CC BY
62
Сопоставим вольную цитату Пруста с текстом Шатобриана: «Je fus tiré de mes réflexions par le gazouillement d'une grive perchée sur la plus haute branche d'un bouleau. À l'instant, ce son magique fit reparaître à mes yeux le domaine paternel, j'oubliai les catastrophes dont je venais d'être le témoin, et, transporté subitement dans le passé, je revis ces campagnes où j'entendis si souvent siffler la grive. <...>Le chant de l'oiseau dans les bois de Combourg m'entretenait d'une félicité que je croyais atteindre ; le même chant dans le parc de Montboissier me rappelait des jours perdus à la poursuite de cette félicité insaisissable. Je n'ai plus rien, à apprendre ; j'ai marché plus vite qu'un autre, et j'ai fait le tour de la vie» [7, с. 126]. («Меня отвлекло от размышлений пение дрозда, сидевшего на самой верхушке берёзы. В одно мгновение этот волшебный звук вызвал перед моим взором картину родового поместья; я позабыл о катастрофах, очевидцем которых мне пришлось быть, и, перенесенный внезапно в прошлое, вновь увидел поля, где так часто слушал, как свистит дрозд <...> Пение птицы в кобургских лесах поддерживало во мне предчувствие счастья, которое, как я тогда думал, смогу обрести, то же самое пение в парке Монбуасье напомнило мне о днях, потерянных в напрасной погоне за неуловимым счастьем»).
Весьма показательно, что романтик Шатобриан точнее в выборе деталей: у него 'дрозд' и 'берёза', в то время как у Пруста абстрактные 'дерево' и 'птица'. Во французской романтической литературе (во многом благодаря Р де Шатобриану и Т. Готье) дрозд приобретает трагический ореол и ассоциируется с поэтическим топосом быстротечного времени. Напротив, в романе М. Пруста предпочтение отдаётся безымянным птицам, причём не столько самим птицам, сколько их изображениям.
Райские птицы соединяются с растительные мотивами в орнаменте платья Альбертины [4, с. 1394] и на гобеленах комнаты Марселя [5, с. 1500]. Утрачивая непосредственную связь с природным началом, птицы сохраняют способность усиливать яркость воспоминания и выступают маркерами символико-мифологи-ческого плана [4, с. 1394].
Венеция предстает в воображении Марселя неким подобием райского сада, который он может ещё обрести взамен «утраченного» Комбре: «Admirer ce jardin fabuleux de fruits et d'oiseaux de pierre de couleur, fleuri au milieu de la mer, qui venait le rafraîchir» [4, с. 1428]. («Я хотел любоваться этим чудесным садом с
Библиографический список
плодами и птицами из разноцветных камней, расцветшим посреди освежающего его моря»).
Эмблематический образ поединка птицы со змеей традиционно символизирует победу духовного начала над телесным. Сохраняя внешние признаки канонического образа, Пруст изменяет как его функцию в тексте, так и вектор интерпретации, у автора «Поисков» на первый план выступает чувственное начало: «On aurait dit un oiseau qui va se jeter fatalement sur un serpent» [4, с. 541]. («Его можно было принять за птицу, которая неизбежно бросится на змею»).
Следующий пример раскрывает механизм адаптации риторической фигуры к новому, несвойственному ей контексту: «On ne peut plus résister à embrasser une épaule décolletée qu'on regarde depuis trop longtemps et sur laquelle les lèvres tombent comme le serpent sur l'oiseau» [4, с. 1213]. («Невозможно более сопротивляться желанию поцеловать декольтированное плечо, на которое слишком долго смотрели, и к которому наши губы устремляются, как змея к птичке»). Неочевидная аналогия между поцелуем и поединком змеи и птицы поддерживается риторической конструкцией: традиционный образ служит для улавливания индивидуальной эмоции. По замечанию современного переводчика и исследователя Е.В. Баевской, «запечатление мысли, ее возникновения и развития требует от писателя неуклонного наблюдения над языком, речью и стилем персонажей» [8, с. 24]. Многие исследователи сходятся в том, что одной из основных тем пру-стовского романа является стиль и язык [9].
Подведём некоторые итоги. Скрытое сравнение с птицами в «Поисках утраченного времени» реализует три риторических стратегии: во-первых, это способ актуализации прошлого (план воспоминания); во-вторых, приём интери-оризации, когда метафора позволяет проникнуть в глубины психических состояний героя; в-третьих, служит переходом к символическому и мифологическому интертексту.
Подобно тому, как рассказчик «Поисков утраченного времени» почти анонимен, поскольку каждый читатель соотносит себя с «я» повествователя и таким образом оказывается вовлечен в его индивидуальный опыт, который становится «общим». Метафоры птиц выполняют ту же функцию претворения «индивидуально-личного» во «всеобщее». Через бестиарный код Пруст приобщает читателя к сопереживанию и вовлекает его в орбиту пережитого.
1. Proust M. À propos du « style » de Flaubert. La Nouvelle Revue Française (NRF). 1920; T. 14: 72 - 90.
2. Proust M. À la recherche du temps perdu. Paris: Gallimard, 1987 - 1989; Vol. 1: Du côté de chez Swann — À l'ombre des jeunes filles en fleurs - Esquisses.
3. Proust M. À la recherche du temps perdu. Paris: Gallimard, 1987 - 1989; Vol. 2: À l'ombre des jeunes filles en fleurs.
4. Proust M. À la recherche du temps perdu. Paris: Gallimard, 1987 - 1989; Vol. 3: Sodome et Gomorrhe - La Prisonnière - Esquisses.
5. Proust M. Proust M. À la recherche du temps perdu. Paris: Gallimard, 1987 - 1989; Vol. 4: Albertine disparue - Le Temps retrouvé - Esquisses.
6. Михайлов А.Д. Поэтика Пруста. Москва: Языки славянской культуры, 2012.
7. Chateaubriand F.R. De Mémoires d'outre-tombe. Paris: Garnier, 1910; T. 1.
8. Баевская Е.В. Лингвостилистика Марселя Пруста (заметки на полях перевода). Риторика. Лингвистика. 2019; № 14: 23 - 32.
9. Баевская Е.В. Новый «Сирано» и новый Пруст: как решится и как выполнить. Шаги-Steps. 2019; T. 5, № 3: 171 - 179.
References
1. Proust M. À propos du « style » de Flaubert. La Nouvelle Revue Française (NRF). 1920; T. 14: 72 - 90.
2. Proust M. À la recherche du temps perdu. Paris: Gallimard, 1987 - 1989; Vol. 1: Du côté de chez Swann - À l'ombre des jeunes filles en fleurs - Esquisses.
3. Proust M. À la recherche du temps perdu. Paris: Gallimard, 1987 - 1989; Vol. 2: À l'ombre des jeunes filles en fleurs.
4. Proust M. À la recherche du temps perdu. Paris: Gallimard, 1987 - 1989; Vol. 3: Sodome et Gomorrhe - La Prisonnière - Esquisses.
5. Proust M. Proust M. À la recherche du temps perdu. Paris: Gallimard, 1987 - 1989; Vol. 4: Albertine disparue - Le Temps retrouvé - Esquisses.
6. Mihajlov A.D. Po'etika Prusta. Moskva: Yazyki slavyanskoj kul'tury, 2012.
7. Chateaubriand F.R. De Mémoires d'outre-tombe. Paris: Garnier, 1910; T. 1.
8. Baevskaya E.V. Lingvostilistika Marselya Prusta (zametki na polyah perevoda). Ritorika. Lingvistika. 2019; № 14: 23 - 32.
9. Baevskaya E.V. Novyj «Sirano» i novyj Prust: kak reshitsya i kak vypolnit'. Shagi-Steps. 2019; T. 5, № 3: 171 - 179.
Статья поступила в редакцию 20.04.20
УДК 811.512.14
Sapukova G.K., teacher, Dagestan State University of National Economy (Makhachkala, Russia), E-mail: [email protected]
IDIOMS WITH NEGATIVE HUMAN CHARACTERISTICS IN THE KUMYK LANGUAGE. The article considers semantic features of idioms, expressing negative characteristics of the person in modern Kumyk. In the Kumyk phraseological picture of the world, negative assessment is received by a person characterized by lazy, chatty, greed, cruelty, vile, cowardice, tendency to gossip, etc. Idioms containing a negative connotation of a person's character rarely relate to the gender of the referent. Most of the expressions of the semantic group in question refer to the spoken style. A significant part of the idioms, which negatively characterize a person, is characterized by a despicable, damning emotional shade of connotation. The semantic group of idioms under study is represented by verb and substance structural types with considerable superiority of verb structures.
Key words: phraseological unit (idiom), human character, negative assessment, negative, Kumyk language.
Г.К. Сапукоеа, преп., ГАОУ ВО «Дагестанский государственный университет народного хозяйства», г. Махачкала, E-mail: [email protected]
ФРАЗЕОЛОГИЗМЫ С ОТРИЦАТЕЛЬНОЙ ХАРАКТЕРИСТИКОЙ ЧЕЛОВЕКА В КУМЫКСКОМ ЯЗЫКЕ
В статье рассматриваются семантические особенности фразеологизмов, выражающих негативную характеристику человека в современном кумыкском языке. В кумыкской фразеологической картине мира отрицательную оценку получает человек, отличающийся ленивостью, болтливостью, жадностью, жестокостью, подлостью, трусостью, склонностью к сплетням и т.д. Фразеологизмы, содержащие отрицательную коннотацию характера человека, редко со-
относятся с полом референта. Большинство фразеологизмов рассматриваемой семантической группы относятся к разговорному стилю. Значительной части фразеологизмов, негативно характеризующих человека, свойствен презрительный, обличительный эмоциональный оттенок коннотации. Исследуемая семантическая группа фразеологизмов представлена глагольным и субстантивным структурными типами при значительном превосходстве глагольных структур.
Ключевые слова: фразеологическая единица, характер человека, отрицательная оценка, негатив, кумыкский язык.
За последние годы в кумыкском языкознании заметно возрос интерес к изучению структурно-семантических особенностей фразеологизмов. Тем не менее, многие вопросы, связанные с фразеологией, все еще ждут своего глубокого и всестороннего научного изучения [1]. Актуальность изучения соматических фразеологических единиц (далее - ФЕ), выражающих характер человека, объясняется тем, что данная проблема имеет антропоцентрическую направленность, т.е. как слова-лексемы, составляющие данный фразеологизм в их прямых значениях, так и совокупность ФЕ в их фразеологических значениях, ориентированы на человека. Так как носителям того или иного языка свойственна своя система представлений о мире, выявление общих и национально-специфических особенностей в языковой репрезентации тех или иных понятий является актуальной задачей современного языкознания.
Научная новизна исследования определяется дальнейшим осмыслением семантической сущности ФЕ, обладающих фразеологической образностью и выражающих негативный характер человека в современном кумыкском языке.
Цель статьи - выявление и описание специфики образных ФЕ, выражающих отрицательную оценку характера человека в кумыкском языке.
Материалом для исследования послужили фразеологические единицы, зафиксированные в различных лексикографических источниках кумыкского языка [2, 3, 4] и имеющие отношение к оценке характера человека.
В кумыкской фразеологии ФЕ, выражающих отрицательную характеристику человека, значительно больше, чем фразеологизмов, выражающих положительные качества человека. Причина их изобилия объясняется тем, что «каждый язык очень живо и оперативно реагирует на отрицательные стороны общественной жизни. К положительным же явлениям жизни языки относятся более спокойно: ведь это норма, обыденность» [5, с. 48].
В кумыкской языковой картине мира отрицательно характеризуется такое качество человека, как жадность. Значение «жадный; ненасытный» в кумыкском языке выражается, прежде всего, соматическими ФЕ:
1) фразеологизмы с соматическим компонентом гёз - «глаз»: сутур гёз (букв.: жадный глаз) - «жадный», ач гёз (букв.: голодный глаз) - «ненасытный», мал гёз (букв.: богатство глаз) - «ненасытный»;
2) фразеологизмы с соматическим компонентом къол - «рука»: къолуна бек (букв.: скупой на руку) - «жадный», къолу бек (букв.: рука закрыта) - «жадный», къолу къысылгъан (букв.: рука (его) сжатая) - «жадный, жадина».
Общее значение болтливости в кумыкском языке выражается следующими соматическими фразеологизмами с компонентом авзу - «рот»: бош сёйлемек (букв.: пусто говорить) - «говорить пустые слова», авзу ябылмай (букв.: рот не закрывается) - «болтун», тешилген авзу (букв.: дырявый рот) - «болтливый, болтун». Ораза тутгъан адамгъа ашама, сув ичме яра-майгъанда йимик, бош сёйлеме ва шолай оьзге тюрлю гери урулагъан затланы этме де ярамай (А. Гьамитов). - «Как нельзя пить воду человеку, который держит уразу, также нельзя пустословить и делать другие вещи, которые опровергаются обществом».
Общее значение болтливости выражают фразеологизмы авзу ачылгъан (букв.: рот открытый) - «разболтаться», тили токътамай (букв.: язык не останавливается) - «о человеке, который много и долго говорит» хабарчы Ханике (букв.: сказочница Ханике) - «болтунья, болтливая сорока».
Количественный анализ показывает, что значение «болтун, болтливый» в кумыкском языке чаще всего выражается и с помощью соматизма тил - «язык» [6, с. 14]. Поскольку язык является инструментом человеческой коммуникации, речь возникает в результате движения языка. Ряд фразеологизмов, характеризующих человека, образованы на основе соматизма тил - «язык» и глаголов состояния: тили токътамай (букв.: язык не останавливается) - «говорить много», тили ачылгъан (букв.: язык раскрылся) - «разболтаться», тили тутулмакъ (букв.: язык (его) пойман) - «потерять дар речи» и др. Аминаны эринлери къ-артыллады, тили тутулгъан йимик, еринде къатып къалды (А. Гьамитов). -«У Амины задрожали губы, она остолбенела, как будто язык отняли».
Болтливость человека и его склонность к сплетням в процессе общения с людьми ассоциируется с длиной языка: тили узун (букв.: язык длинный), узун тил (букв.: длинный язык). Иногда длина языка уточняется обстоятельственным детерминантом: Нече де узун тили бар: башына ете (И. Ибрагимов). - «У него очень длинный язык: до головы доходит».
Длина языка болтунов сравнивается с размером фитиля лампы: мелте тил (букв.: (язык размером с фитиль лампы) - «о болтливом человеке». Шо эр-кекге салам берме ярамас, Шол къатынны мелте тилин ёймаса (фолькл.). -«Нельзя приветствовать мужчину, который не может справиться с женщиной, у которой язык размером с фитиль лампы».
Язык сплетника кумыки сравнивают со старинной мерой длины къарыш -«пядь», равной расстоянию между растянутыми большим пальцем и мизинцем: тили бир къарыш (букв.: язык - целая пядь) - «сплетник, болтливый». Тили бир къарыш тили тутулгъур тилмачны (И. Ибрагьимов). - «Язык его - целая пядь, чтоб у этого переводчика язык отнялся».
Голову и язык кумыки сравнивают с решетом: элек баш - «решето-голова» и элек авзу - «решето-рот». В первом случае речь идет о человеке, который все на свете забывает, у такого человека ничего не держится в голове, поэтому его называют элек баш.
Отрицательно характеризуются во фразеологической картине мира кумыков люди, которые ведут дешевые разговоры и распространяют сплетни. Значение «дешевый, пустой разговор» содержится в лексеме хабар - «рассказ». Для образного выражения значения «дешевые, пустые разговоры» используется субстантивный фразеологизм къатынхабар (букв.: женский рассказ). По представлениям кумыков дешевые разговоры, сплетни ведут обычно женщины на базаре: «Къатын хабарланы яймагъа биз базаргъа жыйылгъан къатынлар тюгюлбюз чю»! - деп къычырды (И. Керимов). - «Чтобы заниматься распространением женских сплетен, мы не базарные бабы!» - закричал он.
Язык может быть настолько большим, что им можно подмести мельничную площадку: тилинг тирмен сибирсин - «твоим языком мельницу подметать», тили ялап тирмен сибирмеге чакъы (букв.: его языком можно, облизывая, подмести мельничную площадку). Тилинг тирмен сибирсин, нече де узун тилинг бар (И. Керимов). - «Твоим языком мельницу подметать, какой же он большой у тебя».
Однако фразеологическая картина мира кумыков позволяет укоротить язык болтливого человека: тилин гесмек (букв.: отрезать язык), тилин къысгъарт-макъ (букв.: укоротить язык).
Данные ФЕ становятся еще более эмоциональными, когда вместо слова тил - «язык» используется его уменьшительно-ласкательная форма тилчик -«язычок»: тилчигин гесмек (букв.: отрезать язычок) или тилчигин къысгъарт-макъ (букв.: укоротить язычок) - «заставить кого-либо прекратить болтать, дерзить».
Для полной защиты от разного рода сплетен фразеологическая картина мира предлагает установить засов или повесить замок на язык, которые будут дополнительным препятствием распространению сплетен и раздуванию слухов: тилини тогъасы - «засов языка». Авзуна кирит ургъандай токътагъан (И. Керимов). - «Молчит, как будто в рот замок повесили».
Значение «склонность к сплетням» выражает ряд ФЕ, образованных при помощи слов, имеющих непосредственное отношение к речевой деятельности: тил - «язык» и сёз - «слово»: сёз юрютмек - «сплетничать; сеять смуту», тил юрютмек - «сплетничать, кляузничать», тил этмек - «сплетничать». Хоншуларым бир алтынлар, тил этмейген, къаргъамайгъан къатынлар (М. Халилов). - «Соседи мои - золотые, ни с кем не сплетничают, ни с кем не ругаются».
Язык язвительного, склонного к сплетням человека во фразеологической картине мира кумыков сравнивается с горечью, ядом: аччы тилли (букв.: имеющий горький язык) - «язвительный», агъу тил (букв: ядовитый язык) - «язвительный».
Приведенные языковые факты свидетельствуют о том, что болтливость как качество человека в языковой картине мира кумыков подвергается резкому осуждению. Однако нежелание и неумение говорить также квалифицируется носителями кумыкского языка как негативное явление и считается отклонением от существующих морально-этических норм, что нашло отражение во фразеологизмах: авзу ёкъ (букв.: рта нет), тилин ютмакъ (букв.: проглотить язык), авзуна сув алгъан (букв.: в рот воду набрал), авзунда тили айланмай (букв.: во рту язык не движется) - «молчит», авзу къурумакъ и др. Исламны сёйлемеге тили айланмай (З. Атаева). - «У Ислама язык не поворачивается разговаривать».
Отрицательно оцениваются в кумыкской языковой картине и такие качества личности, как жестокость и беспощадность, издевательство, что нашло выражение в ряде ФЕ: бичакъны бетине олтуртмакъ (букв.: поставить на лезвие ножа), инени гёзюнден чыгъармакъ (букв.: вытянуть сквозь глаз иглы), къара къанына батдырмакъ (букв.: измазать черной кровью) - «сильно избить».
Любовь к труду и желание работать всегда вызывало одобрение и положительное отношение в народе. Наоборот, безделье порождало негативную оценку у народа, привыкшего постоянно трудиться. Это и является причиной появления множества ФЕ с общим значением «любовь к безделью».
Внутреннее содержание исследуемой подгруппы соматических фразеологизмов «укладывается в четыре основные модели: 1) абсолютно ничего не делать; 2) принимать позу, которая не позволяет что-либо делать; 3) болтать, празднословить; 4) заниматься бесполезной и бесплодной деятельностью» [7, с. 42].
«Бездельничанье и покой» являются самым естественным способом времяпровождения лентяя. Признак абсолютного безделья представлен в следующих ФЕ: бармагъын сама тийдирмей (букв.: даже пальцем не тронет) - «абсолютно ничего не делать», бармагъыныучун тийдирмес (букв.: кончиком пальца не тронет») - «абсолютно ничего не сделает», бармагъын сувукъ сувгъа тийдирмей (букв.: пальцем холодной воды не касается) - «палец о палец не бьет, ничего не делает».
Следующая фразеосемантическая модель данной подгруппы ФЕ - принимать позу, не позволяющую выполнять какую-либо работу Излюбленными позами бездельников в языковой картине мира носителей кумыкского языка являются:
а) руки, засунутые в карманы: къолларын кисесине сугъуп турмакъ (букв.: держать руки в карманах) - «бездельничать», соотв.: «сидеть сложа руки»;
б) сидеть или стоять со сложенными руками: къолларын къойнуна салып (букв.: держать руки, сложенными впереди себя) - «ничего не делать». Авлакъ-дагъы иш битгинче ол къолларын къойнуна сугъуп турду (А. Сулейманов). -«До конца работы на поле он ничего не делал»;
в) лежать на спине: аркъаданятып турмакъ (букв.: лежать на боку) - «ничего не делать». Эргишилеге уьйде янтайып турма ошамас (Г Къонакъбиев). -«Мужчины не должны дома на боку лежать»;
г) стойка в позе «руки на пояс»: белин тутуп турмакъ (букв.: держать руки на поясе, на бедрах) - «сидеть сложа руки».
д) смотреть в небо: кёкге къарап турмакъ (букв.: смотреть в небо) - «бездельничать, ничего не делать».
К безделью приравнивается привычка ходить туда-сюда: бош айланмакъ (букв.: пустой ходить) - «бездельничать, гулять», бош юрюмек (букв.: ходить пустой) - «бездельничать». Яш оьмюрлер пуч гетмесин бош юрюп (М. Хаши-мов). - «Молодые годы не должны уходить, бездельничая».
Типичной для бездельника является размашистая походка: лакълакъ юрюш (букв.: походка аиста) - «пустое времяпрепровождение», башалман юрюш -«бесполезное хождение», бош айланыв (букв.: пустое хождение) - «бездельничать, гулять». Лакълакъ юрюшюнг булан яшав къурмассан (А. Сулейманов) -«Провожая время впустую, жизнь не построишь».
«Если руки бездельников предпочитают состояние покоя, то языки почти всегда в движении» [8, с. 90]. Поэтому несколько ФЕ, характеризующих человека как болтливого, могут быть отнести и к подгруппе с общим значением «любовь к безделью»: авзу токътамай (букв.: язык (рот) не останавливается) - «говорить не умолкая», авзу ябулмай (букв.: рот не закрывается) - «говорит не переставая», бош авзу (букв.: пустой рот) - «болтливый, болтун».
Н.Э. Гаджиахмедов уточняет семантический статус ФЕ инеден къаяв из-лейген, который по-разному трактуется в словарях кумыкского языка [9, с. 1114] и дает буквальный перевод фразеологизма «искать на иголке плену (изъян)». В результате метафорического осмысления данный фразеологизм выражает значение «заниматься совершенно бесполезным делом».
Значение «заниматься бесполезным делом» выражает и фразеологизм хумдан бав эшмек (букв.: из песка плести ремень), аювгъа намаз уьйретмек (букв.: медведя молитве учить), жибинленикюшлемек - «мух гонять». «Ёкъ дей-сен, неге бар дагъы, жибин кюшлеме салгъанмы сени мунда, уялмай дагъы да алдата мени (А. Къурбанов). - «Ты говоришь, что нет, вот же есть, тебя же не мух гонять поставили сюда, не стесняясь, и обманывает меня». «Это значение также является метафорически осмысленным, так как у выражения сохраняется исходный образ: плести из песка ремень - совершенно бессмысленное и глупое занятие» [9, с. 2114].
Значительной части фразеологизмов, негативно характеризующих человека, свойствен презрительный, обличительный эмоциональный оттенок коннотации, например, во фразеологизмах тешик авуз (букв.: дырявый рот) - «болтливый, болтун», юммакъны аз этмек (букв.: сказок меньше делать) - «меньше болтать». Во всех приведенных примерах можно заметить ироничную, насмешливую тональность.
Отрицательно характеризуется в фразеологической картине мира кумыков человек, крайне неумеренно восхваляющий свои, часто мнимые достоинства: авзу булан игит (адам) (букв.: ртом своим герой) - «герой на словах», авзу булан къуш тута (букв.: ртом птицу поймает») - «о человеке, умеющем говорить красиво, хвастаться».
Для характеристики двуличного, лицемерного человека, который в глаза говорит одно, а за спиной — другое, используются в основном ФЕ с соматическими компонентами авуз - «рот», бет - «лицо», юз - «лицо, внешность», тил -«язык»: эки бетли (букв.: имеющий два лика, лица) - «двуличный», эки тилли (букв.: имеющий два языка) - «двуличный», эки авузлу (букв.: имеющий два рта), эки юзлю (букв.: имеющий два лица) - «двурушник». Эти фразеологизмы используются, когда мысли и поступки человека расходятся с его словами или когда человек старается создать для окружающих ложный образ себя.
Библиографический список
Отрицательные душевные качества человека (жестокость, подлость, безжалостность, черствость, бессердечность) выражают фразеологизмы с соматическим компонентом юрек - «сердце»: къараюрекли(букв.: с черным сердцем) -«подлый», гьарам юрекли (букв.: со скверным, подлым сердцем) - «скверный, подлый», къара кёкюрек (букв.: черная грудь) - «подлый, злой человек».
ФЕ бурнун гётермек (букв.: поднять нос) - «задрать нос» характеризует того, кто почувствовал себя слишком важным, что может смотреть на людей свысока.
С ФЕ бурнун чюймек и бурнун салландырмакъ можно связать универсальную символику жестов и одно из основных пространственных противопоставлений «верха» и «низа». Движение «вверх» во фразеологизмах бурнун гётермек и бурнун чюймек оценивается отрицательно. Вертикальная ось значима для многих культур, в том числе и для кумыкской культуры.
Для характеристики гордого человека кумыки используют такие экспрессивные эмоционально-окрашенные ФЕ, как мыйыгъын балта гесмей (букв.: ус (его) топор не режет) - «гордый, высокомерный», ханына да салам бермей (букв.: не здоровается даже со своим ханом) - «высокомерный, зазнавшийся».
Для репрезентации высокомерного, зазнавшегося человека используется и зоонимический код культуры: гордого, зазнавшегося человека сравнивают с быком: кёр бугъа (букв.: слепой бык) - «высокомерный, забуревший», бугъа йимик ер къаза (букв.: как бык землю роет) - «очень высокомерный», оьктем хораз (букв.: гордый петух) - «гордый, зазнавшийся». О чу онча къутурмажакъ эди, къырыйында кёр бугъасы болмагъан буса (И. Ибрагьимов). - «Он-то не бесился бы: рядом стоит высокомерный, здоровый как бык родственник».
В кумыкской лингвокультуре представлены следующие соматические стереотипы, связанные со значением «хитрость, льстивость, лукавость»: къарт тюлкю (букв.: старая лиса) «изворотливый, хитрый человек», гьиллачы тюлкю (букв.: лукавая лиса) - «хитрый человек», башына биле (букв.: знает (своей) головой) - «себе на уме». Фразеологизм башына биле - «себе на уме» характеризует человека, умело скрывающего свои мысли, чувства и намерения от окружающих».
Для репрезентации значения «наглость, бесстыдство» используются фразеологизмы с соматизмами бет - «лицо, рожа» и юз - «лицо, рожа»: уятсыз юзлю - «бесстыжая рожа», бетинде уяты ёкъ (букв.: на лице нет совести) -«бесстыжий, бессовестный человек», уятсыз бет (букв.: бесстыжее лицо) - «о бессовестном человеке», бетинде намусу-ягьы ёкъ - «на (его) лице нет совести».
Трусость в кумыкском языке означает человека, легко поддающегося чувству страха. Во фразеологической системе кумыкского языка достаточно много ФЕ, отражающих данное значение. В основе некоторых из них лежит зооними-ческий код, например, образ зайца. Известный во многих лингвокультурах мотив трусливого зайца хорошо просматривается и в лексеме къоян - «заяц («трус»), и в кумыкских фразеологизмах къоян юрек (букв.: заячье сердце) - «трус», къоян-дай тура пысып - «молчит как заяц».
Мотив трусливого зайца просматривается в фразеологизме кукай хораз (букв.: «трусливый петух) - «трус»: Фашистлени мунда къыргъаны аздай, къач-гъанларын къызбай кукай хораздай, къува-къыра уясына тыкъдылар (М. Мина-туллаев). - «Немало уничтожали фашистов, а тех, которые убегали, как трусливые петухи, загнали в свое логово».
В фразеологической картине мира кумыков трус боится своей тени: гёленткисинден къоркъмакъ (букв.: собственной тени бояться). Къардаш-дос да олай заманда ят бола, гьар ким оьз гёленткисинден къоркъагъан заманлар (У. Мантаева). - «Даже родственники в такие времена становятся чужими, это времена, когда каждый боится своей тени».
Таким образом, спектр фразеологизмов, выражающих отрицательную оценку характера человека, широк и многообразен, что объясняется более острой реакцией людей на негативные явления. Количественный анализ фразеологизмов во фразеосемантических подгруппах, обозначающих негативный характер человека, показывает неравномерность распределения ФЕ. Фразеологизмы, содержащие отрицательную коннотацию характера человека, не соотносятся с полом референта. В бинарном противопоставлении «положительная характеристика человека» - «отрицательная характеристика человека» маркированным членом является «отрицательная характеристика», т.е. наличие положительной характеристики рассматривается как норма, а отрицательная характеристика является ее нарушением.
1. Даутова Ф.И., Гаджиахмедов Н.Э. Кумыкская фразеология: современное состояние и перспективы изучения. Современные проблемы науки и образования. 2014; № 2. Available at: http://science-education.ru/ru/article/view?id=12544
2. Даибова К.Х. Кумыкско-русский и русско-кумыкский фразеологический словарь. Под редакцией И. Керимова. Махачкала: Дагучпедгиз, 1981.
3. Гаджиахмедов Н.Э. Кумыкско-русский фразеологический словарь. Махачкала: Издательство «Лотос», 2014.
4. Бамматов Б.Г., Гаджиахмедов Н.Э. Кумыкско-русский словарь. Более 30 тыс. слов. Махачкала: ИЯЛИ ДНЦ РАН, 2011.
5. Мокиенко В.М. Вглубь поговорки. Рассказы о происхождении крылатых слов и образных выражений. Санкт-Петербург: Азбука-классика, Авалон, 2005.
6. Айсякаева А.А. Структура и семантика глагольных фразеологических единиц кумыкского языка. Автореферат диссертации ... кандидата филологических наук. Махачкала, 2009.
7. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. Москва: Академический проект, 2004: 42 - 67.
8. Мокиенко В.М., Никитина Т. Г Большой словарь русских поговорок. Более 40 000 образных выражений. Москва: ЗАО «ОЛМА Медиа Групп», 2007.
9. Самедов Д.С., Гаджиахмедов Н.Э. Фразеологический образ «заниматься бесполезным делом» в языках разных систем. Фундаментальные исследования. 2014; № 9: 2111 - 2114.
References
1. Dautova F.I., Gadzhiahmedov N.'E. Kumykskaya frazeologiya: sovremennoe sostoyanie i perspektivy izucheniya. Sovremennye problemy nauki i obrazovaniya. 2014; № 2. Available at: http://science-education.ru/ru/article/view?id=12544
2. Daibova K.H. Kumyksko-russkijirussko-kumykskij frazeologicheskijslovar'. Pod redakciej I. Kerimova. Mahachkala: Daguchpedgiz, 1981.
3. Gadzhiahmedov N.'E. Kumyksko-russkij frazeologicheskij slovar'. Mahachkala: Izdatel'stvo «Lotos», 2014.
4. Bammatov B.G., Gadzhiahmedov N.'E. Kumyksko-russkij slovar'. Bolee 30 tys. slov. Mahachkala: lYaLI DNC RAN, 2011.
5. Mokienko V.M. Vglub'pogovorki. Rasskazy o proishozhdeniikrylatyh slov iobraznyh vyrazhenij. Sankt-Peterburg: Azbuka-klassika, Avalon, 2005.
6. Ajsyakaeva A.A. Struktura i semantika glagol'nyh frazeologicheskih edinic kumykskogo yazyka. Avtoreferat dissertacii ... kandidata filologicheskih nauk. Mahachkala, 2009.
7. Stepanov Yu.S. Konstanty: Slovar' russkoj kultury. Moskva: Akademicheskij proekt, 2004: 42 - 67.
8. Mokienko V.M., Nikitina T.G. Bol'shojslovar'russkih pogovorok. Bolee40 000 obraznyh vyrazhenij. Moskva: ZAO «OLMA Media Grupp», 2007.
9. Samedov D.S., Gadzhiahmedov N.'E. Frazeologicheskij obraz «zanimat'sya bespoleznym delom» v yazykah raznyh sistem. Fundamental'nye issledovaniya. 2014; № 9: 2111 - 2114.
Статья поступила в редакцию 20.04.20
УДК 81'27
Fatkullina F.G., Doctor of Sciences (Philology), Head of Department of Russian and Comparative Philology, Bashkir State University (Ufa, Russia),
E-mail: [email protected]
Zaripova E.M., postgraduate, Bashkir State University (Ufa, Russia), E-mail: [email protected]
LANGUAGE MANIPULATION OF THE BASIC VALUES OF A MODERN SOCIETY IN A DIGITAL MEDIA. The article considers such basic value of modern society as linguosociocultural safety. Fakes are used as an object of study. Their aim is to trace the verbal and non-verbal mechanisms of their impact on the recipient in the aspect of speculating with such basic value of modern society as safety. The article uses modern material to analyze a new concept and the corresponding word fake, which has become an indicator of changes in the linguistic picture of the world of Russians in recent decades. The authors of the paper find out that the main sign of fake information is a propositional attitude to provoke an emotional reaction in the addressee - positive or negative, often provocative, which raises the problem of maintaining linguistic and sociocultural security as a state of protection against current and potential threats to sociocultural relations. It is concluded that in the modern information space counter-suggestion measures are necessary to generate a filter of distrust of false information (fakes).
Key words: language manipulation, linguosociocultural safety, fake, value, Internet space.
Ф.Г. Фаткуллина, д-р филол. наук, зав. каф. русской и сопоставительной филологии Башкирского государственного университета, г. Уфа,
E-mail: [email protected]
Э.М. Зарипова, аспирант, Башкирский государственный университет, г. Уфа, E-mail: [email protected]
ЯЗЫКОВОЕ МАНИПУЛИРОВАНИЕ БАЗОВЫМИ ЦЕННОСТЯМИ СОВРЕМЕННОГО ОБЩЕСТВА В ЦИФРОВОЙ МЕДИАСРЕДЕ
Публикация подготовлена в рамках поддержанного РФФИ проекта № 20-012-00136.
В статье рассматривается такая базовая ценность современного общества, как лингвосоциокупьтурная безопасность. В качестве объекта исследования используются фейки. Цепью статьи является выявление вербальных и невербальных механизмов воздействия на реципиента в аспекте спекулирования такой базовой ценностью современного общества, как безопасность. В статье на современном материале проанализировано новое понятие и соответствующее ему слово фейк, которое стало своеобразным индикатором изменения языковой картины мира россиян в последние десятилетия. Авторами выявлено, что главным признаком фейковой информации является пропозициональная установка вызвать в адресате эмоциональную реакцию - положительную или отрицательную, чаще провокационную, в связи с чем возникает проблема сохранения лингвосоциокультурной безопасности как состояния защищенности от актуальных и потенциальных угроз социокультурных отношений. Делается вывод о том, что в современном информационном пространстве необходимы меры контрсуггестии для порождения фильтра недоверия к недостоверной информации (фейкам).
Ключевые слова: языковое манипулирование, лингвосоциокультурная безопасность, фейк, ценность, Интернет-пространство.
В настоящее время множество работ посвящено изучению ценностей общества с точки зрения лингвистики, социологии, культурологии. Ученые стали выделять лингвосоциокультурные ценности, предметной формой выражения которых являются национальные интересы конкретного общества, представленные в языковой сфере. Изучение таких ценностей является важнейшей научной задачей, тесно связанной с проблематикой социальной стабильности [1, с. 217].
Одной из базовых ценностей современного общества, связанной с такими человеческими ценностями, как жизнь и здоровье, обеспечивающей жизнедеятельность человека и развитие его цивилизации [2], можно считать понятие безопасность.
Н.А. Янкова определяет лингвосоциокультурную безопасность как «состояние защищенности от актуальных и потенциальных угроз социокультурных отношений, сложившихся в пределах национального культурного пространства, посредством сохранения и развития национального и этнических языков как источников, исторически структурирующих духовные основания таких отношений» [3, с. 252].
По мнению Л.В. Варданян, концепт безопасность относится к универсальным культурно значимым концептам, характерным для всех культур, поскольку любой человек испытывает потребность в безопасности [4].
Языковой фактор играет важную роль в конструировании социальной реальности и, следовательно, имеет значение в изучении вопросов безопасности личности, общества. Для обозначения языковых аспектов национальной безопасности и всех связанных с ней смысловых категорий (ценность, интерес, ущерб, угроза, опасность и другие) предлагается использовать термин лингвистическая безопасность [5, с. 59; 6].
По мнению П.В. Сухарникова, язык является «важнейшим коммуникативным средством, которое концептуализирует реальность, описывает и объясняет
общественные отношения и, тем самым, выступает действенной силой по их преобразованию» [7, с. 153].
В последнее время под влиянием активного развития Интернет-пространства и новых средств передачи информации появляются новые способы электронной коммуникации, в результате чего возникают новые формы использования языка (мемы, фейки и т.п.) [8, с. 84; 9]. В электронных словарях неологизмов термину фейк дается следующее определение: фейк (от англ. fake) - подделка, фальшивка. Это относительно новое англоязычное заимствование, попавшее в поле зрения лингвистов лишь в 2014 году. Поскольку понятие и сам термин явления относительно новые, то и различных трактовок данного слова тоже множество.
Мы считаем фейком любой текст, в котором используется нейтральная и экспрессивная лексика, и главным признаком которого является пропозициональная установка вызвать в адресате эмоциональную реакцию - положительную или отрицательную, чаще провокационную, но именно ту, которая необходима автору послания. Дискурс социальных сетей обладает собственной концептосферой, определяющей ценностные доминанты. СМИ (в данной работе социальные сети) - «это ключевой фактор в создании современной картины мира, поскольку именно в них отражается многообразие сегодняшнего мира в том или ином медиаформате» [10, с. 61].
В свете последних событий в мире (в связи с распространением информации о коронавирусе, «захватившем мир») концепт безопасность становится актуальным. С самого начала эпидемии по всему миру распространяется множество слухов и фейков о том, как появился вирус, о количестве заболевших и умерших, а также о способах обезопасить себя от болезни.
В качестве объекта исследования (в лингвистическом, социальном, экономическом, политическом, философском плане) в данной работе рассматривают-
