CC BY
17
ется тем, что требуется для политического действия, для оптимизации (а не максимизации!) защищаемых ценностей. Все, что сверх того, может пестрить противоречиями, но это не имеет значения. «Тезис о «сущностной оспариваемости политических понятий»1, — продолжает Фриден, — означает, что внутренняя связность — всегда химера; идеологии предлагают лишь ограниченную, искусственную связность, которая имеет шанс реализоваться на практике, — и именно поэтому идеологии играют такую центральную роль на политической арене и являются столь ценным ресурсом» (с.13). И хотя благодаря новейшим исследованиям стало понятно, что идеология может выражаться во множестве различных культурных форм (литературе, кинематографе, рекламе и даже повседневной речи), а наши представления о том, что относится к политическому мышлению, стали гораздо шире, по мнению М.Фридена, прежняя «среда обитания» идеологий никуда не исчезла. «Старые формы идеологии, — пишет он, — отнюдь не вытесняются иными формами посланий, потому что вопросы справедливости, свободы, прав, политических обязательств, суверенитета в обозримом будущем по-прежнему останутся в центре политических споров, а значит, политическая мораль пока еще не стала полем, открытым для всех пришельцев» (с.14—15). Новое не исключает старого, а значит, «век идеологий продолжается и будет продолжаться» (с .15).
Гаус Дж. Либерализм в конце столетия Gaus G.F. Liberalism at the end of the century // J. of polit. ideologies. - Oxford, 2000. - Vol. 5, № 2. - Р. 179-199
«В свете той тревоги, и даже смятения, которое либералы выражали на протяжении почти всей первой половины ХХ в., в конце его есть все основания для торжества. Двадцатый век был на удивление либеральным», — этими словами начинает свой обзор Джералд Гаус (с.180). Несмотря на популярные в начале века прогнозы о близком конце либерализма, ему явно удалось одержать верх над главными соперниками — социализмом («то, что сегодня называется
1 Подробнее об этой концепции см.: Ледяев В.Г. О сущностной оспариваемости политических понятий // Полис. - М., 2003. - № 2. - С. 86- 95.
"социализмом" — это в значительной степени разновидность левого либерализма») и консерватизмом (который, хотя и остается «главной альтернативой либерализму», но тоже «существенно продвинулся» в либеральном направлении). И хотя критика либерального проекта по-прежнему остается главным элементом современной политической философии, не может быть и речи о том, чтобы отправить его на свалку истории: доминирующую политическую доктрину оспаривают те, кто хотел бы побороться с нею за право на преобладание.
Однако если в качестве идеологии либерализм был весьма успешен, то в роли политической теории он, по мнению Гауса, потерпел фиаско, ибо, «несмотря на шквал... теорий, предложенных в течение последнего столетия, для либерализма в конце ХХ века характерны те же противоречия и натяжки, что и в конце XIX. Либерализм как политическая теория завершает век почти в том же состоянии, в каком он его начинал: все так же будучи не в силах разрешить стойкие противоречия между оспаривающими друг друга формулировками» (с.181).
Вслед за Э.Шилзом1 Гаус выделяет три устойчивые антиномии, характерные для либерализма, указывая на расхождения между сторонниками индивидуализма и коллективизма (коммунитаризма), между приверженцами и противниками социальной инженерии, а также между различными вариантами этического объективизма / монизма и скептицизма / плюрализма. Все три антиномии, обозначенные Шилзом в конце 1970-х, оставались линиями размежевания внутри либеральной политической теории и в 1980-х, и в 1990-х. И ими отнюдь не исчерпывается список проблем, по которым построения либеральных теоретиков расходятся.
Откуда эти противоречия? По мнению Дж.Гауса, они — оборотная сторона политических успехов либерализма, которые были обусловлены его способностью впитывать и адаптировать новые идеи. Это свойство давало либералам возможность приспосабливаться к ценностному плюрализму, объединять сторонников разных позиций и находить компромиссные подходы. Однако в результате либерализм превратился в доктрину, сочетающую теоретически несовместимые воззрения. Это неплохо для идеологии, которая призвана
1 Shils E. The antinomies of liberalism // The relevance of liberalism. - Boulder (CO), 1978. - P. 135- 200.
помогать ориентироваться в политической действительности и должна внушать доверие. «Некий устоявшийся, хорошо продуманный и последовательный взгляд на мир едва ли получит широкое распространение, — пишет Гаус, — ибо большинству из нас покажется, что он не учитывает многих важных аспектов нашего опыта. Хотя мы и жаждем последовательности, мы хотим также, чтобы наши стремления были удовлетворены, даже если они абсолютно непоследовательны» (с.193). Однако то, что хорошо для идеологии, плохо для политической теории, если понимать последнюю как усилия к познанию и пониманию социального и политического мира. «Предлагать систему взглядов, учитывающую конфликт ценностей и целей, — значит проявлять многосторонность, — заключает Гаус, — но развивать теорию, сочетающую противоположные представления об индивидах, ценностях и обществе, — означает путаницу» (с.192).
Таким образом, успехи либерализма как идеологии и его неудачи в качестве политической теории — это две стороны одной медали. По мысли Гауса, ядро либеральной политической теории можно отождествить с классическим либерализмом, представлявшим собой «единый, связный и систематизированный взгляд на личность, ценности, общество и управление». Однако эта форма либерализма не смогла получить массовую поддержку, следствием чего стали последующие трансформации1, обусловившие, с одной стороны, успех либерализма в качестве доминирующей идеологии, а с другой — присущие ему устойчивые противоречия.
1 Следует заметить, что Дж.Гаус написал интересную работу, посвященную одной из них - рождению того, что он назвал «современным либерализмом» (Gaus G. The modern liberal theory of man. - L., 1983).
