CC BY
73
УДК 379.8.093
Вильчинская-Бутенко Марина Эдуардовна Vilchinskaya-Butenko Marina Eduardovna
кандидат педагогических наук, доцент кафедры социально-культурной деятельности Санкт-Петербургского государственного университета культуры и искусств [email protected]
ГЕНЕЗИС ДОСУГОВЫХ ФОРМ ФАБРИЧНО-ЗАВОДСКИХ РАБОЧИХ
Определены причины возникновения и последующего развития новых досуговых форм у фабрично-заводских рабочих России как новой социальной общности второй половины Х1Х-начала ХХ вв.
Ключевые слова: повседневный и праздничный досуг, досуг фабрично-заводских рабочих.
Фабрично-заводские рабочие представляют собой отдельную социальную группу, в результате реформ Александра II приобретшую особую значимость и сыгравшую важнейшую роль для дальнейших исторических судеб России. Их целесообразно разделить на три основных пласта: квалифицированные рабочие, составляющие элиту данной социальной страты, рабочие массовых профессий, чья численность впоследствии стала определяющей, и низкоквалифицированные рабочие. Рекрутирование в новую социальную группу осуществлялось в основном из крестьян и мещан-ремесленников (иные сословия в структуре рабочих были представлены несущественно). Многосословность отряда фабрично-заводских рабочих определила специфику обрядовых форм жизни рабочих, обусловив их эклектичность.
Период социально-экономического обновления российского общества на рубеже XIX-ХХ вв. характеризовался переходом от сословного общества к бессословному и появлением новой субкультуры в лице рабочих, постепенно пришедших на смену сословиям крестьян и ме-щан-ремесленников. Поскольку «погружение» крестьянина в городской образ жизни означало принятие поливариантности жизненных ситуаций вместо привычного следования традициям, быстрее всего этот переход осуществлялся в условиях столицы и промышленных городов. Высокие темпы урбанизации обусловили не просто появление индустриального образа жизни, но также разрыв российских крестьян-мигрантов с традиционной культурой и атоми-зацию личности наемного фабричного рабочего, следовательно, создание фабричными рабочими в новых бытовых и культурных реалиях своей субкультуры стало закономерным итогом и способом закрепления самоидентификации с
PhD in Pedagogics, Associate Professor of the Department of Social and Cultural Activity, St. Petersburg State University of Culture and Arts
FORMATION OF LEISURE FORMS OF FACTORY WORKERS
The present article determines the causes and the subsequent development of the new forms of leisure for factory workers of Russia as a new social community of the second half of the 19th and beginning of the 20th centuries.
Key words: daily and celebratory leisure, leisure of factory workers.
группой.
Интенсивность пореформенного процесса образования бессословного российского общества, а точнее, - его узкий временной интервал, привели к довольно резкому отрыву фабрично-заводских рабочих от деревенского образа жизни; соответственно, вначале (сразу после реформ) - переносу крестьянских традиций и обрядов в городскую среду обитания, а затем (к началу ХХ в.) - постепенному их отмиранию в среде городских рабочих. Так, например, трансформации подверглись календарные традиции крестьянского сословия, связанные с поворотными моментами годового цикла. В условиях промышленного производства привязка трудового процесса к календарным периодам слабая, тем не менее, пока рабочие совмещали крестьянский труд с фабричным (речь в основном идет о мануфактурах), предприятия были вынуждены подстраивать рабочий процесс под крестьянский календарный цикл. Искусственным образом появлялись «начало» и «конец» трудового цикла, которые на самом деле в условиях промышленного производства отсутствуют. К календарным производственным традициям, прежде всего, относились «засидки» -обряд, по определению из словаря Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона, приуроченный к 1 сентября, т.е. начало домашних работ с огнем. В некоторых местностях (в Тульской губернии) засид-ками называется время, которое парни посвящают гулянью; они аналогичны девичьим посиделкам [1]. По материалам Н.С. Полищук, в конце XIX - начале XX вв. «засидками» на мелких фабриках Москвы и Подмосковья отмечался переход на работу при искусственном освещении. В день «засидок», получив от хозяина деньги, рабочие небольшими компаниями отправлялись в ближайшие трактиры, где «за бу-
тылкой, чаем и закуской» отмечали наступление зимнего сезона. С появлением на фабриках электричества «засидки» прекратились [2, с. 114-130]. Таким образом, фабрично-заводские «засидки» включали в себя весь перечень крестьянско-ремесленного праздника: гуляния и посиделки.
Н.С. Полищук также приводит интересные факты о другом обычае - «замочке машин» (реже - «заправка», «легкий ход»), который сложился только у ткачей, и, по её мнению, определялся особым режимом работы ткацких фабрик и характером формирования этого отряда русских рабочих - в основном выходцев из крестьянского хозяйства, для которого была характерна строгая цикличность работ и сопутствовавшая ей календарная обрядность. Обряд «замочки машин» по времени был привязан к началу летнего сезона работы, конкретно - к первому понедельнику после пасхальной недели (Фомин понедельник). В обычаях крестьян в этот день были обильные угощения и подношения, по этому поводу появились и пословицы: «Не все коту масленица, попу Фомин понедельник», а также - обычай алкогольного возлияния, также отраженный в поговорке: «Фомин понедельник иному лишняя забота [опохмелиться]». По мере ускорения индустриального производства в России подобные обычаи фабричных рабочих все больше утрачивали свою значимость и в начале ХХ в. остались в виде рудиментов.
Следует отметить, что фабричнозаводские «засидки» и «замочки машин» российских рабочих имеют аналогии не только с крестьянскими традициями, нечто схожее можно увидеть и в цеховых традициях Европы. Так, например, Б. Йордан, исследуя цеховые праздники датских ремесленников, отмечает, что регулярные встречи «проводились несколько раз в год, и уставы ряда цехов фиксируют их «предписанные дни» [3, с. 183]. Кроме того, характеризуя регулярные цеховые встречи, Б. Йордан указывает на целую систему корпоративных мероприятий: сходы (stacvne), общие цеховые застолья (stor embeds kost), а также попойки (drik, 0l), пиры (gilde), дани (gerd) - угощения, устраиваемые поочередно членами цеха в обязательном порядке [4, с. 179].
Наиболее исторически стойкие традиции крестьянского досуга, подкрепленные в условиях города такой же, как и в деревне, невозможностью быстрого обустройства быта для основной массы рабочих и отсутствием инфраструктуры для удовлетворения растущих культурных потребностей, перекочевали в повседневную жизнь рабочих: пассивные и асоциальные формы времяпрепровождения (сплетни, кулачные бои, «спрыски», пьянство). Так, традиции кулач-
ных боев, известные в крестьянском бытовании [5, с. 336] и среди городского простонародья (мастеровых и ремесленников) средневековой Руси, в XIX в. перешли в городскую среду и активно просуществовали в ней вплоть до Первой мировой войны. Следует отметить, что, если в крестьянском сообществе, где все друг друга знали в лицо, кулачные бои справедливо было бы рассматривать как военно-спортивные состязания (наподобие английского бокса или восточных единоборств), то в условиях города благодаря специфике контактов - анонимности и кратковременности - бойцы друг с другом часто не были знакомы, и подобные забавы приобретали ужасающий характер побоища. Именно крестьянская культура привнесла в городскую социокультурную среду массовость кулачных боев: например, в январе 1903 г. в г. Орехово-Зуеве между рабочими фабрик Саввы и Викулы Морозовых и фабрик Зиминых состоялся кулачный бой, в котором участвовало около 10 тыс. чел., а в Ростове-на-Дону - около 5-6 тыс. рабочих и горожан. В таких массовых баталиях соблюдение правил «спортивного поведения» вряд ли было возможно.
Еще один компонент производственного быта фабрично-заводских рабочих - обычай «спрысок» («магарычей») при вступлении в профессию. Н.С. Полищук отмечает: если «замочка машин» и «засидки» к началу XX в. сохранились лишь на отдельных ткацких фабриках, да и то в виде рудиментов, то «спрыски» просуществовали вплоть до начала 1920-х гг., будучи ни чем иным, как узаконенным фабрично-заводским обычным правом вымогательством денег на выпивку, впоследствии часто приводившим к алкоголизации. В языке костромичей и жителей Ярославля прижился глагол «мо-гарычить», что означало непосредственную связь глагола с понятием выпивки: «выпрашивать могарычи [выпивку], клянчить, канючить». Пьянство как производное от образа жизни в условиях «семейных» фабричных казарм затрагивало не только мужскую часть фабричнозаводских сообществ, но и женщин. Н.С. Полищук указывает на наличие у работниц Центрального промышленного района России обычая «пропоя» или «пропивания помоев», «представляющий собой не что иное, как фабричный вариант традиционных крестьянских «бабских праздников» [6, с.121].
Здесь мы видим существенную разницу между этикой поведения фабрично-заводского рабочего и европейского цехового ремесленника. Во-первых, существовал строгий регламент поведения на подобных мероприятиях. Так, например, Б. Йордан насчитывает в уставах ремесленных цехов до 35 статей против чрезмерного пьянства. Во-вторых, все корпоративные
мероприятия европейских цеховиков проходили в закрытом от посторонних глаз пространстве -как правило, в цеховом доме. Это исключало попадание негативной информации в случае непотребного поведения кого-либо из ремесленников за пределы цеха, на суд широкой публики.
У фабрично-заводских рабочих специальные помещения для проведения досуга (народные дома) появились только в конце XIX в., благодаря инициативам либерально настроенных российских предпринимателей. В то же время значительную часть времени рабочие предпочитали проводить в уборных, трактирах, чайных, где реализовывались потребности в групповых формах досуга и общения. Если попробовать провести аналогии с современностью, то уборные (курилки, умывальные, раздевалки) выполняли функции комнат отдыха для рабочих. У непьющей части фабричнозаводского населения особой популярностью пользовались чайные, куда работники и работницы приходили отдохнуть от неустроенности домашнего быта. «В чайной можно было почитать имевшуюся там газету, принесенную с собой книгу; посидеть с друзьями за чаем, послушать лекцию. Но чайных было мало, да и появились они в рабочих кварталах лишь в конце XIX - начале XX вв., с созданием в России обществ трезвости» [7, с. 121]. У пьющей части фабрично-заводских рабочих популярностью пользовались трактиры [8, с. 64]. Поскольку большинство рабочих массовых профессий не обладали достаточной площадью наемного жилья (некоторые снимали не просто «угол», а даже «постель»), то трактир служил местом встречи с земляками и родственниками, приезжавшими из деревни навестить их, трактир был и традиционным местом устройства «спрысок» по любому поводу, в нем устраивались танцы, петушиные бои [9, с. 280] и тому подобные развлечения.
Для привлечения «чистой» публики трактирщики предлагали посетителям газеты и журналы для чтения. Поскольку на всех желающих
газет не всегда хватало и, к тому же, не все рабочие разумели грамоте, то вокруг чтецов вслух часто собирались целые кружки заинтересованных слушателей. Поскольку читали статьи не громко, а вполголоса, чтобы не мешать другим, трактиры в дальнейшем стали, таким образом, местом революционной агитации, поскольку уследить за тем, какую литературу группе рабочих читает чтец - обычную газетку или принесенную с собой революционную «Искру», «Вперед», «Пролетария», «Правду», «Путь правды» - было трудно. Таким образом, с помощью революционной периодики и разработки новых знаково-символических элементов рабочего движения в рабочем быту стали укореняться новые обычаи: посещение нелегальных сходок, маевок, митингов, демонстраций, «красных» похорон. Новые формы поведения фактически не были новыми, они просто в некотором смысле заменяли традиционные: митинги, сходки, на которых ораторы произносили речи, были аналогичны церковным службам с проповедями; демонстрации, «красные» похороны жертв репрессий - крестным ходам; революционные символы (транспаранты; красные знамена, рубахи и платки; траурные венки с революционными надписями) - христианской символике (хоругвям, иконам, крестам), а революционные песни - церковным гимнам.
Итак, к началу Первой мировой войны у фабрично-заводских рабочих России сложились специфические формы досугового поведения: во-первых, перенесенные из крестьянской среды и адаптированные под условия жизни в городе; во-вторых, сформировавшиеся как продукт городского образа жизни низших слоев населения; в-третьих, формы рабочей революционной обрядности, пришедшие на смену обрядности религиозной и наполненные новым идеологическим смыслом. Кроме того, сформирова-шиеся во второй половине XIX-начале ХХ вв. досуговые формы поведения фабричнозаводских рабочих целесообразно разделять на повседневный и праздничный досуг.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ И ПРИМЕЧАНИЯ
1. Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. СПб., 1890-1907. 11Р1_: http://dic.academic.ru/dic.nsf/
brokgauz_efron/42117/ (дата обращения 12.12.2011)
2. Полищук Н.С. Обычаи и нравы рабочих России (конец XIX - начало XX в.) // Рабочие и интеллигенция России в
эпоху реформ и революций. 1861 - февраль 1917 г. СПб., 1997.
3. Йордан Б. «Когда братья пьют вместе...» Положения о цеховых праздниках в средневековых уставах датских ре-
месленников // Город в средневековой цивилизации Западной Европы. М., 1999. Т. 2. Жизнь города и деятельность горожан.
4. Йордан Б. Указ. соч.
5. По мнению В. Харузиной, кулачные бои выступают пережитком древних славянских аграрных обрядов, повы-
шающих плодородие и достаток (чья «стенка» в бою победит, у тех и урожай будет выше). См.: Харузина В. Рецензия // Живая старина. Вып.1. 1916.
6. Полищук Н.С. Указ. соч.
7. Там же.
8. Пискарёв П.А. Милый старый Петербург. Воспоминания о быте старого Петербурга в начале XX века. СПб., 2007.
9. Гиляровский В.А. Москва и москвичи. М., 2006.
