CC BY
101
УДК 8; 821.161.1
ФЕНОМЕН «ШЕСТИДЕСЯТНИЧЕСТВА» В РОМАНЕ В. П. АКСЕНОВА «ТАИНСТВЕННАЯ СТРАСТЬ»
© А. В. Полупанова
Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450076ул. Заки Валиди, 32.
Тел.: +7 (347) 273 68 74.
Email: avpolupanova@mail.ru
В статье осмысляется проблемно-тематическое своеобразие последнего законченного романа Василия Павловича Аксенова «Таинственная страсть» (2009). Основное внимание сосредоточено на раскрытии темы поколения 1960-х гг. - феномена «шестидесятничества» как наиболее значительного идейно-художественного и социокультурного явления прошлого века. Исследуемый роман, яркой отличительной чертой которого становится жанровая ги-бридность, с одной стороны, вписывается в контекст мемуарно-автобиографических текстов конца XX - первого десятилетия XXI века, с другой - воспринимается как продолжение восходящей к В. Катаеву традиции описывать прошлое как некую вторую реальность, или над-реальность, мифологизированную и во многом театрализованную. Рассматриваются важнейшие смысловые пласты романа, аспекты раскрытия исторической и биографической правды в них. Обращение к символике названия произведения позволяет обозначить наиболее сущностные черты поколения в их амбивалентной неоднозначности.
Ключевые слова: современная отечественная литература, мемуарно-автобио-графический дискурс, В. Аксенов, «Таинственная страсть», «оттепель», «шестидесятники».
Последняя законченная книга Василия Павловича Аксенова (1932-2009) «Таинственная страсть (роман о шестидесятниках)» (2009) стала безусловным событием литературного процесса начала XXI столетия и сразу же оказалась в объективе пристального внимания как со стороны широкого круга читателей, так и профессиональной критики и литературоведения ([5-10] и др.). Интерес этот вполне закономерен: осмысление современной социокультурной ситуации и сегодняшнего состояния общества устойчиво связывают с шестидесятыми годами минувшего века, системой взглядов, ценностей и мифов, сложившейся в той советской культуре, со- и противопоставляя 1960-е с 1990-ми и потом уже 2000-ми гг. В этом смысле роман «Таинственная страсть» парадоксально апеллирует к современному состоянию мира, а «шестидесятничество» воспринимается скорее как некий «код», проявляющийся в особенностях политического и художественного сознания и выходящий далеко за границы исторического времени.
Появление «Таинственной страсти» оказалось ожидаемым и неожиданным одновременно, поскольку автор неоднократно открещивался от пожеланий «писать мемуары»: «С нарастанием числа лет я все больше получаю приглашений от издателей перейти на жанр воспоминаний. Многие говорят, что это модно, многие гарантируют успех на рынке. Немногие - те, что не спешат, - говорят, что это вроде бы мой долг. Кому долг и велик ли он? Долг прожитой жизни, ностальгии. У меня на этот счет есть своя точка зрения. Для меня литература -это и есть ностальгия, ничего больше и ничего меньше. Любая страница художественного текста -это попытка удержать или вернуть пролетающее и ускользающее мгновение. С этой точки зрения
смешно ждать от автора двадцати пяти романов еще какой-то дополнительной ностальгии» [1, с. 9]. При этом роман В. Аксенова органично вписался в типологию появившихся в 2000-е гг. мемуарно-автобиографических текстов, таких, как «Автопортрет: роман моей жизни» (2009) В. Войновича, «Улица генералов» (2007) А. Гладилина, «Хвастунья» (2006) И. Лиснянской, «В соблазнах кровавой эпохи» (2005) Н. Коржавина, «Заметки марафонца: неканонические мемуары» (2003) Е. Рейна, «Ложится мгла на старые ступени» (2000) А. Чудакова, а также выходивших ранее произведений Б. Ахма-дулиной («Миг бытия» (1997)), А. Битова («Неизбежность ненаписанного» (1998)), А. Вознесенского («На виртуальном ветру» (1998)), С. Липкина («Квадрига» (1997)), Б. Окуджавы («Упраздненный театр» (1995)), А. Наймана («Поэзия и неправда» (1994), «Славный конец бесславных поколений» (1996), «Б. Б. и др.» (1997)), Е. Евтушенко («Ягодные места» (1982)) и др.
Помимо этого В. Аксенов явился продолжателем восходящей к В. Катаеву традиции («Алмазный мой венец» (1978)) описывать прошлое как некую вторую реальность, или над-реальность, мифологизированную и во многом театрализованную, сознательно мистифицировать читателя, наделяя своих героев вымышленными именами-масками. У В. Катаева это: Щелкунчик (О. Мандельштам), Королевич (С. Есенин), Командор (В. Маяковский), Мулат (Б. Пастернак), Ключик (Ю. Олеша), Птицелов (Э. Багрицкий), Альпинист (Н. Тихонов), Арлекин (П. Антокольский), Штабс-капитан (М. Зощенко) и пр. У В. Аксенова: Василий Ваксон (alter-ego автора), Роберт Эр (Р. Рождественский), Кукуш Октава (Б. Окуджава), Ян Тушинский (Е. Евтушенко), Антон Антонович Андреотис (А. Вознесенский), Фос-
ка Теофилова (З. Богуславская), Нэлла Аххо (Б. Ахмадулина), Влад Вертикалов (В. Высоцкий), Юстинас Юстинаускас (С. Красаускас), Юнга Го-риц (Ю. Мориц), Гладиолус Подгурский (А. Глади-лин), Яков Процкий (И. Бродский), Николай Глазастый (Н. Глазков), Аполлон Грибочуев (Н. Грибачев), Юрий Атаманов (Ю. Казаков) и пр. Имена-маски, подобранные чаще всего на ассоциативной, аллюзивно-метафорической основе, обусловливают право на ничем не ограниченный художественный вымысел и создают иронически-игровой модус повествования. Подобный выбор имен, вызвавший раздражение многих критиков и комментаторов, позволил В. Аксенову целиком погрузится в столь излюбленную им стихию игры, а также отчасти дистанцироваться от слишком лично пережитых событий и обстоятельств и в какой-то степени от себя самого.
Художественный универсум романа включает несколько хронотопических планов, пронизанных общими мотивами, единством авторского отношения, оценок и интонации: это печально знаменитая выставка в Манеже и разгром ее Хрущевым в декабре 1962 г.; двухдневная встреча власти с писателями и поэтами в Кремле в марте 1963 г. и последовавшие за ней отъезд Вознесенского в Дубну и Аксенова в Аргентину; судебный процесс над Андреем Синявским и Юлием Даниэлем в феврале 1966 г.; богемный отдых творческой интеллигенции в Крыму в Карадаге летом 1964 и 1968 г., морское путешествие в мае 1970 г.; ввод советских танков в Прагу в августе 1968 г.; уход Стасиса Кра-саускаса в феврале 1977 г. и похороны Владимира Высоцкого в июле 1980 г.; начало «третьей волны» эмиграции в 1974 г.; возвращение из ссылки и судьба Иосифа Бродского (1970-е гг.); вехи творческой и личной биографии самого Аксенова (история романа «Ожог» и неподцензурного альманаха «МетрОполь», усиливающееся давление со стороны властей и решение об отъезде: 1973 - 1974 -1978 - 1979 - 1980 гг.); смерть и прощание с Робертом Рождественским в 1994 г. Основной творческой задачей становится создание «летописи» эпохи, ее ключевых событий, увиденных изнутри глазами важнейших участников, «вызов» быстротекущему времени, но не суд над ним, не сведение счетов и не попытка оправдаться.
Василий Аксенов, Роберт Рождественский, Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко, Бэлла Ахмадулина, Булат Окуджава, Владимир Высоцкий - подлинные герои той эпохи, воплотившие ее дух и сущность, и, соответственно, романного повествования. Взлет их творческой биографии совпал с началом «оттепели», когда после ХХ съезда партии, разоблачившего «культ личности», и либерализации многих сфер жизни в стране возникает иллюзия возможного бесконфликтного существования творческой личности в государстве («вегетарианские», по известному выражению А. Ахматовой, времена). Аксенов переживает небывалый
успех своих «Коллег», «Звездного билета» и «Апельсинов из Марокко»; сборники стихотворений Р. Рождественского, А. Вознесенского, Е. Евтушенко, Б. Ахмадулиной выходят огромными тиражами, сами авторы собирают дворцы спорта и стадионы почитателей своего творчества; с приходом Б. Окуджавы в литературу наступает расцвет авторской песни; пик популярности В. Высоцкого хотя и придется на 1970-е гг., шестидесятые оказываются достаточно плодотворными и для него («Спасите наши души», «Охота на волков», «Человек за бортом» написаны на исходе десятилетия), уже начинающего получать всенародное признание. Наряду с расхожими мифологемами «шестидесятничества», среди которых - «особое нравственное единство; искренность, возведенная в крайнюю степень; неприятие всякой фальши, ненависть к равнодушию и мещанству; ответственность, выраженная в постулате «кто, если не ты»; максимализм» [12, с. 15], сформировались ключевые понятия «оттепельного» сознания: свобода, романтика, революция, личность, правда, ирония. Поколение «шестидесятников» заразило своим воодушевлением всю страну, показав возможность нонконформизма во взглядах и свежести, оригинальности, эксперимента, независимости в творчестве. Именно литература оказалась тогда способной ответить на важнейшие духовные запросы общества.
Трагическая составляющая эпохи заключалась в неизбежном и необратимом спаде либеральных ценностей и идей, двойственности общественного и художественного сознания. Ключевыми в связи с этим в первой книге романа являются эпизоды разгрома творческой интеллигенции в Кремле в марте 1963 г. - события многократно осмысленного и отрефлексированного и самим В. Аксеновым в романе «Ожог», и другими участниками процесса, и «сочувствующими» (среди не приглашенных на встречу был А. Гладилин, к примеру). На острие партийной критики оказались три автора: Эр-Рождественский, Андреотис-Вознесенский, Вак-сон-Аксенов, а сама публичная экзекуция - продолжением кампании против тех, чье искусство не укладывалось в рамки социалистического реализма (несколькими месяцами ранее состоялась разгромная критика художников в Манеже). Автор-повествователь, отделенный от описываемых событий десятилетиями, не сомневается игровой подоплеке происходящего, в том, что в Кремле был разыгран заранее разработанный сценарий, в коем лично ему отведена роль «мальчика для битья». Смена модели общественного развития в 1960-е оказалась слишком поверхностной, конфронтация по схеме «советское/несоветское» продолжала существовать и оставаться насущно необходимой власти и государству. В конечном счете, сюжетная коллизия, описанная Аксеновым, воспринимается как отражение извечного, восходящего к А. Пушкину конфликта «поэта и толпы».
По принципу резкого контраста с московскими событиями конца 1962 г. и весны 1963 г. в повествование включаются эпизоды летнего отдыха в Коктебеле в 1964 и 1968 гг. В. Аксенов сосредоточивает свое внимание на ощущении небывалой свободы, атмосферы раскрепощенности, духа творчества и со-творчества, пронизывающего общность собиравшихся в Львиной бухте, на террасе Дома Волошина или в парке Литфонда людей. По истечении десятков лет реальность преображается под пером писателя, о чем очень точно размышляет А. Латынина: «Львиная бухта, которую мы не раз посещали, даже с маленькими детьми (не надо быть выдающимся пловцом, чтобы вплавь обогнуть выступающую в море скалу) - у Аксенова как-то и таинственней и недоступнее, горы - выше, пограничники - опаснее, жизнь в палатках - романтичнее, писательские посиделки с вином, стихами и песнями - масштабнее и значительней, а вся атмосфера Дома творчества Литфонда - праздничней и бесшабашней» [9]. Здесь уместно вспомнить о важнейшем качестве литературы «non-fiction», когда благодаря свойствам памяти, ее преображающему воздействию, события и обстоятельства, люди и поступки кажутся «larger than life» - «живее, чем в жизни» (известная характеристика писательской манеры другого младшего современника В. Аксенова Сергея Довлатова) [цит. по: 3, с. 6].
Герои поколения 1960-х, говоря словами Д. Петрова, «очень разные, они чувствовали, что, кружась каждый в своем танце, движутся в общем направлении, которое, однако, не все брались определить. И их устраивала эта недосказанность, ибо позволяла назвать родство мировоззрений словом «дружба»...» [11, с. 78]. По мысли Бэллы Ахмаду-линой, они «странно и внезапно совпали по человеческим и литературным меркам. Этот была любовь к дружбе, завещанная Пушкиным. Так Пушкин любил дружить» [цит. по: 11, с. 85]. Лично-биографическое, творческое и духовное единство аксе-новских героев на символическом уровне обеспечивается покровительством, эгидой некоего «всемирного духа», называющего себя «Пролетающим-Мгновенно-Тающим». Его присутствие выводит воспоминания из сферы конкретно-житейских случаев в иную, - вневременную, - постоянно прозре-ваемую автором-повествователем реальность, где соединяются современная поэзия и музыка, звуки Волошина, Мандельштама, Белого, краски Ван Го-га и ритм буги-вуги. Вся атмосфера коктебельского единения пронизана карнавальным мироощущением, предельна театрализована. Сама история в эти годы «развивалась в соответствии с карнавальным ритуалом: профанация короля - вплоть до выноса из Мавзолея его трупа, торжество низа над верхом, замена торжественного стиля грубым просторечием» [4, с. 8]. Герои В. Аксенова, как и все поколение, освобожденное от «послесталинского страха», заражаются духом длящегося, непреходящего
праздника, с самозабвением отдаются любви, дружбе, плотским радостям и удовольствиям, противостоят официальной серьезности, любого рода запретам и догмам. Но, по точному замечанию П. Вайля, А. Гениса, «настоящий карнавал не существует без трагической темы» [4, с. 91].
Завершается коктебельская идиллия мрачной трагедией - известием о вводе советских танков в Чехословакию, ставшем тем рубежом, где карнавал остался в подтексте, а поколение «оттепели» было поставлено перед серьезным сознательным выбором. При понимании преступности власти стали невозможными ни уход в творческий процесс, ни дальнейшее поддержание иллюзии собственной независимости. Советское вторжение автобиографическим героем осмысливается как личная катастрофа, а личным же его итогом становится кристаллизация замысла большого «антисоветского романа» «Ожог» (в «Таинственной страсти» -«Вкус огня»). Для Яна, Роба и Вакса единственно доступной формой протеста оказывается телеграмма, адресованная Л. И. Брежневу, не возымевшая, очевидно, ожидаемого результата. «Чехословацкое похмелье» приводит к концу коктебельскую республику и к финальной точке саму эпоху: «<...> досрочно закончились шестидесятые и начались -никакие» [4, с. 362]. Судьбы главных героев постепенно расходятся после августа 1968 г.: для Ваксо-на неизбежными становятся фрондерство, переходящее в вынужденное противостояние системе, и в дальнейшем эмиграция, для Яна - «дозволенное» диссидентство, для Роберта и Антона - различные формы компромисса. Поколение утрачивает свое единство, и наибольшей горечью и сожалением в связи с этим охвачен автобиографический герой.
Смысл названия мемуарно-автобиографи-ческого повествования проясняется автором многократно. Таинственная страсть - это, прежде всего, непостижимые парадоксы любви и дружбы, единение душ и тел, «зарифмованность» имен и судеб. Линии отношений Яна Тушинского - Нэллы Аххо, Тушинского - Татьяны Фалькон, Антона Ан-дреотиса - Софьи Теофиловой, Андреотиса - Кати Человековой, Роберта - Анны Эров, Ваксона - Ра-лиссы Кочевой, Влада Вертикалова - Милки Коло-кольцевой, где-то только намеченные, где-то разворачивающиеся в полноценный романный сюжет, всегда оставляют ощущение полноты жизни, ее абсолютного оправдания.
Таинственная страсть - это, очевидно, жажда творчества. Апофеозом творческого процесса становятся коктебельские «посиделки», когда всю ночь звучат стихи Аххо-Ахмадулиной, Андреотиса-Вознесенского, Барлахского-Поженяна, Эра-Рождественского, Тушинского-Евтушенко и песни Октавы-Окуджавы, Вертикалова-Высоцкого. «Ведь каждый из вас жаждет отступить от тщеславия и проявить преданность своей таинственной страсти, поэзии. И страсть сия вас стремится объединить», -
резюмирует автор-повествователь [2, с. 237]. В осуществлении этой страсти - главный итог поколения. Максимальная реализация личности состоялась при творческом восприятии и пересоздании мира. «Шестидесятники» были буквально погружены в эту стихию: «Так жили поэты, но каждый не встречал другого надменной улыбкой, такого не было, наоборот: каждый друг другу говорил: "Ты, гений, старик!"» [2, с. 79]. Мир дробится на реальность, творимую поэтическими текстами, и реальность жизни, преображенную в памяти и воображении. Но последняя обретает исключительную ценность только тогда, когда оказывается выраженной в художественных формах. Любовь и дружба равняются гениальности, а гениальность пресуществляется в любовь и дружбу.
Таинственная страсть, наконец, это страсть к предательству. В романе цитируются трагически обжигающие строки из стихотворения Бэлы Ахма-дулиной:
Ну, вот и все, да не разбудит власть
Вас, беззащитных, среди мрачной ночи;
К предательству таинственная страсть,
Друзья мои, туманит ваши очи [2, с. 49].
«Призрак предательства» становится печатью всего поколения. Главным героям не в чем себя упрекнуть, но автора волнует метафизика предательства, предательство как некая «субстанция», разлитая во времени, его неотторжимая составляющая, предопределяющая качества личности. Неизбывной горечью пронизан монолог Роберта Эра: «Может быть, у них у всех - ну ты знаешь, о ком я говорю, - может быть, ими всеми движет какая-то неизученная еще страсть к предательству? К предательству, сопряженному с борьбой за власть? <...> А для власти готовы на все: нужна либерализация - дают подышать, нужно закручивание гаек - давят до посинения. Знаешь, старик, в этом ключе я и себя объявляю предателем. Я предаю свои пафосные антипредательские стихи, как будто это просто стая воробьев у меня изо рта вылетела» [2, с. 112]. «<...> Что вы выбираете - предательство или страдание?» [2, с. 241] - вопрошает Татьяна Фалькон в кульминационный момент коктебельского сборища, проблематизируя и обнажая самый мучительный для «шестидесятничества» конфликт.
Завершается повествование уходом Эра-Рождественского, и здесь театрализованно-ироничная, насквозь политизированная атмосфера романа уступает место скорбно-философскому подведению итогов: «Роберт Эр отчалил. Через восемнадцать лет после Юстаса Юстинаускаса. Через четырнадцать лет после Влада Вертикалова. Поэзия притихла» [2, с. 578]. Границы времен измеряются не десятилетиями, не историческими, подобно «мартовской экзекуции» или «пражской весне», событиями - иными вехами, сопряженными с болью и тяжестью утрат. Если вспомнить поэтическую фор-
мулу Б. Пастернака: «Ты вечности заложник, / У времени в плену», - то «шестидесятники» кажутся больше «пленниками» времени, манифестирующими свободу поведения и творческого самовыражения, но несвободными от необходимости вести «конспект эпохи», по выражению П. Вайля, А. Ге-ниса [4, с. 45], от самой эпохи слишком зависящими. Однако, как становится ясным к финалу романа, власть времени все же преодолима, и лучшие стихи Рождественского не подвластны политической и иной конъюнктуре. Его поздняя поэзия, лишенная прежнего пафоса и риторики, становится еще одной важной составляющей духовного наследия поколения, фактом общечеловеческой культурной памяти.
Ах, как мы привыкли шагать от несчастья к несчастью...
Мои дорогие, мои бесконечно родные, прощайте! Родные мои, дорогие мои, золотые, останьтесь, Прошу вас, побудьте опять молодыми! Не каньте беззвучно в бездонной российской общаге.
Живите. Прощайте.
Тот край, где я нехотя скроюсь, отсюда не виден.
Простите меня, если я хоть кого-то обидел!
Целую глаза ваши.
Тихо молю о пощаде.
Мои дорогие. Мои золотые.
Прощайте!.. [2, с. 587].
«Таинственная страсть» как квинтэссенция духовно-экзистенциального опыта автора и всего поколения стала романом-прощанием; романом-подведением итогов: жизни, творчества, эпохи; попыткой, говоря словами поэта, ощутить «за суетностью цельность / и на обычном циферблате - вечность» (И. Бродский). Человек поколения 1960-х проявил себя наиболее полно и ярко, как будто стремясь с максимальной силой прожить отведенный ему срок. Закрепляя миф о прошлом, мемуарно-авто-биографическая книга В. Аксенова формирует и вектор развития настоящего. По прошествии десятилетий многократно изменились культурные коды, но духовно-этический опыт и художественно-эстетический поиск эпохи шестидесятых важны и сегодня, важны стиль и образ мышления того поколения, формы жизни, предложенные им.
ЛИТЕРАТУРА
1. Аксенов В. П. «Квакаем, квакаем.»: предисловия, послесловия, интервью. М.: АСТ: Зебра Е, 2008. 288 с.
2. Аксенов В. П. Таинственная страсть (роман о шестидесятниках). М.: изд-во «Семь дней», 2009. 591 с.
3. Арьев А. Ю. Наша маленькая жизнь // Довлатов С. Д. Собр. соч.: В 3-х т. СПб.: Лимбус-пресс, 1995. Т. 1. С. 5-24.
4. Вайль П., Генис А. 60-е. Мир советского человека. М.: АСТ: CORPUS, 2013. 432 с.
5. Есипов В. Василий Аксенов и его поколение в романе «Таинственная страсть» // Вопросы литературы. 2012. N°4. URL: http://magazines.russ.ru/voplit/2012/4/e23 .html.
6. Кирпа О. А. Судьба «шестидесятничества» в романе В. Аксенова «Таинственная страсть» // Науковi записки Харгавського нацюнального педагопчного ушверситету iм. Г. С. Сковороди. Сер.: Лтературознавство. 2011. Вип.
3(1). С. 153-162. URL: http://nbuv.gov.ua/UJRN/Nzl_ 2011_3(1)_21
7. Княжицкий А. И. Шестидесятые и шестидесятники: Мат-лы к истории современной литературы // Русская словесность. 2010. С. 47-53.
8. Колядич Т. М. Как молоды мы были: Мемуарный дискурс в романе В. Аксенова «Таинственная страсть» // Русская словесность. 2010. С. 43-47.
9. Латынина А. Эпитафия шестидесятникам. Последний роман Василия Аксенова // Новый мир. 2010. №2. URL: http://magazines.russ.rU/novyi_mi/2010/2/la14.html
10. Маханина Н. Г. Образ поколения в художественно-документальном романе В. Аксенова «Таинственная страсть» (роман о шестидесятниках) // Филология и культура. Philology and culture. 2012. №4 (30). С. 131-134. URL: http://philology-and-culture.kpfU.m/?q=system/files/+131-134.pdf
11. Петров А. Аксенов. М.: Молодая гвардия, 2012. 448 с. (Жизнь замечательных людей: сер. биогр.; вып. 1361).
12. Торунова Г. М. Мифология шестидесятников // Литература «третьей волны» русской эмиграции: Сб. научных статей. Самара: изд-во «Самарский университет», 1997. С. 11-29.
Поступила в редакцию 31.05.2017 г.
ISSN 1998-4812
BeciHHK EamKHpcKoro yHHBepcHTeTa. 2017. T. 22. №3
755
THE PHENOMENON OF "T HE SIXTIERS" IN THE NOVEL "MYSTERIOUS PASSION" BY V. P. AKSENOV
© A. V. Polupanova
Bashkir State University 32 Zaki Validi Street, 450076 Ufa, Republic of Bashkortostan, Russia.
Phone: +7 (347) 273 68 74.
Email: avpolupanova@mail.ru
The auyhor of the article interprets the topical peculiarity of the last finished novel by Vasily Pavlovich Aksyonov "Mysterious passion" (2009). The main attention is focused on the topic of generation of the 1960s - the phenomenon of "the sixtiers" as the most significant ideological, artistic, and sociocultural phenomenon of the last century. The studied novel, which striking feature is genre hybridity, on the one hand, fits into the context of the memoirs and autobiographical texts of the late 20th - the beginning of the 21st centuries, on the other, it is perceived as the continuation of V Kataev's tradition to describe the past as a kind of second reality, or overreality, mythologized and largely theatrical. "The sixtiers" are perceived as a "code", which is manifested in the peculiarities of political and artistic consciousness and goes far beyond the boundaries of historical time. In the study, the critical layers of meaning of the novel, aspects of disclosure of historical and biographical truth in them are examined. Appealing to the symbolism of the title allows us to identify the most essential features of the generation in their ambivalent ambiguity.
Keywords: modern Russian literature, memoirs, autobiographical discourse, Vasily Aksyonov, Mysterious passion, thaw, sixtiers.
Published in Russian. Do not hesitate to contact us at bulletin_bsu@mail.ru if you need translation of the article.
REFERENCES
1. Aksenov V. P. «Kvakaem, kvakaem...»: predisloviya, poslesloviya, interv'yu ["Croak, croak...": the prefaces, afterwords, and interviews]. Moscow: AST: Zebra E, 2008.
2. Aksenov V. P. Tainstvennaya strast' (roman o shestidesyatnikakh) [Mysterious passion (a novel about the sixties)]. Moscow: izd-vo «Sem' dnei», 2009.
3. Ar'ev A. Yu. Dovlatov S. D. Sobr. soch.: V 3-kh t. Saint Petersburg: Limbus-press, 1995. Vol. 1. Pp. 5-24.
4. Vail' P., Genis A. 60-e. Mir sovet-skogo cheloveka [The sixties. The world of the Soviet man]. Moscow: AST: CORPUS, 2013.
5. Esipov V. Voprosy literatury. 2012. No. 4. URL: http://magazines.russ.ru/voplit/2012/4/e23.html.
6. Kirpa O. A. Naukovi zapiski Kharkivs'kogo natsional'nogo pedagogichnogo universitetu im. G. S. Skovorodi. Ser.: Literaturoznavstvo. 2011. Vip. 3(1). Pp. 153-162. URL: http://nbuv.gov.ua/UJRN/Nzl_2011_3(1)__21
7. Knyazhitskii A. I. Russkaya slovesnost'. 2010. Pp. 47-53.
8. Kolyadich T. M. Russkaya slovesnost'. 2010. Pp. 43-47.
9. Latynina A. Novyi mir. 2010. No. 2. URL: http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2010/2/la14.html
10. Makhanina N. G. Filologiya i kul'tura. Philology and culture. 2012. No. 4 (30). Pp. 131-134. URL: http://philology-and-culture.kpfu.ru/?q=system/files/+131-134.pdf
11. Petrov A. Aksenov [Aksyonov]. Moscow: Molodaya gvardiya, 2012. 448 pp. (Zhizn' zamechatel'nykh lyudei: ser. biogr.; vyp. 1361).
12. Torunova G. M. Literatura «tret'ei volny» russkoi emigratsii: Sb. nauchnykh statei. Samara: izd-vo «Samarskii universitet», 1997. Pp. 11-29.
Received 31.05.2017.
