В вопросе о деятельности Комиссии по изучению и описанию старого Петербурга (далее — Комиссия) и Музея Старого Петербурга (далее — Музей) общепринятым является мнение, что забота об охране памятников Санкт-Петербурга, о сохранении его художественного и исторического облика принадлежала исключительно этим общественным организациям [1-3]. Не последнюю роль здесь сыграли свидетельства членов Комиссии и сотрудников Музея [4]. Даже возникновение этих организаций, по мнению исследователей, оказалось возможным «не благодаря инициативе и поддержке государства и городских властей, но во многом вопреки их равнодушию и даже противодействию» [5, с. 141].
Эти выводы делались на основании публикаций художественных журналов, освещавших вопросы охраны памятников, прежде всего журнала «Старые годы», с которым Комиссия и Музей активно сотрудничали. Они также сформировали отрицательное представление о позиции официального города по данному вопросу. При их анализе не принималось во внимание то, что это мнение только одной стороны, выраженное к тому же членами Комиссии и сотрудниками Музея, выступавшими в качестве авторов статей. В настоящей статье ставится задача рассмотреть отношение Думы и Управы к проблеме сохранения памятников Санкт-Петербурга.
В начале XX в. Городская дума разработала проект прокладки трамвайных линий и приступила к реализации первой очереди. В связи с этим встал вопрос о перестройке ряда петербургских мостов, грузоподъемность и пропускная способность которых оказалась недостаточной. Деятельность Думы по перестройке мостов подвергалась острой критике со стороны Комиссии и Музея.
Протоколы заседаний Комиссии1 позволяют выяснить характер ее работы. Из их содержания следует, что значительное место в работе Комиссии занимало обсуждение докладов по истории строительства мостов. Так, на заседании Комиссии 5 апреля 1907 г. был заслушан доклад о фонарях Николаевского моста, тема которого возникла в связи с решением Думы заменить старые фонари, на которые невозможно было подвесить трамвайные провода. По докладу было принято решение написать письмо на имя Трамвайной комиссии2. Полученный ответ информировал об отсутствии другого варианта решения, в связи с чем Дума была вынуждена заменить старые фонари новыми, но «принимает все меры, чтобы новые фонари, по возможности, были исполнены в том же стиле, как и старые фонари» [6, с. 33].
Другой формой работы Комиссии было обсуждение новых проектов мостов. В апреле 1907 г. архитектор Л. А. Ильин выступил с докладом о новом Пантелеймо-новском, Полицейском мостах и некоторых других работах Трамвайной комиссии [6,
1 Архив Комиссии и Музея хранятся в Научном архиве Государственного музея истории Санкт-Петербурга, публикация которых была осуществлена в «Трудах Государственного музея истории Санкт-Петербурга».
2 Официальное название — Исполнительная Комиссия по заведыванию и переустройству городских железных дорог в С.-Петербурге.
© Л. И. Петрова, 2012
156
с. 40]. Отчасти этот доклад можно рассматривать как своеобразный отчет Л. А. Ильина о работах, которые он выполнял по заказу Трамвайной комиссии.
В качестве практических шагов Комиссии следует назвать составление обращений к Думе и Управе. В июне 1907 г. Комиссия выработала резолюцию с осуждением действий Управы по вопросу о перестройке Чернышева моста, в которой выражалось «глубокое сожаление выборным города, проявляющим полное отсутствие заботы о сохранении памятников столицы» [6, с. 61]. В октябре того же года на заседании «по поводу Чернышева моста и нового слуха о решении Городской управы о его искажении» [6, с. 70] члены Комиссии поручили П. Ю. Сюзору написать письмо городскому голове. На этом же заседании архитекторам Л. Н. Бенуа и И. А. Фомину было поручено обратиться к председателю Комиссии общественных работ3 Н. Н. Перцову с просьбой рассмотреть вопрос о сохранении старой решетки Михайловского моста при его перестройке.
В январе 1908 г. Комиссия заслушала сообщение И. А. Фомина о предполагаемой засыпке Лебяжьей канавки и связанного с этим вероятного уничтожения двух мостов — Верхне- и Нижне-Лебяжьего. Решено было обратиться к городскому голове с просьбой не предпринимать засыпки канавки до выяснения вопроса переустройства этой части города [6, с. 87]. Следует отметить, что посланное городскому голове письмо было опубликовано в «Известиях С.-Петербургской городской думы» как приложение к заседанию Думы, на котором обсуждался вопрос о судьбе Лебяжьей канавки [7, с. 1334]. Факт публикации этого обращения ставит под сомнение утверждение Комиссии, что городское самоуправление не прислушивалось к ее рекомендациям.
Очень показательно для иллюстрации некоторой неосведомленности и некомпетентности защитников старины в отдельных вопросах, например, определении прочности моста, письмо А. Ф. Гауша к И. А. Фомину: «Относительно Чернышева моста, нельзя ли поэнергичнее написать и поместить в газетах <...>. Под выработанной резолюцией, если будут имена, нельзя ли поместить и мое, т. к. я истинно возмущен! <...> Кроме всего, мне кажется, что столбы весьма прочны и простоят сколько угодно» [6, с. 63].
Дополнением к этим шагам Комиссии в защиту петербургских мостов можно считать публикации в журнале «Старые годы». Всего за время существования журнала на его страницах было опубликовано тринадцать статей о «порче» архитектурных объектов Санкт-Петербурга, принадлежавших городу. Некоторые статьи, подобно докладам Комиссии, представляли собой исторические заметки о строительстве мостов, инженерах и архитекторах. Другая часть публикаций содержала критику действий городского самоуправления. Чтобы представить характер последнего рода публикаций, необходимо привести несколько достаточно объемных цитат.
Статья С. К. Маковского в январском номере журнала «Старые годы» за 1907 г. говорила о том, что было подготовлено открытое письмо в адрес городского головы, напечатанное некоторыми газетами. В нем вопрошалось: «Правда ли, что мосты — Цепной, Инженерный, Полицейский, Аничкин, Введенский, Чернышев — должны быть уничтожены частично или целиком? Правда ли, что превосходные решетки, детали тончайшей работы, говорящие об искусстве Росси, Баженова, Казакова, Воронихина, должны уступить место упражнениям в „декадентском вкусе" каких-то инженеров Ильина и Зазерского? <...> И голова ответил — уклончиво, неясно, успокоительно,
Работа по переустройству мостов велась разными думскими комиссиями.
з
равнодушно. <...> Вы слышите? За деревянными оградами, на перекрестках улиц стучат рабочие. Это казнь — идет. Гибнут старые мосты. <...> Цепного моста уже нет навсегда. Для Полицейского заказана решетка по рисунку г. Ильина. Кто знает? Может быть, скоро настанет черед и Аничковской решетке, и восхитительной решетки через Лебяжью канавку.» [8, с. 19-21]. Из другой статьи того же автора: «Немало писалось в „Старых годах" о вандализмах Петербургской городской управы. Все способы воздействия словом на общественное мнение — просьбами, насмешкой, научными исследованиями, указаниями на пример Запада — были, кажется, использованы нами. Мы настаивали на неприкосновенности „старого Петербурга", на необходимости муниципальной охраны великолепных памятников, созданных в лучшую эпоху русского зодчества. Мы боролись, как могли, с бесцеремонной и невежественной предприимчивостью тех „хозяев", от которых зависит судьба прекрасных зданий, парков, решеток, мостов столицы, имеющих значение не только историческое, но художественное в самом священном смысле этого слова. <...> Хозяева города не считали нужным даже опровергать наши доводы. <...> Русская действительность оказалась и в данном случае лишенной минимальной культурной совестливости.» [9, с. 318].
Такой эмоциональностью отличались публикации С. К. Маковского и А. А. Ро-стиславова. Порой в них приводились не совсем проверенные факты о деятельности городского самоуправления. Делая выводы о равнодушии Думы к сохранению старых мостов, авторы статей время от времени противоречили себе. Так, А. А. Ростиславов писал: «Собранием4 одобрены рисунки и чертежи мостов Михайловского (рисунок решетки принадлежит Росси), Пантелеймоновского, Введенского и Полицейского, которые будут восстановлены в первоначальном виде» [10, с. 210]. Выступая с резкой критикой городского самоуправления в деле перестройки мостов, сами защитники старины не всегда ясно видели критерии проведения подобных работ: «Вопрос о том, надо ли вообще представлять простор современному творчеству или „подражать старине", остается открытым» [10, с. 210].
В случае изменения внешнего вида архитектурного или инженерного сооружения органы городского самоуправления неукоснительно соблюдали порядок, предписываемый Строительным уставом и уставом Академии художеств. Проект, разработанный специалистами Управы, с технической стороны проходил согласование Техническо-строительного комитета Министерства внутренних дел, а с художественной — Академии художеств.
В марте 1903 г. Дума рассмотрела доклад подготовительной комиссии «О переустройстве и расширении мостов в связи с переустройством железных дорог на электрическую тягу» и приложенные к нему проекты переустройства ряда мостов. В основном в докладе было уделено внимание инженерной стороне вопроса, но и художественная часть не была забыта. По поводу Полицейского моста Дума постановила представить ей на рассмотрение проект украшений этого моста, выдвинув ряд условий, как, например соответствие цвета гранита для наращиваемых частей моста цвету старых частей, установку перил от прежнего моста и пр. [11, с. 853-855]. Проект переустройства Полицейского моста не вызывал особых возражений у общественности, чего нельзя сказать о Чернышевом.
4 То есть Комиссией.
158
Проект перестройки Чернышева моста был составлен Г. Г. Кривошеиным в 1903 г. на основании технического заключения Управы о его состоянии. В пояснительной записке к проекту Г. Г. Кривошеин указывал, что перестройка моста будет заключаться в замене осевших гранитных сводов боковых пролетов и верхнего деревянного строения среднего пролета металлическим, «балочной системы с очертанием нижнего пояса по эллиптическим кривым с целью придания мосту необходимого архитектурного вида» [12, с. 244]. Проект предполагал уничтожение существовавших четырех башен. Г. Г. Кривошеин писал: «Конечно, может подняться вопрос, почему нельзя сохранить эти башни как исторический архитектурный памятник, почему нельзя спроектировать такой мост, в котором продолжали бы существовать четыре башни. Подобный вопрос неоднократно поднимался в Управе; как экспертами, так и Управою вопрос решен в отрицательном смысле» [12, с. 244-245]. Причина такого решения крылась в значительном повреждении башен. Учитывалось и то, что башни утратили свое назначение, заключавшееся в поддержке цепей подъемного механизма. Поэтому, по мнению автора проекта, «в целях создания сооружения вполне рационального, удовлетворяющего условиям экипажного и судового, а также условиям художественным по внешней форме моста (неразводной), следует отказаться от мысли сохранить на мосту башни, потерявшие свое прежнее назначение» [12, с. 245].
Академия художеств, Археологическая комиссия и Техническо-строительный комитет Министерства внутренних дел этот проект не утвердили. Техническо-строи-тельный комитет, считая нежелательным, чтобы «столица Империи вновь обезличивалась уничтожением одного из характернейших памятников XVIII столетия» [13, с. 803], считал, что в уничтожении башен и изменении внешнего вида моста нет никакой необходимости. После этого Дума поручила Управе разработать проекты реставрации Чернышева моста: один — с расширением проезжей части, другой — без расширения, но оба с сохранением башен. В пояснительной записке к новым проектам Г. Г. Криво-шеин отмечал, что вариант реставрации моста без изменения ширины удовлетворяет требованиям трех учреждений, которые заинтересованы в существовании Чернышева моста как «памятника, а не как моста», второй вариант удовлетворяет требованиям удобного сообщения и, может быть, удовлетворит требованиям и вышеупомянутых учреждений, если они признают, что «уширение моста с перенесением башен есть ничто иное, как та же реставрация моста, т. е. восстановление его в прежнем виде, в прежнем стиле, в прежней отделке» [13, с. 806].
Важным для решения вопроса о судьбе Чернышева моста оказалось заседание Думы, состоявшееся 20 октября 1910 г. Оно было созвано в связи с поступившим заявлением городского головы и некоторых гласных, высказавшихся о нецелесообразности постройки моста шириною в 14 саженей против переулка в 7 саженей. Их предложение заключалось в том, чтобы произвести капитальный ремонт Чернышева моста, сохранив его исторический вид, а для прокладки трамвайной линии предлагалось возвести новый мост [14, л. 123].
Сохранение моста поддерживалось в Думе далеко не всеми. Например, гласный Я. В. Зверев заявил, что следует остановиться на варианте переустройства моста, поскольку «реставрация ныне существующего моста потребует столь значительных изменений, что как памятник старины Чернышев мост все равно не может сохраниться» [14, л. 124]. Большинство гласных высказалось за сохранение Чернышева моста, это решение Дума закрепила своим постановлением.
Египетского моста не было в списке памятников, о сохранении которых Комиссия беспокоилась, поскольку в 1905 г. произошла катастрофа, повлекшая его обрушение. Поэтому пример с проектированием нового моста особенно показателен; критерии, выработанные для составления проекта, были определены без давления со стороны Комиссии. Приглашенные Управой в качестве экспертов инженеры Н. Н. Митинский и Г. Г. Кривошеин разошлись во взглядах относительно типа проектируемого моста. Н. Н. Митинский высказался за постройку однопролетного моста с повышенными арками. По его мнению, если для центра города мост такого типа мог быть признан недостаточно красивым, то для той местности, где находился Египетский мост, предлагаемый тип вполне удовлетворителен. Г. Г. Кривошеин заявил, что с точки зрения судоходства более удачным будет трехпролетный арочный мост [15, с. 1268]. Техническое отделение Управы полагало, что проект, предложенный Н. Н. Митинским, вряд ли будет одобрен, так как мост будет «некрасивым по своему наружному виду для столичного города, каким является Петербург» [15, с. 1275]. Со своей стороны техническое отделение предложило сооружение однопролетного моста с пологой цельной железной аркой, удовлетворяющего интересам судоходства и эстетическим требованиям. Единственное, что говорило не в пользу этого варианта, — стоимость. Поэтому техническое отделение в случае ограниченного финансирования решило остановиться на проекте Г. Г. Кривошеина.
В течение 1908 и 1909 гг. велась переписка городского самоуправления с Академией художеств и Археологической комиссией по вопросу о разборке художественных частей, уцелевших от крушения Египетского моста. Академия художеств настаивала на обязательном использовании оставшихся частей моста при строительстве нового и на восстановлении прежнего вида моста. О возможности такого варианта городская управа упоминала в переписке с Академией художеств, тем более что инициатор восстановления моста Н. В. Султанов рекомендовал проект висячего типа, но не на цепях, а на канатах. На заседании Думы в октябре 1910 г. гласный А. С. Раевский поставил вопрос о том, что в проекте А. П. Пшеницкого и М. С. Лялевича вопрос о сохранении прежних художественных частей остается открытым, и поэтому принятие этого проекта приведет к нарушению соглашения с Академией художеств [14, л. 120].
После крушения Египетского моста Управа произвела осмотр Пантелеймоновско-го моста, поскольку он был той же цепной конструкции, что и Египетский. На основании заключения о техническом состоянии Пантелеймоновского моста в 1906 г. он был разобран. Академия художеств дала отрицательный отзыв на представленные Управой проекты моста и рекомендации для дальнейшей работы над ними [16, с. 1022].
В марте 1910 г. Управа представляла проект Пантелеймоновского моста. В докладе между прочим упоминалось, что в начале 1907 г. в художественных обществах Санкт-Петербурга появились протесты по поводу замены старых мостов новыми. В связи с этим председатель Комиссии общественных работ Н. Н. Перцов поручил архитектору Л. А. Ильину «переработать фасады» Введенского и Михайловского мостов. Одобренные Комиссией, они стали осуществляться. После этого Л. А. Ильин по собственной инициативе разработал проект решетки Пантелеймоновского моста. Этот проект, предложенный им в двух вариантах, был показан им Комиссии, которая одобрила вариант «с легкими канделябрами в виде пучка копий» [16, с. 1023]. Городская управа представила проекты Л. А. Ильина на рассмотрение Академии художеств и в декабре 1908 г. получила одобрение на реализацию варианта, выбранного Комиссией. Через
160
год, в ноябре 1909 г., Л. А. Ильиным были представлены две сметы: первая на решетку моста, вторая — на реставрацию решетки Летнего сада, переустройство тротуара и набережной. В докладе Думы указывалось, что при составлении проекта реставрации решетки Летнего сада и переустройства тротуара и набережной предложения Л. А. Ильина были одобрены Комиссией [16, с. 1024].
Для прояснения позиции городского самоуправления следует также остановиться на рассмотрении переустройства еще одного моста, вопрос о котором не мог подниматься ни на заседаниях Комиссии, ни на страницах журнала «Старые годы», потому что работы по нему осуществлялись еще до учреждения Комиссии и журнала. Речь идет об Аничковом мосте. Его состояние было признано опасным еще в сентябре 1902 г. Управа указала на необходимость скорейшей перестройки верхнего строения моста и распорядилась временно укрепить мост опалубкой с подпорами под средним пролетом, что и было сделано летом 1903 г. После этого был подготовлен проект, в основу которого легли следующие требования: «Мост должен сохранить нынешний внешний вид, устои, на которых поставлены известные художественные группы барона Клодта, не должны быть тронуты при переустройстве и существующее верхнее строение из кирпичных сводов с гранитною облицовкою должно быть заменено верхним металлическим строением, дающим наименьшее усилие распоров на опоры» [17, с. 947].
Академия художеств проект не утвердила, требуя сохранить «по фасадам моста гранитные арки» [18, с. 2162]. Такое же требование выдвигал и Техническо-строитель-ный комитет Министерства внутренних дел. Объясняя свое решение заменить верхнее каменное строение моста металлическим, Управа указывала, что это позволит уничтожить «влияние распора на существующие, не выдерживающие распора опоры моста», а также на то, что, «сохраняя опоры в прежнем виде с конными группами на устоях в неприкосновенности», уменьшится давление на опоры [18, с. 2167]. Указывалось также, что разработанный проект удовлетворял не только этим, но и другим не менее важным требованиям. Тем не менее, выполняя требование Академии художеств, Управа предложила еще два варианта решения вопроса: с фасадными гранитными арками и с фасадными железобетонными балками, облицованными гранитом.
Сохранение исторического облика старых петербургских мостов оказалось достаточно сложной проблемой. В таком масштабе для Думы это был первый опыт. Решая проблему, связанную с реконструкцией старых мостов, городское самоуправление остановилось на двух основных вариантах: реконструкции мостов с сохранением исторического облика и полном переустройстве мостов. В отдельных случаях состояние конструкций реконструированных мостов исключало их дальнейшее использование; мост оставался только историческим памятником. При замене каменных сводов на железобетонные практиковалась облицовка конструкций моста гранитом, что позволяло сохранить внешний вид моста неизменным. В случае полного переустройства мостов Дума использовала предложения архитекторов, которые находили решения для вписывания перестроенного моста в сложившийся ансамбль. Этот первый опыт не всегда был успешным. В качестве примера можно привести реконструкцию Старо-Калинкина моста. Несмотря на то, что проект реконструкции сохранил такой характерный архитектурный элемент, как башни, утрата других художественных деталей декора — ограждения тротуаров, гранитные скамейки на фигурных кронштейнах, обелиски с фонарями — привело к потере характерного облика моста.
161
Следует сказать еще об одном памятнике архитектуры, вокруг которого шли горячие споры. В апрельском номере журнала «Старые годы» за 1907 г. А. А. Ростиславов писал: «Ходят упорные слухи о предполагаемом уничтожении так называемого „дворца Бирона", — пенькового буяна у Тучкова моста, о склонности продать его чуть ли не с молотка, о состоявшейся уже розничной продаже деталей, например, вензеля с решетки балкона, о плачевном содержании вообще, до протекающей крыши включительно, этого грандиозного капитального сооружения, которое с своими стенами в сажень толщины простояло бы еще века. <...> Было бы весьма грустно, даже прямо непростительно, если бы не в меру предприимчивые в подобных случаях „хозяева", не говорю уже уничтожили интересное сооружение, а даже только коснулись его внешности. Однако внутреннее приспособление его под что-нибудь иное вместо кладовых было бы желательно, чтобы именно выделить представляющий несомненный художественный интерес памятник старины, забытый и не замечаемый, столь выдающийся своею оригинальностью среди современных ему построек» [19, с. 140-142].
Уже не в первый раз авторы статей, а также члены Комиссии пользовались непроверенными «слухами», в то время когда Дума на страницах своего официального органа освещала не только каждое принятое решение, но и находящееся в процессе обсуждения. Еще за год до публикации А. А. Ростиславова, в ноябре 1906 г., Управа подготовила доклад «О приспособлении зданий на Тучковом буяне для народных собраний и о постройке для означенной цели дома на ином месте, вне площади Тучкова буяна», который был опубликован в «Известиях С.-Петербургской городской думы» [20, с. 1897-1898]. Этот доклад был подготовлен Управой на основании постановления Думы от 17 октября 1905 г. В докладе Управа отметила несвоевременность использования здания Тучкова буяна для этих целей. Речь шла о новом назначении здания Тучкова буяна, но не о его уничтожении.
В это время вопрос о сносе здания пеньковых складов в Думе или Управе еще не поднимался, также как и в 1911 г., когда работала Комиссия С. А. Тарасова, обсуждавшая вопрос о здании для городского музея. Комиссия С. А. Тарасова рассматривала два варианта: постройку специального музейного здания и приспособления одного из существующих городских сооружений. Наиболее подходящим для приспособления под городской музей считалось здание Тучкова буяна.
Гласный Н. А. Архангельский особенно настаивал на целесообразности устройства городского музея в здании Тучкова буяна, причем указывал, что его следует отреставрировать в стиле петровского барокко. Он привел пример приспособления под музей Карамышевской башни в Нижнем Новгороде, когда удалось сохранить исторический характер и стиль постройки. Для более удачного выполнения задачи приспособления здания Тучкова буяна под музей он предлагал обратиться к Археологической комиссии [21, с. 2422-2423].
Комиссия С. А. Тарасова заключила, что в случае приспособления здания Тучкова буяна все работы по переустройству здания будут проведены таким образом, чтобы «фасады и вообще внешний вид построек не изменили существующего характера, имеющего свое историческое прошлое» [21, с. 2369-2370].
Вопрос об уничтожении здания Тучкова буяна впервые возник во время работы Подготовительной комиссии Г. А. Фальборка, которая дала ход конкурсу по распланировки местности Тучкова буяна и возведения здесь городского культурного центра, включающего здания для городских музеев, съездов и выставок. Комиссия Г. А. Фальборка
162
не взяла на себя ответственность решить вопрос о судьбе здания Тучкова буяна и созвала специальное совещание с участием архитекторов, которое пришло к заключению, что «с художественно-исторической точки зрения здание бывших пеньковых складов не имеет столь важного значения, чтобы признавать безусловную необходимость сохранения его в существующем виде» [22, с. 2286]. Архитекторам, приглашенным для участия в именном этапе конкурса, в вопросе о судьбе здания была дана свобода выбора.
Не все проекты предполагали сохранить здание пеньковых складов. Проекты с пояснительными записками были опубликованы, вопрос о причинах сохранения или уничтожения здания Тучкова буяна непременно объяснялся авторами. Так, архитектор О. Р. Мунц писал: «Хотя здание это, несомненно, представляет художественно-исторический интерес и по своим размерам, могучему силуэту и неожиданно — дворцовой внешности дает характер этому месту Петербурга, его, однако, нельзя причислить к выдающимся памятникам отечественного зодчества, подлежащим сохранению во что бы то ни стало» [23, с. 222]. Победитель конкурса, архитектор М. Х. Дубинский, высказался еще более решительно: «Вопрос об использовании этого „дворца" всегда представлялся какой-то занятной диллемой; с одной стороны, сохранение его в существующем виде, быть может, было бы и уместно, но тогда, чтобы сохранить его археологическую ценность, было бы необходимо оставить его ничем иным, как амбаром с замурованными окнами, с неоштукатуренными, по случаю сказаний, красиво перекинутыми внутри сводами <...>. Приспособлять ли его под музей или иное назначение — это значит подвергать изменениям, прорубать окна, переустраивать „нутро" и т. п., т. е. тем самым совершенно его обезличить, забыть его археологию и отнять от него его историчность и грубую характерность, за сохранение которых, может быть, и следовало бы ратовать. Если же кричать и бить в набат о его красотах, восторгаться „чудными деталями", смелыми и якобы грандиозно перекинутыми галереями, дивной решеточкой, что так, по мнению не в меру экспансивных знатоков, художественно приютилась, и т. п. прелестями, а в то же время о каком-то особенно историческом его значении для искусства, то, право, можно попасть в большой просак, ибо красоты его весьма сомнительны, не меньше, чем его история» [24, с. 316-317]. Интересны доводы И. А. Фомина, единственного из конкурсантов сохранившего здание в своем проекте и выдвигавшего следующие соображения: «1) стоимость этого здания, если считать его как построенное в черне, составляет около 600-700 тыс. руб. — зачем же терять эти сотни тысяч рублей? 2) сломка стен этого здания при почти саженной толщине должна стоить около 50 тысяч рублей; 3) если есть задача устройства музея старого Петербурга, то не правильно ли прежде всего подумать о том, чтобы приспособить под него какое-нибудь старинное здание для того, чтобы получить гармонию между наружным видом здания и его содержанием, как это сделано, например, в Париже в Musée de Cluny; 4) если, кроме того, музей должен иметь огромные предметы, как, напр., вагоны трамвая, пожарные машины и лестницы, паровозы, пушки и пр. и пр., то разве это не чудесный случай использовать для этой цели огромные, почти 11-аршинной высоты, помещения Тучкова буяна? 5) наконец, вправе ли мы, еще не зная, кто автор этого здания, без особого повода и нужды его разрушать?» [25, с. 469-470]. За исключением последнего пункта остальные не могли служить аргументами в пользу сохранения здания как памятника архитектуры.
Бурные обсуждения этих проектов проходили в различных архитектурных обществах. На заседании в Обществе архитекторов-художников 19 февраля 1915 г. присутствовал Г. А. Фальборк, который предлагал «высказаться относительно желательности
163
того или иного способа решения задачи, давая заверение, что мнение О-ва будет принято Городской комиссией к сведению, и она, раньше, чем представить свои суждения в Думу, снова подвергнет их обсуждению в О-ве» [26, с. 487-488].
Неукоснительно соблюдая требование согласования всех проектов с Академией художеств, Дума, по всей видимости, ощущала необходимость в собственных специалистах на этапе предварительной разработки крупных проектов и при решении более мелких вопросов, встававших в ходе повседневной деятельности городского самоуправления. Поэтому в сентябре 1909 г. член Управы И. П. Медведев предложил ввести в штат Управы должность, в обязанности которой входило бы давать заключения на проводимые работы с художественной точки зрения. В своем докладе И. П. Медведев отмечал, что «всякий раз для решения тех или иных вопросов приглашаются специалисты, которые оплачиваются особо, а самый незначительный ремонт или чистка памятников вызывает в публике и прессе различные толки о нарушениях художественной стороны их» [27, с. 1565].
Несмотря на утверждения Комиссии и Музея, Дума заботилась также и о снятых в ходе реконструкции архитектурных деталях различных сооружений. На заседании Управы в июне 1910 г. при обсуждении вопроса о новых украшениях для Пантелей-моновского и Введенского мостов гласный Г. А. Фальборк просил дать разъяснение о нахождении снятых решеток и ставил вопрос о возможности использования их при переустройстве мостов. Получил на это ответ, что все снятые архитектурные детали инвентаризируются и хранятся на Гагаринском буяне [28, л. 226]. В октябре 1910 г. последовало заявление С. А. Тарасова о том, что, по его мнению, Управа недостаточно внимательно относится к предметам старины. Он предложил образовать комиссию, в обязанность которой входила бы проверка наличия снятых архитектурных деталей. Дума постановила образовать специальную комиссию для наблюдения за имеющимися в городском ведомстве предметами старины [14, л. 121-122]. В ноябре того же года такая комиссия была создана.
В рамках своей деятельности гласные Думы и служащие Управы сотрудничали с Комиссией и Музеем. Особенно активны в этом отношении были городской голова Н. А. Резцов и член Трамвайной комиссии Н. Н. Перцов. Кроме того, в Комиссию входили гласный А. С. Раевский и техник Управы Ф. А. Корзухин.
Многое в характере и результатах деятельности Думы зависело от наличия в ней преданных делу общественного управления гласных. Немаловажное значение имели не только инициативность главы городского общественного управления, но и товарища городского головы, профессионализм членов управы. Вступившее в силу в 1903 г. новое Положение об общественном управлении Санкт-Петербурга, внеся изменения в избирательный закон, привлекло в Думу и Управу таких гласных и служащих. Численно усилившаяся новодумская партия выступала за реорганизацию муниципальной деятельности, за новые методы ведения городского хозяйства. Именно новодумцами чаще всего поднимались вопросы сохранения исторического облика мостов и других памятников.
В 1908 г. один из членов новодумской фракции П. Д. Долгоруков, готовясь к выборам в городскую Думу, организовал так называемую Муниципальную комиссию по разработке программы мероприятий, необходимых для благоустройства Санкт-Петербурга. На одном из заседаний Муниципальной комиссии А. С. Раевский поставил вопрос об учреждении при Муниципальной комиссии особой секции художественного благоустройства Санкт-Петербурга, и был поддержан председателем Муниципальной
164
комиссии М. П. Федоровым. Задачей предполагаемой секции должна была стать выработка принципов художественного облика зданий, мостов, садов, набережных и т. д. А. С. Раевский обратился к членам Комиссии и Музея принять участие в работе Муниципальной комиссии. П. Ю. Сюзор поддержал А. С. Раевского: «Очень желательно, чтобы кто-нибудь при Городском общественном управлении занялся вопросом об ограждении новых сооружений, и они приобрели бы более эстетически художественный характер. В настоящее время все частные здания со стороны эстетического соответствия красоте города совсем не рассматриваются, а рассматриваются почти исключительно соответствия их Уставу строительному и обязательным Постановлениям» [6, с. 116]. Действительно, Дума при выдаче разрешений на постройку зданий, могла рассматривать проекты исключительно с точки зрения соответствия их установленным техническим нормам. В этом смысле предложение А. С. Раевского и заявление П. Ю. Сюзора шло в разрез принятым узаконениям. Не имея возможности вторгаться в дела чужого ведомства, Дума, начиная с 1904 г., ввела премирование из городских средств за «красивые по фасаду» частные здания, для чего ею ежегодно избиралась комиссия судей, в состав которой входили также представители Академии художеств [29, л. 22 об].
Изложенные факты позволяют говорить о том, что Санкт-Петербургского городское общественное управление не игнорировало вопросы сохранения исторических и архитектурных памятников. Помимо неукоснительного выполнения всех необходимых согласований, установленных законом, Дума также активно сотрудничала с общественными организациями, которые занимались охраной памятников, а в ряде случаев проявляла инициативу.
Источники и литература
1. Блинов А. М. «Эти люди были подвижниками...» // Ленинградская панорама. 1988. № 9. С. 38-39.
2. Минкина Е. В. Музей Старого Петербурга. По страницам литературно-художественных журналов 1907-1917 годов //Труды Государственного Музея истории Санкт-Петербурга (ГМИ СПб.). Вып. 2. СПб.: ГМИ СПб., 1997. С. 18-24.
3. Пашкова Т. Л., Блинов А. М. Дом архитектора Брюллова. СПб.: Алмаз, 1997. 156 с.
4. Витухновская М. А. Воспоминания П. П. Вейнера о журнале «Старые годы» // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1984. Л.: Наука. С. 76-84.
5. Марголис А. Д. Музей Старого Петербурга //Архитектура Петербурга. Материалы исследований. Кн. 2. СПб.: Ингрия, 1992. С. 140-146.
6. Музей Старого Петербурга. 1907 — 1919. Документы из собрания Государственного музея истории Санкт-Петербурга // Труды Государственного музея истории Санкт-Петербурга. Вып. 17. СПб.: ГМИ СПб., 2008. 296 с.
7. О Лебяжьей канавке. Заседание Думы от 29 сентября 1908 г. Приложение 1. Отношение Комиссии по изучению и описанию Старого Петербурга при Обществе архитекторов-художников // Известия С.-Петербургской городской думы. 1908. № 42. С. 1334.
8. Маковский С. К. О старых решетках и новых вандалах // Старые годы. 1907. Январь. С. 19-21.
9. Маковский С. Тщетные вопли // Старые годы. 1909. Июнь. С. 318-319.
10. Р-вов А. Комиссия по изучению и описанию старого Петербурга // Старые годы. 1908. Апрель. С. 209-210.
11. О переустройстве Полицейского, Старо-Никольского, Аларчина и разводной части Николаевского моста. Доклад подготовительной комиссии о гор. жел. дор. от 28 февраля 1904 г. // Известия С.-Петербургской городской думы. 1904. № 6. С. 827-1179.
165
12. О переустройстве Чернышева моста. Доклад Управы от 6 октября 1906 г. // Известия С.-Петербургской городской думы. 1907. № 14. С. 238-322.
13. О переустройстве Чернышева моста. Доклад Управы от 20 января 1909 г. // Известия С.-Петербургской городской думы. 1909. № 34. С. 800-836.
14. Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб). Ф. 513. Оп. 1. Д. 391. Журналы городской Думы. Июль-декабрь 1910 г.
15. О выборе типа для постройки Египетского моста. Доклад общего присутствия с.-петербургской городской Управы от 24 июня 1907 г. // Известия С.-Петербургской городской думы. 1907. № 32. С. 1268-1275.
16. Об ассигновании 37975 руб. на устройство украшений для Пантелеймоновского и Введенского мостов. Доклад Управы от 24 марта 1910 г. // Известия С.-Петербургской городской думы. 1910. № 8. С. 1012-1059.
17. О переустройстве Аничкова моста. Доклад подготовительной комиссии о городских железных дорогах от 20 августа 1904 г. // Известия С.-Петербургской городской думы. 1904. № 21. С. 945-949.
18. О переустройстве Аничкова моста. Доклад городской Управы от 4 февраля 1906 г. // Известия С.-Петербургской городской думы. 1906. № 10. С. 2161-2203.
19. Ростиславов А. А. Еще о вандализме! [Угроза уничтожения Тучкова буяна] // Старые годы. 1907. Апрель. С. 140-142.
20. О приспособлении зданий на Тучковом буяне для народных собраний и о постройке для означенной цели дома на ином месте, вне площади Тучкова буяна. Доклад Управы от 25 ноября 1906 г. // Известия С.-Петербургской городской думы. 1907. № 10. С. 1897-1898.
21. Об устройстве городского архива и музея в здании на Тучковом буяне. Доклад по вопросу о предоставлении здания Тучкова буяна (б. Дворца Бирона) и прилегающей к нему местности под устройство Всероссийской гигиенической выставки, в связи с вопросом об устройстве в этом здании городского архива и музея и об использовании указанной местности. Доклад Общего Присутствия спб. гор. Управления по Статистическому отделению от 16 января 1912 г. // Известия С.-Петербургской городской думы. 1912. № 10. С. 2363-2377.
22. О застройке территории Тучкова буяна и прилегающей к нему местности зданиями для съездов, выставок и городских музеев. Доклад Подготовительной комиссии для всестороннего выяснения вопроса об использовании Тучкова буяна и прилегающей к нему местности от 23 февраля 1915 г. // Известия С.-Петербургской городской думы. 1916. № 19. С. 2261-2351.
23. Мунц О. К вопросу о застройке Тучкова буяна // Архитектурно-художественный еженедельник. 1914. № 19. С. 221-225.
24. Дубинский М. Застройка Тучкова буяна // Архитектурно-художественный еженедельник. 1914. № 33. С. 313-319.
25. Фомин И. Проект застройки территории Тучкова буяна // Архитектурно-художественный еженедельник. 1915. № 49. С. 469-472.
26. Я. Б. В Императорском обществе архитекторов-художников // Архитектурно-художественный еженедельник. 1915. № 50. С. 486-488.
27. По вопросу о приглашении в городскую Управу особого лица для дачи заключений по вопросам художественным и археологическим. Доклад особого присутствия с.-петербургской городской Управы от 9 октября 1909 г. // Известия С.-Петербургской городской думы. 1909. № 38. С. 1565-1566.
28. ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 1. Д. 390. Журналы городской Думы. Январь-май 1910 г.
29. ЦГИА СПб. Ф. 792. Оп. 1. Д. 8803. О назначении премий за лучшие лицевые фасады частных домов. 1903-1905 гг.
Статья поступила в редакцию 15 марта 2012 г.
166
