CC BY
18
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2010. № 2
Фризман Л .Г. ЭТО БЫЛО ЖИЗНЬ ТОМУ НАЗАД... Над страницами полученных писем. Харьков: Новое слово, 2008. 340 с.
Крупнейший на Украине историк русской литературы (преимущественно XIX в., но не только)1 сделал оригинальный подарок читателям и себе: издал книгу адресованных ему писем. Это было бы очень нескромно, тем более что среди них много комплиментарных откликов на присланные в подарок книги, - если бы составитель напечатал также и собственные письма, а не ограничился комментариями к чужим и если бы его корреспонденты не составляли цвет русской филологии XX в., да и цвет интеллигенции вообще: в заключение «...И несколько слов на прощанье» Л.Г. Фризман пишет, «что уровень интеллигентности нашего общества за последние десятилетия существенно снизился. Невозможно себе представить, чтобы такие люди, как М.П. Алексеев, С.А. Рейсер, Б.Я. Бухштаб, А.В. Федоров, В.Н. Орлов, Г.М. Фридлендер, И.Г. Ямпольский, получив в подарок книгу, не ответили на нее письмом или хотя бы благодарственной открыткой. Но они ушли, не оставив наследников: наши современники сплошь и рядом не считают нужным утруждать себя подобными мелочами» (с. 333). Среди не названных здесь корреспондентов - С.С. Аверинцев, А.А. Аникст, В.С. Баевский, Н.Я. Берковский, Д.Д. Благой, М.Л. Гаспаров, Л.Я. Гинзбург, Б.Ф. Егоров, А.Л. Жовтис, А.И. Журавлева, Г.В. Краснов, В.И. Кулешов, Д.С. Лихачев, Е.А. Маймин, Д.Е. Максимов, Ю.В. Манн, В.А. Мануйлов, А.Д. Михайлов, Ю.Г. Оксман, К.В. Пигарев, Н.Н. Скатов, Б.Т. Удодов, А.В. Чичерин, Е.Г. Эткинд и др.
Не все письма, разумеется, являются откликами на подарки, а из откликов не все комплиментарны. Многоопытный Д.Е. Максимов в 1966 г. писал про оцениваемый в целом положительно «первый опыт современной монографии о Баратынском»: «Анализ мировоззрения Б-го (тем и мотивов) слишком преобладает над "методом", которому следовало бы уделить больше внимания и проанализировать его более интимно, выявив своеобразие и КРАСОТУ слова у Бар-го (для него это очень важно!). У Вас говорится лишь о познавательной стороне его поэзии. <...> Пережато (не подтверждено материалом, догматично) о связи Б-го с декабризмом, которая мне представляется менее конкретной, "атмосферической", весьма опосредованной,
1 Строгая прежде всего к себе Е.М. Пульхритудова, которая, несмотря на свой большой талант ученого, так и не стала доктором наук, 15 июля 1978 г. писала составителю эпистолярия после его защиты, что «это один из редких случаев, когда докторская степень полностью заслужена и соответствует уровню исследования и его научной ценности» (с. 247). Сам Л.Г. Фризман признается: «С понятным чувством удовлетворения я думаю о том, что мне четырежды довелось выпускать книги, каждая из которых была первой о данном литераторе. В 1999 г. появилась первая книга о Б.А. Чичибабине, в 2004 - первая книга о М.А. Максимовиче, в 2005 - первая книга о С.А. Рейсере. Но первым из первых стал Галич» (с. 265). Имеется в виду книга «"С чем рифмуется слово ИСТИНА". О поэзии А. Галича» (СПб., 1992).
вообще в работе много социологических нажимов, иногда грубоватых» (с. 28). И в конце извинение за «прямолинейность этого письма. Я считаю, что она лучше, чем принятый у нас лицемерный дипломатический туман. Я лично никогда не был благодарен критикам, которые не говорили о моих работах прямо» (с. 29). В воле Л.Г. Фризмана было не печатать такой отзыв на его раннюю книжку, как и многочисленные претензии Л.С. Сидякова (с. 277-279) к семинарию по Пушкину, которым составитель особенно гордится, и явно расходящиеся с его мнением слова Я.С. Билинкиса: «Мне Галич не представляется крупным, тем более значительным поэтом. Отнюдь и отнюдь. Ваши же цитаты из него это представление, по-моему, очень подтверждают» (с. 268).
Впрочем, неофициальная переписка содержит немало нелестных отзывов и о других литературоведах, о целых коллективах, о состоянии нашей науки и нравах литературоведов вообще. Так, Б.Н. Двинянинов установил, что в издании Баратынского 1957 г., подготовленном Е.Н. Купреяновой (мешавшей провинциальному школьному учителю Фризману защитить кандидатскую по Баратынскому), имел место «полный произвол в решении проблемы выбора основного текста многих стихотворений. В одних случаях стихи печатались по последнему прижизненному изданию, в других - по рукописям, сохранившимся в архивах, причем причины предпочтения одних редакций другим никак не аргументировались. Так же без пояснений остались «поправки», которые редакция вносила в те или иные тексты. Отмечались и факты несоответствия между источником текста и сведениями, сообщенными в комментарии. Не было найдено единого и последовательного решения вопроса о выборе заглавий стихотворений <...>» (с. 52). Далее приводится удивительное по своей противоречивости мнение Н.Л. Степанова о Купреяновой: «Ведь Ел. Ник. ведьма, озлобленная, но все же порядочный человек и делать гадости, конечно, не станет» (с. 55). Об издании стихов П.А. Вяземского писал в 1977 г. В.И. Коровин: «Кстати, в "Сов. России" сделал Вяземского Томашевский Н., но так худо, что, обратившись ко мне за рецензией, редакция попросила срочно проверить состав, что я и сделал. Ужас мой был неописуем: вместо Вяземского этот человек напихал Батюшкова, усекал стихотворения по своему разумению и почему-то сращивал разные редакции» (с. 235). Но негативный отзыв Фридлендера о Ю.Г. Оксмане: «<...> который, кажется, ни разу в жизни не написал правды. Там, где он "наследил", ищи вранья!» (с. 250) - адресат, подтверждающий свое благоговейное отношение к Оксману мнением Ю.М. Лотмана (с. 53) и приводящий его письмо 1966 г. со словами «От души желаю Вам дальнейших успехов на тернистом пути советского литературоведа, гораздо более тернистом, чем Вам это, вероятно, кажется» (с. 30), косвенно оспорил, не вдаваясь в полемику: «Отзыв об Оксмане оставляю без комментариев. Понятно, какие чувства он во мне вызвал!» (с. 250). Однако отношение самого Фризмана к Фридлендеру - не отрицательное. Он с сочувствием пишет: «Как-то Фридлендер, посвящая меня в тонкости подковерной борьбы, которую вели между собой сотрудники Пушкинского Дома, сказал, что все ее участники делятся на две категории: "старые волки" и "молодые карьеристы". Когда я рассказал об этом Вадиму Эразмовичу Вацуро, он заметил, что Фридлендер забыл упомянуть третью категорию - "старые карьеристы"» (с. 104). А о Вацуро - юмористическое высказывание К.С. Герасимова из
Тбилиси с намеком на египетских сфинксов, украшающих набережную Невы сравнительно недалеко от Пушкинского Дома (ИРЛИ), где тот работал: «<...> он не словоохотливее, чем его соседи - те, что из Египта. Я отчетливо представляю себе Вадима, возлежащего над Невой третьим сфинксом. Во всяком случае на предложение "третьим будешь?" он до сих пор не отказывался» (с. 263-264).
В письме Я.С. Билинкиса 1992 г. отмечено современное изменение соотношения критики и литературоведения: «Ныне многие всячески стараются стереть грань между критикой и историей литературы. А это все-таки разные занятия и профессии. Вот, скажем, Рассадин - критик интересный, а историк литературы - нет. Вы - историк литературы, в этом, думаю, Ваша судьба. Хотя можно ли знать чужую судьбу, если о своей-то не догадываешься?» (с. 268). Действительно, скажем, Б.Ф. Егоров - более последовательный по своим занятиям историк литературы, чем Фризман, но в том же 1992 г. он писал последнему, получив его книгу о Галиче: «Меня не удивила книга: ведь большинство из нас в нормальных условиях занимались бы современностью - и к ней всегда тянемся. Я лет 20 тому назад работал над статьей о Б. Окуджаве - К.В. Чистов и музыковед В. Фрумкин, ныне американец, готовили фольклорно-музыкальный сб-к о наших бардах (кто-то должен был писать о Галиче - не Вы ли?) - но, увы, сб-к зарезали на корню» (с. 266). О том же, чем следует заниматься литературоведу, высказывался Д.С. Лихачев, в частности, в письме 1967 г. к Д.Д. Благому как редактору филологической серии «Известий АН СССР»: «Посылаю Вам статью молодого литературоведа Л.Г. Фризмана об акад. А.И. Белецком. Я бы считал крайне важным поместить эту статью в нашем журнале. А.И. Белецкий принимал очень энергичное участие в работе "Известий АН", он был замечательным литературоведом <...>. Я буду только просить Л.Г. Фризмана несколько разъяснить тот пункт его статьи, где он пишет об отношении А.И. Белецкого к второстепенным писателям, о необходимости изучать их творчество для установления и уточнения историко-литературного процесса. Дело в том, что эта мысль А.И. Белецкого высказывалась и до него. В Кратком курсе методологии истории литературы В.Н. Перетца эта мысль уже есть, а В.Н. Перетц может считаться учителем А.И. Белецкого. Затем эта же мысль высказывалась А.Н. Веселовским. До А.Н. Веселовского ее высказывали русские революционные демократы». В комментарии приводятся и устные слова Дмитрия Сергеевича: «Вас никогда не будут считать серьезным ученым, если вы не будете находить и публиковать рукописи». Фризман добавляет: «Эти слова надолго стали для меня путеводной звездой, и я, как мог, старался им следовать» (с. 45).
Интересно наблюдение К.В. Пигарева (1971) о научном преимуществе вузовских преподавателей перед сотрудниками академических институтов: «Вы имеете возможность доводить до конца избранную Вами тему и печататься тогда, когда она "дозреет". Мы же, в тисках сроков наших плановых работ, выпускаем, за редкими исключениями, полуфабрикаты» (с. 102).
По сборнику разбросано много ценных соображений о задачах литературоведения, например об изучении творчества Баратынского. «Он был и остается малоуясненным: откуда и как он взялся, на какой точке наших пересечений стоит. Мне кажется, литературная генетика Баратынского особенно важна. Ни русские, ни зарубежные его связи не исследованы. Откуда
эта немецкая отягощенность мыслью у поэта, воспитанного "легкими" французами? Нужны многие, многие раскопки <...>» (с. 105), - писал в 1968 г. Н.Я. Берковский, впоследствии автор книги «Романтизм в Германии». Норвежский русист Гейр Хетсо, которому Фризман очень помог в работе, советовался с ним, в частности, относительно принципов публикации писем Баратынского: «Как известно, Бор почти никогда не ставит знаков препинания2. Нужно ли "помочь" ему? Думаю, что нужно. А вот гораздо более трудный вопрос: ранние письма Баратынского полны ошибок (особенно его французские письма). Следует ли оказать ему помощь?» (с. 124).
М.Л. Гаспаров разъяснял своему ровеснику использование имен античных авторов в «Евгении Онегине»: «<...> мне хочется заступиться за Овидия: Вы несправедливо вслед за Лотманом называете "Науку любви" "непристойной". Вы ведь ее читали и знаете - по ней можно было научиться "разуверять, заставить верить" и т. д., по безукоризненному пушкинскому раскрытию, но не более того. <...> Пренебрежение Пушкина к Феокриту у Вас, может быть, преувеличено - как и преклонение перед Гомером: "Омир-кумир" в "Онегине" стоит в слишком явном ироническом контексте. Наверное самое большее, что можно сказать о строчке: "Бранил Гомера, Феокрита" - это "бравировал равнодушием к кумирам и классицистических дедов и сентименталистских отцов, а вместо этого держался последней моды самой высоколобой молодежи с ее Адамом Смитом": видно, как Пушкин ощупью ищет подходящий ему уровень поверхностности Онегина» (с. 306). В 2002 г., до выхода своих конспективных «Экспериментальных переводов» (2003), Гаспаров делился с Фризманом их идеей и одновременно советовался: «Помогите мне понять, как воспринимается и может быть названо то, что я сделал: "переложение"? "стилизация"? "по мотивам"? или это уже не имеет никакого отношения к оригиналам? <.> в элегиях пушкинского времени я активно воспринимаю только четверть текста, а остальное для меня балласт, для восприятия которого я должен произвести, хотя бы в голове, некоторую научную работу. <.> Я подумал: собственно, то, что я сделал, это демонстрация модного понятия: читательского сотворчества» (с. 310).
Комментарии Фризмана, к сожалению, не всегда полны и ясны. Что значит «Издание П.Я., особенно "В мире отверженных" - это крестный путь на Голгофу» (с. 51)? «Теперь о дисс. Я бы с удовольствием побывал в Киеве, люблю город, но решительно отказываюсь от Державина. Я никогда им не занимался, эпоха не моя - нет, увольте!» (с. 262) - писал Б.Ф. Егоров. Что за «дисс.» имеется в виду, остается тайной.
М. Кузмин в публикации еще одного письма Гаспарова назван Кузьминым (с. 258) - на ошибку Гаспарова непохоже. На с. 233 публикатор пишет: «В 1977 г. началась моя дружба и переписка с Михаилом Леоно-вичем Гаспаровым, продолжавшаяся около тридцати лет» - и на с. 308: «Я поддерживал с ним близкие дружеские отношения больше тридцати лет <...>». Выдающийся стиховед в счете так не ошибся бы. Он умер в 2005 г., через 28 лет знакомства с Фризманом. Сборник с гаспаровской статьей о Бахтине в книге датирован 2005 г. (с. 307) вместо 2004. В указателе авторов писем помечено: «Цилевич Л.М., литературовед (Рига)» (с. 339), в то время как это ученый хоть и из Латвии, но не из Риги, а из Даугавпилса. Стилис-
2 Как на грех, при сокращении фамилии не пропечаталась точка - точкам, а иногда и другим знакам препинания в сборнике вообще не везет.
тическая нелепость (пропуск?) - во фразе из письма Пигарева «Я всегда считал эти четыре стиха принадлежат самому Баратынскому» (с. 99). Явный пропуск - во фразе из письма Г. Хетсо: «Я думаю, что когда рецензируемый сборник следует смотреть на мир глазами автора» (с. 126), а предвзятый читатель может счесть добросовестнейшего норвежца плохо владеющим русским языком. Другие смысловые опечатки: «не не оправдались» (с. 104), «Как и Кирилл Вас, как и Вы, я писал рецензию <...>» (с. 157. «Кирилл Вас» - это Кирилл Васильевич Пигарев), «Вышел мой Ап. Григорьев (стих и поэмы) <...>» (с. 240. Должно быть «стих<отворения> и поэмы»), «литературный авмятник» (с. 264. Конечно, «памятник»). Но опечаток в этой книге несравненно меньше, чем в совершенно не вычитанном юбилейном сборнике статей харьковского ученого3.
Заключая книгу, составитель ностальгически сообщает: «Совестно признаться, но я никогда не проявлял должной заботы о сохранности полученных писем. Письма, приходившие изредка: от Д.С. Лихачева, М.П. Алексеева, Ю.М. Лотмана, Ю.Г. Оксмана, Л.Я. Гинзбург, Г. Рааба - это был раритет! А письма самых близких и дорогих людей, переписка с которыми была постоянной и регулярной, такого отношения к себе не вызывали. Мне трудно выразить, какое острое чувство стыда я испытал, когда незадолго до своей смерти А.Л. Гришунин рассказал мне, что передал в РГАЛИ свой архив, в составе которого были ВСЕ полученные им от меня письма - я не сохранил и четверти. А о письмах последних лет, чаще получаемых по э-мейлу, чем по почте, и говорить нечего» (с. 333). Это хороший урок для всех нас.
С.И. Кормилов
Сведения об авторе: Кормилов Сергей Иванович, докт. филол. наук, профессор кафедры истории русской литературы XX-XXI веков филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: [email protected]
3 См.: Фризман Л. Г. Предварительные итоги. Сборник избранных статей к 70-летию Леонида Генриховича Фризмана. Харьков, 2005.
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2010. № 2
Альми И.Л. ВНУТРЕННИЙ СТРОЙ ЛИТЕРАТУРНОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ. СПб.: Издательско-торговый дом «СКИФИЯ», 2009. 336 с.
Недавно увидевшая свет книга И.Л. Альми насквозь диалогична -прежде всего в том понимании диалогизма, которое предполагает соотнесенность эстетических и внеэстетических ценностей и их динамическое единство1. Книга диалогична и внутри и «вовне» себя, органично преодо-
1 См.: Мукаржовский Ян. Исследования по эстетике и теории искусства. М., 1994. С. 110.
