CC BY
154
УДК 72.03
К.Н. Гацунаев
НИУМГСУ
ГЕРОИКО-ПАТРИОТИЧЕСКИЕ МОТИВЫ В МОСКОВСКОЙ АРХИТЕКТУРЕ 1940—1950 гг.*
Предложены новые подходы к оценке архитектурно-строительной деятельности, реализованные в послевоенной Москве. Организационно-технические и планировочные аспекты проанализированы в контексте сложившейся идейно-политической и культурной ситуации. Выявлена взаимосвязь между изменением религиозной политики в СССР в 1940-х гг. и появлением элементов православного зодчества в светских сооружениях столицы.
Ключевые слова: архитектура, ампир, Великая Отечественная война, высотное строительство, декоративные элементы, строительные материалы, технологии, генплан, «нарышкинское барокко».
Исторические и философские аспекты общих закономерностей и специфических особенностей развития отечественной архитектуры и градостроительства давно привлекают внимание российских и зарубежных исследователей [1—6]. В целом ряде монографий и научных статей получили освещение различные стороны организации столичного строительства и эволюции московской архитектуры середины XX в. К этой категории работ относятся монографии А.В. Иконникова [7], С.О. Хан-Магомедова [8], статьи Т.А. Молоковой [9], О.М. Бызовой [10] и М.Г. Ефремовой [11].
Великая Отечественная война и трудности послевоенного восстановления народного хозяйства поставили перед архитекторами и строителями очень сложные задачи. Их решение осложнялось как общим тяжелым экономическим положением страны, так и новыми внешнеполитическими реалиями.
В конце 1946 г. московские строители располагали всего 26 подъемными кранами, 55 экскаваторами и 40 самосвалами [12]. Негативными факторами помимо неразвитости средств механизации строительства были также отсутствие современных строительных материалов и технологий, а, кроме того, отсутствовал опыт высотного строительства. Общую экономическую ситуацию в стране также трудно было назвать благополучной. Неурожай 1946 г., вызванный им голод, сохранявшаяся карточная система распределения продуктов питания — вот характерные черты послевоенной жизни СССР. Учитывая сложности материально-технического порядка, председатель Моссовета Г.М. Попов обратился с запиской к И.В. Сталину. Исходя из имеющихся ресурсов, предлагалось в ближайшей перспективе вести строительство в Москве, главным образом, малоэтажных зданий (в 2, 3 и 5 этажей). Записка Г.М. Попова неоднократно и с очевидным сарказмом комментировалась И.В. Сталиным. Дав негативную оценку внесенным предложениям, он совершенно иначе оценивал перспективы московского строительства. Мы должны, сказал
* Работа выполнена в рамках гранта РГНФ № 15-01-00312 «Архитектурные памятники Москвы: прошлое и настоящее».
И.В. Сталин, построить город по красоте и комфорту достойный его жителей, чтобы люди ахали, глядя на дома и дворцы так же, как они восхищаются Парижем или другими красивыми городами. Нам нужна такая столица, чтобы ее уважали. Подчеркивая это, Сталин не согласился с предложением о мало-этажности и рекомендовал строить дома в 8—10 этажей и выше [12].
В предвоенные годы и власть, и специалисты-строители осознавали отставание отечественной строительной отрасли от европейской и американской [13]. В 1920—1930 гг. значительное количество американских и западноевропейских инженеров, архитекторов и технических специалистов были приглашены на работу в СССР. Иногда приезжали целые сложившиеся коллективы. Например, такие лидеры Баухауза, как Иоханнес Мейер и Эрнст Май приехали во главе сплоченных групп симпатизировавших нашей стране специалистов. Многостороннее и плодотворное взаимодействие отечественных и зарубежных инженеров и архитекторов получило освещение в монографии А.В. Иконникова [14] и статье Т.А. Молоковой и В.П. Фролова [15].
Популярный лозунг «Догнать и перегнать!» предполагал как очевидную необходимость открытое заимствование зарубежного опыта. В Западную Европу и за океан для ознакомления с новыми строительными технологиями командировались как инженерно-технические специалисты, так и некоторые ведущие советские архитекторы (Б.М. Иофан, В.Г. Гельфрейх, В.К. Олтаржевский и др.). У некоторых из них пребывание за границей оказалось весьма продолжительным. Так, В.К. Олтаржевский учился, проектировал и строил в Соединенных Штатах с 1924 по 1935 гг. В условиях начавшейся в 1946 г. «холодной войны» прежняя практика заимствования зарубежного опыта была объявлена неприемлемой. Осознав себя одной из двух мировых сверхдержав, вовлеченных в глобальное противостояние друг с другом, Советский Союз не мог позволить себе никакого «ученичества» по отношению к сопернику. В СССР в это время были развернуты масштабные идеологические кампании «по утверждению отечественных приоритетов во всех областях науки, техники и культуры», по борьбе с «безродными космополитами», «низкопоклонством перед Западом» и т.п. В этих условиях отечественные инженеры и архитекторы оказались поставлены перед категорическим требованием ни в чем не подражать своим заокеанским коллегам.
Принятое в 1947 г. решение о строительстве в Москве восьми высотных зданий поставило новые, на первый взгляд недостижимые на тот момент цели. Высотные здания, проектируемые для столицы, невозможно было возводить теми способами и приемами, какие традиционно применялись в отечественной строительной практике.
В многочисленных публикациях той поры подчеркивалось, что опыт американских строителей, казалось бы, должен подсказать советским специалистам методы устройства оснований под московскими высотными зданиями.
Однако именно в сооружении оснований имел место решительный отказ отечественных специалистов от заимствования американского опыта. Работы профессоров Н.М. Герсеванова, Н.А. Цытовича и Д.Е. Польшина позволили сформулировать теорию «коробчатого фундамента», который становился надежным основанием для высотных зданий. Даже при строительстве на слабых
грунтах (супесях, суглинках, песках) появлялась возможность возведения высотных зданий без гигантских сплошных железобетонных массивов и вертикальных осадочных швов [16].
Чувство гордости за успехи отечественных архитекторов и строителей вызывало использование в высотном строительстве стального каркаса крестообразного профиля с применением сварки и последующей обетонировки. При этом подчеркивалось, что возводимые методом клепки американские каркасы архаичны и неэкономичны. Подобным же образом описывался буквально каждый технический аспект высотного строительства в Москве (коробчатые фундаменты, каркас крестообразного сечения, краны УБК, «обетонировка» каркасов и т.д.).
В высотных зданиях отказались от деревянных перекрытий, заменив их монолитным железобетоном или готовыми железобетонными плитами. Их производство было начато на люберецком и кучинском заводах ЖБК. Поскольку вес такой плиты мог достигать 5 т, то острой проблемой стала необходимость создания принципиально новых подъемных механизмов взамен используемых в мировой и отечественной строительной практике деррик-кранов. Советские конструкторы П.П. Велихов, И.Б. Гитман и Л.Н. Щипакин создали универсальный башенный кран, нашедший применение на всех высотных стройках столицы. «Это замечательное изобретение, лишенное всех недостатков, свойственных американским деррик-кранам, позволяет успешно вести строительство самых сложных высотных объектов» [17].
Важнейшее новшество, которое было применено в монолитном бетонировании межэтажных перекрытий в зданиях на площади Восстания и Комсомольской площади, состояло в том, что бетон подавался и укладывался не тачками или бадьями, а с помощью бетононасоса, способного перекачивать бетон на высоту до 40 м.
Использование стального каркаса потребовало применения нового стенового материала. Так, в нашем строительстве появились «многодырчатые» кирпичи и специальные пустотелые керамические камни. Производство этих материалов было налажено на вновь созданном заводе в с. Кудиново.
Можно с уверенностью сказать, что возведение высотных зданий в послевоенной Москве стало мощным стимулом развития технического прогресса в строительной отрасли.
На архитектурно-строительную деятельность заметно повлияли драматические коллизии, имевшие место во взаимоотношениях церкви и государства. Если перед войной масштаб репрессий в отношении священнослужителей приобрел размах, превосходящий период революционного террора и «военного коммунизма», а снос и закрытие храмов при осуществлении градостроительных планов имели массовый характер, то в 1943 г. Сталин не просто ограничивает антирелигиозную пропаганду, но даже инициирует избрание на патриарший престол митрополита Сергия.
Создается Совет по делам Русской православной церкви при правительстве, санкционируется возобновление деятельности храмов и богословских учебных заведений. В этих условиях перед архитекторами была поставлена задача использования в светских постройках элементов традиционного куль-
тового зодчества. О том значении, которое придавалось «творческому освоению наследия прошлого» в архитектуре середины XX в. убедительно писал С.С. Подъяпольский [18]. Но в настоящее время в публикациях О.М. Бызовой [19] и В.П. Фролова [20] обращается внимание на пристальный интерес, который проявлялся в этот период и к традиционному церковному зодчеству.
В соответствии с новыми требованиями архитектор Л.М. Поляков в своем проекте гостиницы «Ленинградская» широко использовал как композиционные решения, свойственные православным храмам, так и приемы декоративного оформления, присущие средневековым византийским и русским церковным сооружениям. В высотном здании гостиницы архитектор в анфиладе парадных залов воспроизводит типичную для православного русского зодчества трехчастную композицию: притвор, средний храм, алтарь. В гостинице первым двум смысловым элементам храма соответствуют малый и большой вестибюли, а в виде алтарной ниши выполнен лифтовый холл, оформленный золотой смальтой и шокшинским порфиром. Применение самого дорогого на тот момент отделочного материала — шокшинского кварцита (порфира), стилизация люстр и светильников под паникадила, имитация парусных сводов с характерной для русского средневековья росписью — все это получило благожелательную оценку со стороны властей [21].
Примечательно, что в ходе строительства станции метро «Таганская» непосредственно над ее эскалаторным залом располагался храм Святителя Николая. Поскольку в ходе Великой Отечественной войны отношения между государством и церковью существенно изменились, то практикуемый раньше незамедлительный снос любых церковных сооружений «мешающих» реализации утвержденных планов становится затруднителен, а отношение к памятникам становится более бережным [22]. Первоначально при строительстве станции метро «Таганская» и перепланировке Таганской площади (1944 г.) было решено уничтожить храм. Успели снести главы и верх колокольни, но в связи с изменением государственной политики по отношению к церкви от окончательного уничтожения храм спасло присвоение ему статуса памятника архитектуры. При строительстве эскалаторного зала еще на поверхности был изготовлен железобетонный цилиндр, который был помещен на необходимую глубину и, лишь затем, над ним был сооружен кессонированный купол. Таким образом, старинный храм стал неотъемлемой частью нового ансамбля Таганской площади.
Историческую преемственность и традиции патриотизма отчетливо выражает мозаичное панно эскалаторного зала, станции метро «Автозаводская», созданное В.Ф. Бордиченко, Б.В. Покровским и Е.Е. Лансере. Эпический сюжет, сложенный из разных сортов мрамора, изображает парад на Красной площади. Многофигурное панно имеет глубокую перспективу: на заднем плане — московский Кремль; перед ним—гигантская фигура былинного богатыря; на переднем плане—тританканабронекоторыхсидятсолдаты.Гармоничнаявзаимосвязькон-структивных и декоративных элементов станции была настолько очевидна, что А.Н. Душкин был удостоен Сталинской премии [21].
Несмотря на актуальность и новизну декоративного оформления, рассмотренные выше станции развивают предвоенную идею «подземного дворца».
В отличие от них архитектор Л.М. Поляков в своем проекте станции метро «Калужская» (ныне — «Октябрьская» кольцевая) развивает принципиально иную концепцию — «храма Победы». Упомянутые выше перемены в религиозной политике государства привели к ситуации, когда перед архитекторами ставилась задача использования в современных постройках элементов традиционного, в т.ч. культового зодчества. В соответствии с этим требованием Л.М. Поляков создает и на поверхности (в павильоне станции), и под землей пространство, оформленное в торжественно-триумфальном стиле. Грандиозная арка павильона станции с барельефными фигурами солдат Советской Армии, женщин с фанфарами, арматюрами, включая античные легионные значки, воспринимается как торжественный реквием павшим бойцам.
Сама же станция, имевшая один выход в торцевой части, завершалась византийской алтарной нишей. Цветовая гамма (сочетание лазури и золота), кованая алтарная преграда (позолоченная решетка с византийской символикой), а также светильники в виде факелов и характерный орнамент напольного покрытия — все это напоминало храмовый интерьер.
В гораздо большем масштабе идею храма Победы реализовал в своем проекте станции «Комсомольская» на кольцевой линии архитектор А.В. Щусев. Совместно с художником П.Д. Кориным им удалось последовательно осуществить в огромном интерьере станции (длина подземного зала 190 м, ширина — 11 м, высота — 9 м) идею патриотической преемственности и триумфа советского народа в Великой Отечественной войне. Несмотря на официально провозглашаемый атеизм как основу советской идеологической системы, оба архитектора, осуществивших тонкую стилизацию в духе традиций православного зодчества, были удостоены Сталинской премии.
Приведенные примеры — наиболее оригинальны и этапны для отечественной архитектуры. Удачно найденные художественные решения воплощались и на других станциях (не только московского) метрополитена.
Основной идеей Генерального плана центра Москвы, реализуемого в конце 1940-х гг. стало сохранение преемственности развития центральной части столицы, формирование ансамблей, стремление к композиционной цельности и завершенности. В отличие от активно обсуждавшихся в 1920—1930 гг. планов радикальной перепланировки Москвы, Генпланы 1948 и 1951 гг. предполагали закрепление исторически сложившейся радиально-кольцевой структуры города. Д.Н. Чечулин учитывал укрупнение масштаба московской застройки середины XX в., повышение ее этажности. Веками формировавшийся неповторимый городской пейзаж зачастую оказывался скрыт или сильно искажен изменившимся масштабом нового строительства. Для того, чтобы возродить живописный характер столичного силуэта, воссоздать так называемое «зрелище Москвы», новый Генеральный план центра предполагал строительство группы из восьми высотных зданий в наиболее ответственных градостроительных точках. Таковыми, по убеждению Д.Н. Чечулина, были: московские набережные, Садовое кольцо и Ленинские (Воробьевы) горы.
На московской архитектуре этого периода новый идеологический фон сказался самым непосредственным образом. От разработчиков проектов требовали не просто «освоения классического наследия», как это было перед во-
йной, а непременного продолжения основной линии развития национальной художественной культуры на новом историческом этапе. Считалось, например, что наиболее адекватным образом пафос Великой Победы армии и народа средствами архитектуры можно выразить, лишь используя весь арсенал композиционных решений и декоративных элементов московского ампира XIX в. (в частности, исключительное значение придавалось арматюрам и другой мелкой пластике). Об актуальности приемов и методов зодчих эпохи русского ампира подробно пишут в своих статьях Т.А. Молокова [23] и В.П. Фролов [24]. От создателей «сталинских высоток» категорически требовали также использования элементов традиционного русского зодчества XVI—XVII вв., приветствовалась ярусность композиции, использование цветовой гаммы, свойственной «нарышкинскому барокко».
Таким образом, послевоенную архитектуру отличает очевидная ориентация на историзм. Однако формирование образной архитектуры, основанной на развитии национальных традиций, предполагало немедленное создание «советской классики» с механическим переносом на новостройки набора сложившихся в далеком прошлом готовых архитектурных форм. А.В. Иконников, характеризуя послевоенную советскую архитектуру, отмечает, что ей свойственно «абсолютное господство и догматизация утопии «вечных ценностей», создание ее канонизированных вариантов» [7]. Указанные тенденции определялись очевидными потребностями политического руководства и массового сознания той эпохи.
Позже опыт Великой Отечественной войны убедил советское руководство в обоснованности и необходимости курса на усиление патриотической составляющей в культуре и воспитательной работе. В первую очередь казалась очевидной необходимость популяризации всеми способами героических традиций и положительных примеров из отечественной истории.
Во второй половине 1940-х гг. приверженцы общеевропейских архитектурных стилей столкнулись с необходимостью реализации новых требований. Московские высотки 1940—1050 гг. с самого начала задумывались и создавались не только и не столько исходя из их прямого функционального назначения. Использование таких построек в качестве гостиниц, административных или жилых зданий имело, конечно, большое значение. Но еще большее придавалось той роли, которую высотки должны были сыграть в формировании нового, уникального и неповторимого облика столицы государства, победившего в мировой войне.
При возведении самых высоких в Европе зданий ни официально, ни в быту, ни даже в шутку не допускалось наименование этих построек небоскребами. В процессе строительства подчеркивалось, что «высота наших зданий — отнюдь не самоцель, а сами они не являются простым нагромождением этажей». Архитектура московских высотных зданий должна была отличаться исключительной выразительностью, ясностью образа, жизнеутверждающим оптимизмом. «Холодная война» наложила свой отпечаток на риторику, сопровождавшую строительство. В одной из первых книг, посвященных высоткам, подчеркивалось: «В отличие от американских небоскребов с их оголенной, безрадостной архитектурой, лишенной национального своеобразия, в наших
высотных зданиях отражены характерные черты русской национальной архитектуры с ее красочностью и стремлением ввысь» [16].
Подобно зодчим прошлого, градостроители послевоенных лет стремились в полной мере учесть особенности городского ландшафта и использовать их при создании целостного, гармоничного городского пейзажа.
При характерном московском рельефе казалось очень важным усилить восприятие традиционных городских ориентиров в новом масштабе. В середине прошлого столетия при относительно малоэтажной застройке сохранялась прямая визуальная связь между Кремлевским холмом и Воробьевыми (Ленинскими) горами. Неудивительно, что одна из высоток — главное здание МГУ была воздвигнута именно на юго-западе, в прямой видимости из любой части города.
Аналогичным образом, продумывалось место размещения каждого высотного здания. Решающими факторами становились привязка к линии Садового кольца, либо к набережным. Считалось, что такое размещение отвечает требованиям исторически сложившейся планировки, а также географическим особенностям Москвы, ее речной сети и рельефу. В целях гармонизации застройки предпринимались попытки взаимной «увязки» расположенных по соседству высотных зданий. Наиболее отчетливо такая попытка прослеживается на Каланчевской улице. В ее средней части расположено здание гостиницы «Ленинградская», а в начале — здание Министерства транспортного строительства, фасадом ориентированное на Садовое кольцо.
Оба этих здания составляют единый ансамбль, хотя каждое из них имеет свою ярко выраженную индивидуальность. Они различаются по своим размерам (протяженность фасада гостиницы вдвое меньше, чем у административного здания), силуэту, декоративным элементам, но их объединяет идейное родство с исконно московскими сооружениями различных исторических эпох — Кремлем, колокольней Ивана Великого, зданием Казанского вокзала.
При всем своеобразии облика каждого из высотных зданий все они имеют общие черты, характерные не только для московского зодчества, но и для советской архитектуры послевоенной эпохи в целом. Этими чертами были: оптимизм, реализм (в том виде, в каком его понимали в то время), жизнерадостность и гармоничность, выраженные в силуэтах зданий, в их цветовой гамме и в характере декоративного оформления.
Нижняя часть фасадов высотных зданий облицовывалась гранитом, а верхние этажи — травертином, либо светлой золотистой керамической плиткой. Ярусность и «уступчатость» корпусов подчеркивалась как отдельно стоящими скульптурными фигурами, так и барельефами, обелисками, балюстрадами, картушами и т.д. В некоторых случаях использовалось прямое «цитирование» образцов древнерусского зодчества. Так, в здании Министерства иностранных дел на Смоленской площади в оформлении верхнего яруса использованы стилизованные мерлоны (двурогие зубцы, венчающие Кремлевскую стену).
Смысловые значения, заложенные в архитектурную форму, обоснованно связываются с общественной функцией зодчества и в большой степени определяют его место в системе культуры. Роль архитектуры среди других средств закрепления и передачи информации меняется на различных этапах истори-
ческого развития. В советском обществе 1940—1950 гг. организация предметно-пространственного окружения, в котором по-прежнему доминировало зодчество, все еще служила одним из главных средств фиксации необходимых и желательных норм социального поведения.
Архитектурная форма, несущая смысловые значения, выполняет коммуникативную функцию в общем процессе человеческой деятельности. Архитектурное произведение сочетает в себе как утилитарно-практическую информацию, касающуюся непосредственно эксплуатации здания или сооружения, так и социально-ориентирующую, посредством которой утверждаются принятые формы поведения и закрепляются идеальные представления. В целом, произведение архитектуры представляет собой образную модель действительности. Элементы сооружения, входящие в его функционально-конструктивную структуру, могут воплощать в себе сложный, многозначный художественный образ. Собственно, этому служат «приемы художественного использования» всех элементов сооружения [25].
Индивидуальность и самобытность здания или сооружения во многом определяется его соотнесением с конкретно-историческими условиями. Элементы, образующие язык архитектуры, обладая некоторыми устойчивыми признаками, допускают вариативность своих смысловых значений в широких пределах. Так, советским архитекторам, работавшим в 1940—1950 гг., настойчиво рекомендовалось использовать выразительные средства и приемы, свойственные русскому ампиру первой трети XIX столетия. Несмотря на отчетливую узнаваемость элементов исторического стиля и точность их воспроизведения в новых сооружениях, смысловое значение этих элементарных «знаков» в послевоенном советском обществе было иным.
Архитектурные формы могут оставаться неизменными, а их значение допускает интерпретации, зависящие от особенностей общественного восприятия. То есть отношение социума к архитектурным произведениям послевоенной поры в решающей степени определялось его эмоциональным состоянием, ожиданиями, умонастроениями и идеологическими установками. Устойчивость ценностей классической архитектуры определяется ее складыванием на основе художественных норм и канонов. Вместе с тем ордерная система, сохраняя единство, варьировалась в зависимости от конкретных задач меняющегося мировоззрения и общественных настроений. Нормативность определяется предсказуемостью. Она выражает уже сложившиеся связи между знаком и содержанием. «Частичные отклонения от сложившейся нормы как обладающие малой предсказуемостью несут эстетическую информацию и составляют искусство» [26]. Подобное сочетание противоположных начал наблюдается в московской архитектуре середины прошлого столетия. Генпланы развития столицы предполагали наличие контраста различных типов зданий (рядовых построек, составляющих основу городского ландшафта и уникальных зданий в городских ансамблях). Контраст иногда проявлялся и внутри одного типа зданий (между элементами далекого прошлого и подчеркнуто современными деталями).
Героико-патриотические мотивы в послевоенной московской архитектуре проявляются различным образом:
посредством возрождения традиционных русских градостроительных принципов при разработке и реализации генпланов 1948 и 1951 гг.;
через использование в качестве эталонных «прообразов» в новом строительстве памятников эпохи русского ампира;
посредством «реабилитации» в общественном сознании художественной ценности православной храмовой архитектуры и использования некоторых ее элементов во вновь создаваемых светских зданиях и сооружениях;
через формирование чувства исторической преемственности высокохудожественной «визуализацией» в общественных зданиях и сооружениях ряда хорошо известных обществу исторических персонажей и событий;
посредством воспроизведения в современных постройках как композиционных приемов, так и декоративных деталей, цветовой гаммы, свойственных средневековому русскому зодчеству и стилю «нарышкинского барокко»;
через утверждение «национальных приоритетов» в разработке и производстве новых строительных материалов, технологий, машин и оборудования.
Библиографический список
1. Молокова Т.А., Бунина Е.В., Бызова О.М. Правители России и развитие строительства / под общ. ред. Т.А. Молоковой. М. : МГСУ 2012. 296 с. (Библиотека научных разработок и проектов МГСУ)
2. ИконниковА.В. Архитектура и история. М. : Архитектура, 1993. 248 с.
3. Мезенцев С.Д. Проблемы территориального планирования и градостроительства: социально-философский аспект // Вестник МГСУ 2014. № 6. С. 17—26.
4. Молокова Т.А., Фролов В.П. Памятники культуры Москвы: из прошлого в будущее. 2-е изд., испр. и доп. М. : Изд-во АСВ, 2010. 168 с.
5. Gregory D.A. Housing and urban development in the USSR. N.Y. : State University of New York Press, 1985. 354 p.
6. Taubman W. Governing soviet cities: Bureaucratic politics and urban development in the USSR. N.Y : Praeger Publ., 1973. 166 p.
7. Иконников А.В. Архитектура Москвы. XX век. М. : Московский рабочий, 1984. 222 с.
8. Хан-Магомедов С.О. Иван Жолтовский. М. : Изд. С.Э. Гордеев, 2010. 352 с.
9. Молокова Т.А. Проблема сохранения культурного наследия: исторический аспект // Вестник МГСУ 2007. № 2. С. 13—16.
10. Бызова О.М. Народное образование Москвы в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. 2012. № 4 (108). С. 339—342.
11. Ефремова М.Г. Из опыта работы треста Мосстрой № 1 в 30—50-е гг. XX в. // Интернет-Вестник ВолгГАСУ Сер.: Политематическая. 2012. Вып. 3 (23). С. 25. Режим доступа: http://vestnik.vgasu.ru/attachments/Efremova-2012_3(23).pdf. Дата обращения: 15.05.2015.
12. Алещенко Н.М. Москва в планах развития и реконструкции. 1918—1985. М. : Изд-во Главного архивного управления города Москвы, 2009. 240 с.
13. 16-й съезд ВКП(б). Стенографический отчет. М. ; Л : Госиздат, 1930. 472 с.
14. Иконников А.В. Утопическое мышление и архитектура. М. : Архитектура-С, 2004. 286 с.
15. Молокова Т.А., Фролов В.П. Влияние итальянской архитектуры на градостроительство России // Вестник МГСУ. 2011. № 4. С. 128—134.
16. Кулешов М., Позднев А. Высотные здания Москвы. М. : Московский рабочий, 1954. 158 с.
17. Олтаржевский В.К. Строительство высотных зданий в Москве. М. : Гос. изд-во лит-ры по строительству и архитектуре, 1953. 216 с.
18. Подъяпольский С.С. Историко-архитектурные исследования. Статьи и материалы. М. : Индрик, 2006. 320 с.
19. Бызова О.М. Строительство и восстановление часовни в память Отечественной войны 1812 года в Павловском Посаде Московской области // Интернет-Вестник ВолгГАСУ Сер.: Политематическая. 2012. Вып. 3 (23). С. 23. Режим доступа: http:// vestnik.vgasu.ru/attachments/Buzova-2012_3(23).pdf. Дата обращения: 15.06.2015.
20. Фролов В.П. Социальные, этнокультурные и конфессиональные особенности архитектурного наследия монастырей // Вестник МГСУ 2014. № 6. С. 35—43.
21. Корнфельд Я.А. Лауреаты Сталинской премии в архитектуре. 1941—1950. М. : Гос. изд-во лит-ры по строительству и архитектуре, 1953. 220 с.
22. Барановский П. Труды, воспоминания современников. М. : Отчий дом, 1996. 279 с.
23. Молокова Т.А. Восстановление Москвы после пожара 1812 г. : новый облик города // Вестник МГСУ. 2012. № 6. С. 17—22.
24. Фролов В.П. Памятники Отечественной войны 1812 года // Вестник МГСУ 2012. № 6. С. 23—28.
25. Маркузон В.Ф. Семиотика и художественные проблемы предметно-пространственный среды // Эстетические проблемы дизайна : материалы конф., семинаров, со-вещ. / под общ. ред. С.О. Хан-Магомедова. — М. : ВНИИТЭ, 1978. С. 52.
26. Успенский Б.А. О семиотике искусства // Симпозиум по структурному изучению знаковых систем. М. : Изд-во АН СССР, 1962. C. 127.
Поступила в редакцию в июне 2015 г.
Об авторе: Гацунаев Константин Николаевич — кандидат философских наук, доцент, доцент кафедры истории и философии, ФГБОУ ВО «Национальный исследовательский Московский государственный строительный университет» (НИУ МГСУ), 129337, г. Москва, Ярославское шоссе, д. 26, 8 (499) 183-21-29, [email protected].
Для цитирования: ГацунаевК.Н. Героико-патриотические мотивы в московской архитектуре 1940—1950 гг. // Вестник МГСУ 2015. № 8. С. 18—29.
K.N. Gatsunaev
HEROIC TUNES AND PATRIOTIC MOTIVES IN MOSCOW ARCHITECTURE OF THE 1940—1950s
Historically, Moscow architecture in its development has been following the political trends of the Russian society, and it is clearly reflected in the appearance and quality of Moscow buildings.
The author discusses the most observable features and structural principles attributed to Soviet architecture in the middle of the 20th century and uses Moscow monuments as examples. The article is based on the analysis and systematization of spatial planning, architectural, design, and historical sources considering post-war Moscow architecture.
The author proposes a historical approach to the problem of correlation between the architecture and post-war Soviet socio-cultural realities. The development of architecture demonstrates different features in different historical epochs. The victorious end of the World War II and crushing defeat of German Nazism generated intensive growth of patriotic emotions in the Soviet society.
Heroic tunes and patriotic motives became the brightest features in Soviet architecture. The development of the Soviet architecture between 1945—1955 was determined by different factors. The author discusses the problem of consistency between the existing architectural environment of Moscow city centre and new architectural planning solutions, created by D.N. Chechulin.
The importance of historical continuity and consistency of spatial planning policies of the urban development documentation such as the Master plot plan of Moscow (1951) is emphasized. New relations between Soviet government and Russian Orthodox Church were established in the end of the 1940s. Thereby, Soviet architects widely used the decorative elements and compositional principles of ancient Russian architecture.
The column order of the Empire style became a required sample for Soviet architects. This style is built according to classical rules, although it has substantial deviations. The Government directives and skills of architects developed an own language of architectural forms typical for so-called "Stalin's Empire" style.
Key words: architecture, Empire, Great Patriotic war, high-rise construction, decorative elements, construction materials, technologies, master plot plan, Naryshkin Baroque.
References
1. Molokova T.A., Bunina E.V., Byzova O.M. Praviteli Rossii i razvitie stroitel'stva [Russian Rulers and the Development of Construction]. Moscow, MGSU Publ., 2012, 296 p. (Bib-lioteka nauchnykh razrabotok i proektov MGSU [The Library of Scientific Developments and Projects of MGSU]). (In Russian)
2. Ikonnikov A.V. Arkhitektura i istoriya [Architecture and History]. Moscow, Arkhitektura Publ., 1993, 248 p.
3. Mezentsev S.D. Problemy territorial'nogo planirovaniya i gradostroitel'stva: sotsial'no-filosofskiy aspekt [Problems of Spatial Planning and Urban Development: Social Philosophical Aspect]. Vestnik MGSU [Proceedings of Moscow State University of Civil Engineering]. 2014, no. 6, pp. 17—26. (In Russian)
4. Molokova T.A., Frolov V.P. Pamyatniki kul'tury Moskvy: iz proshlogo v budushchee [Monuments of Culture of Moscow: from the Past to the Future]. 2nd edition, revised. Moscow, ASV Publ., 2010, 168 p. (In Russian)
5. Gregory D.A. Housing and Urban Development in the USSR. N.Y, State University of New York Press, 1985, 354 p.
6. Taubman W. Governing Soviet Cities: Bureaucratic Politics and Urban Development in the USSR. N.Y, Praeger Publ., 1973, 166 p.
7. Ikonnikov A.V. Arkhitektura Moskvy. XX vek [Architecture of Moscow. 20th Century]. Moscow, Moskovskiy rabochiy Publ., 1984, 222 p. (In Russian)
8. Khan-Magomedov S.O. Ivan Zholtovskiy [Ivan Zholtovsky]. Moscow, S.E. Gordeev Publ., 2010, 352 p. (In Russian)
9. Molokova T.A. Problema sokhraneniya kul'turnogo naslediya: istoricheskiy aspekt [The Problem of Cultural Heritage Preservation: Historical Aspect]. Vestnik MGSU [Proceedings of Moscow State University of Civil Engineering]. 2007, no. 2, pp. 13—16. (In Russian)
10. Byzova O.M. Narodnoe obrazovanie Moskvy v gody Velikoy Otechestvennoy voyny 1941—1945 gg. [National Education in Moscow during the Great Patriotic War 1941—1945]. Vestnik Tambovskogo universiteta. Seriya: Gumanitarnye nauki [Tambov University Review. Series: Humanities]. 2012, no. 4 (108), pp. 339—342. (In Russian)
11. Efremova M.G. Iz opyta raboty tresta Mosstroy № 1 v 30—50-e gg. XX v. [Mosstroy no. 1 Trust Working Experience in the 30—50s of the 20th]. Internet-Vestnik VolgGASU. Seriya: Politematicheskaya [Internet Proceedings of the Volgograd State University of Architecture and Civil Engineering. Polythematic series]. 2012, no. 3 (23), p. 25. Available at: http://vestnik. vgasu.ru/attachments/Efremova-2012_3(23).pdf. Date of access: 15.05.2015. (In Russian)
12. Aleshchenko N.M. Moskva vplanakh razvitiya i rekonstruktsii. 1918—1985 [Moscow in the Development and Reconstruction Plans. 1918—1985]. Moscow, Glavnoe arkhivnoe upravleniye goroda Moskvy Publ., 2009, 240 p. (In Russian)
13. 16-y s"ezd VKP(b). Stenograficheskiy otchet [XVI Conference of the All-Union Communist Party. Stenographic report]. Moscow, Leningrad, Gosizdat Publ., 1930, 472 p. (In Russian)
14. Ikonnikov A.V. Utopicheskoe myshlenie i arkhitektura [Utopian Thinking and Architecture]. Moscow, Arkhitektura-S Publ., 2004, 286 p. (In Russian)
15. Molokova T.A., Frolov V.P. Vliyanie ital'yanskoy arkhitektury na gradostroitel'stvo Rossii [The influence of the Italian Architecture on the Russian Town Planning]. Vestnik MGSU [Proceedings of Moscow State University of Civil Engineering]. 2011, no. 4, pp. 128—134. (In Russian)
16. Kuleshov M., Pozdnev A. Vysotnye zdaniya Moskvy [High-Rise Buildings of Moscow]. Moscow, Moskovskiy rabochiy Publ., 1954, 158 p. (In Russian)
17. Oltarzhevskiy V.K. Stroitel'stvo vysotnykh zdaniy v Moskve [The Construction of High-rise Buildings in Moscow]. Moscow, Gosudarstvennoe izdatel'stvo literatury po stroitel'stvu i arkhitekture Publ., 1953, 216 p. (In Russian)
18. Pod"yapol'skiy S.S. Istoriko-arkhitekturnye issledovaniya. Stat'i i materialy [Historical and Architectural Researches. Articles and Materials]. Moscow, Indrik Publ., 2006, 320 p. (In Russian)
19. Byzova O.M. Stroitel'stvo i vosstanovlenie chasovni v pamyat' Otechestvennoy voyny 1812 goda v Pavlovskom Posade Moskovskoy oblasti [Construction and Restoration of a Pavlov Posad's Chapel in the Memory of the Patriotic War of 1812]. Internet-Vestnik VolgGASU. Seriya: Politematicheskaya [Internet Proceedings of the Volgograd State University of Architecture and Civil Engineering. Polythematic Series]. 2012, no. 3 (23), p. 23. Available at: http://vest-nik.vgasu.ru/attachments/Buzova-2012_3(23).pdf. Date of access: 15.06.2015. (In Russian)
20. Frolov V.P. Sotsial'nye, etnokul'turnye i konfessional'nye osobennosti arkhitekturn-ogo naslediya monastyrey [Social, Ethnical, Cultural and Confessional Features of Architectural Heritage of Monasteries]. Vestnik MGSU [Proceedings of Moscow State University of Civil Engineering]. 2014, no. 6, pp. 35—43. (In Russian)
21. Kornfel'd Ya.A. Laureaty Stalinskoy premii v arkhitekture. 1941—1950 [The Laureates of the Stalin's Prize. 1941—1950]. Moscow, Gosudarstvennoe izdatel'stvo literatury po stroitel'stvu i arkhitekture Publ., 1953, 220 p. (In Russian)
22. Baranovskiy P. Trudy, vospominaniya sovremennikov [Works and Memories of the Contemporaries]. Moscow, Otchiy dom Publ., 1996, 279 p. (In Russian)
23. Molokova T.A. Vosstanovlenie Moskvy posle pozhara 1812 g.: novyy oblik goroda [Reconstruction of Moscow after the 1812 Fire of Moscow: New Look of the City]. Vestnik MGSU [Proceedings of Moscow State University of Civil Engineering]. 2012, no. 6, pp. 17—22. (In Russian)
24. Frolov V.P. Pamyatniki otechestvennoy voyny 1812 g. [Monuments to the Patriotic War of 1812]. Vestnik MGSU [Proceedings of Moscow State University of Civil Engineering]. 2012, no. 6, pp. 23—28. (In Russian)
25. Markuzon V.F. Semiotika i khudozhestvennye problemy predmetno-prostranstven-nyy sredy [Semiotics and Artistic Problems in Subject-Spatial Environment.]. Esteticheskie problemy dizayna : materialy konferentsiy, seminarov, soveshchaniy [Aesthetic Design Problems : Materials of Conferences, Seminars, Meetings]. Moscow, VNIITE Publ., 1978, p. 52. (In Russian)
26. Uspenskiy B.A. O semiotike iskusstva [Semiotics of Art]. Simpozium po strukturnomu izucheniyu znakovykh system [The Symposium on the Structural Study of Sign Systems]. Moscow, AN SSSR Publ., 1962, p. 127. (In Russian)
About the author: Gatsunaev Konstantin Nikolaevich — Candidate of Philosophical Sciences, Associate Professor, Department of History and Philosophy, Moscow State University of Civil Engineering (National Research University) (MGSU), 26 Yaroslavskoe shosse, Moscow, 129337, Russian Federation; +7 (499) 183-21-29, [email protected].
For citation: Gatsunaev K.N. Geroiko-patrioticheskie motivy v moskovskoy arkhitekture 1940—1950 g. [Heroic Tunes and Patriotic Motives in Moscow Architecture of the 1940— 1950s]. Vestnik MGSU [Proceedings of Moscow State University of Civil Engineering]. 2015, no. 8, pp. 18—29. (In Russian)
