CC BY
486
1УДК 82
ББК 83 (2 РОС=РУС)1-8 ДОСТОЕВСКИЙ
ГЛАВНЫЕ ГЕРОИ РОМАНА Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО «ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ» В СВЕТЕ ИХ АНТРОПОНИМОВ
Ма Вэньин
В статье рассматриваются имена главных героев (Родион Раскольников и Софья Мармеладо-ва) и их художественные функции в романе «Преступление и наказание». Имена героев, специально выбранные автором, намекают на их характерные особенности, душевное пробуждение и дальнейшую судьбу. Таким образом, имена не только играют важную роль в создании образов персонажей, но и способствуют глубокому проникновению в суть авторского замысла в произведении.
Ключевые слова: имена, Родион Раскольников, Соня Мармеладова.
THE MAIN CHARACTERS OF F. M. DOSTOYEVSKY'S NOVEL
"CRIME AND PUNISHMENT" IN THE LIGHT OF THEIR ANTHROPONYMS
Ma Wenying
In the article the names of the main characters (Rodion Raskolnikov and Sophia Marmeladova) are considered as well as their artistic function in the novel "Crime and Punishment". Names of the characters, specially chosen by the author, hint at their characteristic personality, spiritual awakening and fate. Thus the names not only play an important role in creating images of the characters, but also contribute to deeper insight into the author's intention to work.
Keywords: names, Rodion Raskolnikov, Sonya Marmeladova.
Главных героев в романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» -двое: бывший студент Петербургского университета Родион Раскольников и старшая дочь многодетного, но нищего семейства бедного чиновника, живущая «по желтому билету» восемнадцатилетняя Софья Мармеладова.
I. Родион Романович Раскольников
Важный сигнал о Раскольникове читателю романа заключен уже в фамилии героя, происходящей от слов «раскалывать», «раскол» и указывающей не на цельность, а двойственность его нравственной личности. Эта ее особенность акцентирована и в общих характеристиках Рас-кольникова, данных ему его другом Дмитрием Разумихиным и его матерью Пульхерией Александровной, то есть людьми, которые лучше всего его знают и мнению которых читатели произведения могут полностью доверять.
Напомним эти характеристики. «Полтора года, - говорит Разумихин, - я Родиона знаю: угрюм, мрачен, надменен и горд; в последнее время (а может, гораздо прежде) мнителен и ипохондрик. Великодушен и добр. <...> Иногда, впрочем, вовсе не ипохондрик, а просто холоден и бесчувствен до бесчеловечия, право, точно в нем два противоположных характера поочередно сменяются» (здесь и далее курсив наш. - М. В.) [1, с. 165].
Итак, в личности Раскольникова живут как бы два противоположных человека, на первого из которых намекает имя героя Родион, а на второго - отчество Романович.
Согласно словарю русских личных имен, Родион означает по-гречески «розовый», а также «житель острова Родос» [2, с. 300], из чего мы можем заключить, что Раскольников - христианин, а точнее - православный. В тексте романа этого героя порой называют Родей (мать
и сестра) или даже Родькой (Разумихин), а само его имя фонетически созвучно таким коренным русским лексемам, как «род», «родной» и «родина». В совокупности все это создает у читателя самое выгодное для Раскольникова впечатление: это, по-видимому, человек верующий, следовательно, и высокоморальный, душевно открытый людям и способный любить их деятельной любовью.
Об иных началах главного героя «Преступления и наказания» сигнализирует его отчество, произведенное от имени Роман, означающее «римский, римлянин» [2, с. 300] и побуждающее вспомнить надменные самотитулования римских императоров. В этой этимологии отчества Раскольникова корень таких его свойств, как гордыня и отчуждения от людей, раздражительность и злоба. В этих состояниях Раскольников уже не христианин, а адепт антихриста, идеал не Богочеловека, а человеко-бога, на место моральных заповедей первого ставящий асоциальные и аморалистические претензии второго.
Не христианским, а человекобожеским началом Раскольникова порождена, по мысли Достоевского, и его «теория» о разделении человечества на людей «обыкновенных» и «необыкновенных», для которых якобы не существует «никаких моральных преград» [1, с. 25].
Весь сюжетный путь главного лица «Преступления и наказания» определена борьбой в нем указанных полярно противоположных начал и переходом героя на позицию то второго, то первого.
Эти переходы Раскольникова начинаются уже на этапе замысла сознательным, точнее, разрешенным его совестью убийством старухи-процентщицы, переступить через главный морально-этический принцип христианства «Не убий» («Я не старушку убил, я принцип убил», -скажет Раскольников [1, с. 211]). Наконец, не одной, а двумя разными причинами и целями мотивирован в глазах героя и тот его, по слову романиста, «дикий и фантастический вопрос», который Раскольников разрешал своим пересту-панием через принцип «Не убий». Здесь, на наш взгляд, также существуют не один, а два ответа как для самого Раскольникова, так и для читателей и исследователей романа.
Но сначала следует привести примеры двойственности героя «Преступления и наказания» в двух первых случаях. Вот Раскольников идет на квартиру к старухе-процентщице делать «пробу» своему предприятию. Но, сделав заклад и отметив, где должны храниться старухины ценности, он вдруг восклицает: «О боже! Как это все отвратительно! И неужели, неужели я... Это вздор, это нелепость!» [1, с. 10].
Однако и в день самого убийства Раскольников, уже стоявший перед квартирой старухи-процентщицы и не имевший против своего замысла «сознательных возражений», тем не менее на мгновение задумывается «Не уйти ли?» [1, с. 61].
В следующий раз уже добровольно направляясь в полицию со словами «Скажу я им иль не скажу?», Раскольников вместе с тем пошел не прямо к цели, а обходом, «чтобы хоть минуту еще протянуть и выиграть время» [1, с. 132]. Но вместо окончательного отказа признаваться, пошел на место своего преступления, тем дал серьезные подозрения для своего ареста.
Анализируя во время второй встречи с Раскольниковым, эти его колебания следователь-психолог Порфирий Петрович с полным основанием говорит ему: «Ведь я понимаю настроение-то ваше душевное <...> Закружитесь! Негодование-то в вас у он очень сильно кипит-с, благородное-с, от полученных обид, сперва от судьбы, а потом от квартальных, вот вы и мечетесь туда и сюда, чтобы <...> поскорее заговорить всех заставить и тем все разом покончить... Ведь так? Угадал-с настроение-то?» [1, с. 256].
Переходим к мотивам и целям совершенного Раскольниковым преступления.
Здесь одна очень веская причина, по которой герой «Преступления и наказания» не станет, несмотря на указанные ранее упреки себя, на деле последователем идеи о чьем-то праве, встать над христианским убеждением в сакральной ценности любого человека как творения Божия, созданного по Его образу и подобию.
Эта причина была зафиксирована таким блестящим исследователем Ф. Достоевского, как М. М. Бахтин. Имеем в виду его принципи-
ально важное положение о некорыстности таких центральных героев Достоевского, как инженер Кириллов из «Бесов» и Иван Карамазов из «Братьев Карамазовых». А также - и «убивший старуху-процентщицу» Родион Раскольников, который тем не менее «абсолютно бескорыстен» [3, с. 146].
Ибо подлинный его мотив имеет в глазах Раскольникова вообще масштаб не личный, а всечеловеческий. Как будет специально подчеркнуто героем «Преступления и наказания», он «целый месяц всеблагое провидение беспокоил, призывая в свидетели, что не для своей, дескать, плоти и похоти предпринимаю, а имею в виду великолепную и приятную цель» [1, с. 211].
На сверхличные смысл и назначение его замысла указывает и важнейшее условие, которым Раскольников оговаривает право необыкновенных личностей перешагнуть через кровь «одного или многих людей - смотря <...> по идее и размерам ее» [1, с. 200]. Условие это - спасительный результат данной идеи «для всего человечества» [1, с. 199]. Именно такой идеей считал свой замысел «по совести» убить старуху-процентщицу и герой «Преступления и наказания». Тут он вновь подобен своей сестре Авдотье Романовне с ее огромной душевной потребностью «спасти» «образумить и воскресить» [1, с. 365] ближнего, путь этот ближний будет даже таким закоренелым аморалистом, как развратник и убийца Свидригайлов.
Уже эти определения намекают читателям романа о том, что цель, поставленная перед собой Раскольниковым, действительно необычайная. В ее конкретизации мы опираемся на мнение В. А. Недзвецкого, аргументированное в его статье «Ф. М. Достоевский как художник-мессия. Роман как "крестный путь" современного человека». Согласно этому исследователю, «Раскольникову в последнем счете необходимо испытать проверить самую человеческую природу, выяснив, органична ли она заветам христианской, морали или нет. Вопрос о морально-нравственной сущности человеческой природы и есть та бескорыстная всечеловеческая проблема, весь "ужас" которой герой "Преступления и наказания" решился взять на себя».
Ведь вопрос, который «замучил <... > сердце и ум» героя «Преступления и наказания», «неотразимо требуя» от него или его разрешения, или отказа от «жизни совсем» [1, с. 39], -это вопрос не о тех или иных разрядах человечества, а в первую очередь о человеческой натуре как таковой.
Итак, главная цель предпринятая Расколь-никова отвечает его неодолимой нравственной потребности доподлинно уяснить ту изначальную моральную доминанту человеческой природы, которой определены по крайней мере важнейшие отношения людей с себе подобными.
Вернемся к антропонимике Раскольникова. Соотнося с нею данный финал его романного жизненного пути, мы можем утверждать, что здесь из двух полярно противоположных начал его личности, о которых читателю сигнализировали имя и отчество героя, явно победило первое - именно православное христианское начало любви и уважения к любому человеку, восходящее к имени героя.
А что же сталось с той человекобожеской идеей Раскольникова, зародом которой мы видели в его отчестве. Ведь в петербургский период жизни героя она, как мы помним, упорно воздействовала на его сознание во время и замысла его преступления и после его свершения.
Ответ на этот вопрос возможен лишь с учетом морально-нравственного состояния северной русской столицы, как она изображена в настоящем романе Достоевского.
Здесь же первым и затем сквозным мотивом выступает «духота», как сила, теснящая и давящая человеческий дух. В романе она отмечена уже на второй странице произведения: «На улице жара стояла страшная, к тому же духота...» [1, с. 6]. Сдавленность и ущербность в Петербурге человеческого духа выявляет себя в растущем количестве психических и нравственных аномалий. Замечая после семилетнего отсутствие в Петербурге, как теперь в нем много народу, ходя, говорят сами с собой, циничный, но умный Свидригайлов заключает: «Это город полусумасшедших», добавляя: «Редко где найдется столько мрачных, резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге» [1, с. 357].
Символом нравственной деградации, захватившей в Петербурге и его молодежь, служит в «Преступлении и наказании» девушка «лет шестнадцати», очевидно, опоенная и обманутая каким-то соблазнителем, которую герой романа встретил на бульваре. Поручив ее заботе городового «с толковым взглядом», Раскольников слышит его слова: «Ах, стыд-то какой теперь завелся на свете, господи! Этакая немудреная и уж пьяная! <...> Ах как разврат-то ноне пошел» [1, с. 41-42].
По убеждению Достоевского, нравственный «хаос», воцарившийся в России с началом кризисных 1860-х годов, явился следствием прежде всего того глубокого религиозного кризиса, который конгениально автору «Преступления и наказания» изображен в стихотворении Ф. И. Тютчева «Наш век» (1851):
Не плоть, а дух растлился в наши дни, И человек отчаянно тоскует... Он к свету рвется из ночной тени И, свет обретши, ропщет и бунтует.
Безверием палим и иссушен, Невыносимое он днесь выносит... И сознает свою погибель он, И жаждет веры - но о ней не просит...
Не скажет ввек, с молитвой и слезой, Как ни скорбит перед замкнутой дверью: «Впусти меня! - Я верю, боже мой! Приди на помощь моему неверью.'..»
Согласно христианскому вероучению, неверие в Иисуса Христа есть и неверие в человека. И наоборот. С таким неверием, вплоть до прямого попрания достоинства человека и пере-ступание через его жизнь герой «Преступления и наказания» встречается в Петербурге два ли не ежедневно.
Но, не приемля тезисов о господстве над человеком среды в ее узко материальном (имущественном) или социальном (сословном и классовом) разумении, автор «Преступления и наказания» отнюдь не отвергает ее глубокого воздействия на своих героев как явления морально-нравственного. В этом плане чрезвычайно показателен спор следователя Порфи-рия Петровича с Дмитрием Разумихиным. Вот Дмитрий обрушивается на тех мыслителей, ко-
торые, не берут в расчет натуру преступника, объясняют его злодеяние одной средой. «Нет, брат, - отвечает ему Порфирий Петрович, - ты врешь: "среда" многое в преступлении значит; это я тебе подтвержу!» Дмитрий парирует: «И сам знаю, что много, да ты вот это скажи: со-роколетний бесчестит десятилетнюю девочку, - среда, что ль его на это понудила?», «А что ж, - отвечает Порфирий, - оно в строгом смысле, пожалуй, что и среда <...> - преступление над девочкой очень и очень даже можно средой объяснить» [1, с. 197].
Теперь можно назвать главный итог общего воздействия на Раскольникова морально-нравственной среды Петербурга. Этот итог в последней встрече с героем в его каморке всего одним слово понятием, но исчерпывающе формулирует следователь-христианин Порфирий Петрович, говоря Раскольникову: «вы изверились» [1, с. 351].
«Раз отвергнув Христа, - писал Достоевский в 1837 году, в «Дневнике писателя», - ум человеческий может дойти до удивительных результатов. Это аксиома. Европа, по крайней мере в высших представителях своей мысли, отвергает Христа, мы же, как известно, обязаны подражать Европе» [4, с. 133].
В своем идеале человекобога, созданном усилиями именно ума, а не души и сердца, герой «Преступления и наказания» реализовал смысловой потенциал своего отчества, уходящий корнями именно в католическую Европу, непосредственно в Рим. Однако в итоге страшного испытания его собственной и общей природы людей в нем возобладал идеал православного Богочеловека, издавна почитаемого россиянами, которых Достоевский считал самых христианским народом в мире.
II. Софья Семеновна Мармеладова
Имя героини «Софья» греческого происхождения, и означает «мудрость, премудрость, разумность» [2, с. 621]. Отчество «Семеновна» -производное от имени «Семен», что по-древнееврейски означает «слушать, Бог слышащий, услышание» [2, с. 311-312]. Фамилия -«Мармеладова» - сразу напоминает читателю романа о сладостях и ассоциируется с довольством, комфортом, чем-то приятным.
На первый взгляд, антропонимы этой героини обещают ей прекрасную жизнь и судьбу, особенно при прямом их толковании, согласно которому человек, истинно верующий, будет иметь счастливую жизнь. На деле все у Софьи долгое время складывается прямо противоположным образом. «Семья Мармеладовых, - писал В. Я. Кирпотин, - фокус, в котором преломлены все несчастья неправильно устроенного общества, и, как сладок этот мир, рисуется уже горько-иронической фамилией, подобранной Достоевским» [5, с. 145].
Жизнь Сони в многодетном, но нищем семействе, «подле несчастного отца и сумасшедшей от горя мачехи, среди голодных детей, безобразных криков и попреков» [1, с. 250], («...И что только вытерпела она, моя дочка от мачехи своей...» - скажет ее отец [1, с. 16]), уже с ранней юности вынуждает ее к страшному выбору, который она однажды и делает. «Сонечка встала, надела платочек, надела бурну-сик и с квартиры отправилась, а в девятом часу и назад обратно пришла. Пришла и прямо к Катерине Ивановне, и на стол перед ней тридцать целковых молча выложила. <...> С тех пор моя дочь, Софья Семеновна, желтый билет принуждена была получить, и уже вместе с нами по сему случаю не могла оставаться» [1, с. 17-18].
Что в морально-нравственном смысле означает сделанный Соней выбор? Как мы помним, Раскольников на том основании, что Соня сознательно загубила пусть не чужую, а свою жизнь («это все равно»), то есть также переступила через принцип «Не убий», считает ее своим нравственным двойником. И надо сказать, что один общий момент в главных деяниях этих героев романа и в самом деле существует.
На этом фоне, однако, еще заметнее становится принципиальное различие между деяниями главных героев названного романа Достоевского. Раскольников, изверившись под влиянием удушливой Петербургской атмосферы в человечестве, одновременно и испытывает его моральную природу, и бросает ему, а тем самым и Творцу аморальный индивидуалистический вызов. Соня же Мармела-дова, ни на секунду не усомнившись в правде Всевышнего, своим поступком свершает акт
органичной христианству спасительной для ближнего жертвы.
Готовность к такой жертве и есть та мудрость главной героини «Преступления и наказания», на которую его читателям намекает ее имя. Об этой христианской мудрости Сони хорошо сказал М. С. Альтман: «Ей (Соне. - М. В.) были присущи основные черты всех "Софий" Достоевского: смирение, безответность, приниженность, беззащитность, смирение, пожалуй, больше всего. И если Софья, вообще, означает мудрость, то у Достоевского мудрость его Софий - смиренномудрие...» [6, с. 176].
Мудрость Сони Мармеладовой проявляется в верности завету: «Не судите да не судимы будете». Испытавшая, по свидетельству ее отца, множество попреков от мачехи, Соня не только не отвечает злом на зло, но так говорит о ней Раскольникову: «Тридцать копеек вынесла, своими руками, последние, все, что было, сам видел... Ничего не сказала, только молча на меня посмотрела...», - сообщает Раскольникову Мармеладов, попросивший у дочери денег опохмелиться [1, с. 20].
Как подлинная христианка, Соня не судит даже своего клеветника и врага Лужина. На предложение Раскольникова рассудить, «Лужину ли жить и делать мерзости, или умирать Катерине Ивановне», Соня отвечает: «Да ведь я божьего промысла знать не могу... <...>; И кто меня тут судьей поставил: "кому жить, кому не жить?"» [1, с. 313].
Мудрость Сони Мармеладовой выявляется и в ее способности не просто слушать и слышать слова человека, а душою угадывать его душу, даже скрываемое им нравственное состояние и страдание. Так она воспринимает Катерину Ивановну и в особенности Раскольни-кова, которого просит говорить ей «прямо без примеров»; поясняя: «Я пойму, я все про себя пойму» [1, с. 318].
И действительно, понимает едва ли не глубже даже матери и сестры Раскольникова, потому что, узнав о его страшном деянии, мгновенно угадывает его неминуемую нравственную самоказнь и чудовищное одиночество среди людей. А как христианка сострадает ему: «Что вы над собой сделали! <...> Нет, нет тебя несчастнее никого в целом свете! - воскликнула
она, как в исступлении <... > и вдруг заплакала навзрыд...» [1, с. 316].
Вообще в диспутах главных героев «Преступления и наказания» о человеке и Боге, происходящих во время двух их первых встреч в Со-ниной квартире, героиня романа выглядит совсем не той безответной и робкой девушкой, какой она была в сценах с матерью и сестрой Раскольникова и клевещущим на нее Лужиным. Здесь она на равных ведет с Раскольниковым настоящий духовный поединок, в ходе которого ее «кроткие голубые глаза» могут «сверкать ярким огнем и суровым энергическим чувством, а ее маленькое тело дрожать от негодования и гнева» [1, с. 248].
Более того, герои здесь как бы меняются ролями, так как и тон, и направление, и конечный результат этого поединка определяются не образованным и развитым, но в данный момент неверующим героем, а совсем не ученой и юной, но верующей героиней. Это превосходство Сони над изощренным в логических упражнениях оппонентом в свой черед предсказано читателям романа семантикой ее имени.
Если противоречивый антропоним Рас-кольникова отразится в двойственной цели его преступления (испытать саму нравственную природу людей и испытать самого себя на право считаться человеком «власть имеющим»), то, по глубокому замечанию П. Флоренского, для Софьи «самое понятие об антиномичности мало доступно», так как для этого она «слишком устойчива в себе» [7, с. 314].
Никаких колебаний между «за» и «против» не существует в христианской позиции и Сони Мармеладовой. На любую попытку тем или иным силлогизмом смутить Сонину веру в Бога (например: «- Так ты очень молишься богу-то, Соня? - спросил он ее. - <... > А тебе бог что за это делает? - спросил он, выпытывая ее дальше») она, «строго и гневно смотря на него, отвечает: - Молчите! Не спрашивайте! Вы не стоите!..» [1, с. 248].
В последнем счете не Раскольников Соне, а, как мы помним, Соня ему откроет и главную
причину его преступления, с которой согласится и он: «... Я ведь и сам знаю, что меня черт тащил» [1, с. 321]. Наконец, Соня же, убежденная, в отличие от Раскольникова, что «без человека-то прожить невозможно» [1, с. 323], укажет герою романа и единственно верный путь к его нравственному возрождению: «- Что делать! - воскликнула она, вдруг вскочив с места, и глаза ее, доселе полные слез, вдруг засверкали. - Встань! - Она схватила его за плечо; он приподнялся, смотря на нее почти в изумлении. - Поди сейчас, сию же минуту, встань на перекрестке, поклонись, поцелуй сначала землю, которую ты осквернил, а потом поклонись всему свету, на все четыре стороны и скажи всем, вслух: "Я убил!" Тогда бог опять тебе жизни пошлет» [1, с. 322].
Отчество Софьи «Семеновна», произведенное от древнего еврейского имени «Семен», как было сказано, имеет значение «слушать, Бог слышащий, услышание», что указывает на прямую связь его носителя с Богом. Такова же и Соня Мармеладова, которой в «Бесах» Достоевского «духовно родственна <...> и тихая, напуганная книгоноша Софья Матвеевна. И эта Софья (Улитина) читает Верховенскому-старшему евангелие так же, как та Софья <...> читает <...> Раскольникову» [6, с. 175]. Достоевский, несомненно, учитывал, создавая образ Сони Мар-меладовой, евангельский сюжет о Христе и грешнице, которая оставила свое грешное ремесло и стала святой.
Новозаветная легенда о «воскресении Лазаря» играет большую роль в создании и нравственного пафоса романа «Преступление и наказание». Намекая на духовную смерть Раскольникова после свершенного им убийства1, она одновременно оставляет читателю надежду и на возможность духовного возрождения этого героя. А также сигнализирует о роли в этом процессе Сони Мармеладовой, сначала в ее собственных глазах «великой, великой грешницы» [1, с. 246], а затем, как и Магдалина, действенной исповедницы, и помощницы Христовой. Органичная для этой девушки способность к ис-
1 В частности, такой параллелью героя Достоевского с умершим и уже смердящим Лазарем: «...ибо четыре дня, как он во гробе» (Ин. 11:39) - «Четвертый день едва ешь и пьешь», - сообщает совершившему убийство Раскольникову пришедший к нему Дмитрий Разумихин.
полнению последней миссии объясняет нам, почему именно ей, Соне, а не матери, сестре или другу, полностью открыл свою смятенную душу Родион Раскольников.
Целостный морально-нравственный портрет Сони Мармеладовой Достоевский в эпилоге «Преступления и наказания» наделен очень важным компонентом - именно показом отношения к этой девушке такой несчастной части русского народа, как каторжане. Дело в том, что все они «полюбили Соню. Она у них не заискивала; встречали она ее редко, иногда только на работах... А между тем все уже знали ее, знали и то, что они за ним последовала, знали, как она живет, где живет. <...> И когда она являлась на работах, приходя к Раскольникову, или встречалась с партией арестантов <...>, все снимали шапки, все кланялись: "Матушка, Софья Семеновна, мать ты наша, нежная, болезная!" - говорили эти грубые, клейменые каторжные этому маленькому и худенькому созданию» [1, с. 419].
Вопрос о причине такой любви был долго неразрешим для Раскольникова, ответ же на него заключен в глубоком убеждении Ф. Достоевского о том, что православный русский народ, не исключая и такую его часть, как отбывающие наказания преступники, - один из самых христианских народов в мире. Вот и в остроге, где находился Раскольников его как «безбожника», «не любили и избегали все» «заключенные» [1, с. 418-419]. Напротив, «все они любили» и хвалили Соню, очевидно, воспринимая ее как реальное и близкое им подобие Богородицы.
Поведем итог. Проанализировав образы двух главных героев романа Ф. Достоевского «Преступление и наказание» в свете их антропонимов, мы убеждаемся в том, что развитие произведения не изменяет первоначальную семантику фамилий, имен и патронимов Родиона Раскольникова и Сони Мармеладовой и не вступает в противоречие с нею, а, напротив, строго следуя ей, лишь обогащает и углубляет ее родственными смысловыми обертонами. Главная заслуга в этом, разумеется, самого великого романиста с его художнической интуицией и немалым трудом по отбору из бесчисленных российских антропонимов именно тех, что наиболее отвечали замыслу и творческой
концепции всего произведения. Вместе с тем сами эти точно найденные антропонимы становятся для автора произведения важнейшим индикатором его целостности и художественной выдержанности, действующих в нем лиц, а для читателей - аллюзиями на индивидуальную сущность каждого из его персонажей и первыми ключами к ней.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Достоевский, Ф. М. Полн. собр. соч. [Текст]: в 30 т. / Ф. М. Достоевский. - Л., 1972-1990.
- Т. 6.
2. Тихонов, А. Н. Словарь русских личных имен [Текст] / А. Н. Тихонов, Л. З. Бояринова, А. Г. Рыжкова. - М., 1995.
3. Бахтин, М. М. Проблемы поэтики Ф. М. Достоевского [Текст] / М. М. Бахтин. - М., 1972.
4. Достоевский, Ф. М. Полн. собр. соч. [Текст]: в 30 т. / Ф. М. Достоевский. - Л., 1972-1990.
- Т. 21.
5. Кирпотин, В. Я. Избр. работы в 3 т. [Текст] / В. Я. Кирпотин. - М., 1978. - Т. 3.
6. Альтман, М. С. Достоевский по вехам имен [Текст] / М. С. Альтман. - Саратов, 1975.
7. Флоренский, П. Имена [Текст] / П. Флоренский. - СПб., 2011.
8. Кожинов, В. В. «Преступление и наказание» Достоевского [Текст] / В. В. Кожинов // Три шедевра русской классики. - 2-е изд. - М., 1971.
9. Недзвецкий, В. А. Статьи о русской литературе XIX и XX вв. [Текст] / В. А. Недзвецкий.
- Нальчик, 2011.
REFERENCES
1. Dostoevskiy F. M. Poln. sobr. soch.: v 30 t. (Complete works: in 30 vol.) Leningrad, 19721990. Vol. 6.
2. Tikhonov A. N., Boyarinova L. Z., Ryzhkova A. G. Slovar russkikh lichnykh imen (Dictionary of Russian given names). Moscow, 1995.
3. Bakhtin M. M. Problemy poetiki F. M. Dosto-evskogo (Problems of F.M. Dostoyevsky's poetics). Moscow, 1972.
4. Dostoevskiy F. M. Poln. sobr. soch.: v 30 t. (Complete works: in 30 vol.) Leningrad, 19721990. Vol. 21.
5. Kirpotin V. Ya. Izbr. raboty v 3 t. (Selected
works in 3 vol.) Moscow, 1978. Vol. 3.
6. Altman M. S. Dostoevskiy po vekham imen (Dostoyevsky at milestones of names). Saratov, 1975.
7. Florenskiy P. Imena (Names). Saint-Petersburg, 2011.
8. Kozhinov V. V. "Prestuplenie i nakazanie" Dos-
toevskogo (Dostoyevsky's "Crime and Punishment"). Tri shedevra russkoy klassiki (Three masterpieces of the Russian classics). 2nd ed. Moscow, 1971.
9. Nedzvetskiy V. A. Statyi o russkoy literature XIX i XX vv. (Articles about Russian literature of the XIX and XX centuries). Nalchik, 2011.
Ма Вэньин, аспирантка Московского педагогического государственного университета e-mail: [email protected]
Ma Wenying, Post-Graduate Student, Moscow State Pedagogical University e-mail: [email protected]
