CC BY
18
воочередных кандидатов на принятие в ЕС. Несостоятельность экономической политики Эрбакана сыграла существенную роль в его отстранении военными в феврале 1998 г.
Фиаско ПБ должно было надолго дискредитировать политический ислам. Но в условиях продолжающегося экономического кризиса и недовольства населения политикой правительства новая проис-ламская партия, сумевшая скорректировать многие свои позиции и выдвинуть нового харизматического лидера, вскоре вернула утраченные позиции. Умеренная исламистская партия ПСиР пришла к власти в ноябре 2002 г., получив 34,4% голосов избирателей. Она положительно относится к рыночной экономике и готова принять экономическую доктрину МВФ, продолжить предложенную им для Турции стабилизационную программу, добиваться вступления страны в ЕС. Однако все это говорится только "для внешнего потребления".
"Азия и Африка сегодня", М., 2004г., № 1, с. 19-23.
ФРАНЦИЯ ИЩЕТ БАЛАНС МЕЖДУ СВЕТСКИМ И РЕЛИГИОЗНЫМ
Предлагаем вниманию читателей фрагменты стенограммы передачи "Полит-Х", которая состоялась 10 февраля 2004 г. и была подготовлена совместно с редакцией "НГ-религий". Ее тема — "Запрет на ношение религиозных символов в школах и госучреждениях Франции". В передаче участвовали: автор и ведущий Сергей Корзун; Марк Смирнов — ответственный редактор "НГ-религий"; Гейдар Джемаль — философ и общественный деятель и Юрий Табак — историк и религиовед.
* * *
Корзун: Сегодня мы обсуждаем запрет на ношение религиозных символов в школах и госучреждениях Франции. Французский парламент начал обсуждать этот законопроект 3 февраля 2004 г., а сегодня он уже одобрен французским правительством. В известной степени он был вызван проблемой, которая уже многие годы возбуждала общественное мнение: ношением мусульманских головных платков. Кроме того, закон по всем правилам политкорректности запрещает также носить в общественных местах напоказ большие кресты (для
христиан), ермолки или кипы (для иудеев), а также все остальные религиозные атрибуты, типа сикхских тюрбанов. Мусульмане в основной своей массе обиделись. Более того, даже вышли на демонстрацию протеста не только во Франции, но и по всему миру. С другой стороны, светский характер государства подразумевает, что в школах (а законопроект распространяется в первую очередь на школы и другие государственные учреждения) носить религиозные символы не стоит.
Джемаль: На мой взгляд, фактически происходит не что иное, как криминализация религиозных символов. Но если эти символы — частное дело гражданина светского государства, то почему государство вмешивается в частную жизнь? В Средние века, прославившиеся якобы своей нетерпимостью, люди разных вероисповеданий совершенно спокойно пересекались друг с другом на интеллектуальном или торговом поприще. Европа всегда была поликонфессиональной. Мне кажется, что в данном случае идет какая-то очень сложная игра с диаспорами, и прежде всего с мусульманской общиной. Естественно, те, кто выдвигал этот законопроект, не могли не понимать, что он вызовет острую реакцию. Стало быть, эта реакция мусульман по всему миру была заранее просчитана и очень нужна авторам законопроекта.
Корзун: То есть вы против этого закона?
Джемаль: Мое отношение сложнее.
Табак: Картина, которую нарисовал нам Гейдар, слишком идеалистична. Судя по всему, он имеет в виду период исламского правления в Испании. Действительно, многие называют его "золотым веком", когда разные религиозные группы сосуществовали в мире и дружбе. Но на самом деле в любой стране всегда преобладает какая-либо одна религия. Об этом, например, свидетельствует мусульманский термин "зимми". Так назывался статус, который давался христианам и иудеям при исламских правителях. Он подразумевал некоторое ограничение в правах. Человек не настолько совершенен, чтобы давать другому право на полную свободу религиозной самореализации и при этом относиться к его религиозной идентичности, как к своей собственной.
Корзун: Уточним вашу позицию: вы поддерживаете французское правительство с этим законопроектом или осуждаете?
Табак: Категорически поддерживаю.
Корзун: Судя по опросам общественного мнения, большинство французов, примерно 2/3 опрошенных, выступают за принятие подобного закона.
Смирнов: Решение французского правительства вызвано опасностью, которая сейчас существует во Франции. Сегодня значительную часть населения страны составляют иммигранты из стран Маг-риба и других стран арабского мира, мусульмане. И Франция, и другие страны Западной Европы столкнулись с тем, что в крупных городах есть целые кварталы, где уже не слышна европейская речь, где сам стиль жизни и архитектура скорее характерны для восточных городов. Я думаю, что этот закон вызван к жизни опасениями потерять свою европейскую идентичность. Я считаю, что появление этого закона вызвано острой необходимостью, и я его поддерживаю.
Джемаль: Я не вижу логики в защите светским государством католической идентичности, за которую якобы держатся большинство французов. Если руководство светского государства озабочено конфессиональной идентичностью большинства людей, то это псевдосветское государство.
Корзун: Как я понимаю, речь идет не о защите конфессиональной идентичности, поскольку в равной степени ставятся под запрет символы любых религий...
Джемаль: Не в равной, потому что кипа — это может быть просто кепка, повернутая козырьком назад, а большой крест никто не носит, кроме священников. Все слова о равенстве — ложь. Это хорошо видно на примере Германии, где правительство откровенно говорит, что запрещается только хиджаб, поскольку крест якобы принадлежит к высоким духовным ценностям. Вот тут спадает маска светского государства, и обнажается традиционалистский оскал Старой Европы. Европа стремится активизировать и мобилизовать исламские массы. Диаспоры, которые живут в Европе, и Ближний Восток, откуда они исходят, — это ресурс Европы в противостоянии США. Точно так же США стремятся в своем крестовом походе на Ближний Восток демобилизовать мусульманские массы. Поэтому они позволяют носить хиджаб и поэтому они начинают пропагандистскую кампанию против европейских стран, которые хиджаб запрещают. Это чисто пропагандистская, информационная акция по снижению уровня враждебности к США как к главному врагу исламского мира.
Главная проблема Европы сегодня — это низкая пассионар-ность традиционных европейцев. Она мешает Европе подняться с
колен после превращения в американское экономическое пространство. Европа снова претендует на то, чтобы занять место цивилизаци-онного центра. Но очень низок внутренний драйв.
Корзун: Зачем тогда восстанавливать против себя мусульманское население?
Джемаль: Европейцы сознательно жертвуют частью своего имиджа в глазах рядовых мусульман, чтобы активизировать и мобилизовать эту массу и таким образом получить очень сильную энергетическую подпитку в своем противостоянии США.
Табак: На мой взгляд, речь идет о нахождении некоего баланса между светским и религиозным обществом. Неизбежно существуют различные религиозные группы, которые, особенно в случае их пас-сионарности, будут себя проявлять все более активно, а порой фанатически. Задача государства — сохранить эту пассионарность в некоторых пределах и найти баланс между пассионарностью различных групп. И в этом смысле проблема является частной: она входит в ряд других проблем. Подобные примеры есть и в России: полемика насчет введения курса основ православной культуры или скандал с выставкой "Осторожно, религия!". В какой мере художник имеет право выражать свои антирелигиозные чувства? В дореволюционных гимназиях на уроках Закона Божьего ученики-иудеи не присутствовали, они должны были покинуть класс. Казалось бы, хорошо, что им не навязывали чужого вероучения. Но, по многим воспоминаниям, эти дети чувствовали себя изгоями. И эта ситуация становится возможной в сегодняшней России. Ее особенно нужно избегать в школе, где дети в силу возраста еще не достигли должного уровня межконфессиональной терпимости. Поэтому задача государства — найти метод, который минимизировал бы дискомфорт для людей, представляющих различные конфессии. И школа — это сфера особой ответственности государства и общества.
Корзун: В этих рассуждениях есть логика. Никто же не запрещает арабским или турецким детям в свободное от основной школы время заниматься в частной мусульманской школе и носить там хид-жаб.
Джемаль: Во Франции речь идет о посягательстве на частную свободу. Хиджаб — это самоидентификация себя как мусульманки. Самоидентификация — важнейшее условие нормального существования и внутреннего комфорта для мусульманина. Если человеку запрещают носить хиджаб, его принуждают к сокрытию своей идентич-
ности, т.е. автоматически его переводят в режим человека, который находится на враждебной территории.
Табак: Государство должно обеспечить право на религиозную самоидентификацию, но одновременно оно обязано не допустить религиозной вражды и преимуществ только для какой-то одной религиозной организации. И в этом смысле я против введения основ православной культуры в российских школах, а также мусульманской, иудейской и какой-либо другой религиозной традиции. И наоборот — я за то, чтобы активно изучать основы традиционных религий нашей страны, как богатейшего наследия нашей истории и культуры, вне рамок школы. Именно для этого должны существовать медресе, ешивы и воскресные школы. Конечно, 100%-ного результата достичь нельзя, потому что любой преподаватель имеет свои внутренние убеждения (атеистические или религиозные), и они вольно или невольно будут выражаться в его работе. Но задание должно быть четким — максимально ограничить возможности для подобной конфронтации идей в школе.
Джемаль: В действительности вопрос, о котором вы говорите, очень сложен. Я не верю, что сегодня существуют светские государства в том смысле, в каком об этом говорит пресса. Это технически невозможно. Я подчеркиваю, с точки зрения интересов ислама, запрет на хиджаб — это благодеяние. Потому что он мобилизует, он напоминает мусульманам, что они являются гонимыми за правду. Это идеальное состояние для верующего человека. Поэтому и возникает вопрос, зачем реально это потребовалось руководству Европы?
Смирнов: Иммиграция из стран Магриба и стран Арабского Востока во Францию началась еще до Первой мировой войны. Возникали заводы, где работали мусульмане, необходимо было строить для них общежития и как-то регулировать их религиозную жизнь. После Второй мировой войны, после провозглашения независимости Алжира поток иммигрантов увеличился. И это были люди, которые хотели интегрироваться в западную культуру, фактически стать французами. Может быть, это совсем не пассионарно. Но это определяло некую тенденцию в поведении мусульман, живших во Франции. Французское правительство, в свою очередь, пыталось наладить какой-то диалог с лидерами мусульманской общины. Оно несколько раз созывало представителей общины, устраивались коллоквиумы и конференции, были попытки даже подписать некий общественный
договор. Но ничего не получилось: единства внутри мусульманской общины, увы, нет.
В последние десятилетия мусульмане, живущие во Франции и в других странах Западной Европы, все более радикализируются. Они уже не хотят интегрироваться в западное общество, они требуют: "Дайте нам возможность жить так, как мы этого хотим, по нашим законам и обычаям. Мы хотим построить мечети в Париже, Лондоне, Берлине, хотим иметь там медресе". Таким образом создается серьезная угроза светскому обществу и государству. Вы сказали, что в современной Европе, в частности во Франции, католическая аристократия, дескать, пытается контролировать жизнь. Мне трудно с этим согласиться. Ведь закон Франции об отделении Церкви от государства, принятый в 1905 г., как раз антиклерикальный, он антицерковный и, в первую очередь, антикатолический. Гейдар совершенно прав: чем больше проблем, тем больше верующий человек мобилизуется. Но когда возникает угроза для общественного спокойствия, общественной безопасности, это может привести к самым непредсказуемым последствиям. Давайте признаем, что во Франции есть и радикальные исламисты. Они уже не раз преступали закон и были готовы к самым радикальным действиям, если бы не решительные меры, предпринятые властью, и прежде всего полицией. Вспомним взрыв на парижской станции метро "Сан-Мишель". Что должно делать государство в таком случае? Я недавно побывал в Турции и убежден, что надо учиться у Ататюрка, который создал светское государство, но при этом никакого ущемления мусульман там нет. Я думаю, Вы с этим согласитесь.
Джемаль: Нет, конечно, не соглашусь. Десятки тысяч мусульман в Турции были казнены в 20-е годы.
Смирнов: Я же говорю о современной Турции, которая, как и Франция, подчеркивает, что религия там отделена от государства. Там нельзя носить хиджаб в государственных учреждениях и учебных заведениях, и турецкая армия защищает там светский характер государства.
Джемаль: Во-первых, общественное спокойствие — это не высшая ценность для человечества. Высшая ценность для человечества — это осмысленность его исторического пути. А существование в режиме общественного спокойствия устраивает прежде всего элиту, которая тем самым узурпирует смысл истории, оставляя народу право лишь на биологическое выживание. Но люди протестуют. Религия
есть именно то, что возвращает им платформу осмысленного исторического существования. Поэтому религиозный запрет сразу переводится в плоскость даже не классово-экономической борьбы, а кастового противостояния. Вот почему возникает радикализм. И этот радикализм, собственно говоря, свидетельствует о том, что человеческий облик, жертвенность, горение на духовном уровне массами не утрачены.
Корзун: Гейдар, я прошу прощения. Вы сказали, что общественное спокойствие не есть цель общества...
Табак: Я как раз хотел обратить внимание на эту тему. Мне кажется, что французское правительство заботится как раз об общественном спокойствии. Задача любого правительства — максимально обеспечить комфорт для земного существования граждан своей страны. Вот простой пример. Известно, что помимо антиисламских в Европе растут и антииудейские настроения. Год назад немецкая полиция попросила иудеев-ортодоксов не выходить на улицы в традиционной одежде хасидов. С одной стороны, немецкое государство вроде бы лишает своих граждан права на религиозную самоидентификацию. С другой стороны, оно спасает их от возможных побоев. Выбор делается исходя из условий максимально возможного обеспечения религиозных и человеческих прав своих граждан. И если они в чем-то ущемляются, значит, в другом аспекте они обретают большую силу и большую целесообразность. В поисках этого баланса и действует любая государственная структура. Как мне кажется, французское правительство перешло от прежних концепций политкорректности к политике реальности. На протяжении последних 20 лет в Европе игнорировалась реальная ситуация в обществе. Никто не замечал образования религиозных анклавов. Такая абсолютная вседозволенность привела к напряжению в обществе и к его религиозному расслоению. Сейчас французское правительство и президент хотят повернуть этот процесс вспять. Да, за счет некоторого ущемления религиозной самоидентификации, но при этом достигается гораздо более значимый выигрыш в общественном спокойствии.
Джемаль: В реальности запрет на хиджаб не повысил общественную стабильность и безопасность, а как раз привел к дальнейшему расслоению общества. То есть это как раз противоречит тому, чего Ширак добивался. Государство всегда говорит гражданам, что оно — слуга народа и его первая забота — это их физическая безопасность. В действительности мы знаем, что государство — это аппарат насилия и
угнетения, который добивается своих целей любыми средствами. Государство — это идол. Оно имеет собственную религиозную природу, оно стремится стянуть на себя ресурс религиозного потенциала, коллективного бессознательного, выдавая себя за некий объект поклонения. Для этого есть такие атрибуты, как флаг, вставание во время гимна, клятвы президентов и прочее. Если бы государство было слугой народа, все это было бы не нужно. Кстати, Марк Смирнов упомянул, что первые мусульмане, которые появились на территории Франции, были ориентированы на интеграцию. Дело в том, что мусульмане первой половины XX в. находились под жестким прессингом со стороны своего клерикального сословия — муллократии. Оно существует де-факто, но оно не легитимно с точки зрения исламской традиции: ни Пророк, ни Коран, ни Сунна Пророка (Предание) не уполномочивают некий класс специальных толкователей на то, чтобы занимать какие-то позиции духовных авторитетов. В XIX в. мусульман стало тяготить, что в исламе, по сути, выстроился аналог христианской Церкви. Он не обеспечен догматически, но диктат от этого не менее страшный. И люди стали убегать на Запад, во Францию. Оказавшись вне этого прессинга, они постепенно стали понимать, что ислам — это не господство духовных отцов, а нечто иное. Возможно, французское правительство с точки зрения своих чисто корыстных интересов делает ошибку, не используя клерикализм в исламской диаспоре. Если бы оно хотело добиться потери интереса к исламу, оно бы начало интенсивную подкормку именно мусульманского духовенства, которое стало бы партнером официальной администрации.
Смирнов: Я об этом уже говорил. Французское правительство было заинтересовано в таком диалоге и делало попытки найти представителей духовенства, которые были бы их партнерами.
Джемаль: В диаспоре очень трудно человека взять за ухо и заставить его быть последователем того или иного учителя.
Корзун: Я предлагаю Марку Смирнову, как моему соведущему, подвести итоги.
Смирнов: Мне кажется, что французское правительство сделало очень смелый и решительный шаг, зная, что весь исламский мир возмутится. Если декларируется светский характер государства, то власти должны вести себя последовательно. Иначе общество будет взорвано. Ведь, как мы знаем, религиозные войны — это самые жестокие войны на свете. Не вызывает сомнений, что европейцы, в данном
случае французы, также имеют право на сохранение своей культурной идентичности, своих представлений о жизни общества и государства. И это должны знать все иммигранты, въезжающие в Европу. Напомню, что в исламских государствах, например в Саудовской Аравии, от европейцев требуют соблюдать те нормы жизни, которые там приняты. Зачем же ехать в Европу со своим уставом?
Корзун: Напомню, что продолжается голосование на нашем сайте. Зрителям предлагается сформулировать свое отношение к "Запрету на ношение религиозных символов в госучреждениях". Варианты ответа: "Запрет защищает светский характер государства", "Возбуждает религиозный фундаментализм", "Является популистской акцией", "Задевает чувства верующих". Самый популярный ответ (практически 50%) — "Задевает чувства верующих". Чуть меньше (по 25%) — "Является популистской акцией" и "Возбуждает религиозный фундаментализм". И почта никто не ответил, что "Запрет защищает светский характер государства". На мой взгляд, результаты достаточно неожиданные.
"НГ-религии", М, 18февраля 2004г.
Евгений Рашковский,
доктор исторических наук
ИСЛАМ В ДИНАМИКЕ ГЛОБАЛЬНОЙ ИСТОРИИ
В последнюю четверть XX в. ислам не только вышел на авансцену глобальной истории, но и поставил современное сознание (в частности и мир социогуманитарных наук) перед множеством парадоксов.
Действительно, ислам — одна из самых молодых великих исторических религий, но впитавшая в себя огромное духовное и интеллектуальное наследие предшествующих эпох: первоначально — народов Восточного Средиземноморья, а уж далее — народов Ирана, Кавказа, Индии. Исламский мир, как никакой другой, близок христиан-ско-европейскому наследию в своих теологических основах (монотеизм, трактовка религии как Откровения, религиозное обоснование этических норм, почитание Иисуса и Девы Марии), но чрезвычайно далек от этого наследия в плане социокультурном, выдвигая на первый план не нюансы внутренней жизни личности (как в христианстве), но приверженность общине единоверцев, "умме".
