CC BY
33№1 (30), 2009 "Культурная жизнь Юга России " ^^^
H.A. КАЛАБЕКОВА ФИЛОСОФСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ ЛИРИКИ КАЙСЫНА КУЛИЕВА
Автор обращается к вопросу философской основы творчества К. Кулиева. В ходе анализа устанавливается влияние на него натурфилософии, стоицизма, экзистенциализма, которое отражает особенности мировидения поэта.
Ключевые слова: Кайсын Кулиев, натурфилософия, оппозиция жизнь - смерть.
Современники и исследователи творчества Кайсына Кулиева подчеркивают такие черты поэта, как космополитизм, либеральность и благожелательность. Кайсын Кулиев не просто, как принято сейчас говорить, толерантно относился к различным национальным культурам, вероисповеданиям, философиям, мнениям людей, но всегда - с искренним интересом, всякий раз расширяя собственный кругозор и обогащая багаж знаний. В отличие от Кязима Мечиева, который являлся средоточием балкарской мудрости, обладателем некой интуитивной истины, Кулиев постоянно работал над своим образованием. Его начитанность, эрудиция, образ жизни (путешествия, общение с умнейшими и достойнейшими людьми эпохи) не могли не отразиться в творчестве. Об этом свидетельствуют как прямые апелляции к тем или иным авторам, философам, реминисценции на чье-то творчество, посвящения («Возражение философу», «Омар Хайям», «Учись у Баха» и др.), так и подспудные смыслы, содержащиеся в тексте. Кулиев, как поэт-пророк, принадлежит всему миру - неким индикатором этой избранности является талант быть понятным и близким всем, независимо от времени и места. В то же время его поэзия, при всей универсальности, сугубо национальная, личная.
Об этом рассуждает 3. А. Кучукова, считая значительным и важным положение Николая Бердяева о том, что «человек входит в человечество через национальную индивидуальность; он существует не как абстрактный, а как "национальный" человек». То же можно сказать и о культуре, которая, по словам Бердяева, не «может быть "отвлеченно-человеческой", она всегда национальная» [1]. Онтологическая картина мира в национальном преломлении, отраженная в поэзии Кулиева, на наш взгляд, глубоко осмыслена 3. А. Кучуковой. Говоря о карачаево-балкарской литературе в целом, она рассматривает желание сделать свой мир непроницаемым для вторжения чужого, инородного как одну из форм онтологического, культурного самоутверждения горцев. По мнению исследователя, «модель замкнутого пространства предполагает избирательную распахнутость горского села навстречу небу, с которым и осуществляется активный контакт, несравнимый по своей интенсивности с горизонтальными сторонами света... Нераспыленность внимания в силу огражденности пространства позволяет горцу ощутить мир в единстве - мир небесный, человеческий, животный и растительный» [2].
Следует отметить, что представление, при котором все силы природы одухотворяются, не является языческим. Единство всего живого по-кулиевски опирается на все мировые религии и философские концепции. Отметим, что поэт не всегда последователен, а в некоторых произведениях противоречит сам себе. Эти трансформации можно проследить, уловив сходство с теми или иными религиозными и культурными направлениями. Его личная, художественная концепция представляется нам нестройной, поскольку в ней присутствуют черты и приметы известных художественных концепций, чаще всего противопоставляемых. Но художник творит свою вселенную, интерпретирует все смыслы и отвечает на вечные вопросы по-своему. В связи с этим любопытно проследить влияние и преломление тех или иных философских, культурных и религиозных взглядов в творчестве балкарского поэта.
Натурфилософская тема доминирует в творчестве Кулиева. Исторически натурфилософия является одной из ранних форм философского знания. Содержание данного понятия выходит далеко за рамки этимологии: под ней понимается не просто философия природы, но и философская концепция природы, объясненной «из самой себя». Принцип данного умозрения - единства микро- и макрокосма - позволяет непротиворечиво вписать человека в природное целое. Если для классического естествознания характерно моделирование отношений человека и мира посредством оппозиционной формулы Я- Оно, для теологии - Я - Ты, то для натурфилософии, в противоположность этому, характерен синкретизм в истолковании соотношения человека и мира:
Среди миров огромных и светил
Пусть я всего песчинкой малой был.
Но и песчинкой малой - и таким,
Наверное, я был необходим.
Моя была мгновенна с жизнью связь.
Но жизнь и без меня не обошлась.
Близок Кулиеву и романтизм натурфилософской трактовки природы, основанный на ее аксиологической идеализации. Природа - не просто упорядоченное целое, но и воплощение всеохватной гармонии. Она является одухотворенным прекрасным миром, гармоничным в самих своих основаниях. Если человеку свойственно ошибаться, грешить, то деревья, птицы, камни, природные явления - пример чистоты и мудрости: «Зачастую человеческое достоинство измеряется
"Культурная жизнь Юга России "
156 —
№ 1 (30), 2009
природными свойствами, являющимися для горца самыми верными и постоянными величинами. Стихотворение "Я жил на этой земле" отражает сознание горца, для которого среди множества природных объектов дерево отличается особым бескорыстием, безоглядной щедростью и самоотверженностью» [3].
Восхваляю вас, о дерева, Всюду: и в горах, и над рекою. Я всегда учусь у вас покою...
В поэзии Кулиева много образов гор, скал. Кучукова усматривает в этом инстинктивный поиск вертикали человеком, наделенным «комплексом высоты»: «Для балкарца первостепенно вертикальное измерение бытия, физическая и моральная ответственность человека за свою и чужую вертикальность, страх падения на любом из онтологических уровней. Автохтонный тип миросозерцания горца, привыкшего на любой территории земного шара искать "лестницу в небо"» [4]. Горная вершина становится символом нравственных ориентиров в стихотворении «Когда я говорю с горами»:
Я говорю с нависшей где-то Вершиною, что так бела. Как будто совесть мира это, И лишь такой она была.
В «Касыде горам» горный пейзаж обретает непреходящую ценность:
О горы, вы мои учителя! Придут ли беды, налетят ли бури, Чего бы ни хлебнула мать-земля, Все так же вы белеете в лазури.
В некоторых произведениях мы замечаем очевидные положения философии стоиков. Главная часть их учения - добродетель. В этом смысле каждая жизнь находится в гармонии с природой, она такова, какой ее сделали законы природы. Согласно природе, основное назначение человека - жизнь. Но только направленную к целям жизнь можно назвать добродетельной. Добродетель - это и есть воля. Добродетель, находящаяся в согласии с природой, становится единственным человеческим благом. Все действительно хорошее или плохое в человеческой жизни зависит исключительно от самого человека, который может быть добродетельным при любых условиях: в бедности, в темнице, будучи приговоренным к смерти и т. д.:
Как наш народ ни мал, но он достоин В своем терпенье отчих гор и скал. Сказал мудрец: «Блажен лишь тот, кто стоек!» Возьмем в пример того, кто так сказал.
И мне не надо никаких поблажек, Куда ты хочешь, жизнь, меня веди. Пусть будет горек хлеб и труд мой тяжек, Но стойкостью меня ты награди.
Стоицизм подчеркивает практическую нравственную направленность философии, призванную научить человека жить «сообразно приро-
де». В этом смысле поэт близок основным представителям стоицизма - Сенеке, Марку Аврелию. Нравственный посыл стихотворения «Старинная заповедь», дидактизм писем и размышлений стоиков сродни стихам балкарского поэта:
Будь стоек, как камни эти, молчащие И в бурю, и в снегопад, Будь щедр, как деревья, тень приносящие Всем, кто прохладе рад.
Учись, как потоки эти упорные,
Себе прокладывать путь.
Что б ни стряслось, как снега эти горные,
Чистым и светлым будь!
Как и стоикам, Кулиеву порой присущ глубокий фатализм. Человек ничего не может изменить в порядке вещей. Философ или мудрец и есть человек, постигший неизбежное, сознательно подчинившийся ему. Хотя человек не в состоянии воспрепятствовать ходу вещей и событий, он может выработать к ним надлежащее отношение. Оценка вещей и событий, по мнению стоиков, всегда остается в нашей власти. Эти постулаты содержатся, например, в стихотворении «Ручей и море» и многих других:
В природе мира все закономерно, Все нужно на земле, где мы живем. Зеленый холм Казбеку не соперник. Нет спора между морем и ручьем.
В смерти, по мнению стоиков, нет ничего страшного, и они призывают людей не верить сказкам о загробной и потусторонней жизни. У Кулиева мы находим нечто подобное:
Нет в мире этом ни добра, ни зла, И в мире том ни ада нет, ни рая Без звезд небесных, коим нет числа, И нив земных, которым нету края. Умейте видеть мудрости печать И чудо красоты во всем на свете. А перестать все это замечать и понимать -Не значит ли навек расстаться с этим.
Этим словам балкарского поэта созвучно рассуждение римского императора Марка Аврелия в произведении «К самому себе»: «Жизнь - это быстропроходящий момент между мгновением и вечностью. Итак, проведи этот момент времени в согласии с природой, а затем расстанься с жизнью так же легко, как падает созревшая слива, славословь природу, ее породившую, и с благодарностью к произведшему ее дереву».
Оппозиция жизнь - смерть, краеугольная в творчестве любого художника, в поэзии Кайсына Кулиева занимает особое место. Личные переживания писателя, связанные с войной, смертью друзей, родных, с собственной болезнью и выздоровлением, порождали соответствующие константы в художественном мире поэта. Разрабатывая подобную тематику, он достиг небывалых высот, поднявшись до вселенского масштаба. При этом сложно определить, какую позицию он проповедует. Поэт то признается в страхе смерти, то смеется над ней
№ 1 (30), 2009
жизнь Юга России "
-157
и смело смотрит ей в лицо, то тяготится неизвестностью. Не потому ли мы находим не просто противоречивые, но и диаметрально противоположные взгляды на эти вопросы в его стихах:
Уходит утро, и оно вернется, Уходит день, и он придет обратно. Хоть ночь уйдет, но все равно вернется. Лишь человек уходит безвозвратно.
Мысль о том, что со смертью «все исчезнет», не дает покоя поэту. Возможно, поэтому в стихотворении «Возражение философу» он выстраивает свою систему «справедливого круговорота»:
Упадет солдат на поле боя -Выйдет в поле сын ему под стать. Засияет чистой красотою Девушка, похожая на мать...
Вечна в мире жизнь, и если даже Я умолкну на закате дня, Кто-то из балкарцев слово скажет, Что-то переняв и от меня.
Лирическая рефлексия Кулиева, на наш взгляд, содержит также отголоски философии индуизма:
В дни своего второго бытия Лозой я стану, ягодой осенней, Я стану хмелем, в вас взбунтуюсь я И блажью одарю и озареньем.
И потому я смерти не боюсь. Моя былая не иссякнет сила, Я стану хлебом, я дождем прольюсь, Я превращусь в багровый куст кизила.
На стыке Х1Х-ХХ веков тема смерти особенно волновала творческие умы. Основной экзистенциальный вопрос - остается ли мир, когда я умираю. И многие писатели трактовали его с эгоцентристских позиций. Вспомним, например, цветаевское: «Уж сколько их упало в эту бездну, разверстую вдали. / Настанет день, когда и я исчезну с поверхности земли... / И будет жизнь, с ее насущным хлебом, с забывчивостью дня. / И будет
все, как будто бы под небом и не было меня...». Удивительная схожесть этих строк с кулиевски-ми стихами на подобную тему обнаруживает разность интонаций. В первом случае - непостижимость и обида. У Кулиева - смиренный оптимизм. Да, поэт уйдет, но остается «все»:
Я знаю - камень и вода,
Цветенье ив, леса и реки -
Все было только здесь всегда.
И здесь останется навеки.
И не окончатся со мной
Ручьев журчанье, трели птичьи
И грешной женщины земной
Непостижимое величье.
И как один из возможных путей спасения самого себя и читателя перед страхом смерти - превращение «я» в «мы». Умирает человек, но остается человечество. Таково утверждение поэта в стихотворении «Звездам - гореть!»:
Пусть недруги добра торопят смерть -
нам, людям,
Всегда идти вперед, звезде - всегда гореть!
Что б ни грозило нам, что б ни случилось
впредь -
Вовеки на земле мы будем и пребудем!
Литература
1. Кучукова 3. А. Онтологический метакод как ядро этнопоэтики: (Карачаево-балкарская менталь-ность в зеркале поэзии). Нальчик, 2005.
2. Там же. С. 24-26.
3. Там же. С 183.
4. Там же. С. 38.
5. Новейший философский словарь: 3-е изд. Минск, 2003.
6. Цветаева М. Стихотворения и поэмы. Л., 1990.
7. Кулиев К Прислушаться к словам. Избранная лирика. Нальчик, 2002.
8. Кулиев К Ш. Человек. Птица. Дерево: стихи, поэма. М., 1985.
N. A. KALABEKOVA. PHILOSOPHICAL CONCEPT OF KAYSIN KULIYEV'S LYRIC
The author appeals to the matter of a philosophic foundation ofKaysin Kuliyev's creative works. He tries to observe how natural Philosophy, stoitsism, existentsialism influenced it and formed some special features of poet's vews.
Key words: Kaysin Kuliyev, natural Philosophy, opposition life - death.
