CC BY
16
4. Кузьмин Н. И. Обучение альпинистов / Н. И. Кузьмин, Б. Л. Рукодельников. М. : Физкультура и спорт, 1965. 192 с.
5. Маринов Б. Проблемы безопасности в горах. М., Физкультура и спорт, 1981. 208 с.
6. Начальная подготовка альпиниста / под общ. ред. П. П. Захарова. М. : СпортАкадемПресс, 2003. Ч. 1. Введение. 296 с. ISBN 5-8134-0112-1; Ч. II. Методика обучения. 292 с. ISBN-8134-0113-X.
7. ГОСТ Р 54601-2011. Туристские услуги. Безопасность активных видов туризма. Общие положения. М. : Стандартинформ, 2012. 8 с.
8. ГОСТ Р 50644-2009. Туристские услуги. Требования по обеспечению безопасности туристов. М. : Стандартинформ, 2010. 12 с.
9. Чудновский А. Д. Управление индустрией туризма / А. Д. Чудновский, М. А. Жукова, В.С. Сенин. М. : КНОРУС, 2004. 448 с. ISBN 5-94761-041-8.
10. Шипилов В. А. Вершины Домбая. Описание маршрутов восхождений / В. А. Шипилов, И. Н. Золотарев. Ставрополь : Ставрополье, 2003. 144 с.
4. Kuz'min N. I., Rukodel'nikov B. L. (1965 ) Education climbers. Moscow, Fizkul'tura i sport, 192 p.
5. Marinov B. (1981) Security Concerns in the Mountains. Moscow, Fizkul'tura i sport, 208 p.
6. Initial Training Climber. (2003) Moscow, Sport AkademPress. Part 1. Introduction, 296 p. ISBN 5-8134-0112-1; Part II. Methods of training, 292 p. ISBN-8134-0113-X.
7. Tourism Services. Security of Active Tourism. General. GOST R 54601-2011. Moscow, Standartinform, 2012, 8 p.
8. Tourism Services. Requirements to Ensure the Security of Tourists. GOST R 50644-2009. Moscow, Standartinform, 2010, 12 p.
9. Chudnovskij A. D., Zhukova M. A., Se-nin V. S. (2004) Management Tourism Industry. Moscow, KNORUS, 448 p. ISBN 5-94761-041-8.
10. Shipilov V. A., Zolotarev I. N. (2003) Tops Dombey. Description of Climbing Routes. Stavropol', Stavropol'e, 144 p.
УДК 130.3+172.1+321
ГЕРМЕНЕВТИКА СУБЪЕКТА ИНФОРМАЦИОННЫХ РИСКОВ В ГОРИЗОНТАХ ПОСТЛИБЕРАЛИЗМА
HERMENEUTICS OF THE SUBJECT OF INFORMATION RISKS IN THE POST-LIBERALISM HORIZONS
© Петров Николай Иванович
Nikolay I. Petrov
профессор, доктор философских наук, профессор кафедры философии и политологии, Саратовский государственный социально-экономический университет. DSc (Philosophy), Professor, Saratov State Socio-Economic University, Russia.
В данной статье сделана попытка определить процесс субъективации в компьютерной сети, опираясь на концепцию герменевтики субъекта в горизонте постлиберальных культурных реалий.
Ключевые слова: герменевтика, информационное общество, постлиберальная культура, микрофизика власти.
Чтановление информационного общества оценивается весьма противоречиво. Нарастание реальных проблем в социально-политической сфере, связанных с информатизацией, требует поиска подходов.
Ст
с
The process of "subjectivization" in a network - using the concept of a hermeneutics of the subject in horizon of postliberal cultural realities - is analyzed.
Key words: hermeneutics, information society, postliberal culture.
Одной из наиболее актуальных является тема субъективации в информационной среде. После И. Канта, который совершил переход от трансцендентальной рефлексии к антропологической, когитальный аппарат Р. Декарта только
формально поддерживал связь между мыслью и бытием. В ходе информационной революции проявляется эфемерность, симуляционность такой связи. В подобной ситуации риски субъ-ективации выступают на первый план. Данный процесс предполагает отказ от традиционных антропологических подходов. Среди маргинальных концептуализаций субъектности выделяется концепция М. Фуко. Изначально он далёк от антропологии. Его занимает не человек, а устройство западной эпистемы. И именно это помогает ему увидеть новые реалии. В ситуации выхода к пределам модерна проявляются скрытые следствия гносеологического выбора. Проблема человека как субъекта, вернее, сообщества после субъекта выступает на первый план и в философии, и в политике. Субъект сети оказывается отличным от всего, что было в истории. Как представляется, независимо от конкретного отношения к концепции герменевтики субъекта, она представляет весьма эвристичные способы понимания процессов виртуализиции в постлиберальных культурах.
В данной статье мы попытаемся увидеть процесс субъективации в компьютерной сети, опираясь на концепцию герменевтики субъекта информационных рисков в горизонте постлиберализма. Гипотезой работы является то, что товаропроизводящая цивилизация фундирована виртуализацией человека, ситуация информационного общества лишь проявляет возможности и степени виртуализации.
В курсе лекций «Герменевтика субъекта», прочитанном в Коллеж де Франс в 1981/1982 учебном году, М. Фуко, исследуя взаимосвязь субъекта и истины, выясняет, что формой, в которой изначально поставлен данный вопрос в Новое время, является познание [3, с. 15]. Своеобразие его взгляда связано с тем, что он далёк от проблематизмов классической антропологии. М. Фуко обнаруживает, что конфигурация западной эпистемы никаких антропологических конфигураций внутри себя не допускает. Разбирая способы определения субъектом себя, философ проводит разграничение накопления знания о себе как об объекте и понимания, которое предполагает изменение себя как субъекта. Анализ М. Фуко обращён к разнообразным практикам, с помощью которых субъект самопреобразуется и конституирует себя как такового, в сочинениях греческих и римских авторов классического и более поздних периодов античной истории. М. Фуко выделяет в античности герменевтику субъекта, которая осуществлялась в конкретных формах ертеЫа seauton «заботы о себе». Данные феномены обеспечивали субъекту доступ к истине вне теоретического отношения. Трансформация
экзистенции, перестройка внимания и изменение масштабов понимания достигаются различными способами. Субъективация предполагает отказ от готового знания, институциональных матриц и опор в социальном и культурном транс-цендировании, в герменевтическом горизонте это - событие, которое происходит с человеком. Оно инициирует «эпистрофе» обращение, поворот к самому себе. Но такая «Истина, - по словам М. Фуко, - никогда не даётся субъекту просто так... Нужно, чтобы субъект менялся, преобразовывался... становился отличным от самого себя, дабы получить право на доступ к истине. Истина даётся субъекту только ценой введения в игру самого существования субъекта... Не может быть истины без обращения или преобразования субъекта» [2, с. 28]. Способом такого преобразования является «забота о себе», которая открывает субъекту горизонт бытийного трансцендирования, восхождения на иной уровень существования, позволяет отстраниться от громкости социокультурных страховок и очевидности институциональных проекций.
Таким образом, необходимость аскезы, деятельной практики себя, особых упражнений, способствующих такому преобразованию себя, предстаёт у философа как феноменология «заботы о себе». Социокультурный мир начинает восприниматься в этой парадигме как «принудительная фактичность», отношения с которой у человека могут строиться только в сюжетах трагедии. Выход за пределы наличного неизбежно вводит в область подручного, где неразличимо ближайшее, насущнейшее и отдалённое чужое.
В герменевтическом контексте важно, что забота о себе как практика требует непрекращающегося усилия внимания к самому себе, к тому единственному, кто существует уникально в не-объективируемой форме живого переживания. Но это не означает асоциальности, отстранения от общества. Забота о себе престаёт в качестве «общественной практики», так как одиночество, отдаление от общества - это только как аскезис, упражнение [3, с. 60]. Топос внимания оказывается не просто на границе непонятного, а в сфере подручного и неотчуждаемого.
По мнению М. Фуко, симптомом забвения принципа герменевтики субъекта являются кон-цептуализиции Р. Декарта и Н. Мальбранша, которые уже «не ставят под вопрос бытие субъекта», а придают значимость принципу «познай себя» [4, с. 26]. Объективация человека становится основанием гносеологической матрицы самоопределения новоевропейского субъекта, которая конституирует онтологию либеральной культуры. Возникает предпосылка освобождения субъекта от самого себя. Именно объективация
помогает нейтрализовать корпоративные, сословные и другие связи субъекта.
Либеральная идеология определяет человека через социальность, а поскольку изначально политические теории этого направления основываются на отделении политического от социального и сосредоточены на функционировании государства, а не общества в целом, то люди существуют и имеют значение в данных дискурсах только политически - как участники общественного договора. Их собственная бытийная размерность, экзистенциальная глубина, которая не допускает усреднённости, лишь мешают функционированию субъектов социокультурности. Фактически либерализм опирается на антропологию социального максимализма, то есть на социальное понимание человека. Основным условием возможности конституирования «Я» человека социального является критически утопическое истолкование общества.
Подобные социальные конфигурации предполагают редукции человека к языку. Такой антропологический язык не соотносится с мышлением, в том числе о человеке. Хранителем памяти человека стал язык. Сдвиг западной эпистемы, связанный с информационной революцией, предстаёт как следствие и реакция такого состояния мысли.
Либеральная власть позиционирует себя как культивирующую саму жизнь. Поэтому необходима добровольность, сознательность, искренность и неподдельность участия в построении фиктивной социальности, питающейся утопическими интерпретациями. Либеральная власть для своего осуществления нуждается в очагах нормализованной спонтанности, рассчитанной, организованной и технически продуманной.
Встаёт двойная задача. Во-первых, утверждение медиаторов, полей дисциплинарной власти, которая охватывая всё общество, ставила каждого человека на своё место, приписывая ему ранг, тем самым следя за дисциплиной. Школа, завод, казармы, больницы и другие пространства нормализации выполняют не только прокламируемые функции, но и дисциплинарные, осуществляя непрерывное тестирование и контроль. Человек в пространстве данных практик идентифицирует себя с дисциплинарным знанием. Он не мыслит себя вне институционально организованной и публично признанной в качестве значимой деятельности, то есть как объект знания, познания, институциализации. Захваченный сертифицированным и квалифицированным обществом, мотивациями и общественно полезными ценностями, он лишается возможности самостоятельного экзистенциаль-
ного анализа. Последний допускается лишь по мере социальной сертификации данного дискурса как значимого и общественно полезного. Всё, что не является публично признанным и общественно полезным, вытесняется на периферию. Постепенно человек теряет себя, идентифицируя себя с одномерными проекциями дисциплинарных практик, с институциализированными «Мы персонификациями». И здесь решается вторая задача - нейтрализации собственной интенсивности субъекта, ибо его многомерность, самопонимание, экзистенциальная глубина мешают виртуальным проектам преобразования и должны быть заменены внешне определённой формой институциализированного «Я».
Главное не то, что актор либеральной культуры идентифицирует себя с системой институтов, не то, что он субъект дисциплинарных пространств, а его уверенность в своей способности «разбираться в себе самом посредством одних лишь актов познания, когда больше от него ничего не требуется - ни модификации, ни изменения своего бытия... Знание накапливается в объективном социальном процессе» [1, с. 277]. Феноменология этого обнаруживается М. Фуко в том, как дисциплинарные пространства разыгрывают социальные отношения, осуществляют власть через союз со знанием. Последнее образует дисциплинарное поле, убеждающее человека в значимости и универсальности институциональных проекций «Я». Это проявляет особые микрофизические отношения знания и власти. Для Фуко нет знания, которое в то же время не предполагает и не образует отношения власти. Нет науки, с одной стороны, и государства - с другой, но есть фундаментальные формы «знания-власти», институализирован-ные дисциплинарными практиками, которые, меняясь, проходят через всю историю европейской цивилизации. Они, по мнению учёного, обступают нас и, не говоря нам прямо, кем мы являемся, показывают, что от нас требуется, растворяя человека в дискурсе, «микрофизически» определяют желательную самоинтерпретацию. Всякая власть - это персональный вызов самому человеку. Актуализируется идентичность, которая рассеивает субъекта в пользу чего-то иного, чем он сам. Перцептивными поддержками являются литература, живопись, театр. Они находятся в синергии с дисциплинарными практиками и конституируют понимание мира как картины, истории как рассказа с заведомо предполагаемым концом, индивида как ансамбля социальных связей, а культуры как субститута горнего мира.
Именно благодаря такому повороту складываются либеральные политические онтологии, предполагающие более тесное взаимодействие
власти и знания. В этой связи возможны несколько вариантов идеологии: совмещение в едином дискурсе позиционирования свободы индивида приоритета индивидуальных интересов и ценностей над социальными; индивидуализм; приверженность ценностям свободы и реального функционирования деэкзистенциа-лизированного, виртуализированного субъекта. Такому индивиду, для которого интенсивное отношение к себе, внутренние связи с самим собой и духовные практики только мешают и поэтому нигилируются.
Познание и соответственно объективация становятся единственным сертифицированным способом постижения истины. Опасность такой бессубъектной индивидуации и возможность непредсказуемых последствий при увлечении ею были отмечены уже основателями либерализма. Наиболее яркие контраргументы приводятся Т. Гоббсом, Дж. Локком, Б. Мандевилем. Они отчётливо видят, что прогресс социальности -плод индивидуальной порочности людей. Так, Б. Мандевиль написал «Басню о пчёлах или Частные пороки - общественные выгоды», где он показывает, что пороки отдельных лиц способствуют всеобщему благу. Дисциплинарная объективация - это, по сути, редукция к объектным моделям данной сферы дисциплинаризации. «Доступ человека к самому себе» начинает носить преимущественно форму дисциплинарной объективации, что внутренне противоречиво, ибо объективация нигилирует субъекта, и он заменяется субъектом конкретных практик и институтов. Но прогресс и эмансипация казались столь ценными, что предостережения Т. Гоббса и Б. Мандевиля не были услышаны.
Таким образом, субъект классического либерализма «воздействует на истину, однако истина не воздействует больше на субъекта» [2, с. 277]. То есть субъект становится недоступен для самого себя. Он находится в поле социокультурного трансцендирования и должен довериться «посредникам» - медиаторам истины, в качестве которых выступают дисциплинарные пространства.
Человек уже освобождён от необходимости обращать внимание на себя, то есть понимать своё тело, образование, здоровье, а должен доверять знание, которое воплощено институтами медиаторам, которые приковывают наше внимание к тому, что они считают важным и нужным, соответственно отвлекая от того, что не нужно.
Фактически, дисциплинаризация вводит человека в виртуализированные области, уже сконструированные и обработанные и предстающие дисциплинарными пространствами. Они одномерны и иное может встречаться в них лишь количественном модусе. Каждое дисципли-
нарное пространство замыкается и отделяется от других. С другой стороны, они все связаны типом знания. Они виртуальны, ибо хотя организуются функционально, но интерпретация целей, функций и средств исторически и социально различаются значительно. Каждое из них можно рассматривать как виртуальный субъект, организующий свою собственную виртуальную действительность, нормы и ценности, роли и статусы, размерность и интерпретационные матрицы которой они меняют сами. Однако для тех, кто дисциплинаризуется данными институтами, последние не являются виртуальными, они гиперреальны, создают интерпретации действительности, то есть в либеральном обществе через структуры власти знания они производят саму реальность. Человек в поле действия таких институтов становится производной субъ-ективацией институциональных матриц. Он воспринимает свою объектную проекцию как единственную возможность понимания себя.
Человек, утративший навык внимания к себе, текстуализируется и оказывается одномерным виртуализированным. Он теряет связь с самим собой. Социальное пространство занято не человеком, а презентациями человека, «соприсутствием человека в момент его отсутствия» (Ф. Гиренок).
Утрата навыка «герменевтики субъекта» (М. Фуко) означает, что человек отчуждается от самого себя. Это обостряет проблему отчуждения человеческого (энергийного) от его результативности (институционального). Данная тема достаточно освещена у Г. В. Ф. Гегеля, К. Маркса, представителей Франкфуртской школы, но в социальном контексте. Субъект эмансипации, разума, прогресса предстает как «культурный идиот» (М. Горфункель).
Как представляется, М. Фуко открывает субъектные механизмы данного феномена, которые и выступают на первый план в ситуации постсовременности. Информационная революция завершает процесс виртуализациции. Но появляются новые процессы. Реальности, производимой дисциплинарными институтами, становится всё больше, в ситуации медиатизации она становится гиперреальностью, которая для нас реальнее, чем сама реальность (Ж. Бодрийяр).
Это оказывается в центре внимания постлиберализма. Последний в целом был ориентирован критикой великих герменевтик подозрения. Парадоксы индивидуализма остаются в рамках оценки его в теоретическом дискурсе. Кажется, что наиболее последовательные постлибералы, такие как Дж. Грей, выступают с позиций, которые формируются «справа» представителями антилиберальной критики с изначально консервативных позиций. Но основное
- социальная антропология, деонтологизация
- ускользает от внимания. Человек, утративший навык внимания к себе, текстуализируется и оказывается одномерным виртуализированным. Постлибералы упрекают либералов в том, что те стремятся выдать компоненты собственной, локальной и исторически «случайной» системы ценностей за нейтральную «надкультурную» форму урегулирования межкультурного взаимодействия. Прежде всего, речь идёт о концепции индивида и попытках втиснуть несводимые культурные реальности в институциональные рамки, задаваемые либеральной антропологии.
Но постлиберальная критика либерализма основана Дж. Греем на антиуниверсалистском повороте, который должен быть связан с переносом акцента с идеи самоопределения индивида на идею самоопределения сообщества. Признание статуса различных ценностных универсумов. Как видим, сама дисциплинари-зация «власти знания» не ставится под вопрос.
И здесь разрушительность процессов объективации особенно проявляется по мере становления информационной культуры.
Многие феномены информатизации выходят за пределы событий чисто технологического плана. Они проявляют, что технологии, которые способны не только имитировать, но и симулировать действительность, являются идейно не новыми. Дисциплинарные пространства уже предполагают десубъективацию человека и превращение его в персонаж определённой практики. Человек уже развоплощён и виртуа-лизирован. Если модерн освобождает человека от сословных, корпоративных, цеховых и иных патерналистских связей, то теперь разрушаются те общности, которые были основанием индустриального государства и гражданского общества в целом. Но технологии виртуализации, которые способны не только имитировать, но и симулировать действительность, мы пока оставляем в стороне. Не только входя в киберпро-странство, где человек встречается с какими-то странными ландшафтами, нереальными телами, но и в обычной сети он меняется, становясь бестелесным симулякром, «развеществлённым» телом. Утопическая мечта деобъективации, с которой связаны идеологии модерна, сбываются. Пространство сети открывает огромные либертантные возможности, попутно повышая неопределённость и связанные с ними риски. То, что человек в сети свободен, - это просто констатация его не нужности дисциплинарным институтам. Это процесс, связанный не с личными мотивациями и ценностями, а с ослаблением тотальной объективации. Поэтому исследователи выделяют много спонтанных новинок. Так, сеть, будучи анархичной по структуре и не имея соб-
ственно руководящих структур, обладает очень высокой степенью самоорганизации [1, с. 59-61]. Но в отличии от перцептивных поддержек модерна: живописи, театра, литературы, которые всегда оставляли свободными каналы связи с внешней им реальностью, виртуальная реальность основана на возможности всех каналов связи с внешним миром, кроме технического. Это лишь проект, но значительно отличающийся от утопического проекта модерна.
Таким образом, субъект сети - это персонаж, который воспринимает себя телесно. Но в сети он присутствует в особом модусе. То есть он так же реален, как и любое тело, являющееся референтом, только реален он виртуально. Как симулякр он не есть знак, но он сам может быть референтом по отношению к представляющему его знаку-симулякру следующего порядка. Сеть не возвращает человека самому себе, а лишь расширяет его возможности за счёт углубления самопотери. Это закономерное положение, так как либеральный субъект конституировался дисциплинарными практиками за счёт утраты навыка внимания к себе. Такой текстуализированный субъект оказывается проекцией дисциплинарных объективаций. В сети невозможно выработать навык обращения к себе. Можно лишь преодолеть постылые ограничения дисциплинарной власти. Но, преодолевая их содержательно, персонаж в сети остаётся продуктом объективаций. Последние, подобно дару Мидаса, превращают всех, прикасающихся к нему, в объект, духовное ничто, нигилируют их как личности, несущие образ. М. Вебер тонко улавливает следствия этого явления концептом «расколдовывания». Персонаж сети неизбежно нигилист.
Таким образом, в информационной среде происходит переход от стратегии «слово в слово» к режиму «слово за слово». Это описывается теоретиками постмодернизма. Субъект сети, открывая социально политические реалии, постоянно скрывает себя. В этой среде нельзя прерывать своё письмо. Если актор сети остановится, то он должен будет взглянуть на себя. Но в этой среде актора нет, и субъект обречён не узнавать себя. И это основной риск, порождающий удвоение в постоянных «складках» письма.
Объективации предстают неизбежным продуктом власти знания, которая производит реальность, и последней становится так много, что она уже предстаёт как искусственная действительность, реальность для реальности, гиперреальность. Скрытое из символического горизонта можно приравнять к несуществующему. В такой ситуации стирается уже и само противоречие реального и воображаемого. С другой стороны, виртуализируется и исчезает опора либерализма - индивид. На его месте дивид,
который предстаёт как бестелесный персонаж, обозначающий то, что от него осталось после вычета телесности и реального экзистенциального опыта проживания. Дивидуализация не просто разрушает одно из основоположений модерна. Проблемы субмодальностей субъекта открывают разрывы сохранившихся связей человека с самим собой. Он не знает, какая сторона его бытийного состава (например, эго-состояние) актуализирована в данный момент и становится игрушкой сил, ему неведомых.
Таким образом, субъект сети - это персонаж, действующий на сцене постпубличности, в тексте, в Интернете. Он вовлечён в коммуникацию дивидов, где, сталкиваются «экстенсивности» отчуждённых от человека текстов. Такая ситуация проявляет границы либеральной культуры. И при подходе к пределам модерна знаки оценки меняются, постлиберализм вы-
Библиографический
1. Носов Н. А. Виртуальная цивилизация // Виртуальные реальности в психологии и психопрактики. М. : Аграф, 1995. С. 57-72. ISBN 5-02-032831-6.
2. Фуко М. Герменевтика субъекта // Социо-Логос. Вып. 1. М. : Прогресс 1991. 480 с. ISBN 5-01-001584-26.
3. Фуко М. Забота о себе. История сексуальности. Т. 3. М. : Рефл-бук, 1998. 288 с. (Astrum Sapientiale). ISBN 5-87983-074-8.
4. Фуко М. Герменевтика субъекта : курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1981/1982 учебном году / М. Фуко ; пер. с фр. A. Г. Погоняйло. СПб. : Наука, 2007. 677 с. ISBN 978-5-02-026922-4.
нужден признать антиутопичность либеральной реальности. Ситуация субъекта сети - это всегда ситуация пост (полу...) - полупубличность, полуполитичность, полусоциальность. Это делает неэффективными традиционные способы понимания и субъективации человека. Проявляются пределы дисциплинарной власти и опоры на знание человека как объекта.
Оценка постсовременных медиа, с позиций социально политической свободы для понимания субъекта, неэвристична. Но проблемати-зируются и предстают существенными аспекты, связанные с отчуждением. Экзистенциальная пустота не заполняется компьютерными коммуникациями, ускользающие типы субъективации требуют личного усилия.
Материалы поступили в редакцию 01.07.2013 г. список (References)
1. Nosov N. A. (1995) Virtual Civilization. Virtual'nye real'nosti v psihologii i psihopraktiki. Moscow, Agraf, pp. 57-72. ISBN 5-02-032831-6.
2. Fuko M. (1991) Hermeneutics of the Subject. Socio-Logos. Vyp. 1. Moscow, Progress, 480 p. ISBN 5-01-001584-26.
3. Fuko M. (1998) Taking Care of Yourself. The History of Sexuality. V. 3. Moscow, Refl-buk, 288 p. (Astrum Sapientiale). ISBN 5-87983-074-8.
4. Fuko M. (2007) Hermeneutics of the Subject. A Course of Lectures at the Collège de France in 1981/1982 Academic Year . St. Petersburg, Nauka, 677 p. ISBN 978-5-02-026922-4.
Саратовский государственный социально-экономический университет предлагает подготовку в докторантуре
В докторантуру принимаются лица, имеющие учёную степень кандидата наук (очная форма обучения).
Подготовка в докторантуре засчитывается в стаж научно-педагогической и научной работы. Докторанту назначается научный консультант.
Обучение осуществляется на бюджетной основе или с оплатой стоимости обучения физическими и юридическими лицами.
Тел.: (8452) 211-757
