CC BY
104
О ТИПОЛОГИИ ЭЛЕГИЧЕСКИХ КОМПОЗИЦИЙ H.A. НЕКРАСОВА
В статье анализируется композиция 35 элегий Некрасова по методике М.Л. Гаспарова. Демонстрируются наиболее характерные композиционные типы. Показывается своеобразие элегий Некрасова, а также устанавливается их связь с элегической традицией Баратынского, Пушкина, Жуковского.
Согласно Л.И. Тимофееву, жанровое содержание определяется эмоциональной направленностью и структурой произведения, т. е. планом содержания и планом выражения. Н.Л. Лейдерман, М.Н. Липовецкий, Н.В. Барковс-кая, Т.А. Ложкова охарактеризовали основные элементы жанровой формы: субъектную организацию, пространственно-временную организацию, ассоциативный фон, интонационно-речевую организацию [1, 20-23].
На сегодняшний день жанр элегии можно считать достаточно изученным: существует работа обобщенного характера Л.Г. Фризмана «Жизнь элегического жанра (Русская элегия от Сумарокова до Некрасова)» [2] и много статей у отдельных литературоведов по этой теме [3], [4], [5]. Как известно, на эмоциональную направленность жанра указывал еще В.Г. Белинский: «элегия собственно есть песня грустного содержания» [6, 50]. Позже об этом же говорили А.Г. Горнфельд [7, 343], Л.И. Тимофеев [8, 466], А.П. Квятковский [9, 351], Л.Г. Фризман [10, 508]. Последний описал тематику и проблематику русской элегии. План выражения жанра менее изучен. Анализируя все известные нам источники, мы нашли определение размера у А.П. Квятковского [9, 351] и Г.Н Поспелова [10, 399] (обычным размером русской элегии они называют ямб). Объем, субъектно-объектная организация и особенность композиции отмечены у Фризмана: элегия - «стихотворение средней длины, ...чаще всего от 1 лица, без отчетливой композиции» [11, 508]. Как бы полемизируя с Фризманом, М.Л. Гаспаров выделил «три типа русской романтической элегии», но его работа касается композиции жанра первой трети XIX века[3]. Свою статью о композиции элегий Баратынского, Пушкина, Жуковского Гаспаров завершает обращением к ученым: «. для полной картины строения русской элегии, конечно, необходимо столь же подробное описание элегий и других поэтов» [3, 382]. Следуя этому призыву большого ученого, мы, используя ме-
тодику М.Л. Гаспарова, в данной работе анализируем композиции элегий Некрасова.
Материалом послужили 35 элегий, появлявшихся в творчестве поэта с 1840 по 1876гг. В это число элегий включены 24 произведения, выделенные Фризманом; остальные выявлены нами в трех томах академического издания [12].
Согласно исследованию М.Л. Гаспарова, свыше одной трети всех элегий Баратынского построены по единой композиционной схеме, иногда более или менее развернутой: экспозиция - ложный ход - отказ и истинный ход, иногда с синтезом на конце. Условно этот тип ученый называет «расчленяющей», или «аналитической» элегией. У Пушкина на первый план выдвигается тема, сформулированная в начале стихотворения, и затем варьируемая с переменных точек зрения, прежде всего через смену подлежащих и смену временных планов. «Воспоминание - это классический случай совмещения временных планов («прошедшее в настоящем»), а часто и подлежащих («ты во мне»)» [3, 370]. Элегия Пушкина названа исследователем «совмещающей». Особенность композиции элегий Жуковского определяется спецификой их тематики. Для описательных стихотворений - это пейзаж и вызванные им размышления, сначала о прошлом, потом о будущем или вечном. Для стихотворений «на смерть» это - краткое упоминание о смерти героя и вызванные ею раздумья, как правило, почти уже не возвращающиеся к исходному пункту. «Мысль Жуковского движется исключительно в области отвлеченных общечеловеческих законов бытия» [3, 379].
Изучение композиции элегий Некрасова позволило сделать предварительный вывод, что в некоторых стихотворениях этого жанра просматриваются композиционные схемы (типы), сопоставимые с теми, которые описаны М.Л. Гаспаровым. Продемонстрируем наиболее характерные типы.
Элегия «Я сегодня так грустно настроен...» построена по 3-частной схеме: экспозиция, рисующая исходную ситуацию; ложный ход, на-
мечающий возможное решение ситуации; отказ от ложного хода и предпочтение другого хода, истинного. Итак, экспозиция (раздумья героя), 1 строфа:
Я сегодня так грустно настроен,
Т ак устал от мучительных дум,
Так глубоко, глубоко спокоен
Мой истерзанный пыткою ум <.>
Исходная ситуация кратко сформулирована в первых двух строках, дальнейший текст лишь уточняет ее. Анафора объединяет 2-ю и 3-ю строки, лексический повтор «глубоко, глубоко» усиливает выразительность текста. Конец экспозиции - емкое по содержанию выражение «истерзанный пыткою ум», характерное, по словам Л.И. Альми, для поэзии мысли [4, 111]. Временной план - настоящее время.
Ложный ход - неполная 2 строфа:
<.. .>Что недуг мое сердце гнетущий, Как-то горько меня веселит -Встречу смерти, грозящей, идущей,
Сам пошел бы. < ... >
Первое двустишие создает противоречивость душевного состояния «недуг <...> горько меня веселит». Основная мысль оттянута на последние 1,5 строки и маркируется многоточием «встречу смерти <...> сам пошел бы.». Временной план - переход от настоящего в будущее время.
Отказ и истинный ход: половина последней строки 2-й строфы, 3 и 4 строфы:
.Но сон освежит -
Завтра встану и выбегу жадно Встречу первому солнца лучу:
Вся душа встрепенется отрадно,
И мучительно жить захочу!
А недуг, сокрушающий силы,
Будет так же и завтра томить И о близости темной могилы Так же внятно душе говорить.
Отказ занимает 2,5 строки, он отделен от ложного хода сменой времени, изменением зву-
ковой окраски, внутристиховой паузой. Начало фразы в середине строки подчеркивает значимость слов «но сон освежит», в них новая тема. Предложение начинается союзом «но» и указывает на противопоставление всему сказанному ранее. Наличие конфликта прослеживается и на фонетическом уровне: окраска слов со звуком [у] выделяет слова с семантикой печали и уныния, усиливает ритм. Временной план - настоящее и будущее время. Двоеточие, стоящее после отказа, предполагает раскрытие истины.
Истинный ход, представленный в будущем времени, - остальные 6 строк. Последнее двустишие 3-й строфы содержит основную тему всего стихотворения «душа встрепенется» и «мучительно жить захочу».
Построение элегии весьма интересно тем, что лежащая в основе стихотворения мысль о мучительном желании жить завершена в 3-й строфе. Кажется, что содержание стихотворения уже исчерпано. Действительно, последующие 4 строки обращены к теме экспозиции. Из комментариев А.М. Гаркави известно, что произведение написано под впечатлением тяжелой болезни [12, т. 1, 623]. Очевидно, этот факт обуславливает возврат к мыслям о неизбежности смерти.
Итак, в элегии «Я сегодня так грустно на-строен.»память жанра сохраняется в 1) философском содержании (размышления о жажде жизни и неминуемости смерти были характерными для элегий); 2) использовании композиционного типа, присущего элегиям Баратынского, где истине предшествует ложная ситуация. Новаторство Некрасова проявилось в усилении 3-частной композиции возвратом к теме экспозиции в будущем времени, а также в выборе нетрадиционного метра - 3-стопного анапеста.
Элегия «Забытая деревня» построена тоже по типу «расчленяющей» композиции, но, по нашему мнению, осложнена тем, что для каждой из первых 3 частей, раскрывающих тему, своя экспозиция и ложный ход. Обоснуем это суждение.
1
У бурмистра Власа бабушка Ненила Починить избенку лесу попросила.
Отвечал: нет лесу, и не жди - не будет!
«Вот приедет барин- барин нас рассудитЛ лож-Барин сам увидит, что плоха избушка, ?■ ный И велит дать лесу», - думает старушка. J ход
I экспо-| зиция
2
Кто-то по соседству, лихоимец жадный, ^
,, „ экспо-
У крестьян землицы косячок изрядный У
зиция
Оттягал, отрезал плутовским манером. J «Вот приедет барин: будет землемерам! - 1 лож-Думают крестьяне. - Скажет барин слово - г ный И землицу нашу отдадут нам снова». J ход
В этой части автор максимально лаконичен, судьба каждого героя представлена кратко и просто. «.Все рассказы оказываются связными в пределах одной метрической единицы строфы, что способствует выявлению общности этих крестьянских судеб.» [13, с. 313].
Истинный ход занимает 5 часть:
3
Полюбил Наташу хлебопашец вольный, 'i
тт г „ экспо-
Да перечит девке немец сердобольный, у
зиция
Главный управитель. «Погодим, Игнаша, J Вот приедет барин!» - говорит Наташа. "'I лож-
Милые, большие - дело чуть за спором - г ный «Вот приедет барин!» - повторяют хором...J ход
Ложный ход во всех случаях разнесен по 4 репликам: бабушки Ненилы, крестьян, Наташи, крестьянского хора. Ложный ход всякий раз маркируется анафорой «Вот приедет барин!», что придает особую значимость этой фразе для героев. Герои стихотворения названы по своему социальному положению: бурмистр, крестьяне, хлебопашец, девка, управитель, барин. Как указала Н.Н. Иванова: «по отношению к <.> реалиям крестьянского быта <.> автор применяет слова с суффиксами эмоциональной оценки (бабушка, старушка, парнишки, Наташа - домашняя, ласкательная форма имени соб-ственного<.>; избенка, косячок землицы). Это служит выражению авторского отношения <.> и одновременно является речевым проявлением образа автора. Иное лексическое выражение находит авторское отношение к «врагам» крестьянина: <.>лихоимец жадный; оттягал, отрезал плутовским манером; плут< .>. Эта оценка резка и прямолинейна, подчеркнута неоднократностью употребления оценочных слов» [13, с. 311-312].
Отказ от ложного хода содержится в 4 части стихотворения, причем основная мысль раскрывается в последней строке, с использованием повторов «Барина все нету. барин все не едет!»
Умерла Ненила; на чужой землице
У соседа-плута - урожай сторицей;
Прежние парнишки ходят бородаты;
Хлебопашец вольный угодил в солдаты,
И сама Наташа свадьбой уж не бредит.
Барина все нету. барин все не едет!
Наконец однажды середи дороги Шестернею цугом показались дроги:
На дрогах высоких гроб стоит дубовый,
А в горбу-то барин; а за гробом - новый. Старого отпели, новый слезы вытер,
Сел в свою карету - и уехал в Питер.
Данная строфа содержит истинное разрешение ситуации: долгожданный приезд барина. Несбывшиеся надежды крестьян подчеркиваются противопоставлениями старый - новый, гроб - карета, стоит - сел, уехал. Последнее двустишие раскрывает тему элегии - безразличное отношение барина к жизни простого народа. Вынесение основной мысли на конец элегии характерно было для Баратынского, но социально-политическая направленность стихотворения, отсутствие поэтической лексики позволили Некрасову проявить свою индивидуальность. А.М. Гаркави в комментариях указывает, что первоначальное заглавие «Барин» было заменено названием «Забытая деревня» [12, т. 1, 636]. По словам Н.Н. Ивановой, семантический центр оказался перемещенным: на передний план выдвинута как центральная тема судьбы крестьянства, т. е. русского народа. Интересен и временной план стихотворения. В 1-3 частях прошедшее в настоящем и ожидаемое будущее; в 4, 5 - прошедшее в настоящем. Смена и совмещение временных планов, по мнению Гас-парова, присуща элегиям Пушкина. Из этого следует, что в данной элегии Некрасов сочетал традиции Баратынского (использование ложного хода), Пушкина (прием смещения и смены временных планов) и одновременно сам разработал новую композицию: 3 экспозиции -
3 ложных хода - отказ и истина. Неординарность Некрасова проявилась также в применении для элегического стиха 6-стопного хорея.
Для нашего анализа интерес представляет «Несжатая полоса». Развернутое суждение по поводу поэтики этой элегии содержится в работе Л.Г. Фризмана: «Н.Н. Скатов, вслед за Б.М. Эй-
хенбаумом сопоставлявший «Несжатую полосу» с балладой Жуковского «Суд божий над епископом», пришел к выводу, что Некрасов заимствовал у Жуковского и ритм, «и тон, и основной образ (дождливая осень, несжатый погибающий хлеб), и синтаксическую структуру» <...>. Все содержание баллады, ее нравоучительный сюжет Некрасов оставил без <...> внимания. Он взял лишь элегический зачин, который был для Жуковского не более чем элементом поэтической экспозиции.» [2, с. 144]. С точки зрения нашего подхода, «Несжатая полоса» имеет 3-частную композицию: экспозиция - пейзаж и вызванное им размышление; ложный ход - шепот горестно оплакивающих свою судьбу колосьев и отказ -оправдание колосьев; истина - ответ ветра. Экспозиция занимает 4 строки:
Поздняя осень. Грачи улетели,
Лес обнажился, поля опустели,
Только не сжата полоска одна.
Грустную думу наводит она.
Другие части «расчленяющей» композиции будут разработаны Некрасовым через реплики колосьев и ветра. Поэт вводит просторечную лексику: «прожорливая птица», «мы уродились», «цвели-колосились», «моченьки нет», «плохо бедняге», не характерную для жанра элегии. В элегии нет лирического «я», так же, как в «Забытой деревне».
Усиленное нагнетание звука [у] слышится в строках ложного хода:
Кажется, шепчут колосья друг другу:
«Скучно нам слушать осеннюю вьюгу,
Скучно склоняться до самой земли,
Тучные зерна купая в пыли! <.>
Череда риторических вопросов оканчивает ложный ход: «Где же наш пахарь? чего же он ждет?/ Или мы хуже других уродились?/ Или не дружно цвели-колосились?»
Отказ начинается словом «Нет!», далее колосья «оправдывают» себя. Истина заключена в словах ветра.
По нашему мнению, с точки зрения композиционного построения элегия «Несжатая полоса» сохраняет традиции Жуковского (основной образ, элегический зачин) и Баратынского (3-частность структуры). Однако создание композиции в форме неторопливой беседы колосьев и ветра, совсем без участия в этом разговоре автора, использование просторечной лексики, а также 4-стопного дактиля - это новации Некрасова.
По такому же типу «расчленяющей» элегии построены еще некоторые произведения Некрасова: «Тройка», «Скорбь и слезы», «Прощанье» и др.
Элегия «Поражена потерей невозвратной.» базируется на смене и совмещении временных планов и смене подлежащих. В самом начале стихотворения сформулирована тема, которая затем варьируется сменой временных планов и подлежащих («душа» - «я» - «та» (женщина) - «та во мне»):
Поражена потерей невозвратной,
Душа моя уныла и слаба:
Ни гордости, ни веры благодатной -Постыдное бессилие раба!
Ей все равно - холодный сумрак гроба,
Позор ли, слава, ненависть, любовь, -Погасла и спасительная злоба,
Что долго так разогревала кровь.
Временной план - прошедшее время. С третьей строфы происходит смена подлежащего на «я» и смена времени на настоящее.
Я жду. но ночь не близится к рассвету,
И мертвый мрак кругом. и та,
Которая воззвать могла бы к свету, -Как будто смерть сковала ей уста!
Со второй строки 3 строфы смена подлежащего с «я» на «ту» и смена времени на будущее. «И та» выделено переносом1; начинается развитие темы с позиции «той». Интересно, что последние 6 строк элегии написаны с точки зрения
1 Подобный перенос, по мнению С.А. Матяш, Некрасов мог заимствовать из баллады В.А. Жуковского «Замок Смальгольм»: «И сюда с высоты не сошел бы. но ты/ Заклинала Ивановым днем». См.: С.А. Матяш. Переносы в балладном стихе В.А. Жуковского // Проблемы литературных жанров: Материалы X Международной научной конференции (15-17 октября 2001 г.). - Ч. 1. - Томск: Томский гос. ун-т, 2002. - С. 68-71.
«я» о «той». Перед нами не просто план «я» сменяется на «ту»: один сквозит через другой как совмещение «она во мне». Временной план - кажущееся будущее время:
Лицо без мысли, полное смятенья,
Сухие напряженные глаза -
И, кажется, зарею обновленья
В них никогда не заблестит слеза.
В выборе «совмещающего» типа композиции, метра (5-стопный ямб) Некрасов продолжил Пушкина. По своей реальной основе -гражданский брак, смерть ребенка - элегия Некрасова нова. Общий речевой строй Некрасова (ненависть, постыдное бессилие раба, потеря невозвратная, спасительная злоба, сухие напряженные глаза) никак не соотносится с элегическим языком Пушкина. В отличие от аст-рофических элегий Пушкина Некрасов в данном случае (и не только в этом) прибегает к строфическому построению. «Совмещающий» композиционный тип имеют следующие элегии: «Пускай мечтатели осмеяны давно.», «Я за то глубоко презираю себя.», «Да, наша жизнь текла мятежно.», «Давно - отвергнутый тобою.», «Я посетил твое кладбище.» и др.
Элегия «Так это шутка? Милая моя.» состоит из 3 частей, отделенных графическими пробелами. В первых двух строках определена тема элегии:
Так это шутка? Милая моя,
Как боязлив, как недогадлив я!
Начало элегии представлено Некрасовым как продолжение какой-либо ситуации. Использование слов со значением «домашней» семантики резко отличает экспозицию этой элегии от других элегических зачинов. Далее следует прозаически-повествовательное сообщение о состоянии героя при прочтении «сурового, короткого и сухого письма»: я плакал, я спрашивал, я говорил, я мучился, я жалок был. Временной план - «давно прошедшее» время. Раздумья героя маркируются рядом риторических вопросов и повторами, которые часто применяли элегики как средство развития темы.
Типичное для медитативных элегий синтаксическое построение:
...Не ложью ли пустою,
Рассеянной досужей клеветою,
Возмущена душа твоя была?
И, мучима томительным недугом Без оправданья суд произнесла?
Или то был один каприз случайный,
Иль давний гнев?..
Осложняет эту часть прямая речь, в которой происходит смена временных планов: будущее - прошедшее - прошедшее в настоящем и смена точек зрения: сначала говорится «о себе в связи с ней», затем «о ней в связи с собой». Поэт использует говорную интонацию, с внут-ристиховыми паузами.
Вторая часть типично элегическая, напевная:
Всему конец! Своим единым словом Душе моей ты возвратила вновь И прежний мир, и прежнюю любовь;
И сердце шлет тебе благословенья,
Как вестнице нежданного спасенья.
Тематически эти строки связаны с первым двустишием, но здесь тема экспозиции звучит поэтически, с использованием высокой лексики. Кажется, что на этом стихотворение должно закончиться. Третья часть возвращает текст в «мир Некрасова - мир народной жизни» в поэтическом варианте:
Так няня в лес ребенка заведет И спрячется сама за куст высокой; Встревоженный, он ищет и зовет,
И мечется в тоске жестокой,
И падает, бессильный, на траву.
А няня вдруг: ау! ау!
В нем радостью внезапной сердце бьется, Он все забыл: он плачет и смеется,
И прыгает, и весело бежит,
И падает - и няню не бранит,
Но к сердцу жмет виновницу испуга,
Как от беды избавившего друга.
Некрасов сравнивает лирического героя с ребенком, который потерял няню в лесу. «Я»
плачет, тревожится, страдает так же, как ребенок «встревоженный, . мечется в тоске. падает, бессильный.». Во второй части герой ликует, благословляет «вестницу нежданного спасенья», аналогично радуется малыш, найдя няню, «прыгает, и весело бежит. няню не бранит, .жмет к сердцу виновницу испуга». Милая соотносится с няней, заведшей ребенка в лес и спрятавшейся: «рассчитанно суровое» проявление чувств сменяется возвратом в прежний мир, в прежнюю любовь, так же, как появление няни из-за куста: «ау! ау!».
Анализируя элегии Жуковского, Пушкина, Баратынского, мы не нашли столь объемного заключительного сравнения (12 строк). В текстах этих поэтов сравнения занимают чаще всего 1-3 строки и существенно не влияют на композиционное построение в целом.
На основе всего сказанного смеем предположить, что элегия «Так это шутка? Милая моя.» представляет новый тип элегии. Таким образом, к типам элегий Жуковского, Пушкина, Баратынского, описанным М.Л. Гаспаровым, можно добавить так называемый «некрасовский тип».
Список использованной литературы:
1. Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н., Барковская Н.В., Ложкова Т.А. Практикум по жанровому анализу литературного произведения. Екатеринбург, 1998.
2. Фризман Л.Г. Жизнь элегического жанра: (Русская элегия от Сумарокова до Некрасова) М.: Наука, 1973.
3. Гаспаров М.Л. Три типа русской романтической элегии // Гаспаров М.Л. Избр. труды В 3-х тт. Т. 2. - М.: «Языки русской культуры», 1997. - С. 362 - 382.
4. Альми Л.И. Е. Баратынский «Все мысль да мысль!..» // Поэтический строй русской лирики. Л.: Наука,1973. - С. 108-121.
5. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. Структура стиха. Л.: Наука, 1972.
6. Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13-ти т., Т. 5. М.: Наука,1954. - С. 7 - 67.
7. Горнфельд А.Г. Элегия // Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауз - И.А. Ефрон Т. 79, «ТЕРРА» - «TERRÄ», 1993. - С. 343-344.
8. Тимофеев Л.И. и Тураев С.В. Словарь литературоведческих терминов. М.: Просвещение,1974. - С. 466.
9. Квятковский П.А. Поэтический словарь М.: Сов. энциклопедия, 1976. - С. 351.
10. Введение в литературоведение /Под ред. Г.Н. Поспелова. М.: Высшая школа, 1976. - С. 398-399.
11. Фризман Л.Г. Элегия // ЛЭС. М.: Сов. энциклопедия,1987.- С. 508.
12. Некрасов А.Н. Полн. собр. соч и писем: В 15-ти т. Т. 1-3, Л.: Наука, 1981-1982.
13. Григорьева А.Д., Иванова Н.Н. Язык лирики XIX века: Пушкин. Некрасов. М.: Наука, 1981.
