CC BY
30
УДК 821.161.1.(091) - 4 ТУРГЕНЕВ И.С. САБЕЛО Е.В.
аспирант кафедры истории русской литературы Х1-Х1Х веков, Орловский государственный университет имени И.С. Тургенева E-mail: [email protected]
UDC 821.161.1.(091) - 4 TURGENEV I.S.
SABELO E.V.
Graduate Student, Department of the History of the XI-XIX Centuries of the Russian Literature, Orel State University
E-mail: [email protected]
ГЕДЕОНОВСКИЙ - ПЕРСОНАЖ РОМАНА И.С. ТУРГЕНЕВА «ДВОРЯНСКОЕ ГНЕЗДО»: ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ОБРАЗ И ПРОБЛЕМА ПРОТОТИПА
GEDEONOVSKY IS A CHARACTER OF THE NOVEL OF I.S. TURGENEV «DVORYANSKOE GNEZDO»: ARTISTIC IMAGE AND PROBLEM OF PROTOTYPE
В статье рассматриваются взаимоотношения И.С. Тургенева с Гедеоновскими, анализируется образ Гедеоновского в романе «Дворянское гнездо», устанавливаются основные черты его характера и объясняется тургеневская трактовка его поведения. Доказано отсутствие прототипа образа Гедеоновского - это персонаж, созданный творческим воображением писателя.
Ключевые слова: И.С. Тургенев, Ф.И. Гедеоновский, В. Гедеоновский, «Дворянское гнездо», прототип, художественный образ, С.А. Гедеонов.
The article discusses the relationship between I.S. Turgenev and Gedeonovskye, the image of Gedeonovsky in the novel "Dvoryanskoe gnezdo " is analyzed, the main features of his character are established and the Turgenev interpretation of his behavior is explained. The absence of a prototype of the image of Gedeonovsky is proved - this is a character created by the creative imagination of the writer.
Keywords: I.S. Turgenev, F.I. Gedeonovsky, V. Gedeonovsky, "Dvoryanskoe gnezdo ", prototype, artistic image, S.А. Gedeonov.
Одним из аспектов, к которому неизменно обращаются исследователи регионального текста, является поиск прототипов героев литературных произведений. Стремление обнаружить в ближайшем окружении писателя лиц, воплощенных затем в художественных образах, объясняются установкой, сложившейся в литературоведении еще в середине ХХ века, когда изучение «местного материала» начало восприниматься как эффективный путь постижения смысла художественного произведения, потому что «жизненный материал, <...> будучи претворен пером писателя, становится образом художественной литературы» [2, с. 4]. В современной науке существует устойчивое мнение, что «источники художественных образов часто оказываются нерасторжимо связанными с местом создания произведения или с местом, изображенным в нем» [3, с. 3]. Однако изучение «жизненного материала» и поиски прототипов часто приводят исследователей к малодоказательным предположениям. Так, в комментариях к письмам Варвары Петровы Тургеневой отмечается: «И.С. Тургенев, безусловно, хорошо знал отца Фёдора (Фёдора Ивановича Гедеоновского - Е.С.) и, вполне возможно, именно его выразительный портрет писатель оставил на страницах «Степного короля Лира» (1870): неслучайно и появления фамилии Гедеоновского в «Дворянском гнезде» (1859)» [7, с. 75].
Действительно, Гедеоновские служили в храме Спаса Преображения в Спасском-Лутовиново, начи-
ная с 1783 года, когда на место священника заступил диакон Иван Федорович Гедеоновский, а через семь лет настоятелем храма стал его сын Федор Иванович Гедеоновский, при котором и была освещена новая каменная церковь [6, с.17].
С отцом Федором были связаны очень необычные воспоминания писателя. Его отец - Сергей Николаевич -человек начитанный (в его библиотеке были книги Г.-Б. Мабли, Ш.-А. Монтескье, Ф.-М. Вольтера, Ж.-Б. Сэя, Н. Макиавелли, К.-А. Гельвеция, Ж.-Ж. Руссо), поклонник теории общественного воспитания Н.И. Новикова и системы всестороннего развития личности И.Г. Песталоцци, был крайне суеверным. По меткому замечанию Б. Зайцева он «боялся не Бога, не смерти и суда, а домовых» [5, с. 27]. «То, как отец ходил за священником, освящавшим поздним вечером углы обширного дома, как колебалось пламя свечи и как жутко это было, маленький Тургенев запомнил. (Священник являлся тут для Сергея Николаевича чем-то вроде колдуна, заклинателя - одна таинственная сила противоставлялась другой)» [5, с. 27]. Священником, изгонявшим нечистую силу, был Федор Иванович Гедеоновский. Он же познакомил будущего писателя со Священным Писанием и подготовил его к первому причастию.
Был знаком И.С. Тургенев и со второй ветвью рода Гедеоновских. Василий Гедеоновский - выпускник Орловской семинарии 1839 года и настоятель хра-
© Сабело Е.В. © Сабело Е.В.
10.01.01 - РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ), 10.01.03 - ЛИТЕРАТУРА НАРОДОВ СТРАН ЗАРУБЕЖЬЯ (С УКАЗАНИЕМ КОНКРЕТНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ) (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ) 10.01.01 - RUSSIAN LITERATURE (PHILOLOGICAL SCIENCES), 10.01.03 - LITERATURE OF THE PEOPLES OF FOREIGN COUNTRIES (WITH INDICATION OF SPECIFIC LITERATURE) (PHILOLOGICAL SCIENCES)
ма Георгия Победоносца - был частым гостем в доме шаблыкинского помещика, страстного охотника и интеллектуала Николая Васильевича Киреевского. Образ мыслей шаблыкинского помещика знал не только старший Гедеоновский, но и его сын, который с возмущением вспоминал о том, что после отмены крепостного права Н.В. Киреевский радовался «даровому нищенскому наделу - % десятинам на душу» [4, стб. 58], с которым были отпущены крестьяне.
Сам же Н.В. Киреевский жил на широкую ногу: «Усадьба его издали представляла какой-то восточный заколдованный город <... > Один из домов в усадьбе его был отделан как лучшая гостиница: здесь могли останавливаться более сотни приезжих, жить по неделям и даже не являться на глаза хозяина. Все желания, все прихоти гостей исполнялись в точности его дворецким <...> Более десятка линеек, шарабанов, троек всегда были готовы для выезда гостей <.> Особенно пышными выходили у этого барина так называемые «отъезжие поля»: стая его гончих состояла более чем из двухсот смычков <...> Выезд тянулся с обозами чуть ли не на версту, так много приглашалось гостей на травлю волков и русаков» [10, с. 7-11].
Можно предположить, что отец Василий, не всегда одобрял образ жизни Киреевского, слишком шумным и расточительным он был, но чувство благодарности священник испытывал, так как на протяжении 20 лет шаблыкинский помещик финансировал строительство каменной церкви, которая была закончена только в 1853 году.
О Василии Гедеоновском оставил воспоминания его сын Александр: «Родители мои были из духовного звания; отец по тому времени был довольно просвещенный человек. Состоя в должности благочинного, он имел библиотеку для своего округа, выписывал много газет и журналов, не придерживаясь какого-либо определенного направления: тут были журналы и резко консервативного направления («Домашняя беседа» Аскоченского) и радикальная («Современник» времен Чернышевского, «Русское слово»). С 10 лет я уже пристрастился к чтению газет, и отец поощрял мое рвение» [4, стб. 57].
По взглядам своим отец Василий был просветителем. Он считал, что его дети должны обладать необходимыми навыками и знаниями в сельском хозяйстве, поэтому и «принуждал своих детей к участию во всех домашних и сельскохозяйственных работах» » [4, стб. 58].
Предполагалось, что сыновья Гедеоновского продолжат династию священников. Однако служение в храме стало делом жизни только для Эспера, а Александр, доучившись до 5 класса Орловской семинарии, бросил учебу, перешел в светское учебное заведение, стал народовольцем, прошел каторгу и эмиграцию, а после революции написал несколько очерков о своей революционной молодости.
Посещение Н.В. Киреевского, судя по письмам, было для Тургеневых делом обычным, так как хозяин «охотничьей столицы» Орловщины был их дальним родственником. Километрах в 10 от Шаблыкино
находилось имение Н.Н. Тургенева Юшково, граничащее с землями «чудаковатого барина», как называли на Орловщине Киреевского. В начале августа 1841 года писатель отправился в Карачевский уезд на охоту. В.П. Тургенева писала сыну в Юшково из Спасского-Лутовинова: «Пожалуйста, будь у Киреевского и постарайся найти в нем расположенье. Тебе немудрено это. Он охотник» [7, с. 321].
Варвара Петровна тоже бывала у Киреевского. «Само собою разумеется, - писала она, - что из Юшкова поеду я к Киреевскому, хотя бы его и не было дома, -но! видеть его сад, его заведенье, я себе не откажу» [7, с. 471].
Семейства Гедеоновских и Тургеневых связывало еще и то, что Николай Васильевич Киреевский был крестным отцом не только будущего революционера Александра, но и Сергея - рано умершего младшего брата И.С. Тургенева.
По словам Бориса Глебовича Преображенского, к священнослужителям Тургеневы относились с уважениям. В начале 90-х годов он вспоминал: «Я назначен был священником в Спасское, когда жива была еще мать Ивана Сергеевича. Варвара Петровна.
Не знаю, чем объяснить, но только Иван Сергеевич любил меня и всегда принимал радушно. Часто я получал от него приглашение и тогда, когда у него собирались гости - почти всегда писатели» [6, с. 77].
Совершенно очевидно, что никто из мценских или шаблыкинских Гедеоновских не мог быть прототипом персонажа романа И.С. Тургенева «Дворянское гнездо»: слишком отталкивающим был образ Сергея Петровича, хотя Пестова и упоминает, что он из «поповичей».
Не случайно первую характеристику в романе Гедеоновскому дает Марфа Тимофеевна, которая «говорила всем правду в глаза». К общению племянницы - Марьи Дмитриевны Калитиной - с Сергеем Петровичем она относится иронично. Именно поэтому Пестова и обращает внимание на плохо скрываемое Марьей Дмитриевной ожидание гостя: «О чем вздыхаешь, мать моя? <...> Что это Гедеоновский нейдет?» [8, т. 6, с. 8, 10]. И если нетерпение племянницы Марфа Тимофеевна воспринимает с легкой насмешливостью, то к Гедеоновскому относится резко отрицательно. В лаконичном диалоге Пестова трижды упоминает о вранье Гедеоновского: «соврал бы что-нибудь, «что рот раскроет, то солжет или насплетничает», «Лучше бы он ни по-каковски не говорил: не лгал бы» [8, т. 6, с. 10]. Так, лживость Сергея Петровича Марфа Тимофеевна считает его главной чертой. Постоянное вранье Гедеоновского настолько прочно укоренилось в сознании Пестовой, что даже в критическую минуту, собираясь заняться поисками врача для Лизы, она размышляет: «Гедеоновский намедни хвалил какого-то; он все врет - а может быть, на этот раз и правду сказал» [8, т. 6, с. 151]. В заключительной части романа, при упоминании о Гедеоновском, звучит ставшая привычной характеристика: «Да, он жив и лжет по-прежнему» [8, т. 6, с. 156].
Отношение Пестовой раскрывается в романе на
уровне деталей. Если в начале разговора она «проворно шевелит спицами», то после характеристик, данных Марьей Дмитриевной - человек «почтенный», «приятный» - «спицы еще быстрее заходили в ее руках» [8, т. 6, с. 10]. Ускорение движений Пестовой передает ее плохо скрываемое раздражение и недовольство ограниченностью Марьи Дмитриевны, неспособностью Калининой разбираться в людях.
Для понимания образа Гедеоновского важна и еще одна деталь. Марфа Тимофеева сравнивает его с аистом, движения которого при ходьбе неторопливы и степенны. Созерцание птицы в естественной природе вызывает ассоциации с человеком, преисполненным чувством собственного достоинства.
Высокий рос Сергея Петровича подтверждает точность определения, данного ему Пестовой. Позже появится еще одна деталь его внешности - «длинный и правильный нос» [8, т, 6, с. 13]. Сходство с птицей акцентируется и двумя галстуками Гедеоновского: черным и белым является оперение самого распространенного вида аистов. Орнитоморфность образа подчеркивает недалекость персонажа и «является узнаваемой частью авторского стиля» [1, с. 53] И.С. Тургенева.
Не менее значимой является в романе и портретная характеристика Гедеоновского. Автор сознательно опускает описание его лица и сосредотачивает внимание на деталях одежды: «опрятном сюртуке, коротеньких панталонах, серых замшевых перчатках и двух галстуках» [8, т. 6, с. 10].
Для 1842 года подобный костюм выглядел достаточно нелепо. Опрятный сюртук полностью соответствовал модным тенденциям эпохи, а короткие панталоны возвращали в начало XIX века. Во время действия романа чаще носили длинные брюки, хотя «окончательное исчезновение из ежедневного обихода коротких штанов замечается лишь в четвертом десятилетии» [11, с. 346]. Короткие панталоны сохранялись «лишь в качестве служебного и официального костюма» [11, с. 347]. Совершенно очевидно, что одежда Гедеоновского призвана была подчеркивать его чин статского советника и причастность к губернской администрации.
Прическа Гедеоновского тоже по-своему примечательна. В начале сороковых годов еще сохранялась традиция, появившееся в эпоху романтизма, когда волосы на голове лежали свободно. Для того, чтобы придать им волнистость использовались щипцы. Однако существовала и прямо противоположная тенденция. Виски делались абсолютно прямыми и укладывались с помощью масел. Увлеченность подобными прическами объяснялась тем, что именно так выглядел император Николай II. Рано облысевший русский царь с помощью накладок пытался скрыть отсутствие волос, поэтому парикмахеры и была введена прическа строгая и гладкая прическа, закрывающая лоб и виски. Выбор Гедеоновским прически не был случайным. Всем своим видом он демонстрировал негативное отношение к вольнодумству, к любым проявлениям внешней свободы и строгую приверженность нормам и правилам.
Весь облик («Всё в нем дышало приличием и пристойностью» [8, т. 6, с. 10]) и характеристика поведения персонажа восходят к грибоедовской традиции и образу Молчалина, для которого декларируемыми принципами были «умеренность и аккуратность». Так использование двух галстуков деталь тоже существенная, ярко характеризующая Гедеоновского. Он не знает, какой галстук больше подходит к его костюму, поэтому и повязывает два, для того, чтобы угодить и тем, кому понравился бы черный, и тем, кто хотел бы видеть на нем белый.
Сапоги Гедеоновский носит без каблуков и без скрипа, чтобы они не стучали и не доставляли неудобства людям, от которых он может зависеть. Педантичность проявляется в жестах Гедеоновского. Например, он «взял двумя пальцами свою шляпу с аккуратно положенными на одном из ее полей перчатками» [8, т. 6, с. 18].
Желание услужить является значимой чертой его поведения. Паншина Гедеоновский побаивается: при встрече с ним он «засмеялся тоненьким и подобострастным смехом» [8, т. 6, с. 16]. И в карты Сергей Петрович проигрывает Паншину двенадцать рублей, потому что хочет угодить молодому и подающему большие надежды чиновнику из Петербурга. Точно также персонаж комедии А.С. Грибоедова «в пору карточку вотрет».
Лесть - неотъемлемая черта поведения Гедеоновского. Он восторгается романсом Паншина. «Гедеоновский даже крикнул: «Восхитительно! и поэзия, и гармония одинаково восхитительны!»» [8, т. 6, с. 17]. Точно так же он восторгается, когда слушает исполнение Варварой Павловной «трудного этюда Герца» и «арии из «Лучии»» [8, т, 6, с. 128]. Высшей точкой для выражения восторгов Гедеоновского становится дуэт Паншина и Варвары Павловны: он «не находил слов и только головой качал» [8, т, 6, с. 131].
Однако образ любителя музыки развенчивается И.С. Тургеневым. Гедеоновскому скучно слушать пенье: «вдруг неожиданно зевнул и едва успел прикрыть рот рукой» [8, т. 6, с. 131]. Для него восторги по поводу исполнения музыкальных партий и романса - часть ритуала, который прочно вошел в его обыденную жизнь. Он привык говорить комплименты тем, кто может быть ему полезен. Персонаж комедии «Горя от ума» также угождал «всем людям без изъятья», поэтому и сделал успешную карьеру, стал асессором.
Карьера Гедеоновского тоже сложилась удачно, благодаря Калитину, губернскому прокурору, он дослужился до статского советника, о чем напоминает племяннице Пестова. Недалекая Марья Дмитриевна не понимает и не видит лживости своего приятеля, поэтому и говорит о преданности Гедеоновского мужу. Марфа Тимофеевна, напротив, знает, что слова благодарности, трепетные воспоминания о начальнике и его «смирение» - фальшивы. Это привычка лицемерить, укоренившаяся в его натуре.
Восклицание «Сельфида!» для Гедеоновского обычное выражение подобострастия. Он даже не задумывается о смысле балетного образа и, очевидно, не знает
10.01.01 - РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ), 10.01.03 - ЛИТЕРАТУРА НАРОДОВ СТРАН ЗАРУБЕЖЬЯ (С УКАЗАНИЕМ КОНКРЕТНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ) (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ) 10.01.01 - RUSSIAN LITERATURE (PHILOLOGICAL SCIENCES), 10.01.03 - LITERATURE OF THE PEOPLES OF FOREIGN COUNTRIES (WITH INDICATION OF SPECIFIC LITERATURE) (PHILOLOGICAL SCIENCES)
ни содержания новеллы «Трильби» Шарля Нодье, ни либретто Адольфа Нурри. В силу своей необразованности он даже не подозревает, что Сильфида губит судьбы Джеймса и Эффи, точно так же, как появление Варвары Павловны разрушает жизни Лизы и Лаврецкого.
Анализ образа Гедеоновского дает возможность утверждать, что никакого отношения к семействам орловских священников персонаж романа не имеет. Это образ вымышленный, в большей степени восходящий к литературному персонажу Молчалину, чем к реальному человеку. Хотя фамилия Гедеоновского могла быть образована от фамилии Степана Александровича Гедеонова. И.С. Тургенев вынужден был общаться с ним почти всю жизнь, но уважения к нему не испытывал.
С.А. Гедеонов - достаточно яркая фигура в культурной жизни России XIX века. Человек талантливый, он за два года окончил историко-филологический факультет Петербургского университета, а потом на протяжении длительного времени занимался классической филологией и русской историей, руководил Эрмитажем, был директором Императорских театров.
И.С. Тургенев познакомился с ним в 1843 году, во время первых гастролей Полины Виардо; и С.А. Гедеонов, и начинающий писатель входили в круг ее поклонников. Отношения между приятелями испортились после того, как И.С. Тургенев опубликовал рецензию на историческую драму С.А. Гедеонова «Смерть Ляпунова». Оценка произведения была максимально объективной. И.С. Тургенев не отказывал автору в образованности и начитанности, отметил его слог «гладкий и чистый -слог образованного русского человека» [8, т. 1, с. 239], но, в то же время, достаточно корректно, указал и на недостатки: эклектичность, отсутствие таланта, затяну-тость диалогов, вторичность, условность образов.
Семейство Гедеоновых обиделось, и это привело к тому, что постановка на сцене драматургии И.С. Тургенева оказалась затруднительной. В письме М.С. Щепкину от 27 октября (8 ноября) 1848 года писатель предупреждал, что не нужно сообщать заранее автора пьесы, и уточнял «на меня дирекция, я знаю, втайне гневается за критику гедеоновского (выделено нами - Е.С.) «Ляпунова» в «Отечественных записках» - и с большим удовольствием готова нагадить мне» [9, т.1, с. 276]. И в дальнейшем упомина-
ния С.А. Гедеонова в письмах И.С. Тургенева носили негативный характер. От относительно нейтральных («Я встретил там также Степана Гедеонова, который совсем не изменился. Наш разговор длился лишь мгновение. Решительно - мы не симпатизируем друг другу») [9, т. 2, с. 364] до ироничных («Может быть, этот барин и разрешит. Ведь он директор Эрмитажа») [9, т. 7 с. 17] и язвительных («Его спесь и высокомерие в сочетании с неизлечимой страстью заниматься литературой (изображая полнейшее к ней презрение) вызывают у меня в памяти тех помпиньянов, которых столь удачно высмеивал Вольтер» [9, т. 2, с. 406]; «искать правды у Гедеонова (молока от козла)» [9, т. 3 с. 285]; «Как всегда, мало симпатичен - и внутренне, и даже внешне. - Необычайная самоуверенность в суждениях с его стороны») [9, т. 13, с. 285].
Еще более резко охарактеризовала С.А. Гедеонова Полина Виардо, отметив его заносчивость: «Степан все тот же, язвительный и малоприятный. Имейте в виду, что он высокопарно называет совсем маленькую брошюру по археологии своим трудом (бог весть о какой статуе, привезенной им из Италии...)» [9, т. 2, с. 504].
Однако, даже те отрицательные характеристики, которые сохранились в эпистолярном наследии писателя, дают возможность утверждать, что С.А. Гедеонов был человеком ярким и необычным. Он не подстраивался под окружающих, открыто демонстрировал свою успешность и независимость, не скрывал своего отношения к людям. Перечисленные особенности натуры С.А. Гедеонова доказывают, что не мог быть прототипом персонажа романа «Дворянское гнездо». Успешная карьера, переустройство Эрмитажа, попытки реформировать русскую театральную жизнь, пусть и неудачные, свидетельствуют о неординарности личности С.А. Гедеонова. Для того, чтобы отстаивать свою научную позицию, бороться со сложившейся театральной системой, прямо демонстрировать свои убеждения нужны были и сила воли, и сила характера, которыми не обладал персонаж тургеневского романа. А из этого следует, что образ Гедеоновского является плодом творческого воображения художника, в большей степени ориентированного на традицию комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума», чем на образ реального человека.
Библиографический список
1. Антонова М.В., Солодов А.В. Орнитоморфные образы в «таинственных повестях» И.С. Тургенева// Образование и культурное пространство, 2021. № 2. С. 52-58.
2. Анциферов Н.П. Методика изучения и показа литературной жизни края в экспозиции краеведческих музеев / Ком. по делам культ.-просвет. учреждений при Совете министров РСФСР. Науч.-исслед. ин-т краевед. и музейной работы. М.: Госкультпросветиздат, 1949. 23 с.
3. Ашихмина Е.Н. Город Орёл в творческой лаборатории Н.С. Лескова: автореферат дис. ... кандид. филол. наук: 10.01.01. Орел: ОГУ, 2010. 20 с.
4. Гедеоновский А.В. Автобиография// Энциклопедический словарь Русского библиографического института Гранат. 7-е изд. стереотип. Гранат, 1940-1941: в 72 т. / Под ред. Ю.С. Гамбарова, В.Я. Железнова, М.М. Ковалевского и др. Т. 40: Социализм. Вып.4. М.: Рус. библиогр. инст Гранат. [б. г.]. С. 57-71.
5. Зайцев Б.К. Жизнь Тургенева. Романы-биографии. Литературные очерки// Собрание сочинений: в 5 т. Т. 5. М: Русская книга, 1999. 544 с.
6. РындаИ.Ф. Черты из жизни Ивана Сергеевича Тургенева. СПб.: Тип. А.С. Суворина, 1903. 78 с.
7. Твой друг и мать Варвара Тургенева. Письма В.П. Тургеневой к И.С. Тургеневу (1838-1844)/ Подгот. текста и комментарии
Е.Н. Левиной, Л.А. Павловой. Тула: Гриф и К, 2012. 584 с.
8. Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. Сочинения: в 12 т. / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. дом). 2-е изд., испр. и доп. М.: Наука, 197-1986.
9. Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. Письма: в 18 т. / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. дом). 2-е изд., испр. и доп. М.: Наука, 1982-2018.
10. Юрасовский А.И. Былые чудаки в Орловской губернии. Составил орловский старожил. 2-е изд. Орел: Типо-Литография А. П. Матвеевой, 1909. 113 с.
11. Энциклопедия сценического самообразования: в 5 т. Т.4: Костюм. Очерки по истории костюма/ Под ред. Ф.Ф. Комисаржеского. СПб: Журнал «Театр и искусство», 1910. 495 с.
References
1. AntonovaM.V., SolodovA.V. Ornithomorphic images in "mysterious stories" of I.S. Turgenev // Education and cultural space, 2021. No. 2. Pp. 52-58.
2. Antsiferov N.P. Methods of studying and showing the literary life of the region in the exposition of local history museums / Kom. for cult.-skylight. institutions under the Council of Ministers of the RSFSR. Nauchn.-issled. Institute of local lore. and museum work. Moscow: Goskultprosvetizdat, 1949. 23 p.
3. Ashikhmina E.N. The town of Orel in the creative laboratory of N.S. Leskov: abstract dis. ... candid. philol. Sciences: 10.01.01. Orel: OSU, 2010. 20 p.
4. Gedeonovsky A.V. Autobiography // Encyclopedic Dictionary of the Russian Bibliographic Institute Granat. 7th ed. stereotype. Pomegranate, 1940-1941: in 72 volumes / Ed. Yu.S. Gambarova, V. Ya. Zheleznova, M.M. Kovalevsky et al. T. 40: Socialism. Issue 4. M.: Rus. bibliography inst Pomegranate. [b. g.]. Pp. 57-71.
5. Zaitsev B.K. The life of Turgenev. Novels-biographies. Literary essays // Collected works: in 5 volumes. V. 5. M: Russian book. 1999. 544 p.
6. Rynda I.F. Features from the life of Ivan Sergeevich Turgenev. SPb .: Type. A.S. Suvorin, 1903. 78 p.
7. Your friend and mother Varvara Turgeneva. Letters to V.P. Turgeneva to I.S. Turgenev (1838-1844) / Prepared. text and comments by E.N. Levina, L.A. Pavlova. Tula: Grif and K, 2012. 584 p.
8. Turgenev I.S. Complete works and letters: in 30 volumes. Works: in 12 volumes / Academy of Sciences of the USSR. Inst rus. lit. (Pushkin's house). 2nd ed., Rev. and add. Moscow: Nauka, 1978-1986.
9. Turgenev I.S. Complete works and letters: in 30 volumes. Letters: in 18 volumes / USSR Academy of Sciences. Inst rus. lit. (Pushkin's house). 2nd ed., Rev. and add. Moscow: Nauka, 1982-2018.
10. Yurasovsky A.I. Former eccentrics in Orel province. Compiled by an old-timer Orel. 2nd ed. Orel: Typo-Lithograph by A.P. Matveeva, 1909. 113 p.
11. Encyclopedia of stage self-education: in 5 volumes. Vol.4: Costume. Essays on the history of the costume / Ed. F.F. Komisarzhesky. SPb: Journal "Theater and Art", 1910. 495 p.
