CC BY
130
З.Д. Попова
СЕМИОТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ КОГНИТИВНОЙ ЛИНГВИСТИКИ
Исходя из того, что развитие когнитивизма вне семиотики невозможно (Е.С. Кубрякова), в статье рассматриваются некоторые терминологические и теоретические вопросы, которые позволяет решать схема лингвосемиотической знаковой ситуации.
Когнитивная лингвистика актуализировала внимание лингвистов к семиотике. Е.С. Кубрякова считает, что развитие когнитивизма вне семиотики просто невозможно, носителями знаний и значений всех типов являются языковые знаки [Кубрякова 2005: 96]. Понимание природы и типов знаков составляет одну из методологических опор всей когнитивной науки, в том числе когнитивной лингвистики, поэтому она и не может не обращаться к семиотике.
О знаковой природе слова спорили и античные, и средневековые мыслители, ее признали философы ХУП-ХУШ вв. Она интенсивно разрабатывалась логиками, философами и лингвистами в Х1Х-ХХ вв. (подробный обзор см. [Степанов 1983]).
Известно, что для выполнения функции знака материальный, чувственно воспринимаемый носитель должен попасть в знаковую ситуацию. Осмысление знаковой ситуации в истории европейской науки проходило в течение многих столетий. Античные и средневековые мыслители различали в ней два компонента: слово - предмет. Философы нового времени нашли третий компонент, и знаковая ситуация получила вид: слово - понятие - предмет. В конце Х1Х в. выдающийся немецкий логик и математик Готлиб Фреге сделал развернутое описание знаковой ситуации, включив в нее четвертый компонент -представление [Фреге1997: 354-355].
Развернутую теорию языкового знака предложил в начале ХХ в., как хорошо известно, Фердинанд де Соссюр. Он ввел в знаковую ситуацию еще один компонент - значимость (отношение знака к другим знакам той же системы). Американский семиотик Чарльз Моррис подчеркнул роль интерпретатора в знаковой ситуации. Полученная таким образом знаковая ситуация для решения проблем общей семиотики стала вполне достаточной.
Но для языкового знака понадобился еще один компонент, и его ввел известный немецкий психолог и лингвист Карл Бюлер. Он указал на необходимость фигуры отправителя [Бюлер 1993]. Отправитель и получатель языкового знака, как правило, имеют дело не с одним знаком, а с последовательностями знаков, организованных струк-
турой их системы. Лингвисту недостаточно оперировать знаковой ситуацией для одного знака, ему важно представлять место всей системы знаков в процессе коммуникации людей. Мы уже имели возможность изложить наше понимание лингвосемиотической знаковой ситуации и предложить ее схему [Попова 2005], но для удобства читателей воспроизводим здесь эту схему и даем ей краткую характеристику.
Эта схема, как мы хотели с ее помощью показать, отражает тот факт, что отправитель и получатель акустического знака одинаково подключены к системе языковых знаков, находящейся в коре головного мозга коммуникантов. Именно в ней запечатлены образы акустических знаков (фонемы и лексемы) и образы предметов и ситуаций внешнего мира (концепты), которые мы разграничиваем на образы, получившие языковую номинацию (денотаты), и образы, не получившие языковой номинации (смыслы). Денотаты вклю-
чаются в зону означаемых акустических знаков, прежде всего в их денотативную часть.
Образы предметов и ситуаций внешнего мира составляют концептосферу человека, а ее денотаты формируют семантическое пространство языка. Пунктирные части окружностей символизируют принципиальную проницаемость концептов в семантическое пространство языка, где они ассоциируются с означаемыми акустических знаков.
Какие составляющие лингвосемиотической знаковой ситуации отличают ее от общесемиотической знаковой ситуации?
Обязательной фигурой любой знаковой ситуации является получатель, человек, в сознании которого есть образы объектов внешнего мира. Без него никакой знаковой ситуации не существует.
Фигура отправителя в семиотике дискуссионна. Возможно ли функционирование знака без отправителя? Для разного рода нелингвистических знаков возможно. Получатель способен извлечь информацию из звуков, запахов, вспышек света, вкусовых ощущений, касаний к его телу и других чувственных восприятий, не имеющих отправителя. Такие носители знаков воспринимаются и животными, на некоторые из них реагируют и растения. Но для лингвистического знака отправитель обязателен. Таким образом, наличие/отсутствие отправителя оказывается фундаментальным различием общесемиотической и лингвосемиотической знаковой ситуации.
Другим различием той и другой ситуации оказывается материальная природа знаконосите-лей. Мерцание света, плеск воды, жужжание насекомых, запахи цветов или гари и другие чувственно воспринимаемые проявления природных факторов не бывают организованными в системы и не имеют зоны означаемых. Они сигнализируют некоторые расплывчатые смыслы, которые получатель не всегда может сколько-нибудь точно определить. Если же у таких материальных факторов появляется отправитель, они сразу же организуются в некоторую систему (люди могут договориться о значениях количества звонков в квартиру, цвета запускаемых ракет, существует система пальцевых касаний к руке слепоглухонемого человека и т.п.). Но договор происходит на естественном языке, так что здесь, по сути дела, налицо та же самая лин-гвосемиотическая знаковая ситуация, лишь с вариантами физических «тел» знаконосителей.
К этому же способу общения мы относим несловесные искусства - музыку, танец, живопись и им подобные. У них есть отправитель и получа-
тель, но чтобы их материальные составляющие выполняли знаковую функцию, получатель должен быть специально подготовлен к ассоциированию их элементов со сферой означаемых, а такую подготовку получают лишь специалисты и небольшие группы любителей того или иного искусства. Для остальных людей несловесные искусства остаются только чувственно воспринимаемыми картинами, звуками, движениями и т.п., не несущими никакой дополнительной информации.
Итак, несловесные, нелингвистические знаки не имеют в мозгу человека общей для всех зоны семантического пространства - организованных в систему означаемых акустических знаков, они могут сразу выходить в концептосферу, в сферу смыслов. Наличие в лингвосемиотической знаковой ситуации зоны означаемых акустических знаков также представляет собой ее важное отличие от общесемиотической знаковой ситуации.
Образы акустических знаков естественного языка систематизированы, организованы своими означаемыми, они устойчиво сохраняются в памяти человека. Замещающие их письменные, графические изображения следуют тем же принципам организации.
Таким образом, лингвосемиотическая знаковая ситуация намного богаче и лучше организована, чем любая другая общесемиотическая знаковая ситуация.
В этой статье мы рассматриваем некоторые терминологические и теоретические вопросы лингвистики, в первую очередь когнитивной, которые позволяет уточнить или строже очертить схема лингвосемиотической знаковой ситуации.
1. Вопросы терминологии. Семиотика рождалась на стыке нескольких наук - философии, логики, психологии, нейрофизиологии, лингвистики и ряда других. Неудивительно, что в ней столкнулись разные термины, обозначающие по сути дела одно и то же. Наша схема может служить эталоном для соотнесения конкурирующих терминов.
Акустический знак - тело знака, знаконо-ситель, медиатор, экспонент.
Образы акустических знаков - десигнато-ры, лексемы, фонемы.
Означаемые акустических знаков - значение слова, десигнаты, семемы.
Образы предметов и ситуаций - смыслы, концепты, денотаты.
Предметы и ситуации внешнего мира -денотаты, референты.
Не останавливаясь на основаниях нашего выбора (о них см. [Попова 2005]), укажем, какими терминами мы пользуемся в дальнейшем изложении.
Акустический знак - акустема.
Образы акустических знаков - фонемы, лексемы.
Означаемые акустических образов - семемы.
Образы предметов и ситуаций внешнего мира - концепты (с подразделением на образы вербализованные - денотаты и образы невербали-зованные - смыслы).
Предметы и ситуации внешнего мира -референты.
Лексемы и семемы формируют систему языковых знаков. Семемы и денотаты образуют семантическое пространство языка. Известно, что они не равны друг другу: помимо денотативной части, в семемы входит и коннотативная часть, дополняющая образы внешнего мира эмоциональными, образными, оценочными, стилистическими и другими субъективными семами. Денотаты и смыслы образуют концептосферу человека. Схема призвана показать, что семемы, денотаты и смыслы не разделены какими бы то ни было преградами, они постоянно перетекают друг в друга.
2. По предложенной схеме можно достаточно строго определить область речемысли-тельной деятельности, которой занимается когнитивная лингвистика.
Акустические знаки изучает фонетика.
Фонология определяет, какие образы аку-стем запечатлены в клетках головного мозга человека. Морфонология описывает сочетания фонем, из которых строятся морфемы и лексемы данного языка.
Какие семемы ассоциированы с теми или иными лексемами, сочетаниями лексем, словоформами и их последовательностями - все это выясняет традиционная лингвистика со всеми ее отделами (лексикология и семасиология, морфология и словообразование, фразеология и синтаксис с его подразделами).
Когнитивная лингвистика вводит новые уровни анализа речемыслительной деятельности человека: она выясняет соотношения семем и их разнообразных сочетаний со сферой концептов (денотатов и смыслов).
Схема также может помочь уточнить, какой областью речемыслительной деятельности занимается тот или иной ученый, независимо от терминологического аппарата, которым он пользуется.
Когнитивная лингвистика к настоящему времени получила много сведений о вербализации концептов, становящихся денотатами, о существовании в концептосфере невербализован-ных смыслов, которые могут быть, тем не менее, выражены с помощью вербальных средств благодаря их сочетаниям и построению из них текстов. Наметились исследования способов создания новых смыслов из взаимодействия денотатов, выполняется отслеживание путей постоянного развития концептосферы как народа, так и отдельной личности в процессе активной речемыслительной деятельности.
3. Опора на лингвосемиотическую схему знаковой ситуации позволяет обсудить вопрос о степени знаковости разных единиц языка. Этот вопрос служил и до сих пор служит предметом оживленной дискуссии.
Никто из лингвистов не оспаривает знаковую природу слова. СЛОВО присутствует во всех зонах лингвосемиотической схемы. С помощью акустических знаков оно передается от отправителя к получателю. Его акустема представлена своим образом в сознании носителей общего языка, и этот образ более или менее одинаково ассоциирован со своим означаемым и соотнесен в сознании носителей языка с образами других знаков той же языковой системы. Через свое означаемое слово выходит на денотат, находящийся в концептосфере человека. Полагаем, что такими же знаками являются и сочетания лексем (фразео-сочетания) разных типов: устойчивые сочетания, составные номинации, фразеологизмы, идиомы.
По поводу других единиц языка мнения лингвистов не столь единодушны.
Многие авторы считают знаками все двусторонние единицы языка - морфемы, словосочетания, предложения (Ф.де Соссюр, Ч. Моррис, Л. Блумфильд, Л. Ельмслев, А. Мартине, В.Г. Гак и другие).
Что можно сказать о морфеме? Морфема входит в состав акустических знаков языка и в качестве их составляющей передается от отправителя к получателю. Образы морфем имеются в сознании носителей языка, но лишь в составе лексем, а не автономно. Морфема А без окружения нерелевантна, она будет что-то значить лишь в составе рядов: спина, весна, трава; стола, двора стекла; купола, профессора, колокола и т.п., то есть в составе словоформ, принадлежащих к определенной грамматической категории. То же самое можно сказать о любой морфеме, даже о корневой, если она не равна слову или словоформе и
нуждается для получения цельности в аффиксах (ср. чашк-, сумк- и т.п.). Членение на морфемы выполняется в учебных целях на уроках русского языка, поскольку это нужно для обучения орфографии, построенной на морфологическом принципе. Но в языковом сознании носителя языка морфемы существуют только в составе лексем (чашка, сумка и т.п.). В качестве составляющей части лексемы морфема обладает некоторыми признаками знака, но дальше зоны означаемых акустических знаков она не заходит, в концепто-сферу носителя языка она никакого выхода не имеет. Морфема относится к системе языка, определяет технику построения лингвистического знака, осознается как его часть, но сама языковым знаком не является.
Словосочетание как соединение конкретных лексем (составная номинация, фразеологизм), по нашему мнению, является таким же знаком, как и слово. Но словосочетание как схема типа N+V, V+Adv, Atr+N и т.п. - лишь лингвистическое построение, созданное в целях удобства описания сочетаемости словоформ. Как убедительно показал Ю.Н. Караулов, «грамматика, которая находится в распоряжении стихийного носителя языка, вся сплошь лексикализована, привязана к отдельным лексемам, как бы распределена между ними и целиком разлита, «размазана» по ассоциативно-вербальной сети (АВС)» [Караулов 1993: 6-7].
Иначе говоря, словосочетания как схемы в языковом сознании говорящих не представлены и функционировать в качестве знаков не могут.
Предложение подобно словосочетанию можно рассматривать как конкретное высказывание с конкретным лексическим наполнением и как структурную схему, лежащую в его основе. Например, конкретное высказывание Весь день в редакции раздавались звонки можно представить как схему членов предложения: обстоятельство времени - обстоятельство места - сказуемое -подлежащее, как схему частей речи:
Pr. + N + prep. + N + V + N, как структурную схему: когда где происходило что.
Конкретные высказывания бесконечно разнообразны и создаются говорящими каждый раз заново. Уже поэтому они не могут выполнять роль знаков. Получатель не имеет в своем сознании направленного ему высказывания, а подчас и отправитель, начиная говорить, не знает, какое высказывание у него получится. Структурные опоры предложений во множестве высказываний повторяются, их не очень много. Схемы родного языка усваиваются путем подражания, а для изу-
чения неродного языка лингвисты стараются их представить в описаниях, потому что у каждого языка они свои и без них говорить на том или ином языке невозможно.
Так, в русских высказываниях вычленяются схемы кто делает что, кто существует где и когда, кто идет куда откуда, кому есть каково, кто/что есть какой/какое и некоторые другие. Эти схемы имеют свои означаемые - типовые пропозиции, представляющие в концептосфере людей осмысленные ими связи и отношения между предметами, типовые ситуации внешнего мира. Структурные схемы, таким образом, имеют свои означаемые, а через них выходят в мир референтов. Но вот парадокс: схемы не имеют своих представителей в зоне образов акустических знаков. Они «размыты», «растворены» в последовательностях конкретных словоформ.
Например, схема кто/что есть какой/какое в сознании говорящих существует лишь в конкретных высказываниях: зима была морозная, Коля - отличный спортсмен, книга интересная, поездка будет продолжительной, Вера опять не в себе и т.п.
Поэтому признать синтаксическую структуру полноценным языковым знаком, имеющим самостоятельное акустическое бытие, невозможно. Она «вмонтирована» во множество образцов, и ее вычленяют и представляют в виде схемы лингвисты в методических и исследовательских целях. Синтаксические структуры находятся в зоне означаемых акустических знаков и соотносятся с ситуациями, имеющимися в концептосфере. На эти отношения впервые указала когнитивная лингвистика, поскольку традиционная лингвистика этот уровень речемыслительной деятельности не рассматривала.
Лингвисты обсуждают и вопрос о знаковой природе фонем (Ю.С. Маслов, Л.М. Васильев и др.) и других элементов акустических знаков, хотя эти единицы языка не имеют своих означаемых.
Фонемы и другие образы акустических знаков (просодемы) находятся в определенных системных отношениях в своей зоне и обладают различительной, дистинктивной функцией, позволяющей из их небольшого количества строить множество лексем, отличающихся по составу и порядку следования фонем и просодем. Образы акустем - это кирпичики, из которых собираются знаки языка. Фонемы и просодемы отражают реальные физические звучания, которые производятся органами речи отправителя и воспринимаются ухом получателя. Но отдельно взятая фоне-
ма не имеет выхода в зону означаемых акустических знаков, туда открыт доступ только лексемам, построенным из фонем и морфем. Понятно, что фонема не имеет выхода в концептосферу человека. Как любая сущность, которой оперирует человек, фонемы могут получать эмоциональные и другие оценки (что определяется как звукосимво-лизм), но такие оценки не носят общенародного характера, достаточно широко варьируют и могут рассматриваться в тех же ракурсах, что и разные виды словесных искусств.
Из сказанного следует, что полноценными знаками языка являются слова и соотносимые с ними фразеосочетания. Слово находится во всех зонах лингвосемиотической знаковой ситуации. Фонемы находятся только в зоне образов акустических знаков, морфемы - в зоне образов акустических знаков и частично - в зоне означаемых акустических знаков. Структурные схемы синтаксических конструкций находятся в зоне означаемых акустических знаков и в зоне денотатов. Только слово проходит через все зоны знаковой ситуации и способствует рождению новых смыслов, становящихся затем денотатами.
4. В последние годы лингвисты и представители других смежных наук обсуждают вопрос: является ли знаком текст [Кубрякова 2004]. Не затрагивая здесь широкого понимания текста как дискурса (об этом см. [Попова 2006]), остановимся только на узком, собственно лингвистическом понимании текста как высшей единицы синтаксического уровня языка, как законченного высказывания или последовательности высказываний с конкретным лингвистическим наполнением [Москальская 1978].
У текста есть отправитель, получатель, последовательность акустических или графических знаков. Каждая акустема имеет свой образ и свое означаемое в языковом сознании коммуникантов, но композиционная семантика, которая создается говорящим в тексте, получателю заранее не известна.
Текст соотнесен с предметами и ситуациями внешнего мира через их образы в сознании отправителя. Совокупность этих образов составляет так называемую пропозицию текста, которая и несет его смысл. Но у текста нет и не может быть общего для отправителя и получателя заранее известного означаемого. Смысл текста получатель должен понять на основе своих предварительных знаний (и в меру своей пресуппозиции) о той ситуации, образ которой стремится воссоздать в тексте отправитель. Минуя зону означаемых образами акустем, текст ведет сразу в зону концептов. Он создается лексемами, вербализующими
денотаты, но из сочетания денотатов, воспринятых получателем из текста, конструируется всегда новый смысл. И далеко не всегда получатель готов к пониманию этого смысла. Особенно хорошо это видно при знакомстве с текстами, созданными представителями другой культуры. Вот один из таких текстов, процитированных в книге Дэви-Неел А. Посвящения и посвященные в Тибете. СПб.: ОРИС, 1994. 368 с.
Автор рассказывает о том, как однажды Будда в окружении своих учеников находился на вершине Орла в индийском штате Бихар, где один из небожителей преподнес ему золотой цветок.
«Будда, приняв цветок, молча, с улыбкой смотрел на него.
Никто из присутствующих и представить не мог, о чем Он думал, за исключением Маха-кашьяны, который улыбнулся Ему.
Тогда-то Будда и сказал: «Я задумался о Нирване - сердце Учения; и теперь я передаю это Махакашьяне» (С. 38).
У нашего читателя нет пресуппозиции, позволяющей понять смысл этого текста, хотя все его словесные знаки известны. Автор книги разъясняет нам основы буддизма, признающего самым лучшим способ обучения посредством телепатии. Из всех учеников, сопровождавших Будду, только Махакашьяна телепатически воспринял мысли Учителя, то есть постиг истинное средство достижения духовного просветления.
Вот еще один текст из этого же цикла.
Две неразлучные птицы сидели на ветке дерева. Одна из них клевала плод этого дерева, другая, не трогая плода, наблюдала за своей спутницей (С. 330).
Для понимания смысла этого текста надо знать, - разъясняет Дэви-Неел, - что он иллюстрирует методику обучения способом беспристрастного наблюдения, при котором ученик полностью контролирует свои естественные склонности и мимолетные желания (С. 28).
Такие примеры особенно ярко показывают, что текст не является знаком, которым люди могут обмениваться подобно конвертируемой валюте.
Видимо, нецелесообразно называть знаками любые физические тела, воспринимая которые человек может получить ту или иную информацию. Такое широкое понимание знака стирает грань между конвенциональными носителями, обмениваясь которыми, люди знают их означаемые (монеты, марки, знаки воинских различий, дорожные знаки, в том числе и слова), и всевозможными материальными чувственно восприни-
маемыми объектами, которые могут нести определенную информацию (но могут ее и не нести): дым, лужи, просвет в облаках, стая птиц, шум ветра и т.п. Если называть знаком текст, то надо называть так же и построенное архитектором здание, и городскую застройку, и разбивку парка, и детали интерьера, мебель, одежду и обувь - любые артефакты, созданные людьми. Действительно, для специалиста все перечисленные объекты вполне информативны. Историк культуры определит время и место создания артефакта, обнаружит в нем и другие значимые детали. Но для неспециалиста такие объекты не несут информации о чем-то таком, чем они сами не являются. И потому считать их такими же знаками, как монеты, марки, слова и т.п., как нам кажется, непродуктивно.
С этой точки зрения, хотя текст и формируется из знаков, сам он знаком не является. Он представляется нам своеобразным контейнером знаков, перемещающим в пространстве и времени языковые знаки разных типов. Именно в этом ценность текстов для лингвистики. Для когнитивной лингвистики тексты особенно интересны как источники, позволяющие наблюдать процессы рождения новых смыслов в концептосфере людей из неожиданных сочетаний лексем, несущих денотаты.
Культурно-историческая ценность текстов вполне очевидна, и ее обсуждение не входит в задачи данной публикации.
5. Интересный вопрос перед когнитивной лингвистикой ставит семиотика и по проблеме типологии языковых знаков. Начиная с трудов Ч. Пирса, семиотика различает знаки икониче-ские, индексальные (или симптомы) и символы. Как соотносятся с этими типами языковые знаки?
Подход к решению этого вопроса наметил А.П. Бабушкин [Бабушкин 2005]. Оценивая знаковую природу лексем, он показал, что они могут быть знаками иконическими (звукоподражания: хрустеть, шуршать, громыхать, мычать, хрюкать, шипеть и т.п.), индексальными (прежде всего междометия, часто вырывающиеся из уст человека, переживающего внезапно вспыхнувшее физиологическое ощущение или чувство: ах, ой, ай и т.п.) и символическими (большинство лексем, не имеющих мотивированной связи с номинируемым объектом). Однако лексемы-символы, как отмечает А.П. Бабушкин, могут быть и мотивированными. Лексема ягода немотивированна и чисто симво-лична, но лексема голубика называет ягоду голубого цвета, и этот признак, по которому она названа, делает лексему образной и соответственно иконической. Лексема день для современного но-
сителя языка немотивированна, но лексема вторник содержит признак порядка дней недели (второй) и является индексальным знаком.
Иконичность и индексальность мотивированных лексем явно иного качества, чем соответствующие свойства звукоподражаний и междометий. Такие лексемы иконичны и индексальны по отношению к своим референтам посредством немотивированных лексем-символов. Эти новые связи, обнаруженные благодаря семиотическому подходу, заслуживают специального изучения.
В работе А.П. Бабушкина рассматривались семиотические типы лексем, то есть образов акустических знаков. Нам представляется возможным говорить и о типах семем в их отношении к денотатам, точнее, о соотношении сем, содержащихся в семеме, и признаков номинированного денотата. Уже установлено, что один и тот же концепт-денотат может быть репрезентирован целой серией лексем, несущих взаимно дополняющие друг друга семемы и определяющих содержание концепта лишь в своей совокупности [Попова, Стернин 2001]. В каких отношениях с концептом находится каждая из семем, его представляющих? Могут ли эти отношения быть типизированы?
Рассмотрим ряд: банальный, избитый, шаблонный, штампованный, стандартный, трафаретный, стереотипный, плоский, стертый, затасканный, заезженный, тривиальный, пошлый.
Анализ словарных определений позволяет дать семемам этих слов такие характеристики.
На роль ключевого слова для концепта, представленного этим рядом, претендует лексема банальный. Она заимствована из французского языка и для носителя русского языка лишена внутренней формы. Это делает ее семему наиболее абстрактной и практически лишенной коннотаций. Она выражает только ядерные признаки концепта: давно и общеизвестный. Рядом с ней можно поставить лексему тривиальный, тоже заимствованную из французского языка и лишенную внутренней формы. Эта лексема несет те же семы, но, может быть, с добавлением сем: обычный, привычный, и потому неинтересный. Семемы без внутренней формы и концепт-денотат находятся, на наш взгляд, в отношениях явления и его индекса.
В рассматриваемом ряду выделяется серия прилагательных, в своем прямом значении обозначающих отношение объектов к тем или иным устройствам, приспособлениям, позволяющим быстро и точно изготовлять какие-либо однородные изделия, получать экземплярную продукцию
(шаблоны, штампы, стандарты, стереотипы, трафареты). Такие прилагательные несут семы: сделанный по одному образцу. Они имеют образную составляющую: большинство носителей русского языка знакомо с соответствующими устройствами и представляет себе вид продукции, произведенной с их помощью. Все эти прилагательные используются как определения к названиям явлений из области речемыслительной деятельности: шаблонные, штампованные, стандартные, стереотипные, трафаретные фразы, выражения, речи, статьи и т.п. - и актуализируют семы: однотипные, скучные, неинтересные. Такие семемы конкретизируют репрезентируемый концепт, вносят в него образные составляющие. К ним добавляют свои образные семы прилагательные избитый, стертый, затасканный. Все видели избитый путь, стертый каблук, затасканный пиджак, так что эти определения включают семы: потерявший свежесть, привлекательность, деформированный от частого употребления. Прилагательное заезженный (о лошади) добавляет семы: утративший силы, не способный к активной деятельности, а прилагательное плоский (о поверхности чего-л.) вводит сему: лишенный заметных, останавливающих внимание деталей.
Семемы перечисленных прилагательных сообщают своему концепту прототипические образы, а отношения семем и концепта-денотата, видимо, можно оценить как иконические.
И, наконец, прилагательное пошлый, утратившее свою внутреннюю форму (то, что пошло, начало идти, вошло в общее употребление), добавляет к репрезентируемому концепту семы: вульгарный, неприличный, ничтожный духом. Отношение этой семемы к денотату, скорее всего, чисто символическое, так как она не содержит денотативных признаков, не несет образных представлений и добавляет только коннотативные оценки.
Таким образом, концепт-денотат банальный находится с семемами репрезентирующих его лексем в достаточно сложных отношениях, его признаки распределены по разным семемам, которые в своей совокупности представляют его денотативное содержание, его прототипические признаки и его коннотации.
Разработка семиотических отношений между семемами и денотатами представляется нам интересной.
6. Схема лингвосемиотической знаковой ситуации индуцирует и понимание созидания лексемных номинаций как поиска имени смысла.
Если у человека появилось желание сообщить другим людям о появившемся в его концептосфе-ре новом смысле, он начинает искать для него название-лексему. Это достаточно сложный и длительный процесс, который проходит стадии описания смысла многими словами, стадию принятия некоторого устойчивого сочетания слов, наконец, выбора одной лексемы для его номинации. Лингвисты не раз обращались к анализу процесса словообразования (см., например, [Торопцев 1980]). Так появляется безналичка (расчет без наличных денег), домофон (устройство, препятствующее входу в подъезд без знания специального цифрового кода), примарситься (опуститься на поверхность Марса), озвездеть (стать популярным артистом, «звездой» и повести себя капризно и высокомерно) и т.п.
Смысл, получивший имя, переходит в статус денотатов, а изучение этого процесса, как нам представляется, может открыть какие-либо новые аспекты когнитивной деятельности человека.
7. Анализируя тексты, литературоведы, текстологи, лингвостилисты часто выявляют в них имплицитные смыслы (подтекст), которые там, по их мнению, заложены. Возникает вопрос, существуют ли какие-либо приемы, методы обнаружения в тексте именно того смысла, передать который стремился автор? Смысл текста должен вытекать из взаимодействия денотатов, номинации которых образуют текст. Думается, что в этом направлении также можно провести определенные исследования. Было бы полезно оградить авторов текстов от приписывания им тех смыслов, которые они и не думали выражать.
Семиотика, действительно, дает много импульсов для когнитивной лингвистики и, возможно, они еще и еще будут обнаруживаться.
Список литературы
Бабушкин А.П. Типы языковых знаков в семиотическом аспекте // Вопросы когнитивной лингвистики. 2005. № 2. С. 5-11.
Бюлер Карл. Теория языка. М.: Прогресс,
1993.
Караулов Ю.Н. Ассоциативная грамматика русского языка. М.: Русский язык, 1993.
Кубрякова Е.С. О тексте и критериях его определения // Язык и знание. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 505-518.
Кубрякова Е. С. О семиотически маркированных объектах и семантически маркированных ситуациях в языке // Концептуальное пространство языка. Тамбов, 2005. С. 95-101.
Москальская О.И. Текст как лингвистическое понятие // Иностранные языки в школе. 1978. № 3. С. 9-27.
Попова З.Д. Знаковая ситуация в лингвосе-миотике // Вестник ВГУ. Сер. Гуманитарные науки. 2005. № 2. С. 208-216.
Попова З. Д. Текст и дискурс в знаковой ситуации // Слово - сознание - культура. М.: Флинта. Наука, 2006. С. 291-296.
Попова З.Д., Стернин И.А. Очерки по когнитивной лингвистике. Воронеж: Истоки, 2001.
Семиотика. М.: Радуга, 1983.
Степанов Ю.С. Семиотика. М.: Наука,
1983.
Торопцев И.С. Словопроизводственная модель. Воронеж: ВГУ, 1980.
Фреге Г. Смысл и денотат // Семиотика и информатика. М., 1997. Вып. 35. С. 358-379.
Z.D. Popova
SEMIOTIC ASPECTS OF COGNITIVE LINGUISTICS
As the development of cognitive science is closely connected with semiotics (E.S. Kubryakova), in the article we focus on the problems of terminology and theory which can be solved on the basis of the scheme of the linguistic semiotic sign situation.
