CC BY
83
ФОНЕТИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП РУССКОЙ ОРФОГРАФИИ В ТЕОРЕТИЧЕСКОМ И ПРАКТИЧЕСКОМ АСПЕКТАХ
(НА МАТЕРИАЛЕ ОРФОГРАФИЧЕСКИХ ДИСКУССИЙ
НАЧАЛА XX ВЕКА)
Теоретические основы русской системы правописания, орфографическая практика начала XX века, фонетический принцип.
Начало XX столетия для лингвистов — время реорганизации и пересмотра системы русского правописания, т. к. историческое начало, которое лежало в его основе, сделало изучение орфографии практически неосуществимым делом, потому что живой язык, развивающийся и изменяющийся, требовал иного выражения на письме. На обсуждение лингвистической и широкой общественности были представлены проекты реформы, авторами которых выступали как языковеды-теоретики, так и педагоги-практики, а также орфографические кружки, педагогические общества, орфографические комиссии.
Один из сторонников реформы профессор Р.Ф. Брандт выступил со своим проектом усовершенствования русской правописной системы, в основе которого, по его убеждению, должно лежать звуковое письмо. Преимущества звукового письма, по мнению проф. Р.Ф. Брандта, перед «лженаучной» орфографией дореформенного периода заключаются в следующем:
— во-первых, фонетическое письмо способно сблизить живое литературное произношение с орфографией и указать малограмотным на правильный выговор;
— во-вторых, звуковое правописание — наиболее удобное для чтения;
— в-третьих, фонетический принцип, который подразумевает двоякие написания, облегчит процесс обучения письму.
Выступая за «установление достаточно точного и для умеющих правильно произносить чрезвычайно простого фонетического письма» (разрядка наша. - Ж.Л.), проф. Брандт, однако, отмечал, что «в целом правописание не бывает столь последовательным, чтобы вполне представлять тот или иной тип» [Брандт, 1901, с. 2], и, по его утверждению, письмо должно быть фонетико-этимо-логическим, потому что «чисто звуковая орфография не закроет ломоносовского "следов происхождения и сложения речений", если только таковые действительно сохранились в живой речи» [Брандт, 1904, с. 4]. Но в целях упрощения и облегчения обучения правописанию «естественно ограничиться теми этимологическими начертаниями, на которые указывает литературное произношение», а где же нет такой очевидности — разрешить письмо по слуху. При этом Р.Ф. Брандт подчёркивал, что его правописание не идеально (такового не может существовать вообще), но звуковое письмо значительно проще, удобнее по сравнению с узаконенной беспринципной действующей «гротографией».
Итак, сторонником реформирования и главным защитником-теоретиком фонетического письма в начале XX в. выступил проф. Р.Ф. Брандт. Но мы решили исследовать вопрос, были ли у него последователи среди учителей, методистов,
т. е. среди тех, кто имел возможность все теоретические постулаты преломлять в каждодневной практике обучения правописанию? Поиск ответа на поставленный вопрос стал целью нашего исследования.
Убеждение в том, что «фонетический принцип вполне правилен и вполне осуществим» высказывал учитель Г.С. Михайлов-Мучкин [Михайлов-Мучкин, 1905, с. 7]. И его позиция заслуживает внимания потому, что он, помимо теоретического рассмотрения вопроса об устройстве русского правописания, показывает практическое решение, возможность применения на практике фонетического основания орфографии. «При правильном понимании фонетического (курсив наш. — Ж.Л.) принципа, как видим, сомнительные звуки не могут вносить сумбура в грамоту. Исключая же разные сомнительные звуки, мы обнаруживаем, что все возражения против фонетического письма, как заключающего будто в самом себе зло, падают» [Там же]. Учитель-практик Михайлов-Мучкин поясняет, что «по фонетическому принципу нельзя написать вместо воз, вое или вместо вода, вада. А чтобы безошибочно написать эти слова, надо определить сначала, не сомнительные ли тут звуки а и с, и отысканием их идеальной формы (подставить гласную под ударение, согласную поставить перед гласной, или другим каким-либо из указываемых грамматикой способов) обнаружить настоящее их произношение» [Там же, с. 9]. В данной трактовке определение «идеальная форма звука» созвучно термину «фонема», из этого следует, на наш взгляд, что, провозглашая письмо фонетическим, автор проводит идею фонематического основания русской орфографии. И совершенствование орфографии Михайлов-Мучкин видит в создании теоретически обоснованного и практически применимого правописания, чтобы создать «будущим поколениям более благоприятные условия для изучения русской грамоты» [Там же, с. 16].
С собственным проектом реформы выступил и А.Г. Герасимов (помощник классных наставников Московского реального училища), отстаивая фонетический принцип как безусловно верный на пути совершенствования русской орфографии: «Правописание должно идти рука об руку с праворечием, воспроизводя живое устное слово в возможной полноте, без излишнего и недостаточного, не искажая его и разбираясь, помня словопроизводство и его, определяемые праворечием пределы в случаях неясного произношения» [Герасимов, 1903, с. 4].
Необходимо отметить и подчеркнуть, что Герасимов весьма последовательно, аргументированно и теоретически обоснованно предлагает провести в качестве ведущего принцип фонетический, применяя в необходимых случаях словопроизводство. У него достаточно современный взгляд на проблемы письма. Создается впечатление, что работа написана современным исследователем-лингвис-том. Герасимов считал, что Я.К. Грот «сильно повредил русское праворечие в его оттенках» [Там же, с. 5].
Помимо теоретических установок, Герасимов освещает практическое применение фонетического принципа, предлагая изменить ряд орфографических правил. Мы считаем необходимым привести примеры формулировок некоторых правил, которые подтверждают теоретические воззрения автора:
— исключить буквы г, Ъ, в, (и, конечно, и), как излишние, которым уже нет отголоска в живом слове и заменить однозначащими: и (синий, мирской), е (беседа), ф (аридбметика, кадбедра) [Там же, с. 8];
— считать излишним конечный ъ: куст, гром, нож, туч, уж [Там же, с. 9];
— считать излишним ь после шипящих (рож, ноч, глуш, спряч, спрячся) [Там же, с. 9];
— писать о вм. ё во всех случаях слияния шипящих и их собрата ц, т. к. при этом выговор, особенно слогоразложение, ясно отличает о, а словопроизводство (течь — потёки — потоки) допускает переход е и ё в о: жолудь, шолк, ещо, ключом, лицом и пр. [Там же];
— согласно с праворечием (курсив наш. - Л.Ж.) установить правописание: цикорий, Турция [Там же].
Также Герасимов, согласно произношению, предлагает ввести новые буквы, например, «букву ж с придатком смягчения, подобным придатку буквы щ, отличающим последнюю от ш. Предлагаемая буква должна означать мягкопротяжное жъжъ: забрежьжьилось, вожьжьи» [Там же с.6]». И эта буква, подчёркивает Герасимов, соответствует праворечию без всякого от него уклонения.
Отметим ещё раз, что конкретные предложения Герасимова по усовершенствованию русского письма соответствуют его научным убеждениям положить в основу письма фонетико-этимологическое (словопроизводственное. - Л.Ж) начало.
А. Шейн-Фогель в открытом письме к педагогам писал, что филология и орфография ясно указывают, что первобытно писали так, как говорили, и говорили и читали так, как написано, несмотря на все спиранты (тоны), придыхания и пр. «Против фонетического письма, кажется, и спорить не подобает, т. к. письменные знаки должны быть также постоянны и обязательны для речи, как нотные — для пения и музыки. Иное начертание — неестественно, ложно и ведёт к запутанности и недоразумениям, как бы для того, чтобы затруднить изучение языка и отличить учёного от безграмотного, как это и охарактеризовано известным русским ответом на Царский вопрос — для чего нужна нам буква ®?» [Шейн-Фогель, 1904, с. 3]. Он видит предназначение и назначение письменных знаков в том, чтобы «изобразить данный тон и звук речи определённым образом» [Там же]. Чтобы писать по фонетическому основанию, по мнению Шейн-Фогеля, «необходимо вернуться к первобытному способу начертания звуков языка и входящих в них тонов речи, безразлично, кем, когда и какая речь произносится. До этого же всякие изменения и якобы сокращения в орфографии ведут лишь к новой запутанности» [Там же, с. 5]. Анализируя происхождение звуков и их начертаний, Шейн-Фогель предлагает сохранить Ъ «как коренную мягкую полугласную праславянского происхождения (ъъ - её) в печати после всякой согласной, даже гортанных и шипящих, подобно тому, как это сделано в отношении мягк. гл. и, хотя после них и слышится ы, а в скорописи писать её в виде е, хотя и без надстрочного краткого и мягкого знака» [Там же, с. 12—13]. Это необходимо, с точки зрения автора, для сохранения этимологического начала в правописании, а ведь именно этимологическое начало и есть истинное фонетическое письмо. «Этим сразу устранится мираж неразумного корнесловия и орфографии по извращённой этимологии, а не по этилогии звуков речи, т. е. фонетического принципа, составляющего истинную этимологию языка, основанную на тонально-музыкальных законах речи, сопряж. с особым смыслом, а не на произволе того или иного новатора или грамотея» [Там же, с. 13]. Он полагает, что если мы одинаково произносим слова «Mip (Вселенная) и Мир (спокойствие), то их и одинаково следует писать, узнавая их по смыслу в предложении, как и множество других подобных слов, или вернуть им первобытное произношение Мыр (по-малорос-сийски), от aar ear air eor eur — свет, воздух и Мир, от ear eer eir еог еиг — товар, мена, город, т. е. такие формы сожительства, которые могут возникнуть только в мирное время, а не выдумывать i (десятир.) и и (восьмиричн) для сих слов» [Там
же]. Он выступает против исторического правописания и, подытоживая свои рассуждения, подчёркивает, что «...Этимологическая система правописания (имеется в виду историческая орфография. — Л.Ж.) стремится лишь к сохранению давно минувшего произношения, т. е. бывшего фонетического метода, ныне отжившего и никому не нужного и лишь путающего правильное начертание современной фонетики. Интересующиеся знать произношение или фонетику прошедших времён легко это могут узнать при прочтении старых книг, древних рукописей и т. д., но постоянно видеть перед собой древнюю фонетику в виде этимологического письма — напрасный труд, слишком дорого стоящий человечеству» [Там же, с. 19]. Поэтому «настоящая этимология лежит в этилогии звуков речи, психологии и археологии языка, а не в том, чтобы писать вопреки произношению, затрудняя письмо и мысль ненужным балластом памяти, зазубривания и долгого механического упражнения» [Там же, с. 29]. И причину произвола русского правописания Шейн-Фогель видит в отсутствии общего государственного закона для общерусского литературного языка, «для народных же наречий и говоров закон не писан, а начертан - во всём строе фонетического и психического жития и бытия» [Там же].
В журнале «Образование» В. Куницкий в статье «О возможных упрощениях русской орфографии» (доклад которой прозвучал на заседании педагогической секции Нефилологического общества 1901 г.) подчеркнул необходимость реформирования системы русского правописания, т. к. «мы пишем не так, как говорим, а придерживаемся начертаний давно утративших своё звуковое реальное значение, зачастую искусственных и почти всегда ненаучных (курсив наш. — Л.Ж), в силу одной исторической традиции или этимологического принципа» [Куницкий, 1901, с. 34]. Куницкий говорит, что трудность и недостатки русской орфографии сознавались всеми, кто над нею задумывался, в частности, Тредиаковский предлагал письмо «по звонам», т. е. стоял за фонетический принцип в правописании. Затем Карамзин, но он сделал это «без всякой руководящей идеи или сознательности, в некоторых случаях установив этимологические, а в других фонетические начертания» [Там же]. В 70-е гг. XIX столетия известный педагог Тулов выступил в защиту фонетического основания русского письма [Там же, с. 35]. Он отмечает, что несомненной заслугой Р.Ф. Брандта является его попытка перестроить русское письмо, но, по его мнению, слабая сторона правописания по Брандту в том, что его письмо было практически несостоятельным, т. к. оно не могло быть применено к условиям жизни и школы.
Приняв во внимание все просчёты предшественников (Грота, Брандта, учителя Тулова), Куницкий представил свой проект, целью которого он видел упрощение правила правописания, тем самым «хоть отчасти, сделать нашим детям более сладким корень учения» [Там же, с. 38]. Он полагал, что наше письмо должно быть основано на звуковом принципе, который поможет упростить и облегчить наше правописание, тем самым «уменьшить ту борьбу с жизнью языка, со слухом и логикой учащихся, которую постоянно приходится у нас теперь вести школе, — в силу традиции и привычки к принятым, иной раз совершенно случайно, начертаниям» [Там же, с. 42-43].
Нам кажется целесообразным продемонстрировать некоторые изменения, которые предлагал ввести в русское правописание В. Куницкий, т. к. система его взглядов не была представлена в научных исследованиях.
Изменения, которые следует провести в области этимологии:
в правописании корней:
1) не считать ошибкой употребление е или Ъ там, где относительно их существует какое-либо разногласие или сомнение (например, в словах: спесь, хмель, лЪкаръ, векша)',
2) уничтожить различие в правописании слов м1р и миръ со всеми производными от них, сохранив лишь одно их них, и, разумеется то, которое согласно с общим правилом, что перед согласными пишется и восьмеричное;
3) представить полную свободу писать о или а в глаголах и производных от них именах в тех случаях, когда усиление коренного о в а не определяется ударением, т. е. касаться и косатъся, полагать и пологатъ, расти и рости, разгаратъся и разгораться и т. д.
Орфографическая деятельность (как теоретическая, так и методико-практическая) Р.Ф. Брандта, А.Г. Герасимова, Г.С. Михайлова-Мучкина, В. Куницкого и А. Шейн-Фогеля не привела к реформе системы русского правописания на фонетическом основании (хотя, как мы убедились, отстаивая фонетическое письмо, авторы на практике доказывали, что «чисто» звуковым оно не будет, а скорее всего, фонети-ко-этимологическим, или даже фонетико-фонологическим), но несомненная заслуга сторонников звукового письма в том, что они отстаивали необходимость «принципиального», теоретически обоснованного правописания. Так, Куницкий подчёркивал, что представленное им письмо «хотя и не могло бы называться вполне фонетическим, было бы гораздо научнее нынешнего и в то же время имело бы перед ним то громадное преимущество, что избавило бы школу от зачастую непосильной для неё и, во всяком случае, крайне обременительной и напрасной возни при обучении грамоте и правописанию, так как для всех звуков русского языка (кроме разве г) в нём были бы отдельные начертания, и ни одна буква не должна была бы читаться в одних словах так, а в других иначе» [Куницкий, 1901, с. 38].
Понимание и осознание того, что внедрение в практику новых методик преподавания орфографии невозможно без решения теоретических задач (установления ведущих правописных принципов), указывает на то, что в начале XX в. не только лингвисты-теоретики, но и методисты-практики, заинтересованные в широком просвещении народных масс, включились в активную дискуссию относительно путей совершенствования системы русского письма.
Библиографический список
1. Брандт Р.Ф. Мнения о русском правописании И.В. Ягича, Ф.Е. Корша, А.С. Будиловича и А.И. Томсона. Воронеж, 1904. 56 с.
2. Брандт Р.Ф. О лженаучности нашего правописания: публичная лекция // Филологические записки. Воронеж, 1901. Вып. 1-2. С. 1-50.
3. Герасимов А.Г. Правописание как научно обоснованный образ праворечия (Проект реформы отечественного правописания взамен ранее предложенной мной «новой грамоты») // Филологические записки. 1903. Вып. 3. С. 1-24.
4. Житомирский К.Г. К реформе правописания // Пед. мысль. 1918. № 1-2. С. 5.
5. Куницкий В. О возможных упрощениях русской орфографии // Образование. 1901. № 11. С. 33-43.
6. Михайлов-Мучкин Г.С. Совершенствование русской грамоты и правописания — в теоретическом основании и практическом решении вопроса. Одесса, 1905. 48 с.
7. Чернышёв В. Упрощение русского правописания. Спб., 1905. 74 с.
8. Шейн-Фогель А. К реформе орфографии. Открытое письмо всем педагогам по поводу изъятия некоторых букв из русского алфавита. Тифлис, 1904. 32 с.
