CC BY
22
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
УДК 141 (092) ББК 87.3(2)522-685
ФИЛОСОФ НАШЕГО ВРЕМЕНИ [РЕЦ. НА:] Бродский А.И. Владимир Соловьев. СПб.: Наука, 2016. 255 с.)1
A.B. MAЛИНОB
Санкт-Петербургский государственный университет Университетская наб., 7/9, г. Санкт-Петербург, 199034, Российская Федерация, Социологический институт РАН ул. 7-я Красноармейская, д. 25/14, г. Санкт-Петербург, 190005, Российская Федерация E-mail: a.v.malinov@gmail.com
PHILOSOPHER OF OUR TIME A REVIEW OF A.I. BRODSKY'S BOOK VLADIMIR SOLOVYOV. SAINT PETERSBURG: NAUKA, 2016. 255 P.
A.V. MALINOV
Saint Petersburg State University 7/9, Universitetskaya Emb, St. Petersburg, 199034, Russian Federation, Sociological Institute of RAS 25/14, 7-ya Krasnoarmeyskaya Str., St. Petersburg, 190005, Russian Federation E-mail: a.v.malinov@gmail.com
«Bœ более или менее признают, что Bладимир Соловьев был величайшим русским мыслителем». С этой цитаты из Н.А. Бердяева начинается книга <^ла-димир Соловьев», выпущенная издательством «Наука» в возобновленной серии «Мыслители прошлого». Автор - известный петербургский историк русской философии Александр Иосифович Бродский, а его новая книга подводит итог многолетнему изучению творчества B.C Соловьева2. Однако новое исследование подтверждает еще одну расхожую истину: философия крупного мыслителя открыта для интерпретаций и не имеет однозначных оценок. Особенно это заметно, если сравнить книгу А.И. Бродского с монографией А.Ф. Лосева, издан-
1 Подготовлена при поддержке РФФИ (№16-03-00566).
2 См.: Бродский А.И. Пророчество Вл. Соловьева // Минувшее и непреходящее в жизни и творчестве В.С. Соловьева: материалы междунар. конф. 14-15 февраля 2003 г. Сер. Symposium. Вып. 32. СПб., 2003. С. 323-328 [1]; Бродский А.И. Восточный синдром. Философия войны
B.С. Соловьева и столкновение цивилизаций // Звезда. 2003. № 12. С. 205-213 [2]; Бродский А.И. Логика идеологий: из истории русской политической мысли XIX-XX веков. СПб., 2006. 90 c. [3]; Бродский А.И. Образы судьбы в русской философии и литературе XIX-XX веков. СПб.: Изд-во
C.-Петерб. ун-та, 2011. 122 с. [4]; Бродский А.И., Никоненко В.С. Философская интерпретация художественных текстов (на примере русской литературы XIX в.): учеб. пособие. СПб.: Изд. дом С.-Петерб. ун-та, 2009. 120 с. [5].
ной в той же серии почти четыре десятилетия назад. Книга А.Ф. Лосева была написана, так сказать, «изнутри» традиции философии всеединства. Бродский же предлагает внешний взгляд на высказанные Соловьевым идеи, хотя и обращает внимание, прежде всего, на те аспекты, которые, с его точки зрения, могут быть актуальны. Именно этим, прежде всего, интересна книга Бродского. В ней предложено возможное для нашего времени прочтение философского наследия Соловьева для нашего времени.
Предпринятую Александром Иосифовичем интерпретацию можно назвать этической или практической. Автор убежден в том, что пророчества Соловьева, в частности о столкновении цивилизаций, сбываются. В связи с этим он не без основания указывает на совпадения предвидений Соловьева с известной концепцией С.Ф. Хантингтона. Он убежден в справедливости пророчеств Соловьева о войне цивилизаций и грядущей гибели европейской культуры. При таком подходе центральное место в творчестве Соловьева занимает социально-политический идеал, или Всемирная теократия, а основными произведениями признаются «Россия и Вселенская церковь», «История и будущность теократии» и «Три разговора». Причем последнее крупное сочинение Соловьева «Три разговора» во многом рассматривается как альтернатива «России и Вселенской церкви». Царство антихриста, описанное в «Трех разговорах», представляет собой воплощенный идеал Всемирной теократии. В своем последнем произведении Соловьев теоретически изживает свой собственный социально-культурный идеал. Центральной в содержательном и смысловом отношениях частью книги является глава «Субъективная и объективная этика»3. Основные идеи и сюжеты философии Соловьева находят свои консеквенты в «Трех разговорах». Бродский соглашается, что ныне соловьевская утопия утратила «социально-практический смысл», однако располагает основные идеи русского философа как бы между двумя полюсами: Всемирной теократией и эсхатологией «Трех разговоров». Следует отметить ценные указания автора на прототипов персонажей «Трех разговоров».
Культурно-историческая задача, стоящая перед Соловьевым, уточняет Бродский, состояла в том, чтобы соединить идею прогресса с религией (христианством), а все его «спекулятивные построения ... определяются нравственными целями»4. Из этического принципа неприемлемости «вечных мук» проистекает и идея апокастасиса (всеобщего спасения), почерпнутая из учения Оригена. Соловьев видел необходимость религиозного преображения самого христианства, а религиозную веру воспринимал как результат творческого поиска истины, свободного мышления, точнее «свободной теософии», богословской по предмету и философской по методу.
Особенность «философии всеединства» Соловьева состояла в философском обосновании синтетического мировоззрения. По словам Бродского, «Со-
3 См.: Бродский А.И. Владимир Соловьев. СПб.: Наука, 2016. С. 86-107 [6].
4 Там же. С. 51.
ловьев так и не понял своей роли в философии. Свою задачу он видел в том, чтобы попытаться соединить самые разные мировоззренческие и теоретические подходы к объяснению мира» [6, с. 41]. В качестве отличительных черт «школы Соловьева» он отмечает: «конструктивный синтез» западноевропейских философских идей; «свободное религиозно-философское творчество», не обремененное церковными догматами; связь философии с литературой при сохранении самостоятельности философской проблематики; политизированность в смысле приоритета практических задач философии над теоретическими. Значение же «соловьевской традиции» в русской философии сказалось в работах тех мыслителях, которые продолжали работать в «проблемном поле» Соловьева и с которыми, прежде всего, отождествляется эпоха русского религиозно-философского ренессанса. Так, в книге идет речь о софиологии С.Н. Булгакова и П.А. Флоренского, затрагивается учение Н.А. Бердяева, Льва Шестова, Н.О. Лосского, Л.П. Карсавина, С.Л. Франка. Автор вводит философию Соловьева в круг идей Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, Н.Ф. Федорова, П.Я. Чаадаева. Он подчеркивает, что Соловьева следует считать продолжателем дела П.Я. Чаадаева, а не славянофилов [6, с. 152-155]. Наиболее плодотворным развитием «линии Соловьева» Бродский считает не экзистенциальную философию Н.А. Бердяева и Льва Шестова, не софиологию С.Н. Булгакова и П.А. Флоренского или всеединство Л.П. Карсавина, а идеал-реализм Н.О. Лосского и С.Л. Франка. При этом он вовсе не упоминает А.Ф. Лосева как продолжателя соловьевской традиции в русской философии. Это замалчивание не кажется столь странным, если учесть, что вся книга Бродского является своеобразным оппонированием лосевскому восприятию философии Соловьева. Упоминая продолжателей философского дела Соловьева и его «веры философов», Бродский предпочитает характеризовать инициированную Соловьевым эпоху не как «религиозно-философский ренессанс», а как «религиозный модернизм». Он и сам явно симпатизирует религиозному модернизму в его современных формах и видит в нем известную мировоззренческую перспективу, не замечая, впрочем, «теневой» стороны философии Серебряного века.
Конечно, совершенно избежать сравнения книги Бродского с монографией Лосева невозможно. Игнорирование интерпретаций Лосевым соловьевской метафизики - сознательная позиция автора. Надо признать, что «практическое» прочтение Соловьева, предложенное Бродским, умаляет метафизику русского мыслителя. Она излагается недостаточно полно и препятствует формированию целостного представления о его философской системе и, особенно, о «теоретической философии». Субъективизм подхода заметен и в историографическом обзоре, который производит странное впечатление. Далеко не всех упомянутых в нем авторов можно признать специалистами по философии Соловьева. Их вклад в изучение наследия русского мыслителя является скромным, а научная ценность историко-философских фантазий - сомнительной. В то же время в обзоре упущены целые историографические пласты, например зарубежное со-ловьевоведение, обойдены вниманием и многие крупные отечественные иссле-
дования. Понимая наукообразную условность историографического раздела и его диссертационную генеалогию, должно заметить, что книга только бы выиграла при отсутствии этого раздела. По крайней мере, она не вызывала бы недоумение у специалистов и не формировала бы ложную историографическую традицию.
Наибольшее неприятие у автора вызывают мистико-гностические интерпретации философии Соловьева. Однако и сам Бродский не чужд мистических толкований, например, видя истоки соловьевских идей в учении каббалы, допускающей возможность постижения Абсолюта посредством интеллектуальных усилий. Оккультный критерий оценок, замечает Бродский, был присущ и самому Соловьеву5. По его словам, «он явно отдавал предпочтение еврейской каббале перед греческим неоплатонизмом»6. Профетические интонации в произведениях Соловьева сближают его с еврейским мистицизмом и ветхозаветными пророками. Однако, на мой взгляд, принижение значения неоплатонизма при реконструкции философской системы Соловьева связано именно с переинтерпретацией его учения в практическом, а не метафизическом ключе. Для метафизики Соловьева неоплатонизм играл более важную роль, чем мистицизм каббалы. Это отмечает и сам Бродский, когда пишет о том, что «апофатическое видение мира <...> составляет основу метафизики Соловьева»7. Метафизика Соловьева трансформировалась от апофатического богословия в экзистенциальную философию. Мистическая подоплека, указывает Бродский, присуща даже предсказаниям цивилизационных конфликтов (в равной мере у Соловьева и Хантингтона8. «Не следует забывать, - пишет автор в конце книги, - что в лице В.С. Соловьева мы имеет дело не только с философом и литератором, но также с мистиком и эзотериком» [6, с. 195].
Серия «Мыслители прошлого», в которой изданы книга о Соловьеве, имеет претензии на популярность. Доступность изложения, значительный для нынешнего времени тираж, небольшой объем и карманный формат говорят о том, что книга рассчитана на широкую читательскую аудиторию и призвана познакомить с личностью и философией Соловьева тех, кто, возможно, знает о нём лишь понаслышке. От такой книги ожидаешь не только изложения биографии мыслителя и описания его индивидуальности, но и определенных формальных ориентиров, например периодизации его творчества, эволюции его взглядов и т.п. К сожалению, в рецензируемой книге это практически отсутствует. Автор лишь указывает на нарастание пессимистического настроения у Соловьева в конце жизни. Надо признать, что духовная эволюция Соловьева была значительно сложнее. Многие идеи Соловьева были высказаны в ходе спора, например, со славянофилами. Однако полемический контекст его взглядов в книге
5 См.: Бродский А.И. Владимир Соловьев. С. 174.
6 Там же. С. 176.
7 Там же. С. 82.
8 Там же. С. 189-190.
почти не представлен (за исключением анализа «Трех разговоров»). В то же время вне этого контекста идеи Соловьева теряют свою историческую правоту и жизненное правдоподобие. Лично мне не хватало в книге более критического взгляда на идеи Соловьева. Я полагал, что актуализация его взглядов должна означать диалог, сомышление, большую корреляцию мыслей Соловьева с современными идеями и событиями, соотношение его концепции с философскими традициями. Актуальность философии состоит не столько в использовании ее в качестве иллюстраций современных событий, сколько в возможности совместного продумывания идей, а в нашем случае - в претворении соловьевских идей в содержание современного философского мышления.
Список литературы
1. Бродский А.И. Пророчество Вл. Соловьева // Минувшее и непреходящее в жизни и творчестве В.С. Соловьева: материалы междунар. конф. 14-15 февраля 2003 г. Сер. Symposium. Вып. 32. СПб., 2003. С. 323-328.
2. Бродский А.И. Восточный синдром. Философия войны В.С. Соловьева и столкновение цивилизаций // Звезда. 2003. № 12. С. 205-213.
3. Бродский А.И. Логика идеологий: из истории русской политической мысли XIX-XX веков. СПб., 2006. 90 c.
4. Бродский А.И. Образы судьбы в русской философии и литературе XIX-XX веков. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2011. 122 с.
5. Бродский А.И., Никоненко В.С. Философская интерпретация художественных текстов (на примере русской литературы XIX в.): учеб. пособие. СПб.: Изд. дом С.-Петерб. ун-та, 2009. 120 с.
6. Бродский А.И. Владимир Соловьев. СПб.: Наука, 2016. 255 с.
References
1. Brodsky, A.I. Prorochestvo Vl. Solov'eva [Vl. Solovyov's Prophecy], in Materialy mezhdu-narodnoy konferentsii «Minuvshee i neprekhodyashchee v zhizni i tvorchestve V.S. Solov'eva». Serija «Symposium» [Proceedings of the International Conference «The past and the enduring in V.S. Solovyov's life and work»]. Saint Petersburg, 2003, issue 32, pp. 323-328.
2. Brodsky, A.I. Vostochnyy sindrom. Filosofiya voyny V.S. Solov'eva i stolknovenie tsivilizatsiy [Eastern syndrome. V.S. Solovyov's philosophy of war and the clash of civilizations], in Zvezda, 2003, no. 12, pp. 205-213.
3. Brodsky, A.I. Logika ideologiy: Iz istorii russkoy politicheskoy mysli XIX-XX vekov [Logic of ideologies: From the history of Russian political thought of the XIX-XX centuries]. Saint Petersburg, 2006. 90 p.
4. Brodsky A.I. Obrazy sud'by v russkoy filosofii i literature XIX-XX vekov [Images of fate in the Russian philosophy and literature of the XIX-XX centuries]. Saint Petersburg: Izdatel'stvo Sankt-Peterburgskogo universiteta, 2011. 122 p.
5. Brodsky, A.I., Nikonenko, V.S. Filosofskaya interpretatsiya khudozhestvennykh tekstov (na primere russkoy literatury XIX v.) [Philosophical interpretation of literary texts (with the Russian literature of the XIX century as an example)]. Saint Petersburg: Izdatel'skiy dom Sankt-Peterburgskogo uni-versiteta, 2009. 120 p.
6. Brodsky, A.I. VladimirSolov'ev [Vladimir Solovyov]. Saint Petersburg: Nauka, 2016. 255 p.
